Abyssus abyssum

"Никогда не давай ничему прижать тебя. Можно видеть самого дьявола, но никому не дать об этом знать", - однажды он проснулся с этими словами. Они были принесены светом слепого закатного солнца, ворвавшимся на террасу, где он спал в гамаке. И свет был ярче кардинальского пурпура, ярче беспощадного цвета свежей крови, который воспринимается, кажется, не глазами, а животом, будто запах... Штандарты с гербом короля Наварры развевались над шлемами, знаменосцы несли их высоко, словно позабыли про усталость. Радость всадников передавалась лошадям, они фыркали, пытались заиграть друг с другом, ломая строй. Вороной тоже поддался было общему воодушевлению, однако всадник этого воодушевления не разделял и конь вынужден был смириться. Чезаре сжал поводья вороного. Он все предусмотрел, все шло так, как он и задумал. Еще с январских праздников были разосланы письма - всем, кому только возможно. Он знал, что эти письма были как удары тяжелых ядер. "Чезаре Борджиа пишет о своем возвращении так, словно он просто уезжал отдыхать. Он наверняка имеет пару тузов в рукаве, этот пройдоха-каталан". Начинать надо с малого. Письма пошли и к графу де Бомону - слишком угрожающие, слишком жесткие для того положения, в котором находился король Наварры. "Для чего так дразнить зверя, брат мой?" - спросил король Иоанн, когда Чезаре явился с просьбой подписать третье письмо графу - с требованием явиться в Памплону и угрозой конфискации графства Лерин и других земель де Бомона в пользу Наваррской короны. Луис де Бомон далеко не прост, ответил тогда Чезаре. Но, получив третье письмо с угрозами и не обнаружив за ними практических действий, он решит, что громко лающий пес не укусит. И вот когда он рассудит так, продолжал Чезаре - тогда мы будем кусать. Иоанн кивнул и, старательно умакнув перо, внизу на плотном желтоватом листе вкось начертал свою подпись. Для первого укуса место и время выбиралось очень тщательно. И небольшой отряд, ведомый Бомоном-младшим, сыном графа, должен был полечь весь. Весь, до единого человека. Исключая графского сына. Свалившиеся на графский отряд сразу с двух сторон, словно град на молодые побеги, королевские воины закружили солдат де Бомона в смертельном хороводе. Чезаре орудовал мечом, с радостью чувствуя, как привычной веселой яростью наполняется каждый нерв, каждая мышца. Под его ударом лопнул шлем, разверзся багряно-алой трещиной, в которую хлынула кровь и беловатые сгустки. Крики, вопли боли, звон мечей и топот копыт казались сладчайшей из мелодий, и забыто было тягостное чувство, с которым он садился в ожидавший его на дороге возок, которое свербело в нем все полтора месяца, проведенных у короля Иоанна. Жить, дышать, дарить и отбирать жизни - снова то же опьяняющее сознание собственного могущества! Он жив, слышите?.. Упавший с разрубленной головой всадник открыл путь к де Бомону-младшему - тот и не думал отступать, рубился как бешеный, и рядом с ним рубился крепкий малый, в движениях которого Чезаре уловил что-то знакомое. Все шло по его задумке - пока он не увидел этого парня. Если хотя раз видел человека в бою, узнаешь его потом из сотен. Это как запах, как почерк, как пожатие руки - то, как человек отбирает жизни. Но целью Чезаре был де Бомон-младший, оборонявшийся пока слишком успешно. И он почти достал графского сына, тот уже начал уставать, отбиваясь сразу от двоих - Чезаре и солдата в давно нечищенном бацинете. Присланные императором Максимилианом наемники не блистали выправкой, зато были умелыми воинами - Нечищенный, как мысленно окрестил его Чезаре, несмотря на малый рост, так и наседал на Бомона, не давая ему продыху. Лошадь под графом подалась назад, но королевский наемник привстал в стременах, острие его меча скользнуло по дорогому чеканному нагруднику и вошло у шеи де Бомона. И тут - этот самый парень, которого узнал Чезаре. Здоровяк, казалось, выпил эликсира жизни - силы его будто бы утроились, одним ударом своего двуручника он разрубил нагрудник наемника. Двуручник летал в его руках, будто сам дьявол помогал ему управляться с тяжеленным мечом. Чезаре знал это состояние - редко-редко поймаешь его в бою, но если