Видит мать, что всю свою жизнь Я сажал растения, чтобы выжить. А когда они увядали, я переставал говорить. Я сажал цветы, И никто не знает, почему… Ни пробуждений, ни колыбельных, Я чувствовал только, что мне надо попробовать Иметь мужество или глупость, Чтобы уцепиться за звезды, до которых я вовсе не мог дотянуться. Видит отец, что я пытался Найти того ангела глубоко внутри, Про которого ты говорил, что однажды я его встречу, И вот опять мои попытки закончились поражением. Даже здесь я мог чувствовать твои глаза. Я чувствовал их и слышал твой шепот. Брат сказал: «Вернись к жизни», Я спросил нескольких друзей, И никто не знает, почему… Никто не видел никогда Потоки моих слез. Я не могу поверить, что ты нашел меня.
Все вокруг было черно-белым. Даже озеро перестало отражать величественное небо. Единственный цвет в себе заключали розовые лепестки, развеваемые ветром. Подняв голову, он сморгнул снежинки, ложащиеся на его заплаканные глаза. Майкл вздрогнул, но не из-за холода. С каждой секундой его рассудок становился все темнее, посему его глаза пытались найти Адриана. Он заметно расслабился, когда заметил того около каменной стены. Его прекрасный возлюбленный смотрел вверх, разглядывая тяжелые темные облака из снов Майка. Его руки были сложены так, как если бы он молился, но он ни проронил ни звука. Майкл внимательно рассматривал стену; дуновение колкого холодного ветра заставило его покрыться мурашками. Он точно не знал, где он сейчас находится, да что там, он едва осознавал, кто он такой вообще. Все, чего он хотел, — дотронуться до Адриана. Он прочистил горло. — Где мы? — Шепотом спросил он. Адриан в ответ опустил взгляд на него. — Это твой сон, Майкл. Майкл почувствовал знакомую ему, тянущую боль в сердце, услышав эти слова. — Это что же, просто сон? — В этот раз его голос был полон отчаяния и надежды одновременно. «Почему это должно быть лишь сном?..» Его голова пошла кругом, ему казалось, что он чувствует чужое дыхание на своей шее, пока Адриан говорит ему на ухо: — Я люблю тебя, Майкл. Ты мой ангел. Однажды я отправлюсь в город Ангелов и возьму тебя с собой. — Закончив свою речь поцелуем, он обернул свои руки вокруг любовника. Старые воспоминания, другое время и место, забытые чувства нахлынули на него волной. — Никуда ты меня не заберешь. — Ты сердишься? — Майкл нахмурился, поднимая взгляд, натыкаясь на потемневшие глаза отца Даниэля. Священник упрямо повторил вопрос. — Ты сердишься, Майкл? — В ответ мальчик лишь зажевал губу, не говоря ни слова, и вздрогнул, когда над ухом громогласно раздалось. — Записывай: блажен муж, иже не иде на совет… — Надиктовывал он, ожидая реакции Майкла. —…на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалище губителей не седе. — Не веря собственным словам проговорил Майк. Взглянув украдкой на собственные руки, он заметил, что все вокруг опять потеряло свой цвет. Поднимая взгляд, он шептал. — Я хочу домой. — Адриан взглянул на него на кроткое мгновение, Майкл почувствовал это. — Прошу, отведи меня домой!.. — Просыпайся, — едва выдохнул тот в ответ, издавая отчаянный и поверженный стон. — Я не могу…
Уставившись в монитор, сидя в кабинете, Ален Милтон скрестил руки на груди, вскинув бровь. Он наблюдал за шевелением молодого священника в кровати. Майклу что-то снилось. Он даже разговаривал в этом сне! Дорожки слез, морщины печали и отчаяния были очень явно видны на лице его пациента. Нет, не пациента; он, все-таки, ничего не записывал. Он занимался этим многие и многие годы, а с тех пор, как все провалилось, он решил просто наблюдать. Милтону абсолютно плевать было на бродягу. Священник был единственным важным делом на повестке дня. Наблюдая за запутавшимся парнем, ворочающимся в койке, он пытался прикинуть, сколько тот ещё сможет выдержать. Препарат