Дракон Севера

      Шоу уже подходило к концу, а Гуннар до сих пор не возвращался. Я уже начала переживать, ведь мне вот-вот надо было выходить. - Афета! – ко мне подбежала Эстер - Твой выход через две минуты! - Да, я уже собиралась идти… - проворчала я, всё ещё выискивая взглядом мальчишку. - Хорошо, я тоже тогда - с этими словами Эстер, расталкивая разодетых цыганок, направилась к сцене.       Я же подошла к небольшому выпуклому квадрату в полу и, отодвинув его, ловко нырнула в проём, скрывавшийся под ним. Пройдя вперёд, я оказалась прямо под Эстер, которая уже была посреди сцены. - А сейчас в заключение нашего шоу - доносился до меня приглушенный голос девушки - Невероятное выступление нашего личного Огненного Дракончика! Клянусь - заговорщицким полушепотом продолжала вещать девушка над притихшей толпой.- Её пение зачарует Вас. Встречайте неподражаемую Афету!       Я наспех заплела из отдельной пряди небольшую косичку, представляя, как Эстер, занеся над головой руку, разбивает об пол средних размеров стеклянный шар, и я слышу, как надо мной раздался звук небольшого взрыва и удивлённый возглас толпы. Я делаю шаг назад, и сверху ко мне в нишу падает Эстер. - Быстрее!       Она помогает мне взобраться на сцену, и я оказываюсь в клубах красного дыма. Я становлюсь в позицию и жду, когда он рассеется. И вот, наконец, я слышу нежную мелодию арфы, флейты и ещё пары струнных инструментов. Я буквально чувствую немое восхищение, повисшее в воздухе при одном лишь лицезрении меня. Моя правая рука поднята на уровне виска, держа кинжал, который закрывает сверкающим в лучах зимнего солнца лезвием глаза. А вторая: согнута в локте чуть ниже живота - держит другой кинжал вертикально вдоль солнечного сплетения. Сейчас мои волосы откинуты назад и струятся языками пламени по плечам, переливаясь огненно-красным цветом на свету. Одета я была в белоснежную накидку с широкими рукавами, доходила она до пола и полностью скрывала одеяние под собой, в том числе мои всё ещё босые ноги. Поперёк груди шла шнуровка с тонкой серебристой лентой, завязанной небольшим бантиком. На плечах и на внутренних изгибах локтей шли широкие разрезы, оголяющие мою бледную кожу. Так же, разрезы были и на бедрах, но там виднелся кусок другой ткани, заставляя зрителей томиться в предвкушении последующего наряда. В уголках нижних разрезов были прикреплены два серебряных зажима, от которых тянулась такая же тонкая цепочка с кроваво-красным рубином на конце.       Я начала медленные, тягучие движения в такт музыке. Каждый взмах рук был плавен и нетороплив. Я была подобна дикой кошке, крадущейся к своей добыче, только в моём случае я охотилась не на беззащитную против меня дичь, а на благосклонность публики. Мои глаза загорались, жадно ловя взгляды мужчин, которые явно меня желали и взгляды женщин, полные зависти, но все они, несмотря ни на что, были до краёв заполнены восхищением. Мимоходом я заметила не сводящего с меня, расширившихся от удивления и восторга, глаз Рамси Болтона. Наконец прозвучал характерный аккорд, и, встав лицом к зрителям, чуть изогнув линию бедра, я начала петь, при этом не прекращая движений руками, в которых я вертела кинжалы. - Позабытые стынут колодцы, Выцвел вереск на мили окрест, И смотрю я, как катится солнце По холодному склону небес, Теряя остатки тепла- голос мой нежно, но уверенно звучал над не смеющими даже лишнее движение сделать людьми.       Начался короткий проигрыш в мелодии, дающий мне возможность два раза обернуться вокруг себя и вернуться в прежнее положение. - Цвета ночи гранитные склоны, Цвета крови сухая земля, И янтарные очи дракона Отражает кусок хрусталя - Я сторожу этот клад- снова проигрыш, и я, вновь прокручиваясь, подхожу к самому краю сцены. Став полуоборотом к людям, я опускаю руки, с неким вызовом смотря будто бы на всех, но, при этом, ни на кого. До побелевших костяшек сжимаю в руках кинжалы и продолжаю петь. - Проклинаю заклятое злато, За предательский отблеск тепла, Вспоминаю о той, что когда-то, Что когда-то крылатой была - Она давно умерла.       