Эй, можем ли мы остановиться? Я - нет.
Солнце, нещадное и безжалостное, вгрызается лучами в чувствительную кожу и норовит ужалить, оставляя на белом горящие признаки своего присутствия рядом. И смысла нет прятаться из-под одной кроны дерева под другую, идя домой такими перебежками, поэтому Юнги просто целенаправленно идёт к дому, посылая к чертям взбесившуюся погоду, впрочем, как всегда. Сезон дождей в этом году решил ему подгадить — вовремя не появляется, да и признаков ближайшего проявления даже не подаёт. Юнги это дико огорчает, хотя на каждый сезон дождей у него появляется затяжная депрессия — неизменно, будто по часам, будто он и правда зависим от погоды настолько. И парня это даже успокаивает — тогда у него есть причина, а, значит, можно помучить себя без зазрения совести, а ещё и, возможно, упрёков волнующегося хёна услышать поменьше. И всё же Юнги на него не злится. Он прекрасно знает, что старший брат беспокоится за него больше всех на свете, но пора бы уже к такому привыкнуть. Больше парня огорчает от неудобства то, что хён из-за своего изменившегося рабочего графика не может забирать самого Юнги непосредственно с работы, как делал это раньше, ведь куда приятнее находиться в машине с кондиционером, чем плестись по горячим тротуарам, умирая и расплавляя подошвы. Но в этом нельзя обвинять. У него кружится голова, хочется упасть во что-то холодное и мягкое, а ещё он безмерно был бы рад, окажись Намджун дома, хотя это совсем безнадёжно с учётом того, что он не забрал его. И всё же хотелось услышать это хёново «выглядишь не очень», увидеть тёплый братский взгляд, который давно стал согревать пуще материнского. Было бы словно глоток талой воды. Хочется снега, беспросветной стены воды, всемирного потопа, а наверху ни одно облачко даже не смеет прикрывать раскалённый шар солнца в полнеба. Юнги идёт, не сбавляя хода, хоть и кажется, будто плетёшься черепахой — время плавится на солнце, заставляет погрязнуть в нём, а сумка с бумагами в руках, кажется, весит полтонны и нещадно тянет на дно. Парень думает: как же опрометчиво он взял её с работы, решив доделать всё дома. Всё равно не станет. Из горла вырывается «айщ», и в голове возникает непреодолимое желание выбросить всё в ближайший куст. Завтра вернётся. Впереди, наконец, появляется знакомый район многоэтажек, которые скрывают дорожки в тени, прибивают к земле гарь и выхлопные газы. Юнги старается ещё быстрее преодолеть это всё, чтобы скорее оказаться дома. Пока он поднимается в лифте, вдруг успевает задуматься — дома ли Чимин? Его уже давно не волнует тот факт, что он не знает, как Чимин проходит в их квартиру, ведь для Юнги Чимин стал слишком близким, чтобы обращаться с таким вопросом. И в самом деле, Юнги сейчас был бы рад его присутствию дома, хоть и радушных объятий с порога ему бы всё равно не досталось. Отчего-то Юнги несмело улыбается, а потом потирает шею, морщась от боли и закусывая губу. В квартире стоит тишина, нарушаемая отдалёнными звуками машин, стоящих в пробке на улице — Намджун перед уходом раскрыл окна, за что Юнги сейчас ему безмерно благодарен, ведь даже по сравнению с подъездом в квартире нереально хорошо. Сумка, как и кроссы, без милости швырнуты на пороге, пуговицы на рубашке грозятся быть вырванными, пока Юнги проходит дальше по квартире. — Хён, ты дома? — с последней надеждой выкрикивает Юнги, а в ответ не следует ничего, как он и ожидал. — Чимин-а, ты? — и даже Чимина нет. Квартира приветливо встречает его лишь пустотой и светлым одиночеством, которое непременно сейчас же хочется смыть под прохладными струями душа, куда и направляется