Hey little devil that dwells inside This angels body, this angelʼs mind…
-------------------------------Песнь Архангела. Михаил Грозя земле, волнуя воды, Бушуют бури и шумят, И грозной цепью сил природы Весь мир таинственно объят. Сверкает пламень истребленья, Грохочет гром по небесам, Но вечным светом примиренья Творец небес сияет нам. Все трое И крепнет сила упованья При виде творческой руки: Творец, как в первый день созданья, Твои творенья велики!
Майкл находился в смешанных чувствах, пока мимо монастыря шел прямиком в теплицу. Его дерганость и нервозность лишь возросли, стоило ему узнать, что Честер уже поднялся наверх. Учитывая все то, что успело случиться, и прибавив к этому возвращающиеся воспоминания, он так и не смог побороть неистовый страх. Он отворил дверь в покои и его сердце упало, как только он понял, что Честера там не было. Растерявшись, он обернулся кругом, пристально разглядывая комнату. В нем медленно, но верно наростала паника. Пока он мерил шагами комнату, пытаясь убедить себя, что все в порядке, что с Честером ничего не случилось, он наткнулся на Библию, которую ранее пытался прочесть блондин. «Поможет ли это?» — Думалось ему, пока он бездумно пролистывал страницы. Книга выпала из его рук, как только он окунулся в еще одно болезненное воспоминание.Они называют это электрошоковой терапией. Разряды, мощностью от семидесяти до четырехсот вольт, с силой тока от двухсот миллиампер до полтора ампера, пронзают тело насквозь через приложенные ко лбу экраны дефибриллятора. Некоторые психотерапевты утверждают, что мозга коснется лишь малая часть этого заряда. На деле же, заряд настолько мощный, что он может оставить даже ожоги на месте крепления электродов. Электричество, проходящее сквозь мозг, может вызвать настолько сильный эпилептический удар, что пациент может беспрепятственно поломать пару костей, находясь в припадке. Чтобы предупредить переломы, перед проведением процедуры пациенту вкалывают парализующий медикамент. И, конечно же, самая неприятная часть терапии — повреждения мозга. Ощущения были такие, будто бы кто-то прорезал ножом его глазницы, его кожа пылала, его тело все еще дергалось от шоковой терапии, предлагаемой Милтоном. Он кое-как распахнул глаза и продолжал слезно умолять сестру, которая промакивала пот на его лице, остановить это. «Я больше не вынесу, не вынесу!..» Затем все это закончилось, и он снова был в палате незадолго до того, как отец Саймон навестит его. Его все еще невыносимо и неконтролируемо трясло, он утратил способность к речи: мог только отчаянно шипеть. Отец раздосадованно взглянул на него, гадая, что же привело его в такое возбужденное состояние. Он аккуратно приложил свою руку ко лбу Майкла и начал молиться.
«Crux sancta sit mihi lux Non draco sit mihi dux Sunt mala guae libas Lpse venena bibas»
Чужое касание обожгло кожу, и он попытался что-то сказать, но выходили лишь приглушенные вскрики боли. Он прищурил глаза от накатившего гнева. «Что он может знать о зле?» — Все еще сотрясаясь, поинтересовался Майкл.