Резкий аккорд и мелодия становится более быстрой. Я продолжаю свой танец и во время одного из оборотов замечаю Гуннара, выглядывающего из-за кулис и указывающего мне на появившиеся на сцене высокие вазы. Я довольно улыбаюсь, буквально ложась на колени, выгибаясь в спине и жонглируя своими кинжалами. До нового куплета остаётся всего пару секунд, я резко встаю на ноги, ловко распустив шнуровку, и скидываю с себя накидку. Она легко соскальзывает с плеч и падает к моим ногам. Я грациозно переступаю через неё, давая возможность всем вокруг рассмотреть меня. Верхняя часть костюма, скрывающегося под накидкой, оказалась сделанная на южный мотив белоснежная туника с высоким воротом, плотно облегающим вокруг шеи и короткими рукавами. От воротника тянулся глубокий ромбообразный вырез, оголяющий ключицы и часть груди. Уже от выреза туника разделялась надвое, открывая любопытным взглядам плоский живот, а на спине красовался ещё один вырез в виде перевёрнутой капли. По всей ткани струился серебряный орнамент из завитков и мелких цветов. Чуть ниже талии находился широкий сужающийся к центру черный пояс. От него шла юбка, сделанная довольно своеобразным покроем. По центру был прямоугольный кусок ткани, заканчивающийся где-то на уровне колен, а вот по бокам уже были более длинные отрезки, доходившие до середины икр. По краям обеих частей юбки, совсем чуть-чуть не доходя до конца, были изображены пляшущие языки пламени, по их контуру шел черный цвет и к верху он плавно переходил в пепельный оттенок. - А за горами, за морями, далеко, Где люди не видят, и боги не верят - я скользнула к одной из ваз, окунув лезвия кинжалов в плещущуюся жидкость внутри них. Гуннар кинул в обе вазы зажженные спички, от чего их содержимое вспыхнуло, мои кинжалы - тоже. Танцуя с объятым огнём оружием, я продолжила петь уже с закрытыми глазами, на секунду представив, что я лечу в небе как истинный дракон. - Там тот последний в моем племени легко Расправит крылья - железные перья, И чешуею нарисованный узор Разгонит ненастье воплощением страсти, Взмывая в облака судьбе наперекор, Безмерно опасен, безумно прекрасен. И это лучшее не свете колдовство, Ликует солнце на лезвии гребня, И это все, и больше нету ничего - Есть только небо, вечное небо - резко ложусь на сцену, изогнув спину и склонив голову, а кинжалы вонзаю в пол, тем самым потушив их. Подобно гибкой виноградной лозе я в повороте сажусь, поджимая под себя одну ногу, а на вторую кладу руки, согнув её в колене. - А герои пируют под сенью Королевских дубовых палат, Похваляясь за чашею хмельной, Что добудут таинственный клад, И не поздней Рождества...*       Прозвучал последний аккорд, и толпа, беснуясь, зааплодировала мне. Я поднимаюсь на ноги, с удовлетворённой улыбкой глядя на плоды своих трудов. Уже собираясь уходить со сцены, я поняла, что люди начинают затихать, а чьи-то размеренные и уверенные хлопки звучат в моих ушах всё громче и громче. Болтоновский бастард улыбался своей безумной улыбкой, с вожделением смотря на меня, и вновь от этого взгляда по моей коже поползли мурашки. Он вместе со своим отцом сидели на помосте и оба неотрывно следили за мной. - Прекрасно! Это и вправду было чарующе! – наконец сказал он - Дорогая Афета, не откажитесь порадовать меня выступлением на бис? - поддавшись вперёд приторно-вежливо попросил он, но по его взгляду я поняла – это приказ, а не просьба. - Как пожелаете, милорд – закусив губу, неохотно согласилась я.       