Завтра будет лучше

Помня свое обещание заехать в больницу, я решил не откладывать это дело в долгий ящик, и вышел из дому в понедельник пораньше. Пропускать работу было не с руки, так что до начала смены успею вернуться и зайти домой за сумкой, а вот на учебу один день можно и забить. Пропусков у меня не так уж много, потом как-нибудь все отработаю. Девятая больница, черт бы ее побрал, находилась за чертой города, в области, и раньше это мне даже нравилось, ведь от прошлого места жительства она была всего лишь в получасе езды. Сейчас же пришлось добрый час потратить на давку в автобусе и утреннем метро, прежде чем я вышел на знакомую остановку, где в любое время людей находилось не много. Загородный автобус, ходящий по расписанию, отправлялся только через пятнадцать минут, и пока я ждал, кутаясь в куртку от пронизывающего холода, успел покурить целых три раза, даже голова закружилась немного. Решил, что на сегодня хватит, тем более что в пачке сиротливо перекатывалась последняя сигарета. Автобус, наконец, подъехал, кашляя дымом и стуча каким-то клапаном - еще советский образец, большой и вместительный, но ободранный, неудобный, и уж точно не спасающий от холода. Только где-то рядом с водителем есть печка, и я, зная это, сел на переднее сидение в надежде, что и мне перепадет кусочек тепла. Теперь музыку в уши, и полчаса черно-белого пейзажа и на удивление ровной дороги под колесами. Помню, прошлой зимой приходилось трястись по выбоинам и кочкам, но к лету трассу отремонтировали, новый асфальт был ровным и белесым от изморози. Наверное, ездить тут на собственном автомобиле очень приятно. Конечная остановка находится в самом центре поселка, оттуда до больницы всего пять минут пешком – к счастью, на сигарету времени не хватает. Иначе я так никогда не брошу. Да и ей никогда не нравился запах табака, даже сейчас, я уверен, она его почувствует. На охране просят паспорт, тщательно записывают фамилию и время визита в регистрационную книгу, коротко и лениво пересказывают правила поведения в больнице. Я их знаю и без того, сколько раз уже слушал, да и в моем случае все эти слова вообще бесполезны. Больничные коридоры здесь довольно широкие и светлые, хотя это и не евроремонт. Только окна еще лет пять назад, насколько знаю, были заменены на пластиковые, на этом все обновление и закончилось, лишь изредка приезжала бригада ремонтников менять перегоревшие лампы и подкрашивать побелкой стены. Зеленые растения в вазонах придавали больнице уют и почти домашний комфорт, как и ковры, и развешенные по стенам рисунки в дешевых рамках – почти детские каракули в ярких цветах. Мне всегда было страшно на них смотреть и понимать, что это дело рук людей вдвое, а то и больше, меня старших. - Славочка… - Анна увидела меня первой, поднялась навстречу из кресла в общем холле, где кроме нас находилось еще несколько человек, занятых своими делами. – Мне сказали, что ты зайдешь, но чтобы прямо в понедельник… Женщина улыбалась и обнимала меня, усаживая на свободный диван. Анна старше меня всего на пятнадцать лет, и выглядит еще вполне молодо, если бы не седые ниточки в волосах, заметные только вблизи, и напоминающие нам обоим, от чего они там появились. О том происшествии мы никогда не говорим напрямую, но неизменно перед моим уходом Анна спрашивает, захожу ли я к Иринке. Не сомневаюсь, что в этот раз будет точно так же. Мы разговариваем некоторое время о ней, о том, как ей живется здесь, в психиатрической больнице. Нет, Анна не больна, если только не считать частые депрессии, но возвращаться на старую квартиру, ту самую, где мы с отцом прожили полтора года, она просто не в состоянии. Находясь в одиночестве больше часа, она начинает паниковать и чуть ли не биться в истерике. Сам я этого не видел, конечно, но медсестра рассказывала достаточно живо… Ей нужна компания, пускай это даже общество душевнобольных. - А как твои дела? – наконец спрашивает Анна, кутаясь в клетчатый плед. – Еще не живешь отдельно? Я покачал головой, поджав губы. Отец – еще одна неприкосновенная тема в нашем общении, мы оба помним о его существовании, но пытаемся и словом об этом не обмолвиться. Рассказываю ей о переезде, стараясь не упоминать свадьбу, жалуюсь на долгую дорогу к университету, которую теперь приходится преодолевать каждый день. Упоминаю