Он разлепил веки и глубоко, шумно вдохнул. Майкл ожидал, что в какой-то момент эти воспоминания вернутся. Его ужасал тот факт, что Милтон прошиб его током, прежде чем пришел Саймон. Милтон отпустил его. Но почему? Он ведь сам понимал, что держался из рук вон плохо. Что-то здесь было не так. Все еще трясясь, он вытер пот со лба и поднялся. Скрип двери окончательно вернул его в реальность, и он обернулся. Его сердце вострепетало, стоило ему заметить Честера, пусть и раздраженного, но живого. Он нахмурился, когда увидел, что Честер держал в своей хватке Марка Милтона, и загнал его вперед себя в комнату. Их взгляды встретились, и лицо Честера озарилось. — Майк! Слава Богу! — Выпуская бедолагу из захвата, блондин подлетел к ничего не понимающему священнику и сжал его в крепких объятиях. Марк так и рухнул на пол. Майклу потребовалась секунда, прежде чем он освободил себя от объятий и окинул Честера вопросительным взглядом. — Может, попытаешься объяснить? — Подбородком указав на распластавшегося по полу Марка, держащегося за кровоточащую губу, спрашивал Майк. — Че? А, это, — Честер опустился вниз и схватил Марка за волосы, — видишь ли, Марк — шпион. Херовый, прошу заметить. Марк дернулся, когда Честер усилил хватку, и рыкнул. — Он следил за нами все это время. Он передал Майклу пачку бумаг, которые оказались фотографиями. Фотографиями его и Честера. Его глаза расширились в ужасе, когда на одной из них он увидел себя самого под Честером в той церкви. Компрометирующе, несомненно порочно. Блондин внимательно наблюдал за Майклом, пока тот не просмотрел все до единой фотографии. Последняя, однако, была намного старше остальных, и на ней с Майклом был не Честер. Был Адриан. Актер естественно обернул руку вокруг его талии и улыбался только ему. Майкл почувствовал, как его кровь вскипает, а его лицо превратилось в оскал, когда он прошептал: — Откуда у тебя это? Поначалу Марк не отвечал, но когда Честер дернул его за волосы, он зашипел и сквозь зубы выплевывал: — Это было в файлах моего отца. Честер передернул плечами и скорчил морду. — Вы просто пизданутая семейка. — Подняв взгляд, он обращался уже к капеллану. — Нам пора, Майкл, Милтон все знает. В этом нет сомнений. Он знал все это время. Пока он говорил все это, в окнах замелькал яркий свет. Вновь выпустив Марка, Честер рванул к окну. — Ебать… Красная крутящаяся мигалка скорой помощи окрашивала огромные черные тени на стенах; было видно Милтона, отдающего распоряжения двум санитарам. Отец Саймон махал руками, но был без проблем оттеснен в сторону. Сердцебиение Майка снова подскочило, и он услышал за спиной коварный смех. — Слишком поздно, отче. Все кончено. Честер отвесил ему мощную пощечину. — Завались нахуй! Майкл все еще тупо пялился на улицу, пытаясь уложить в голове то, что они приехали за ним. Что они вернут его в лечебницу Священной Надежды, что они будут точно так же причинять ему вред; и он отвернулся, ища глаза Честера. — Ты должен уехать. — Тихо молвил он. Блондин сильно затряс головой. — Без тебя нихера никуда не уеду. Я не могу так. Должен же быть какой-то выход… — Он бессмысленно дергал головой во все стороны, будто ища что-то, что поможет им выкарабкаться. Майкл лишь не спеша подошел к нему и взял его руки в свои. — Я иду вниз, — Честер все еще мотал головой, — Это выиграет тебе немного времени. — И ты завались! — Взъелся тот. — Я не оставлю тебя! — Придется. Я не могу допустить, чтобы они распяли еще и тебя. Не могу. Кроме того, тебе придется меня искать. — Жестко констатировал священник, уже выталкивая Честера наружу из комнаты. Майкл стойко выдержал его взгляд и шепотом продолжил. — Я не могу потерять тебя, Честер. Это не может повториться. Я не вынесу. Прошу, умоляю, выбирайся отсюда. Они уже слышали приближающиеся