парень. Наскоро он проходит водные процедуры, смывая с себя пыль, лень и усталость, а потом одевается в домашнее, разглядывая всё также до одури бледные руки и ноги. Его тело — его храм, его биография, гордость и проклятие. Он чем-то явно похож на дерево — будто годичные кольца, только всё на поверхности кожи. Маленький шрамик на голени, когда в восемь он упал с велосипеда, вот чуть длиннее на бедре, когда соскользнул по грязи в канаву, напоровшись на ветвь, а Намджун успел его удержать от полного падения, волоча потом на себе и обливаясь кровью брата, а вот ещё светлее, чем, казалось бы, можно на обоих коленях, но, видимо, это было слишком давно, чтобы Юнги это помнил или хотел помнить. И ему кажется это смешным — боль запоминалась всегда с детства, каждый удар, порез, ушиб — ну слишком глупая ситуация. Слишком глупый Юнги. В галерее храма есть и совсем недавние следы надломов хрупкого материала дерева, а, может быть, даже следы борьбы — следы ногтей по груди, укуса, превратившегося в сплошной синяк на правом боку. Юнги смотрит на это всё, затаив дыхание и всё ещё шипя от колючей боли, если нечаянно задевает влажной рукой смелые царапины. Вытирая голову полотенцем, он выходит из ванной, чуть не натыкаясь на парня, стоящего прямо перед дверью, отшатываясь при этом назад по инерции. — Напугал. Чёрт. Чёрт… чёртов призрак, — чурается Юнги, сдёргивая полотенце со светлых волос и всё ещё испуганно хлопая ресницами. Сердце и правда забилось намного чаще: не пойми от испуга или от того, что он всё-таки явился, как и предполагал Юнги. — Я думал, ты ждал меня, — картинно надувается Чимин, разглядывая свои ногти, но при этом вызывающе улыбаясь в адрес блондина. — Ждал вообще-то, — сглатывает Юнги, подходя ближе к Чимину и переворачивая бейсболку того козырьком назад: видеть взгляд, чувствовать на себе хоть что-нибудь жизненно необходимо, и никакая прохлада не может утолить этого желания. Взгляд действительно обращён на Юнги — ни капли не стыдливый, но довольно искренний и даже поджигающий, особенно в обрамлении ярко-красных волос, выбивающихся из-под бейсболки. — Прямо там ждал? — Чим кивает в сторону ванной, а Юнги старается не терять самообладание и пытается изо всех сил с вызовом посмотреть на Чимина, хоть это его и не задевает. Да и может ли его что-либо задеть… — Может быть и там, — Юнги тянется к лицу парня, чтобы убрать прядь волос, спадающей на глаза, успевает коснуться горячего лба, но Чимин скоро резко сжимает его запястье в такой же горячей руке. Смотрит дерзко, снова улыбается, заставляет мурашки сбегаться на спине блондина вдоль позвоночника и ниже. — Жарко сегодня, — выдыхает Чимин, продолжая держаться. — Здесь лучше, чем на улице… — Может, душ принять? — не дослушивает Чимин, заинтересованно рассматривая потолок с той же улыбкой, а потом медленно выпускает руку Юнги. — Иди, конечно. Сейчас полотенце принесу, — улыбается нежно блондин и почти делает шаг в сторону, но Чимин быстрее. Он перегораживает пути отхода, которые Юнги, вроде бы, не слишком и нужны. — Намджун ведь на работе? — Да, до вечера снова, — Юнги засматривается на пульсирующую вену на шее Чимина — слишком частые сокращения, как и дыхание; горячо, сродни температуре крови, как небольшая прослойка воздуха, оставшаяся между ними двумя, и открытые окна тут явно помочь не могут. — Мне не нужно полотенце. Сейчас мне нужен ты, — Чимин начинает действовать, разворачивая ещё не просохшего Юнги обратно в ванную, а тот уже чувствует новую испарину на своём лбу, послушно проходя, но всё-таки подгоняемый Пак Чимином сзади. Внутри светлой комнаты Юнги разворачивается к