Ваню, как своего сводного брата, и Анна напрягается, но быстро приходит в себя, когда я объясняю, что ему почти восемнадцать, и летом он будет поступать куда-то в другой город, как он сам говорил матери. Представляю, как ей тяжело слушать о моей, в общем-то, обычной, жизни. Слушать и знать, что мой отец, которого она когда-то любила, а сейчас, наверное, ненавидит, все еще рядом со мной и у него никаких проблем. О ней даже не вспоминает, хотя мы уверены, что это и к лучшему, ведь неизвестно, в какое состояние поверг бы Анну его внезапный приезд. Нет, папаша забыл про свою вторую жену точно так же, как забыл про первую, мою мать, после ее смерти. - Ты устроился на работу, Слава? – удивляется женщина, когда я с сожалением упоминаю, что надо уходить, ведь смена не ждет. – Какой ты молодец… Мы еще немного поговорили о моей работе и о ее досуге, Анна даже показала собственные рисунки, тоже украшавшие стены больницы. Ее творчество хоть и не было особенно профессиональным, но все-таки выгодно выделялось на фоне остальных каракуль и почеркушек: черно-белые зарисовки пейзажа, скорее всего, того, что она видела за окном. Я узнал высокий больничный забор с металлическими воротами для въезда автомобилей. Да уж, в эти работы не мешало бы добавить ярких красок… как и в ее жизнь. - Славочка, спасибо, что ты приехал, - сказала она, когда мы уже были возле выхода и я застегивал куртку на молнию. - Будь осторожен там, ладно?.. – в ее словах мне послышалась недосказанность, словно она имела в виду не совсем обычную осторожность. – Если что, помни, что я твой друг. Я немного прифигел, ведь раньше Анна ни о чем подобном не говорила ни разу, только желала удачи и давала наставление на будущее. До сих пор я даже не задумывался, кем она меня считает, кто я для нее, и кто для меня она сама. Даже сейчас на этот вопрос нет ответа, а приезжаю я, чтобы хоть как-то загладить вину отца. - И зайдешь к Иринке, когда потеплеет, ладно? – в ее голосе беспокойство, настоящее и неподдельное, и это заставляет сердце болезненно сжаться. - Ладно… - выдавил я из себя, чувствуя, что краснею, но стараясь никак себя перед ней не выдать. Не посещал кладбище уже больше трех месяцев, хотя и каждый раз, приезжая к Анне в больницу, обещаю это делать почаще. Она-то не может, не любит выбираться куда-либо дальше парка на территории, да и выпускают пациентов не часто и только с сопровождающими. Со мной выходить нельзя, я не родственник, и забирать ее по сути не имею права. – Я зайду… *** По дороге назад меня одолевали паршивые мысли. Анну было жаль чуть ли не до слез, жаль, потому что она не заслуживала такого существования – в больнице среди психов и врачей. И потому, что она уж точно не виновата в произошедшем тогда инциденте, повлиявшем на всю ее жизнь. Я совершенно не понимал, как она еще живет, ради чего? Родственники только дальние, причем настолько, что никто не приезжает в больницу навестить ее, не интересуются ею. Дочери, которую Анна любила больше всего на свете, нет в живых уже три года, а мой отец, напрямую в этом виноватый, спокойно живет и даже не вспоминает. Что бы я делал на ее месте? Сошел с ума совсем? Наглотался таблеток? Жил бы жаждой мщения?.. Не знаю, наверняка мне известно только то, что вряд ли я бы смог наслаждаться визитами бывшего пасынка, живого напоминания о прошлом. Впрочем, долго переживать и думать о негативном мне не дали – почти на половине пути автобус повело в сторону, и водитель торопливо затормозил у обочины. Мотор работал по-прежнему, так что сперва я и не понял, что произошло, все-таки в наушниках кроме моей музыки слышно ничего не было. Опомнился, уже когда люди начали с роптанием выходить на улицу, матеря водителя и доставая телефоны, чтобы предупредить ждущих. - Что такое?.. – спросил я у сидящей по соседству женщины, одной из немногих, кто остался внутри. - Колесо вроде пробило, - недовольно отозвалась она, пожав плечами и вновь утыкаясь в раскрытую книгу – поломка не мешала ей читать любимый бульварный романчик. Я выругался, тоже вышел из салона на улицу, где и без меня толпилась куча народу. Колесо действительно пробито, лопнуло, скорее всего, и водитель кружится рядом, громко ругаясь с кем-то по телефону. Вряд ли он будет в состоянии поставить запаску сейчас, это все-таки автобус, не