шаги, голоса, эхо ботинок, бьющих по плитке. Набравшись смелости, Честер резко выдохнул в сторону и жадно припал к губам Майка, притягивая того к себе. Шаги приближались все ближе и ближе, и блондин отпрянул, напоследок говоря: — Я найду тебя, я клянусь. — Глотая слезы, Честер добавил. — Не заб-бывай меня. Майкл смотрел ему вслед с тяжелым сердцем, прежде чем повернуться лицом к двери. Он медленно спускался по коридору; будто шел по острию лезвия. Не зная, как с ним будут обходиться на этот раз. Его дыхание сперло, как только две пары санитарских рук схватили его собственные. Он хотел начать вырываться, но его шеи коснулась игла, и он, задушенный мгновенным действием наркотика, не смог ничего сделать. Краем глаза он приметил шокированное лицо Саймона, преследующий взгляд сестры Кэролайн, когда был водружен на носилки и дрогнул, когда кожаные ремни врезались в его кожу. Он не смог и слова сказать, поэтому он просто молча лил слезы. Надеясь, что хоть Честеру удастся спастись. ------------------------------- Честер прокрался к углу здания, когда все стихло. Осторожничая, он пробрался наверх, в надежде найти черный ход. Но его мозг, все же, больше был занят Майклом, пытаясь придумать план по его вызволению. К Саймону путь пока что был заказан — Милтон все еще рядом. Пытаясь вспомнить, к кому еще можно бы обратиться за помощью, он даже не заметил, что его преследовали. И поздно уже было реагировать, когда на его голову накинули черный мешок. Ткань накрепко вжалась в лицо, и Честер пытался отбиваться от противников. Но его резко ударили в шею, и он подкосился.— Честер, пойдем. — Негромко позвал Джо, выволакивая его за собой. С похорон. Честер был в ярости, потому что мать Дэйва выгнала его. Сначала он хотел тупо проигнорировать ее придирки и замечания, но Джо смог убедить его, что эти люди тоже скорбят по Дэйву, и что никто не может судить их за подобную реакцию. За стенами кладбища, он прислонился спиной к изгороди и свернул руки в кулаки. — Дэйву бы все это не понравилось, отнюдь. — Я знаю. — Снисходительно подтвердил Джо, прочищая горло. — Может, ты должен рассказать им правду? — Нет, Джо, ты обещал не говорить ни слова. Друг лишь горестно опустил взгляд. — Почему ты вообще взял всю вину на себя? — Потому что это столько же и моя вина, сколько его. Я беру вину на себя, а он сможет покоиться с миром. — Негромко отвечал Честер, начиная уходить прочь от кладбища. Джо помотал головой, догоняя. — Но не ты вел машину, Честер, а он! Честер развернулся на месте. — Ты обещал. — Просто оборвал он, а Джо так и не нашелся с ответом.
Честер распахнул глаза, испуская стон, и инстинктивно схватился за голову. Немного погодя, он ею потряс, пытаясь поймать фокус; его зрение все еще было помутнено из-за удара. Он попытался подняться, и к горлу подступила тошнота. Резко вдыхая, он пытался побороть слабость и оглянулся. Ему потребовались лишние пару секунд, чтобы справиться с леденящим ужасом. Нуждаясь в смелости, он вдохнул еще раз. Жизнь слишком рано научила его выживать. Выживает наиболее приспособленный. Он ненавидел ощущение слабости. Они заперли его в камере. В темной камере с сырыми стенами и запахом плесени. Тут было пусто. Больше похоже было на какую-то огромную нору, чем на камеру. Его сердце пропустило удар, когда он увидел охранника в черной ризе с той стороны решетки. Он издал еще один рык и попытался привлечь внимание. — Эй. Он не получил отклика: охранник даже не шелохнулся. Поэтому Честер, раздражаясь, попытался еще раз: — Эй, алло? Ты слышишь меня? Эй, мудила, расскажи-ка мне, блядь, где я вообще? Все еще без ответа. Разочарованно, он бухнул обратно на землю и начал тереть лицо руками. Его вздернул угрюмый голос. — Заключенному не положено видеть своего инквизитора. Честер