Развернувшись к кулисам, я пальцем поманила к себе Гуннара. Мальчик подбежал ко мне, и я шепотом попросила его принести мне кое-что. Тот кивнул и буквально через минуту принёс небольших размеров платок. Он был сделан из полупрозрачной, легкой, приятной на ощупь ткани и переливался пурпурным, сиреневым, синим и фиолетовым цветами. В нескольких местах на нём было по два серебристых зажима, а между ними - три стеклянных полых шарика – один маленький и два чуть покрупнее. Я показала его музыкантам, и они без лишних вопросов заиграли новую мелодию. Волшебным звуком над зрителями полетела преобладающая во вступлении игра флейты, это даже можно было сравнить с малиновым звоном колоколов. Тем временем я завела танец на цыганский манер, лихо вертя бёдрами и выплясывая по кругу. Конечно же, мне очень недоставало моей широкой длинной юбки, но приходилось довольствоваться тем, что есть, да и размахивания платком мне хватало с головой. Мелодия тем временем перешла на более спокойную, и я замерла посреди сцены. - Обернули жемчужины шею В три ряда, в три ряда, - пропела я, дразнящее приложив платок стекляшками к шее, сделав два шага вперёд и всё так же вертя бёдрами. - Говорил, ты будешь моей иль ничьею, Никогда, никогда. Ты был львом и оленем, Ты из гордого племени, Живущего, там, у небесной черты, Где ночи крылаты, а ветры косматы, И из мужчин всех доблестней ты! – эти слова уже звучали с большим нажимом, а на последнем слове я, ехидно ухмыльнувшись, выкинула вперёд руку, указывая на Болтона младшего. Тот лишь изумлённо изогнул бровь.       Вновь зазвучала свистящая мелодия флейты и я, встав на носочки и подняв руки над головой, зажав в ладонях платок, принялась кружиться под эту дурманящую музыку. Когда уже надо было начинать петь, я резко сжала шарики в ладонях, тем самым разбивая их и, насколько это было возможно, перемалывая на мелкие стекляшки. - Из ладони просыпались пылью, Потерялись в камнях, - на этой фразе я остановилась, выбрасывая на сцену разбитые сверкающие стеклышки, сейчас уже действительно больше похожие на пыль. Кровавую пыль. - Все слова, что тебе говорили Про меня, про меня... Что у меня теплые плечи и гордые речи И колючие свечи в темноте высоко, Моя верность хранится Там, где пляшут зарницы, Как бы ты не стремился - Не достанешь рукой, ой!... – я выгнулась, начиная падать, но сразу же встрепенулась, вновь заведя танец, уже полноценно размахивая окровавленным платком.       Музыка пошла на убыль, практически перестав звучать, и, медленно опустив голову, я подошла к краю сцены, встав там на колени и смотря куда-то вдаль с такой скорбью и болью в глазах, что можно было подумать, я вот-вот заплачу. - Я спущу на воду венок со свечою Так легко, так легко - голос мой дрожал, но от того производил ещё большее впечатление на публику. Я вытянула перед собой руки, на ладонях были бесчисленные порезы, а кровь стекала по пальцам, капая на сцену. - Чтобы плыл по ручьям, полыньям за тобою, Далеко, далеко. В полыньях среди туч чтоб светил он Высоко, высоко, - Я начала медленно подниматься, сжимая руки на уровне груди в замок. - В том краю, куда я тебя отпустила Далеко, далеко! – Каждое слово звучало всё более и более уверенно, и вот мелодия вернулась в своё изначальное русло. - Где ночи крылаты, где кони косматы, Где щиты, мечи и латы Словно песни звенят. Корабли под парусами, Под павлиньими хвостами, И ведьмы нежнее и краше меня – я, печально улыбаясь, мельком взглянула на бастарда. И, всего на секунду, я уловила искру восхищения и даже уважения, промелькнувшую в его глазах. - У них теплые плечи и дерзкие речи, Посмотри, как тают свечи в темноте высоко, Где кони крылаты, а ветры косматы, Это все далеко, далеко, далеко!** – последние слова были словно жирная точка в конце предложения, припечатывая своей силой и даже толикой грусти.       И вновь аплодисменты, и вновь этот безумный порыв восторга, окутывающий всех присутствующих здесь людей. На этот раз мне никто не помешал уйти со сцены, но я спиной чувствовала прожигающий насквозь взгляд Рамси Болтона. * - Мельница "Дракон" ** - Мельница "Далеко"