легковушка. А ждать эвакуатор… Я достал телефон, глянув на время. У меня в запасе полтора часа и ни минутой больше, так что пока еще можно подождать. Денег на такси отсюда до Москвы у меня не было, а следующий автобус должен прийти как раз в течение тридцати минут. За время ожидания я выкурил последнюю сигарету, а в плеере, который я даже не думал выключать, села батарея, так что я просто изнывал от бездействия. Ни автобус, ни эвакуатор не подходил, половина людей вернулась в салон, где было хоть немного, но теплее, чем на улице, а я вместе с каким-то пареньком принялся ловить попутку. Несмотря на то, что на успех мы особо не рассчитывали, возле нас остановилась третья по счету машина, черная Ауди с супружеской парой, которая согласилась довезти нас бесплатно до города. Не до метро, конечно, но уже хорошо, ведь доехать куда надо, я потом уже точно смогу. В машине тепло, тихая музыка, ненавязчивая беседа, я даже не заметил, как мы приехали. Поблагодарил водителя и его жену, попрощался за руку с попутчиком, имени которого даже не знал, и отправился искать какую-нибудь подходящую маршрутку. Москву я люблю, хотя это и не мой родной город, и ориентируюсь здесь неплохо, но, несмотря на это, путь до дома занял еще почти час, так что я уже немного нервничал, боясь опоздать на работу. Выкручусь, напарник понимающий, но тем не менее… Уже подъезжая к дому я получил смс-ку от Ромы, который «очень соскучился» и «терпеть больше не может», поэтому сегодня придет. Сомнений в его приходе у меня и так почему-то не было, вряд ли был кто-то еще, посещавший клуб, где я работал, так же часто, но вот на кой фиг ему понадобилось предупреждать об этом меня? *** Возле дома меня ждал сюрприз, неожиданный и неприятный. Подходя к подъезду, я первым делом заметил машину скорой помощи с включенными мигалками, рядом с ней стоял полицейский автомобиль с водителем внутри, а вокруг толпились люди – не очень много, все-таки разгар рабочего дня, но соседей собралось достаточно. Я сразу же занервничал, напрягся и малодушно подумал, что стоит просто пройти мимо, вряд ли меня кто-то узнает и остановит. Люди общаются между собой и рассматривают служебные автомобили, сплетничают, кто-то курит, и если я сейчас попрусь в подъезд, то их вниманием обделен не буду, а вот пройду мимо за их спинами совершенно незаметно. Противное чувство внутри говорило, что рано или поздно мне все равно придется посетить квартиру. Сегодня вечером, когда я вернусь с работы. Или завтра утром перед университетом. Все равно вернусь сюда, как бы мне не хотелось этого делать. Поэтому я пошел сейчас, стараясь не смотреть никому в глаза и верить, что к квартире тети Лены вся эта канитель не имеет никакого отношения, хотя подсознание заранее настраивало меня на худшее. Так всегда было, наверное, не только у меня – настраиваешься на самый отвратительный вариант развития событий, чтобы потом обрадоваться собственной ошибке. Ну а если все действительно так плохо, как ты думал, то ты уже к этому готов и воспринимаешь удар не так болезненно. Пока я поднимался по лестнице, на душе становилось противно и холодно. Я слышал голоса откуда-то сверху, слов было не разобрать, только интонации – кто-то кого-то успокаивал, оставаясь серьезным, кто-то истерично кричал, срываясь на хрип. Приходилось заставлять самого себя сделать каждый шаг, мысленно уговаривать – «Давай, ты же мужик, давай же»… Дверь квартиры распахнута настежь, голоса доносятся изнутри. Вижу мужские спины, полицейская форма, папка у кого-то в руках. Меня замечают, останавливают: - Вы Мирослав? Не ходите туда сейчас, - спокойный и чуть уставший тон, в то время, как я сам заведен не на шутку. - Что значит – не ходить?! Что случилось?! – на мой повышенный голос отзывается тетя Лена, кричащая, чтобы меня немедленно впустили. Прорываюсь в коридор, там тоже полно людей – еще один полицейский, Ванин друг, тот самый, с которым мы уже «знакомились», врач в потрепанном халате. И сама Лена, но если бы я не слышал ее голос, то ни за что бы не узнал. Женщина была в слезах, ее душили рыдания, в то время как доктор поил успокоительным. Размазанная по щекам тушь, дрожащие руки, истеричные нотки в голосе, которым она отказывалась от лекарств… - Теть Лен, ну что случилось, говорите!.. – мне стало ужасно страшно за нее и даже за