Чимину, смотрит на него молящими и желающими глазами, и этот взгляд ещё больше распаляет Чимина, хоть тот и держится непоколебимо, однако руки так и тянутся к бледному телу до отточенности отработанными движениями, готовые сорвать свободную футболку и шорты. Оборвать. Не отпускать. А главное мучить в своих руках. Юнги мыслей не видит, но видит взгляд другого, отчего смущённая улыбка просто не может не появиться. Чимин срывает бейсболку с головы, откидывает на пол и проводит рукой по волосам, делая шаг ближе к парню. — Снова делаешь вид, будто не понимаешь, Мин Юнги, — Чимин подходит максимально близко, чтобы суметь опалить дыханием и так уже заново разгорячённую кожу блондина. — Но понимаешь ведь, а? И хочешь, вижу, — мурлычет он, когда Юнги опускает руки на поясницу Чимина, но тот резко отходит к душу, включая воду. — Раздевайся. И тот слушается. Он слишком привык к тону и обращениям младшего, что ему уже успело начать нравиться, да ещё и возбуждать, словно по рефлексу. Рваными движениями он стягивает недавно надетую одежду, наблюдает за Чимином, который копошится с душем, настраивая температуру воды, а потом подходит ближе, желая обнять со спины. Чимин не поддаётся объятиям снова, а его реакции мог бы позавидовать кто угодно. Он перехватывает подошедшего парня, роняет на спину в душ, отчего Юнги больно ударяется и морщится от боли в лопатках. Тело попадает под ровные струи тёплой воды, что заставляет прочувствовать боль в спине ещё сильнее. — Ох, Юнги, сам виноват, нечего было пугать, — хмыкает Чимин. Юнги кажется это довольно надменным обращением, но он и не ждёт жалости, пока Чимин не нависает над ним, затягивая в глубокий поцелуй — гораздо горячее, чем вода. Пальцами он нащупывает спину нависшего над ним парня, ощущая слой намокшей насквозь тут же футболки, и никого это сейчас не волнует. Чимин целует жарко и чуть больно, клыками неизменно закусывая, почти прокусывая нижнюю губу. Юнги слегка стонет от этой боли, вызывая у Чимина глубокий-глубокий выдох и желание напороться на этот звук снова и снова, отчего тот напирает сильнее, впечатывая блондина в мокрый кафель, заставляя лопатки ныть от саднящей боли. Эта лёгкая, но острая боль окутывается мягким облаком тепла и возрастающего донельзя желания. Желания давить, желания быть искусанным. Желания услышать приторно-жалобный стон, желания прижать к себе на все сто. Желания слиться, в конце концов, а потом уйти с потоком грязной от похоти и прихотей воды прямиком в канализацию, быть выплеснутым в бесконечность мирового океана. Блуждать, изучать выученное наизусть и без того. Чимин сильнее физически, и Юнги, даже собрав последние силы и надавив на плечи младшего, не может подвинуть его хоть чуть-чуть для большего удобства и последующего продвижения. Но тот всё смекает, нехотя отрывается от поцелуя, оттягивая нижнюю губу, потом не удерживается, резко кусает за подбородок, вызывая что-то похожее на визг от Юнги, рычит и встаёт на колени, поднимая старшего за собой. Поток тёплой воды всё ещё бессменно орошает обоих, создавая шум, отчётливо прерываемый лишь чересчур частым дыханием. Юнги едва не захлёбывается от всего этого, опуская голову от воды, но всё же приближаясь к Чимину, стараясь обнять того за талию. Чимин перегибается быстро через старшего, переключая воду, отчего поток становится резко ледяным и от этого почти обжигающим. Юнги рычит от неожиданности, что вызывает у младшего только ухмылку, хотя вот ему как раз и не хочется находиться под холодной водой, поэтому он, как и планировал, перехватывает Юнги, оказываясь на его недавнем месте — внизу, на холодной