внимательно проследил за каждым шагом, который отец Даниэль сделал в сторону его камеры. Его сердцебиение подорвалось, и он поднял взгляд, осматривая клетку, все еще пытаясь найти хоть что-то, чем можно дать отпор. Старший священник лишь одарил его неприятной и странной улыбкой. — Честер, я прав? Бродяга лишь сжал губы, когда поднимался, и подавил в себе желание хоть вздохнуть от испытываемой боли. Он выпрямился и отвечал. — Да, единственный и неповторимый. Ну, я полагаю, вы прибьете меня к кресту? Усмешка отца Даниэля превратилась в жуткую гримасу. — Верно, ожидай от нас такого же отношения, какое, в свое время, получил Адриан. Честер поджал губы. — Приму за комплимент. — Не стоит. Адриан был порождением зла. Его рассудок был отравлен его же порочной, нечестивой цыганской кровью. Мерзость. Он возложил свои руки на невинное прежде дитя и был за это своевременно наказан. — Внимательно взглянув на Честера, он добавил. — Он умер зазря. Мучился часами, так же, как и Иисус Христос страдал за наши грехи. Ты все еще можешь помолиться за прощение, Честер. Твоя душа еще может быть спасена. — Спокойно и серьезно сказал тот, и Честер рассмеялся. — Не Вам спасать мою душу, отец. — Огрызнулся он и резко вдохнул от боли, как только отец Даниэль приблизился к нему и схватил за рукав. Он притянул его в середину комнатушки, и Честер проклял свое тело за неспособность выдержать такое обращение и накатывающую слабость. Старший схватил обе его руки и сжал их вместе, заставляя Честера преклониться. — О Боже, помилуй эту душу, отравленную грехом и злом!.. — Проговорил он, и Честер снова взревел. — Отъебитесь от меня, — прошипел он и, к удивлению отца Даниэля, освободил руку, притягивая священника тоже преклониться, и прошептал тому на ухо: — В чем проблема, падре? В Майкле? — Отец Даниэль дернулся и попытался оттолкнуть Честера, но тот, несмотря на полу-онемевшее тело, не собирался выпускать свою жертву так быстро, и грубо добавил. — Неужто вам было завидно Адриану? Признайтесь, Вы ведь хотели это невинное дитя, не так ли? — Он прижался еще ближе к Даниэлю, игнорируя страх, и продолжал. — Невинное, отец. Я уверен, что дело в этом. Вы просто сраный извращенец. — Дьявол твердит твоими устами, Честер. Твои догадки в корне неверны. Я хотел спасти Майкла. Он был слишком слаб умом, а теперь он снова предался соблазну плоти. Какая досада. А ведь он был таким преданным и верующим молодым человеком… как бы то ни было, многого не надо было, чтобы вновь испортить его невиновность: всего-то твоя жалкая, противная жизнь. Ты будешь наказан за свершенные грехи. Я видел тому подтверждение своими собственными глазами. Возлежал с ним в церкви! Твое сердце — гнилое, а твоя душа — почти пропащая!.. Честер прищурил глаза, его губы почти касались морщинистой кожи старшего, когда он шептал. — Возлежал? А, так Вы видели фотки. Держу пари, Вы в штаны спустили от одного только созерцания. — Голос сочился презрением и отвращением в отношении священника. Он вскрикнул от боли, когда схлопотал смачную пощечину. Подняв взгляд, он медленно стер с губы кровь тыльной стороной ладони. — Я разве что-то не то сказал?.. — Скоро ты научишься скупиться в выражениях. — Спокойно отвечал тот, указывая охраннику открыть дверь. Еще двое вошли и подхватили Честера под подмышки. Пока они тащили его на негнущихся ногах по коридору, он пытался отмахнуться от них, выкрикивая бессвязные ругательства, вперемешку с матом. Его привели в еще одну мелкую комнатку. Шесть человек в черных робах стояли кругом. Его пропихнули в центр и раздели до боксеров. Они уложили его на подобие подиума, находящегося выше уровня пола. Они нацепили ему на шею и щиколотки металлические путы, которые прикрепили его к подиуму. Конечности Честера были разведены морской