поймать, то кажется, что и само время вокруг тебя останавливается, и ты становишься способен на непосильное обычному человеку. И вот теперь даже он сам не успевал за здоровяком - тот, схватив поводья графского коня, рванулся сквозь воющую круговерть людей и мечей, круша все на своем пути. И пробился, вместе с едва держащимся в седле де Бомоном, который обхватил коня за шею, пачкая его серую шерсть своей кровью. Чезаре послал коня вперед и почти достал здоровяка, но удар пришелся вскользь по шлему, сбив его. Перед Чезаре мелькнули светлорусые волосы, загорелое лицо, взгляд светлых глаз хлестнул по лицу. Тот самый, из аббатства... - Почему вы позволили де Бомону уйти? - задавший этот вопрос королевский советник, лысый, с пучками седых волос над ушами, тотчас смешался под взглядом Чезаре. - Потому что счел это необходимым, - не спуская с советника глаз, улыбнулся Чезаре. Лысый, верно, клял себя за то, что осмелился задать вопрос - взгляд Эль Валентино был почти страшен. - Брат мой, вы и так неимоверно подняли дух наших войск, - король, неизменно присутствовавший на советах, хлопнул Чезаре по плечу. - И составил достаточное представление о том, что представляют собой люди графа, - ответил тот. Можно было бы добавить, подумал Чезаре, что он оценил верность того светловолосого капитана. Но говорить такое этим военным советникам, и не видевшим настоящих войн, не следовало. Если ты хоть немного слыхал о Чезаре Борджиа, досточтимый слушатель мой, то не удивишься, узнав, что за неполные два месяца Эль Валентино умудрился обзавестись в Олите множеством полезных для себя знакомств. Когда почти стемнело, двое в простых темных плащах появились на невзрачной узкой улочке неподалеку от старого дворца. В одном из домов там помещалась трактирчик и лавка еврея-выкреста, бежавшего из Логроньо. В трактирчике подавали риохское, гретое с медом и пряностями, а в лавочке торговали красивыми безделушками мавританской и гранадской работы, которые хозяин оглаживал столь любовно, будто то были живые существа. - Присаживайтесь, присаживайтесь, - узнав своих гостей, засуетился хозяин. - Холодно сегодня, не прикажете ли вина? С медом и миндальным орехом, с корицею?.. - Благодарю, - Чезаре, а это был именно он, указал сопровождавшему его Хуанито на столик в углу. Следующие час-полтора гости прихлебывали горячий ароматный напиток, а усевшийся с ними третьим сын хозяина полушепотом, блестя черными, как тутовая ягода, глазами, отвечал на расспросы Чезаре. - ...конечно, я видел. Да и... - хозяйский сын лукаво улыбнулся. Чезаре знал, что в этот трактирчик отовсюду стекаются самые разные сведения, здесь что-то вроде лавки сведений. Но вот источники этого своего товара здесь хранят надежно. - Граф его держит, как верного пса, - продолжал трактирщик-младший, - а сын графский - как компаньона. Отец так, а сын эдак. С сыном они ближе, все равно что сеньор и вассал. Но тот не вассал, нет. Видели вы, чтобы волк был вассалом? Нет? То-то же. - Понимаю, - закончил разговор Чезаре и поднялся, отставив недопитую кружку. - Держи. А это отцу отдашь. Парень схватил монету, словно белка орех, затиснул в кулак, а данный Чезаре кошелек сунул за пазуху. - Не перепутай, - бросил Чезаре. - Золотой тебе, кошелек отцу. - Можно было и не говорить, ваша милость, - прошептал парень. Глаза его зло блестнули. - В Логроньо опять костры горели. В среду. Чезаре безразлично кивнул, запахнул плащ - Пепельную среду святая инквизиция предпочитала отмечать кострами. Бежавшие из Логроньо лавочник и его семья наверняка потеряли в эту среду кого-то из своих знакомых или даже родственников. Нечему удивляться, да и задумываться об этом было не с руки. Гораздо полезнее было подумать об узнанном. Итак, того, которому он помог у источника Святой Марии, самого полезного человека графа де Бомона зовут Мартин Бланко. Чезаре шел, не замечая грязи узких темных улиц, ум его лихорадочно работал, сопоставляя известное и предполагая неизвестное. Еще через день и несколько столь же важных разговоров с очень разными людьми известное и неизвестное сложилось в уме Чезаре в узор, упорядоченный и ясный, как искусная мозаика. И теперь