был мощным: постоянно держал жертву в непрерывном состоянии то ли сна, то ли бодрствования. Эта маленькая черта между снами и реальностью теперь была единственным обиталищем Майкла. Медсестра сообщала о его физическом состоянии, и Алена восхищало то, то тот едва смыкал глаз по-настоящему. Его глаза были закрыты и он ерзал упорнее, чем того ожидал психиатр. Его мускулы отзывались во сне, и он более, чем пару раз, попытался разорвать путы. Единственное, что волновало Алена, — сердце Майкла. Вот почему он заказал круглосуточное прослеживание его состояния. Шанс сердечного приступа был невообразимо велик. ----------------------- Они протащили его мимо охранников в капюшонах, но прежде чем зайти в инквизиторскую, они свернули за угол и быстрым шагом пресекли длинный и тёмный коридор. Им потребовалось ненадолго остановиться, когда Честер подорвался и начал кашлять. Он благодарно позволил одному из спасителей взвалить его тушу на себя, чтобы хотя бы прийти в чувства. Тяжело дыша в чужую робу, он выдавил из себя: — Спа… спасибо. Тогда оба — и мистер Фишер, и отец Саймон, — стянули с головы капюшоны, а аббат одарил блондина сострадающей улыбкой. — Рад видеть тебя, Честер. — Он обменялся взглядом с садовником, когда ноги перестали держать Честера, и он рухнул наземь, хватаясь за живот. Священник аккуратно опустился на колени, приложив руку ко лбу блондина, шепча. — Тебе нужно передохнуть. — Нет, я в порядке. Ща все будет, просто все существующие органы и конечности неебически болят… — усиленно мотая головой с сарказмом пояснил он, добавляя, — нам нужно добраться до Майка. Он не у вас, так что, я полагаю, Милтон все еще держит его взаперти. Нужно спешить. — Его слова едва можно было разобрать ввиду того, что он выплевывал их, не успевая даже нормально вздохнуть. Еще на пару секунд замолчав и, наконец, жадно вздохнув, он протянул. — Если этот припизднутый священник просечет, что я свалил… Отец Саймон аккуратно опустил руку на чужое трясущееся плечо. — Ты прав насчет Майкла. Как бы то ни было, сейчас мы ему не поможем. Нам придется оставить тебя в больнице и сообщить в вышестоящие инстанции. — А, конечно, а помолиться не забудете? Забудьте, отче. Эти люди сумасшедшие. На всю голову ебанутые. — Он поднял запястья так, ⎌чтобы отец видел их; он так же нагнул и голову, и тот заметил стертую кожу на шее. — Мы не можем бросить его здесь. По крайней мере, я не могу. Нам нужно идти, сейчас же. — Взволнованно проговорил он. Мистер Фишер глубоко вздохнул. — Может, мы должны его отпустить? Он может помочь парню выбраться. — Саймон неверяще посмотрел на «соучастника». — Как ты можешь такое говорить?! Нет, мы первым делом должны прислать ему помощь. Только не говори, что ты серьезно… — садовник уже не обращал внимания на коллегу и тоже присел, взяв запястья Честера в свои. — Если ты пойдешь дальше по коридору, ты наткнешься на дверь в прачечную, из которой сможешь пробраться наружу. Кэролайн сказала нам, что Майкл на первом этаже, в палате номер триста двенадцать. — Так мы, блядь, в лечебнице? — Шокировано спросил Честер. — Нет, мы под ней. Это старый монастырь. Старше города, я полагаю. — Саймон пустился в пояснения. — Тут, внизу, целая сеть всяких катакомб и подземелий. И есть несколько точек, в которых они соединяются с другими церквями и часовнями. Монастырь, клиника и та часовенка в лесу. Никто точно не знает, чьих это рук дело, но все указывает на то, что это работа старинного церковного ордена. — «Безмолвная воля Господа»… — задумавшись, выдал Честер, и Саймон на него недоуменно посмотрел. — А ты откуда знаешь? Да, назывался он так, но орден давно канул в лету. — Неа, отец, нет. Кажись, последователи ещё остались. Аббат не ответил. Он не мог. Что он мог сказать этому юноше? Они пытали его, и, судя по