звездой. Веревки пропущены под помост, через отверстия, сделанные специально для этой цели, и были туго затянуты по команде. Эти веревки врезались в кожу чуть ли не до кости, уже окрашиваясь кровью в восьми разных местах одновременно. В течение всей процедуры отец Даниэль объяснял ему, что это старинный, но эффективный способ принуждения к исповеди. Затем он начал молиться, громко и вслух. Честер дернулся, кусая губы, моргая, и не выпуская крик наружу. Лицо отца Даниэля озарилось каким-то темным, недобрым огнем, когда он наблюдал за ерзанием блондина. Честер пока еще не кричал, но Даниэль знал, что это всего лишь вопрос времени. В итоге боль была просто невыносимой. Ранее процедура именно для этого и проводилась: выбить исповедь из приговоренного. Но отец Даниэль не этого хотел. И другие хотели не этого. У них было подтверждение греха Честера — это все, что им требовалось. Его глаза были полны сумасшествия, когда он выудил плеть и начал пороть подвешенное тело. Почувствовав первый удар Честер почти потерял сознание из-за накатившей острой жгучей боли. Он почувствовал, как рвется его кожа и проступает кровь. Даниэль остановился и пригрозил: — Исповедуйся, отведи душу Господу, и будешь сохранен ты. Перекрывая кожный зуд, вызванный болью, своим гневом, Честер собрал все свои оставшиеся силы, только чтобы крикнуть: — Сходи… нахуй!.. ------------------------------- Не так далеко от пытаемого Честера лежал Майк, привязанный к больничной койке в такой же маленькой темной клетушке. Только лишь мизерное прорешеченное окошечко впускало туда свет. Снаружи темнело, как темнело в голове у привязанного. Они привели его сюда, привязали и пропустили через него ток. Паника поднялась в нем уже в тот момент, когда к его голове приложили электроды. После первого пропущенного заряда разум Майкла захватила невыносимая агония, и он послушно закусил предложенное резиновое приспособление; слезы текли по его щекам, ему казалось, что в один момент он вспомнил все. Вспомнил каждый раз, как они пропускали сквозь него ток; каждый час, проведенный в этом месте; попытки удержать бледнеющие воспоминания. Убежденный, что он виновен в смерти Адриана, он практически сам себе вымолил лечение. Он жаждал боли, нуждался в ней. И благодаря ей изображение Адриана поблекло и исказилось. Именно тогда он начал говорить Саймону, что видел смерть Христа; именно тогда он начал взывать ко всем молитвам, псалмам и притчам, которые они в него рассовали. Его воспоминания смешивались с кошмарами и медленно, но верно, умирали в нем. Погребенные так глубоко, что никто не смог бы их достать. Сейчас же он лежал в этом подобии комнаты, все еще не отойдя от терапии и потряхиваясь, ожидая худшего. Медикамент, который они вкалывали ему, парализовал и отнимал волю. Не будучи в состоянии сказать хоть слово, хоть пошевелиться, он лежал и смиренно ждал. Спустя, как казалось, бесконечность, дверь скрипнула, открываясь, и это заставило грудь Майкла неприятно стянуться. Вошел Ален Милтон. Старший медленно подошел к койке и, к удивлению Майка, начал заботливо отирать его лицо от слез чуть влажным полотенцем. Наклонив голову, он вздохнул. — Какая беда, Майкл, какая беда. — Майкл попытался двинуться, сказать что-то едкое в ответ, но стоило ему открыть рот, как его силы на этом заканчивались. Так ничего и не сказав, он лишь раскраснелся от гнева, услышав чужой шепот. — Тсс, не стоит, дитя мое. Только хуже делаешь. Лекарство не позволит тебе разговаривать. Моргни, если понимаешь меня. — Майкл моргнул и напрягся, как только почувствовал кожей чужое оглаживающее касание. — Ох, посмотри только на себя. Посмотри, что ты сделал с собой, Майкл. Все в прошлом. — Притворно погрустнев, Милтон продолжал. — Мы схватили Честера, Майкл. — Майкл прикрыл