плитке, прикрываемый сверху нависшим старшим, по лицу которого можно явно сказать — водичка не по нраву. Чимин снова улыбается. — Слишком холодно, — Юнги тянется к крану, но рука Чимина тут же обрывает его. — Займись мной, тогда станет теплее, — ухмыляется он и дёргает парня на себя, что тот чуть не падает вниз плашмя, подрагивая от жутко холодных капель, которые с продолжением времени, кажется, всё теряют и теряют температуру в геометрической прогрессии. Чимин чувствует холод на спине старшего, а Юнги небольшие участки тепла от ладоней, что заставляет его продолжать начатое. Юнги целует, сильно отвлекаясь на то, чтобы стянуть с младшего тяжёлые от воды штаны. Получается трудно, но слишком хочется, чтобы останавливаться. Кожу на спине от холода он не чувствует — занемела, да и ладоней Чимина там нет, потому как одна перемещается к стягиванию собственных штанов, а другая находит давно вставший член Юнги, тут же проводя резко по всей длине. Юнги выдыхает, размякает от прикосновения, почти наваливаясь подрагивающим телом на Чимина, если бы тот, наконец, не справился со штанами и не подставил руку, больно уперев в грудь. — Эй, не смей, — сквозь зубы говорит Чимин, ощущая на себе холодные капли, будто проходящие сквозь. Руки ощущают дрожащее тело. — Обними, холодно, — скулит Юнги, стуча зубами, а Чимин закусывает губу от этой интонации старшего, нетерпения и некоторой злости. — Так ты трахнешь меня сегодня или нет? — рычит младший, ногтями до боли упираясь в грудь нависшего, оставляя там пятерню ярких следов. Юнги шипит, но всё же раздвигает ноги Чимина так, чтобы было удобно, заставляя и Пака поёжиться под холодной водой, а потом наконец входит почти полностью, заставляя младшего выгнуться дугой и впивать ногти уже в спину. Юнги вздрагивает, зажмуривает глаза и медленно выдыхает, чувствуя, как горячо внутри Чимина. Этот контраст сводит с ума, заставляет голову кружиться, а сознание уносит куда-то на пограничную станцию между реальностью и чем-то божественно прекрасным, со вкусом холода на посиневших губах. И Юнги хочет двигаться, проходить маршрут нирваны дальше, только тело от дробящего льда по спине не даёт этого сделать. — Юнги-я, — с громким рыком Чимин притягивает старшего к себе, хватаясь за ягодицы, а тот выдыхает со стоном, прерываясь на стук зубов. — Ты похож на глупую статую. Исправим, — Чимин скалится и тянется рукой наверх, продолжая сверлить блондина взглядом. На секунду струи воды перестают бежать, но Юнги этого не чувствует из-за занемевшей на сквозь кожи. Ему думается, что на спине, должно быть, сейчас морозные рисунки, образующие разветвлёнными линиями целую и недробимую композицию. Но никак не просто вены, выступающие тёмными прожилками на мраморе кожи. А через мгновение он уже чувствует резкость обжигающей воды, что от неё наверняка поднимается растаявший пар. Вместе со слоями кожи. Больно, безудержно горячо. Застоявшуюся тишину в ванной комнате прерывает продолжительный стон вперемешку с шипением. — Кипяток, — ещё шипит Юнги, наклоняя мокрую голову, щекоча лицо Чимина волосами. — Именно, — рычит Чимин в ухо и закусывает его, закрывая глаза от отскакивающих капель. А Юнги инстинктивно всё же двигается, ощущая теперь всё нарастающее и нарастающее жжение. Чимин выгибается с каждым толчком и стонет в ухо, шепча непристойности, а Юнги не слышит их и отнюдь не из-за шума. Все нервные окончания будто собрались в районе спины, а ещё опоясывают низ живота, зажимая всё в тугое кольцо, создавая законченное творение совместных стонов почти в унисон. Боль мешает слышать, хочется закончить всё быстрее, и Юнги буквально долбится