синякам, ссадинам и царапинам, делали это по старинке, используя инквизиторские методы. Неужели это было возможно? Или, что более важно, как он мог об этом не знать? Замечая погрустневший взгляд священника, Честер уверил: — В этом нет Вашей вины, отец. Сказав это, парень отвернулся, собираясь с последними силами. Саймон наблюдал за ним, испытывая отчаяние и примешанное к нему восхищение. Пока мистер Фишер выдавал Честеру чистую и свежую одежду, Саймон вновь попытался отговорить их от этой затеи. — Он ранен, и он дитя. Мы не можем пускать его одного. — У него больше шансов на успех, если он пойдет в одиночку, отче. Его вера сильнее нашей. — Негромко парировал садовник, наблюдая за тем, чтобы Честер переоделся. Честер обернулся с гримасой на лице. — Моя вера? Нет, это уже смешно!.. — Твоя вера в Майкла. — Сухо ответил тот, и начал рассказывать о тяжелом состоянии младшего священника. — Он под действием мощного наркотика, боюсь, он может даже не узнать тебя. Тебе придется действовать быстро, не теряя времени. -----------------------— А что насчет Майкла? — Мрачно спросил отец Даниэль, Адриан выдержал его взгляд. — Оставьте его в покое! Он же ребенок, ради всего святого, отпустите его! — Пытаясь сдерживать гнев отвечал он. Гнев все только портил. С тех пор, как его принесли сюда, его жизнь превратилась в кошмар наяву. Прошло две недели. Две недели бесконечных инквизиций. Они все еще давали ему шанс на искупление. Он все еще был озадачен тем, во что все это вылилось. Он думал о Майкле, и это отзывалось острой болью в его сердце, которая затмевала собой всю физическую. В основном потому, что он был не в состоянии что-то придумать, чтобы выбраться оттуда. Не было никакого смысла в том, чтобы поддаться и сделать вид, что он встал на путь истинный, потому что он уже пытался. Он говорил им, что исцелился, и разыгрывал целую мыльную оперу, надеясь, что они купятся, но священник лишь внимательно посмотрел на него и сказал остальным, что ему нельзя верить. И единственным выходом исповеди Адриана был Майкл, но это же была и обратная дорога к греху. Не было ни единого способа убедить священника, поэтому, по истечению первой недели, Адриан подумал хорошенько и смирился с тем, что он умрет в этом самом месте. Но не это заставляло его прятать свои слезы, когда он чувствовал себя одиноко, сидя в своей камере. А Майкл. Он бы с удовольствием отдал все, что у него осталось, лишь бы знать, в порядке ли он, отпустят ли его. Каждый гребаный диалог с Даниэлем заканчивался катастрофой и еще большей болью. Адриана шокировала такая концентрированная на нем одном ненависть. Тем не менее, что бы не говорил его мучитель, он никогда не смог бы воспринимать то, что было между ним с Майклом, как грех. Что угодно еще — без вопросов, но не любовь. Накануне его смерти, отец Даниэль вошел в его камеру и объяснил ему, что эта ночь будет последней для него. Адриан понятия не имел, как он должен на это реагировать. Он ничего не сказал, просто молча пялился на старшего, пока тот в красках рассказывал, что и как с ним будут делать. Он не чувствовал ничего. Не в состоянии поверить чужим словам, потому как это звучало просто невозможно. Это было дико, и абсолютно не так хотел бы он покинуть эту землю. Он даже бы не пискнул, если бы отец не заикнулся о том, что Майкл будет присутствовать при всем этом. Свидетельствовать. Это самое слово выбило у него почву из-под ног и он зашипел: — Нет, прошу! Не делайте этого с ним, не надо! Молю, черт подери, отец, где ваше великодушие? Где сострадание? Проявите хоть немного милосердия. — Ты должен был подумать об этом, прежде чем использовать его для собственного удовольствия. Твои слова отравили его. — Нет! — Кричал тот, когда священник покидал его с тяжелеющим сердцем. — Это было совсем не так! Не делайте этого… — он всхлипнул, хватаясь за решетку, — не причиняйте ему боль…