путь его лежал к подвалам замка Олите, куда заключили двоих солдат Бомона, захваченных живыми. "Судьба. Так зовут мою верную шлюху", - вспомнил Чезаре говоренное им когда-то. Вспомнил, узнав в одном из пленных того самого молодого губошлепа, которого видел у аббатства вместе с капитаном Бланко. - Твое имя? - Пепито, ваша милость, - испуганно проговорил губастый. - Пепито, - почти нежно протянул Эль Валентино, пройдясь по парню таким нехорошим взглядом, что тот отчаянно покраснел. А когда за посетителем закрылась дверь камеры, солдат упал на колени и от всего сердца молил Пресвятую Богородицу оградить его от зла и нечестия. Чезаре же в это время, устроившись у столика в своих покоях, изучал карту, покусывая то и дело кончик бронзового циркуля. - Милостивые господа, пришло время королевским войскам вступить в Лерин, - так начал герцог Валентино следующий военный совет. *** Перенесемся, внимательный слушатель мой, теперь на безрадостную равнину в двух милях от вотчины графов Лерин. Именно там Мартин Бланко ожидал со своими кавалеристами сигнала и думал о том, что не так все безнадежно, как считают многие. Пусть у короля Наварры есть теперь присланные императором Максимилианом ландскнехты и швейцарцы - но граф говорит, прислано-то меньше, чем обещано. Всего пять тысяч, а может, и того нет. Молодой граф, жалко, не оклемался еще. Потерял много крови, отлеживается во Вьянском замке. Мартину пришлось муштровать подчиненный молодому графу отряд - прибывший накануне герцог Манрике де Лара оказался надутым индюком, неспособным ни зажечь солдат, ни повести их за собой. Он произнес речь, прохаживаясь перед строем пехотинцев, но и Мартин, и старый граф де Бомон сразу поняли, что этот человек не военачальник. Граф сразу же увлек герцога де Лара в замок, сказав, что его мнение бесценно на военном совете, а Мартину указал на солдат. - Под вашу команду, дон Мартин. ...Лерин был потерян де Бомоном очень быстро. Слабо защищенный город, лишенный мощных стен, на плоской, как трактирный стол, равнине не мог выстоять под ударами пушек и сдержать отряды короля Наварры. Горожане вышли к королевскому войску, умоляя о милости. Передавали, что Эль Валентино не позволил наемникам грабить город, а застигнутых за грабежами повесил безо всякой жалости. Однако от голода это город не спасло, как было голодно, так и осталось. Недород, недород в этом году, разгневался Господь, шептались люди. А графские войска отступили к холмам, под их крутые спины - чтоб было на что опереться. И вот завтра их ждет бой. Лазутчики доносили, что Эль Валентино не вступит в бой, пока не подойдут оставшиеся пять тысяч из присланных императором солдат. И оба войска стали лагерем друг напротив друга. Нельзя пропускать Борджиа ко Вьяне, думал Мартин, не удержат они Вьяну - последний укрепленный город Луиса де Бомона. - Отойдешь, - велел ему граф. - Вон туда, к зарослям. С отрядом моего сына. Лучшие должны быть прибережены до самого крайнего случая. За сигналами следи. И с Борджиа глаз не спускай - от тебя дорогу лучше видно. Ты, конечно, понимаешь, досточтимый слушатель, что для солдата ждать в стороне гораздо труднее, нежели сражаться. А для Мартина то было труднее вдесятеро. Несмотря на благодарность графа за спасение сына, несмотря на уверения де Бомона-младшего, что теперь они с Мартином настоящие братья по оружию, Мартин ощущал себя сейчас почти беззащитным. Потому что два дня назад, прощаясь с золотоволосой женщиной, называвшейся женой Арнольфини, услышал от нее самой то, что еще прежде узнал от суровой Анхелы. "В тягости она", - буркнула Анхела в ответ на расспросы Мартина. Встречаться с Кристабель сам Мартин не мог - он был нужен де Бомону. И все же он улучил часок и поскакал к Азуэло. Стражник у боковой калитки храпел, ему открыла сама Анхела и провела в замок. До сих пор шло все благополучно, и Арнольфини после первой брачной ночи проснулся с уверенностью, что его копье побывало в лоне новобрачной, а кровь на простыне привела его в особенно хорошее настроение. Однако далее его силы стали угасать, Арнольфини жаловался на сонливость и часто засыпал , едва коснувшись головой подушки, так