в Чимина. Но в тоже время внутри хочется быть, хочется останавливаться, и он пытается, но не может себе этого позволить. Вдобавок, руки Чимина ползут на спину, не боясь горячих капель, сжимают ногтями сильнее, а в глазах стоит темнота, разбавляемая белыми искрами. Юнги старается терпеть физически, но стонов боли и наслаждения унять не может. И руки Чимина скинуть не может: так он ближе. Чимин кончает себе на живот, а Юнги через несколько мощных толчков внутрь, и, не разбирая, падает на разгорячённое тело. Тянется ослабевшей рукой вверх, хнычет младшему в плечо, не может дотянуться. Чимину нравится всё это. Слишком. Но он всё же сам протягивает руку и выключает воду. Юнги не может сложить воедино все его чувства, проскальзывающие за эти минуты словно шаровые молнии, оставляя те самые искры. Он шумно дышит в шею Чимина, хотя тот и сам пытается отдышаться, что в душной от пара комнате довольно трудно. Чимин направляет руку на спину Юнги, проводит от плеч к ягодицам, вызывая громкие вздохи старшего. Ощущает, как от кожи идёт пар, а сама она горит. Юнги кажется пламенем. — Ожог, наверно, — выдыхает в шею Юнги. — Ничего, заживёт, — Чимин щипает блондина за ягодицу, от чего тот тихо стонет. — Вставай. — Не могу. — Как всегда…***
В сон Юнги врывается отчётливый запах сигарет, разгоняет там суматоху, призраком окутывая сознание. Он впивается в каждую клеточку мозга, просит проснуться и выдохнуть. И Юнги просыпается, находя взглядом в сумерках очертания окна и сидящего на подоконнике парня. С улицы по-прежнему доносятся звуки спешащих автомобилей, а в комнату врывается лёгкий вечерний ветерок, разнося запах сигарет по объёму всей комнаты. Юнги тянет носом, ощущает на спине жжение, а также то, что он укутан в одеяло с головы до пят. Он передёргивает его, и спину покрывает холодный участок, принося немыслимое наслаждение и успокоение. Огонёк мелькает в темноте, к нему хочется тянуться, словно мотыльку, и Юнги всё-таки встаёт, оставляя одеяло и осознавая, что он, оказывается, в нижнем белье. А Чимин смотрит на него, мелко затягивается, выдыхая дым прямо в комнату — ветер всё равно занёс бы обратно с улицы. Смотрит на плетущегося блондина, и ему, наверно, хочется от этого улыбнуться, но он не улыбается. — Иди сюда, — Чимин протягивает руки чуть вперёд, и Юнги устремляется к нему, грозясь быть обнятым, приласканным, окутанным в дымное тепло. Но Чимин только обхватывает коленями его бёдра, упираясь в косточки. — Есть ещё? — кивает Юнги на сигарету, а тот отчего-то пожимает плечами, переворачивая сигарету в руках и направляя её к парню. Тот затягивается из рук Чимина, выдыхает ему в плечо, опирается о него лбом. Юнги хочется чувствовать нежность и самому дарить её, но как-то не выходит. Получается что-то диаметрально противоположное, будоражащее кровь, вставляющее лучше экстази, заставляющее кричать, а потом получать удовольствие. Но без тепла. — Надень футболку, когда придёт Намджун, — произносит Чимин слегка хрипло. — Надену, не беспокойся. — Я беспокоюсь? — усмехается Чимин, отчего плечо подрагивает. Может, и беспокоится, но за Юнги ли? — Ему просто не нужно видеть. — Боюсь увидеть сам, правда ли там всё так страшно, — говорит Юнги в плечо. С улыбкой послеболевой, послебоевой. — Да нет, могло быть и хуже, — мурлычет Чимин в ухо, а потом отстраняет от себя немного, приподнимая голову парня за подбородок, вглядываясь в темноту уставшего взгляда. — Закрой глаза. Юнги послушно закрывает, погружаясь во тьму, проводя руками по бёдрам Чимина, а потом ощущая его дыхание — близкое-близкое, бархат тёплых губ и мягкие, скользящие движения