Ваню, и я рванулся к ней, отталкивая кого-то с пути. Опустился перед ней на колени, сжимая руками ее холодные ладони и заглядывая в глаза. Только не плачь, умоляю, только не женские слезы. Дайте уже ей эти таблетки, или валерьянки в воду накапайте, почему все стоят, как истуканы? Что здесь делает этот парень, потерянный с застывшим взглядом? Почему мне никто ничего не объяснит?! - Теть Лен, что-то с Ваней, да?.. Где он? Что случилось?.. – я немного утихомирился, стараясь держать себя в руках хотя бы ради Лены, по которой уже видно было – еще чуть-чуть, и снова ударится в истерику. Она только качала головой и молча плакала, будучи не в состоянии ответить внятно, кивала куда-то на дверь в комнату. Отобрав у врача стакан с водой, я чуть ли не насильно заставил ее выпить пару глотков, даже не надеясь, что это поможет женщине прийти в себя, а потом поднялся, направившись к той самой двери, собираясь, наконец, выяснить, что же случилось такого серьезного. Хотя подозрения уже зародились в груди, но я всеми силами пытался подавить в себе эти мысли. - Туда нельзя входить! – сзади меня дернули за плечо, спереди перекрыл дорогу мужчина в халате. – Будьте добры, потерпите немного, сотрудникам органов нужно будет переговорить и с Вами. Наверное, по моему лицу было понятно, что я сейчас просто взорвусь, потому что кто-то подцепил меня под локоть, уводя на кухню, усадил на стул и налил воды из-под крана. Я залпом выпил половину кружки, поднял горящее от напряжения лицо к полицейскому, раскрывшему папку с документами. - Что... - Пожалуйста, не переживайте и успокойтесь, я задам Вам несколько вопросов и все объясню. И он объяснял, неторопливо и размеренно, официальным языком. Уткнулся взглядом в бумаги и на меня даже не смотрел, будто читал текст оттуда. Оказалось, я опоздал всего на каких-то полчаса. Если бы чертов автобус не поломался на дороге, скорее всего успел бы вернуться домой вовремя, и ничего бы не случилось. Теперь стоило благодарить Василия Петрова, зашедшего к Ване и вызвавшего полицию. Состояние самого Вани оценивается как удовлетворительное, сильный шок и телесные повреждения. Увидеть его мне не дали, сказав, что сейчас с ним находится психолог, а «пациент» не пожелал лицезреть даже собственную мать, из-за чего у той и случился нервный срыв. Отец сейчас в гостиной, какой-то майор, фамилию я даже не запоминал, составляет протокол. Вроде бы, тот признает свою вину. Но суд все равно состоится, потому что Ваня еще не совершеннолетний. Мне тоже надо будет присутствовать, как и Лене, повестку пришлют почтой в течение двух недель от сегодняшнего дня. Я воспринимал информацию, как компьютер, бесстрастно и молча. Думать совершенно не хотелось, я боялся, что стоит мне поддаться хоть малейшей волне эмоций, и накроет с головой, так, что потом не скоро выберусь. Я методично отвечал на вопросы, рассказывал о своем отце, пил воду, смотрел в стену и мечтал, чтобы это все происходило не со мной. *** Через двадцать минут мы уже все сидели на кухне – я, тетя Лена и оставшийся доктор с полицейским, ждавшим своего напарника. Я заварил крепкий зеленый чай, налил полную чашку для Лены, всеми силами стараясь показать ей, что ситуация под контролем, что она не одна, и отчаиваться не надо. Что ей есть на кого положиться, хотя я и сам себе сейчас не доверял полностью. Но только показать это, рот я раскрыть по-прежнему не мог, еще, наверное, не осознав всего произошедшего. Рано или поздно мы обязательно поговорим на эту тему, тогда, когда Ваню выпишут из больницы – доктор сказал, ему следует пробыть там хотя бы пару дней для полного медицинского обследования. Лене пока придется и думать забыть о работе, мне, похоже, тоже, ведь оставлять ее здесь одну я бы не решился. Не позволю, чтобы еще одна моя семья пошла под откос по одним и тем же причинам. На этот раз мне не шестнадцать, я повзрослел, и я смогу. Щелкнул ключ в замке, дверь гостиной раскрылась. Я автоматически выпрямился и поднял голову, встречая рассеянный и виноватый взгляд отца. Наручники, сопровождающий полицейский… На этот раз он уже не отмажется купленной справкой из психиатрии. Сейчас уже не получится, он заплатит по счетам. - Слава… Отвечать я не стал, но взгляд не отвел, продолжая смотреть даже в его спину. Надеюсь, папа, ты понял, на чьей я стороне.