что о любовных утехах помышлять ему было не с руки. В те же две ночи, когда доступность юной жены превозмогала его апатию, тело отказывалось подчиняться старому Арнольфини. И вот теперь старик храпел в своей спальне, а Мартин, легко преодолев расстояние до невысокого окна, во все глаза смотрел на очень изменившуюся, как ему показалось Кристабель. - Ты... - Я в ожидании, - прикрыла она глаза, пряча улыбку. "В ожидании" - так она сказала. Не в тягости - в ожидании. И вот это оказалось уязвимым местом, думал Мартин, все равно что плохо заклепанная брешь в нагруднике. - Никак, скачет кто-то, - услышал Мартин и прищурился. Из-за холма вывернул всадник. И очень скоро Мартин и остальные узнали в нем Пепито Лопеса, который пропал после прошлой стычки с Борджиа. - Сеньор Бланко! - заверещал было Пепито, спешиваясь. И тут же перешел на полушепот. - Сбежал я! Держали нас с Гонсалво в самом пекле. Думали Гонсалво послать к его сиятельству графу с предложением сдаваться, ну и меня с ним заодно держали. Уж конечно, такого охламона как Пепито, Чезаре Борджиа никогда бы не послал, подумал Мартин. - А герцог-то меня сразу заприметил, еще в Олите, - продолжал тараторить Пепито. - Как глянет... Господи помилуй, я будто голый перед ним. Самая что ни на есть мерзость. Перепугался я, не приведи Господь - глаза у него как уголья, так и горят, вот не вру. Как есть сам сатана! И смотрит на меня. Испугался я, что он меня нечистым манером использует... - А коня где достал? - прошипел потерявший терпение Мартин. - Дак стоял оседланный, еле привязанный. Я вижу, что герцог советоваться стал с остальными, на меня смотреть бросил. Задом-задом да и ходу! В седле-то я крепок. - О чем же он советовался? - буркнул Мартин. Про товарища парень даже не помянул, подумал он. - Да что часть-то, небольшой отряд, пошел к Азуэло, севером. Чтоб замок, значит, занять... Азуэло! Граф вытребовал у Арнольфини всех его людей, даже Стефано Арнольфини принужден был вступить в войско графа, и защищать замок некому. Некому! Женщины, старик капеллан да человек пять слуг, которые с удовольствием поживятся хозяйским добром. - Обойти его сиятельство... с севера... Чтобы прямиком на Вьяну, - сквозь зубы пробормотал Мартин, почти не думая ни о графе, ни о Вьяне. Собравшиеся сержанты молчали. - Его сиятельство велел тут быть, - сказал, наконец, один из сержантов. Пепито он, судя по всему, не поверил. - Сигнала ждать. - Ты остаешься за старшего, - кивнул ему Мартин. Слова сержанта его немного отрезвили. - Я беру первый десяток и скачу к Азуэло. С этого, - он махнул на побледневшего Пепито, - глаз не спускать. И с дороги. Что рассказать тебе, терпеливый мой слушатель, о том, как Мартин летел меж холмов, как нахлестывал коня, спеша к замку Азуэло. О нет, никакого пылкого влюбленного не было и в помине - так волк летит навстречу другому волку, посягнувшему на его стаю. Скоро смеркалось. Если замок атакуют - он увидит огни, увидит еще издали. Он молился - Господу Иисусу, Богородице и всем святым, которых мог припомнить, чтобы не увидеть огней. Но у замка действительно полыхали не менее трех костров. Отослав одного из солдат к графу, Мартин пришпорил коня и выхватил меч... И остановился шагах в ста от замка - не найдя и следа врагов. Вот замок, темная махина, на которую спускался вечер. Костры. Всего лишь три больших костра - и никого возле них. Горели большие пирамиды сухих оливковых ветвей и хвороста, сложенные и подожженные, несомненно, умелой рукой. Его одурачили. Одурачили! Мартин расхохотался - несмотря ни на что, он чувствовал такое облегчение, будто его собирались казнить, уже подвели к виселице, поставили под петлю, и вдруг пришел приказ о помиловании. Наверное, он подскакал бы к самим воротам, затарабанил бы в них. Замок никто не штурмовал, отчетливо понял он. И не собирался штурмовать. Негодяй Пепито... И только сейчас Мартин увидел, что был один. Десяток кавалеристов, которых он взял с собой, бесследно исчезли. Они не последовали за ним, когда Мартин увидел костры. Они сочли за благо отступить. И Мартин расхохотался еще громче. Обратные пятнадцать миль он ехал гораздо медленнее - его рыжий