языка. Он тут же открывается, идёт навстречу неспешному, нежному неожиданно поцелую, запуская Чимина в свои поры вместе с сигаретным дымом, пропитываясь им через эти прикосновения. И Чимин даже не кусает, делает всё осторожно, кладёт руку на одно плечо, а затем слышит визг Юнги и чувствует укус уже на своей губе. Младший откидывает голову назад, шумно выдыхает со стоном, пока Юнги прикладывает руку к обожённой сигаретой ключице, закусывает губу. Остатки сигареты сложились гармошкой от нажатия. Юнги вновь повержен, а Чимин получил то, что хотел. — Чёрт подери, как же я, блять, обожаю твои стоны, — рычит Чимин, вновь смотря на Юнги взглядом хищника, не меньше, и скалится. А тот и не хочет делать шаг назад, надеясь, что его раны залижут. Но такого не произойдёт. Только не с ним. Чимин хватает Юнги за затылок и буквально вгрызается поцелуем, а Юнги тихо стонет, запуская в свою очередь пятерню в огненные волосы младшего.***
В темноте кухни светом озаряется только лицо и крепкие плечи Намджуна — экран ноутбука непримиримо врезается свечением в глаза, сколько не выкручивай яркость. Но это уже привычно, незаметно, так как мысли Намджуна всё там же — в механической коробке, в путах сети. Точно также он не замечает, как на кухню прокрадывается призрак-Юнги — весь в чём-то белом, да и сам плюсом бледный до невозможности от природы — от матери досталось, что о Намджуне не скажешь — копия отца. — Намджу… — Чёрт, напугал, — он и правда напуган, даже дыхание чуть сбилось. — Ты не сказал, когда пришёл, — Юнги садится рядом так, что на его лицо тоже немного брызжет голубой свет. — Я заходил к тебе, но ты спал. Не хотел будить, — кивает Намджун. Юнги отчего-то усмехается. — Сам не знаю, как я уснул и оказался в кровати. Тогда ещё было светло, а когда проснулся — темнота. — Устал сильно? — беспокоится Намджун, переводя пристальный взгляд на Юнги, от которого тот тает, как и от каждого заботливого и беспокоящегося взгляда хёна. — Да. Заработался, — находится Юнги, смущённо улыбаясь. — Отдыхай больше, тебе не стоит слишком напрягаться, я ведь тоже работаю. Там, кстати, в ванной валялись мокрые насквозь вещи, я унёс на сушилку… — Мои? — насторожено переводит взгляд Юнги обратно на брата, а потом запинается, но приходит в себя, начиная густо краснеть, что в сумраке не заметно. — Ну да. Захожу, там всё на полу валяется, ступить некуда, — хмыкает Намджун, упираясь взглядом в экран, а потом резко опять переводит на Юнги, за чем следует ухмылка. — Эм-м, а должны быть чьи-то ещё вещи? — Ну Чимин мог… я думаю. Жарко сегодня было, хён. Да… Он ушёл только что, вы не пересеклись разве? — младший братишка словно оправдывается перед старшим. — Чимин? Ушёл? — Да, ты же знаешь, он любит к нам в гости заглядывать, — улыбается одним уголком Юнги и устало вздыхает. — Нет, не виделись… Они ещё недолго болтают, после чего Юнги отправляется досыпать — сон рядом с Чимином даже в потенциальной отключке от вымотанности бодрости не придал, а завтра на работу с утра. И встать пораньше, чтобы не беспокоить хёна с поездкой до места. Намджун же продолжает сидеть на кухне, пялится в экран, но совершенно не вникает в то, что там происходит — думает о другом. Имя «Чимин» шелестит в его голове, проходя по извилинам туда-обратно, но до уголочков памяти докапаться не может. До боли знакомо, но от чего? От того, что Юнги упоминал о нём в последнее время несколько раз? — Какой, к чёрту, Чимин? — произносит шёпотом Намджун сам себе, не понимая, как этот парень мог прошмыгнуть бесшумно из комнаты Юнги мимо него, при этом, видимо, проходя сквозь входную дверь — без поворота замка.