----------------------- Честер шествовал по темным катакомбам с неустанно бьющимся сердцем. Он даже понятия не имел, как он должен помочь Майклу. Он просто должен был попытаться. В этом-то и была проблема — он никогда не знал, когда надо остановиться. Он уже не придавал никакого значения своим ранениям, игнорируя мышечную боль, заменяя ее тревогой. Он вздрогнул и, начиная ненавидеть темноту, стал гадать, как же они дошли до такого. Один юноша на всех этих чокнутых. Интересно, делили ли они опыт между собой? Рассказывал ли Даниэль Милтону об Адриане? Очевидно же, что они обходились с ними по-разному. Пока Майкл был подопытным кроликом Милтона, покорно сидящим в клетушке, Адриан стал обсессией священника. Это все было настолько хитровыебанно, что Честер чуть не подавился собственным смехом. Слишком безумно. «Где я, блядь, вообще?» — Начал раздумывать он, тут же ругая мысль о том, что хотелось бы домой. Ну, то есть, дом, естественно, был не лучшим местом, ввиду событий последних нескольких месяцев, но, по сравнению с этим местом, он был просто раем на земле. Пока его сердцебиение нарастало с каждым пройденным шагом, он нашел ответ на все вопросы. Майкл. Он был здесь из-за Майкла. Абсолютно уверенный, что воля случая не просто так заставила его очутиться здесь, он начал наращивать скорость. Что бы не случилось, он никогда не будет сожалеть о том, что все же повстречал его. Мистер Фишер и Саймон пожелали ему удачи, аббат также добавил, что вызовет полицию, надеясь, что они смогут убедить сотрудников получить ордер на обследование клиники. Честер особо этому не верил. Вот почему он решил попытаться найти Майкла сам. Все же лучше, чем ничего. — Ха-ха, Честер — супергерой! — Сам себе прошептал он и фыркнул. — Господи, молю, какими бы наши отношения не были, мне очень нужна твоя помощь прямо сейчас. То есть, эм, ты оставил меня в той комнате пыток одного, — едва осознавая, что льет слезы, он сглотнул и продолжал, — тут реально больше не о чем просить. Просто помоги нам выбраться из этого дерьма живыми. — Он приметил свет, струящийся из окошечка в двери, и его сердце пропустило удар. Честер замялся, пытаясь перебороть страх, и зашипел сквозь зубы. — Ну хотя бы сраной уверенности мне додай! — Его рука опустилась на дверную ручку и он последний раз глубоко вздохнул. — Господи Боже, хоть бы там никого не было… -----------------------— Адриан! — В страхе выдохнул он, пока его глаза анализировали окружение. «Почему же так темно?» Его сердце пропустило удар, как только он заметил едва видного Адриана, прислонившегося спиной к стене. — Что не так? — Тебе нужно отпустить меня, Майкл. Помни о себе, а не обо мне. — Поднимая взгляд, прошептал он. — Хватит мечтать, ангел мой. — Я хотел бы, но я не могу. Адриан, пожалуйста, я ведь пытался. Так сильно пытался… прошу, поверь мне. Не серчай. — Всхлипывая объяснился он, звуча как напуганный котенок. — Открой глаза. — Его голос становился все тише и тише по мере того, как Майкл звал его по имени.
Майкл не замечал руку Честера, оглаживающую его щеки. Он не слышал зовущий его голос. — Майк, очнись.— Тебе пора, Майкл. — Убеждал его Адриан, неожиданно для Майкла оглаживая его кожу. Майкл глубоко вздохнул и снова начал всхлипывать. — Позволь мне остаться, прошу, молю! Остаться здесь, с тобой!.. я буду в порядке, позволь…
Честер был так рад, что нашел его так быстро, что он забыл слова садовника. Забыл, в каком состоянии находится Майкл. Слыша то, как Майк отчаянно взывал к Адриану, Честер почувствовал укол в сердце. Не ревности, укол отчаяния. Как бы достучаться до него?..— Неужели не чувствуешь? — Спросил Адриан, стирая слезы с чужих щек. — С нами покончено. Все прекрасное рано или поздно кончается.