глаза. — А чего ты ожидал? Мы не могли выпустить грешника из наших рук. — Проворчал он, и все тело Майкла напряглось, мышцы начали еще чаще сокращаться, новые слезы орошали кожу лица. Собравшись всеми силами, он помотал головой. — Нет, я боюсь, что это правда. История повторяет сама себя. Так было, так есть и будет всегда, Майкл. И в этом виноват только ты. — Хрипло выговорил доктор, любовно убирая челку с глаз Майка. — Я так гордился тобой, ты лучше всех отзывался на терапию. Мы думали, что исцелили тебя. Но твой разум истончился, и ты снова предался греху. — Милтон потряс головой и потер глаза. — Какое разочарование! Все это исследование ради ничего. У тебя был выбор, Майкл, и ты сделал его. К сожалению, это значит, что теперь на твоих руках кровь Честера. Измученное сердце выжало из парня негромкий всхлип. Он думал о Честере и ощущал, как его мир потихоньку разваливается на части, как его желание бороться медленно увядает с каждым новым вдохом. Его мозг уже постарался, заменяя лицо умирающего Адриана из воспоминаний на лицо Честера. Он уже не обращал внимания на все еще произносимые ему слова. — Довольно, не реви. Знаешь, я всегда любил тебя как собственного сына, и я не позволю никому причинять тебе вред. — Взмах рукой. — Теперь это — твой дом. Твоих родителей уже проинформировали, что случился рецидив. — Он снова огладил его лицо, пальцем задевая губы. — Я сказал им, что ты заработал тяжелые повреждения мозга ввиду напора воспоминаний. Твоя мать плакала по тебе. Сейчас она уже, должно быть, скорбит. Каждое слово прорезало сердце тупым ножом, переворачивало все внутренности. Он закрыл глаза и на короткое мгновенье смог увидеть все еще живого Адриана. Мог почувствовать Честера, жмущего его к себе. — Здесь ты будешь спасен от греха. В этой комнате нет ни единого соблазна. Чистое уединение, Майкл. Это — единственный способ защитить тебя от злобного мира. Эксперимент окончен. Ты провальный. — Прошептал он, поднимаясь. — Я знаю, знаю, что я сумасшедший, раз держу тебя здесь. Но, чтобы оставить тебя в живых, я должен освободить тебя от страданий. Как бы то ни было, я слишком сильно люблю тебя для этого, Майкл. Скоро наркотик охватит тебя, и ты найдешь покой. Когда дверь закрылась, Майклу стало невозможно досадно и печально. Задушенный эмоциями, он начал всхлипывать. И это был единственный звук, который он сейчас мог воспроизводить. Его запястья болели от пут, его сердце было разбито. Майкл начал молиться. Взывая к последним крупицам веры и преданности, вопрошая Бога о помиловании. Псалом 141 /…/Майкл стоял на берегу озера Мичиган и смотрел на зеркальную гладь воды. Его прошибли мурашки, когда он почувствовал присутствие подле себя. Адриан бездвижно стоял сбоку от него и тоже уставился на воду. — Не сдавайся. — Мягко произнес он. Мальчик обернулся и внимательно на него посмотрел. Он выглядел иначе. Его волосы были слегка встрепаны, а рубашка широко распахнута. Майкл сглотнул и, удивившись этому, заговорил. — Это сон? — Да, ангел мой. Это сон. — Прошу, помоги мне! Молю, спаси!.. Адриан лишь покачал головой и печально взглянул на него. — Я не могу.
------------------------------- Отец Саймон вздрогнул, когда кто-то постучал. Открыв дверь, он обнаружил на пороге мистера Фишера. Садовник прочистил горло и сказал: — Мы должны помочь ребятам.Что есть левое и что есть правое? Что ошибочно и что верно? …Прими решение, дитя мое. Вот моя тень, вот моя жизнь, Но где мое тело? Как же мне выжить? …Прими решение, дитя мое. Жизнь сладка Неизведанным принуждением, Приди и прогуляйся со мной В угасание. День за днем все мы идем дальше, Боясь оглянуться, Боясь заглянуть вперед. Это мрак наших душ. Жизнь так сладка, но так несовершенна, Горько наконец это понимать… День за днем… Маска досады.