выносливостью не отличался, а отдохнуть не успел. Едва не вслух Мартин честил самыми грязными ругательствами и Пепито, и сбежавших кавалеристов, и весь женский род. На землю давно успела спуститься ясная лунная ночь, когда он почти шагом въехал на холм, за которым должен был стоять его отряд. И вот тут Мартин замер, едва удерживая яростный вопль. Стоны умирающих, всхлипывания, мольбы и проклятия, сливавшиеся в невнятный негромкий гул, гарь и смрад... Мертво было между холмами. Мертво и смрадно было и дальше. Все было кончено за то время, пока он скакал к замку и почти шагом ехал обратно. Словно нарочно Пепито выманивал его именно тогда, когда Борджиа готовился к атаке. Ни костров, ни остатков лагеря. Уцелевшие, должно быть, ушли ко Вьяне. - Те, кто остался, ушли во Вьяну, - услышал Мартин. Словно ответили на его мысли. Лица человека, стоявшего в тени росшей на холме оливы, он не видел, но голос узнал сразу. Гибкий низковатый голос, который мог быть и грубым, и бархатным, почти ласкающим. Только безумец мог дожидаться его здесь; безумец - или вот этот человек. Чезаре Борджиа. Человек выступил из тени, и лунный свет упал на его одежду, Мартин узнал черненый нагрудник того, кто едва не помешал ему выволочь из боя раненого де Бомона-младшего. Но на сей раз на Эль Валентино не было шлема - и потянувшаяся было к мечу рука Мартина опустилась. - Я благодарю вас за псов, дон Мартин де Бланко, - начал Борджиа, и Мартин едва не вскрикнул от изумления - как чертов каталан догадался, что записка была именно от него? Эль Валентино обезоруживающе улыбнулся, сверкнули в темной аккуратно подстриженной бородке белые зубы. - Я хочу предложить вам должность капитана... Моего капитана. Это для начала, и очень солидное вознаграждение, - сказал он. - Вьяна будет взята - не завтра, так через месяц. Де Бомона обвинят в измене королю Наварры, и ему очень повезет, если его просто обезглавят. Граф жив и на свободе, подумал Мартин. - В конце концов, вы живы сегодня, благодаря мне, дон Мартин, - как бы между прочим, заметил герцог и улыбнулся шире. Мартин заскрипел зубами. - Нет, я не перекупал вашего мальчишку, он вполне предан вам. Достаточно было слегка напугать его, - взгляд Эль Валентино сделался вдруг таким мягким и ласкающим, будто Мартин был женщиной, которую герцог вожделел. - Вот так. Против воли Мартин усмехнулся. И тут же оборвал усмешку - этот план Борджиа с ясностью доказывал, что каталан прекрасно знал о том, что Мартин непременно бросится к Азуэло, пренебрегая приказом и здравым смыслом. - Вы умны, отважны и осторожны, - словно стараясь успокоить Мартина, продолжал Борджиа. - Я это ценю. После Наварры я намереваюсь вернуться в Италию, чтобы отвоевать свои земли. Видите, я с вами вполне откровенен. Присоединяйтесь. У нас с вами много общего. Что вам этот граф-наемник? И правда, граф-наемник - Мартин в душе полностью согласился с таким определением для свого патрона. Очень хотелось ответить герцогу согласием. От Борджиа шла та веселая и захватывающая яростная волна, которую Мартин знал. Так пахнет человеческая удача. Но сейчас он не мог... - Я желал бы ответить согласием, ваша светлость, - хрипло начал он. Луна скрылась за тонкое облако, и лицо Борджиа потемнело. - Но есть некоторые обстоятельства... Не могу, ваша светлость, - почти прошептал он. - Чезаре, - голос Борджиа чуть дрогнул, и Мартин вдруг понял, что именно такого ответа Эль Валентино от него и ждал. - Зови меня Чезаре. Он будто сбросил одеяние владетельного сеньора, не потеряв ни горделивой осанки, ни выражения силы во взгляде. - Чезаре, - послушно повторил Мартин. - Короли, владетельные сеньоры - как старые разбогатевшие шлюхи, - сказал Чезаре другим тоном. Голос его стал глуше. - Старые кокетки, которым нужны молодые горячие мужчины, чтобы поддерживать в них силу и страсть. Сперва они дают деньги и шепчут о любви. А потом продают тебя. Он отвернулся и тихо свистнул. Послышалось конское фырканье и звон стремян. Слуга - непонятно, как и где он прятался, - вывел двух коней. Чезаре легко взлетел в седло одного, слуга вскочил на другого. - Не спи со шлюхами, Мартин, - бросил Чезаре, поворачивая коня.