И Майкл распахнул глаза, недоуменно озираясь по сторонам, и удивившись, когда заметил сидящего подле себя Честера. Блондин развязал стяжки на руках, и Майкл дрогнул от боли в натертых запястьях. — Честер. — Просто сказал он, аккуратно дотрагиваясь до бледного лица возлюбленного. — Я думал, что ты уже мертв… Пока Честер пытался помочь Майклу разогреть мышцы и слезть с койки, Ален Милтон невзначай уронил челюсть на пол. Его выбила эта самая привязанность и забота, которую они оказывали по отношению друг к другу. Блондин, явно раненый и травмированный, все еще пытался помочь юному священнику. Но и Майкл не должен был двигаться. Он решил не останавливать их; вместо этого, он сделал один телефонный звонок, прежде чем вновь обратить все свое внимание на парней. О, как бы он хотел, чтобы это была запись… Вот в чем его теория ошибалась снова и снова. Майкл был подходящего возраста, это уж точно; это помогало ему пережить физические и эмоциональные травмы. Смерть Адриана оставила на нем огромный след, поэтому его легко можно было приструнить с помощью шокеров и медицинских препаратов. В совокупности с экзорцизмом, теория Милтона работала на ура. Тем не менее, доктор, ровно как и священник, не просчитал, что Майкл снова может влюбиться. В этом была их ошибка. Они должны были отослать бродягу, как только тот появился на радарах. Ален был встревожен сильнее Даниэля, потому как тот был ослеплен своей верой. Наблюдая, как молодые возлюбленные нежно и откровенно целуются, Ален состроил гримасу. Отец Даниэль был придурком. Грех, который все хотели изничтожить, так и не исчез. Потребовался лишь опустившийся на самое дно блондин, чтобы испортить все старания психиатра и святого отца. Он был уверен, что Саймон, скорее всего, сообщит в высшие инстанции, и теперь ему предстояло разобраться с файлами и записями. Он просто не мог отвести взгляд. -----------------------Адриан почти не спал. Каждый раз, как только он закрывал глаза, его накрывало волной сильных эмоций, поэтому он даже задуматься о хоть каком-то отдыхе не мог. Он все еще не мог поверить, что они сделают это с ним. Звучало это все просто невероятно, ужасно, за гранью понимания. Его страх нарастал с каждым часом. Он был потрясен тем, что увидит Майкла в таких невыносимых обстоятельствах. Что последние проведенные вместе минуты будут окрашены агонией и болью. Он молился, чтобы эти последние минуты не затмевали память Майкла. Чтобы он помнил и хорошее. Он подумал о своей семье, и о том, как они на все это отреагируют. А узнают ли они? Узнает ли вообще хоть кто-нибудь о том, что здесь произошло? Адриан спрятал лицо в руках, неконтролируемо разрыдавшись, втайне надеясь на хороший исход. Но, когда он начал вспоминать о своей актерской карьере, роднимая в памяти выученные строки, чтобы хоть как-то отвлечься, ему в голову приходили только трагедии. Ни одна из них не имела хэппи энда. Он попросил у стражника ручку и листок бумаги, но не услышал и слова в ответ. Так много всего он хотел сказать Майклу. Он хотел, чтобы тот знал еще многие и многие вещи. Например то, как сердце актера набирает обороты, когда он улыбается; или как красив и восхитителен он был в чужих глазах. Его ангел. — Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое…
----------------------- — Нам пора. — Уверенно сказал Честер, не сумев стряхнуть с себя ощущение, будто за ними наблюдают. Потребовалось немало сил, чтобы отодрать Майкла от койки, после чего священник мертвым грузом обвалился в чужих руках. Он даже стоять сам не мог, не говоря уже о ходьбе. Честер усилил хватку вкруг его талии и приподнял его, натужно выдыхая. — Прошу, Майк, мы должны… — его голос надорвался и, отвлеченно, он повалился на землю. Держа парня в своих руках, он бесцельно целовал его лоб и без конца шептал. — Молю, Майк, пойдем. Ты должен сам, я не смогу тебя понести, давай… — Оставь меня здесь. — Выдохнул Майк и его глаза снова закрылись. С его губ вновь слетело имя Адриана, и Честер затряс головой. — Он мертв. Отпусти ты его уже. Прошу, вернись ко мне, пожалуйста. — Мягко, но настойчиво прошептал он, замечая, что Майк вновь открыл глаза. Милтон едва не задохнулся, когда наблюдал за Майклом: тот решительно встряхнул головой и поднялся. Его колени все еще тряслись, но он все-таки сделал это. Крепко обхватив Честера за плечи, он зашагал. Пока Ален наблюдал за тем, как они вразвалочку покидают палату, блондин прошипел в чужое ухо: — Если мы отсюда выберемся, я тебя собственными руками отлучу от церкви, уяснил? Улыбка нашла себя на лице Майкла, но была едва заметна и подпорчена болью. Он еще ближе придвинулся к Честеру на пару мгновений и шептал в ответ: — Прости меня. -----------------------Они пришли за Адрианом на рассвете. Незадолго до того, как взошло солнце, они спустились в катакомбы и открыли камеру. Они привели его на суд. Хриплый голос приговорил его к гниению в Аду, дико предъявляя, что у него есть шанс на спасение, если он умрет за другую душу. Горькие слезы текли по грязным щекам, пока он ожидал продолжения приговора. Они повели его в другую часть здания, и его сердцебиение начало учащаться, как только он увидел Майкла. Запертого в клетке, но живого. Адриан вздрогнул, когда они начали пороть его на глазах возлюбленного, и пытался сказать ему, чтобы он не сдавался. Наполненные страхом глаза Майкла причиняли ему боль. «Не будь таким опечаленным,» — думалось ему, когда они раздели его и одели в багряницу. Он пытался сдержаться, но не смог, и издал истошный вопль, как только на него возложили терновый венок. «Закрой глаза,» — пытался сказать он Майклу своим взглядом.
----------------------- Честер понимал, что все удалось как-то слишком просто. Никто им по пути даже не попался, даже когда он помогал Майку спуститься по лестнице. Священник одарил его недоуменным взглядом, когда тот упомянул про катакомбы. Блондин успешно протащил Майка туда, где его покинули мистер Фишер и отец Саймон, но был абсолютно неуверен, что делать дальше. Они не могли идти вперед, потому как уперлись бы в отца Даниэля и его последователей, но не могли и вернуться. Никакого представления дальнейших действий не имея, он подтолкнул Майка в боковой туннель и они, все еще прижавшись друг к другу, ступили в темноту. — Ты знаешь, куда идешь? — Осторожно спросил Майкл. — Вообще нет. Просто подальше от докторов и припизднутых священнослужителей. — Пожав плечами, он еще раз поцеловал Майкла в лоб. — Я лучше здесь с тобой подохну, вот честно. Игнорируя боль, оба парня продолжали идти. Путь занял у них около получаса, прежде чем они уперлись в еще одну комнату. Каменные ступени заканчивались люком, и когда Честер отпер его и подтянул Майка вперед себя, они очутились в той самой часовенке, что когда-то была тайным местом Адриана и Майкла. Священник испустил глубокий вздох и попытался заглушить все эмоции, которые только вызывало это место. Честер тоже особо не был рад их нынешним местоположением, потому как они не попали в монастырь, а значит, не попали и под защиту отца Саймона. Он все еще был настороже, сомневаясь в таком легком побеге, и умолял Майкла продолжить путь. Они вышли наружу и почувствовали холод мичиганской зимы. Пошел снег, как только они начали продираться сквозь лес. Они шли молча, и Майкл все еще опирался о Честера. Углекислый газ из легких тут же превращался в облачко пара перед их лицами. На полпути Майкл внезапно остановился, что заставило Честера обратить на него свое внимание, и зашептал: — Мне жаль, что я назвал его имя, вместо твоего. Мне не стоило. — Не извиняйся ты каждый раз, — негромко ответил Честер и притянул его в свои объятия, крепко прижимая того к себе и дыша ему в шею, — я рад, что ты жив. Было не то время и не то место, но Майк почувствовал острое желание сказать, как сильно он любит Честера, но блондин пресек это на корню, прикладывая палец к чужим губам. Помотав головой, он пояснил: — Нам нужно двигаться. Прошу, нам нужно спешить… ----------------------- Пока они хватались друг за друга, чтобы ненароком не получить обморожение, отец Даниэль стоял в громадном холле внутри монастыря, сфокусировавшись на кресте в центре комнаты. Он повел плечами, как только заметил опасливо приближающегося Милтона. — Они уже в пути. — Я знаю. Что насчет аббата? — Заперт в собственных покоях, но где еврей — я понятия не имею. Мы должны сделать что-то менее суетливое. Это займет очень много времени. Отец Даниэль шумно выдохнул. Милтон был прав: это, скорее всего, будет длиться очень долго. Он уже устал, но все еще был взбешен тем фактом, что Честер смог от него улизнуть. Как мог Саймон быть так слеп и не замечать нечестивость этого юноши? Отрешенно развернулся он к доктору и взрыкнул: — Я хочу, чтобы он страдал, Ален. Его злобная душа не должна покоиться с миром. Он молился. Молился и предъявлял обвинения. Как мог его Бог не видеть неправоту этих двух парней? То, что они чувствовали по отношению друг к другу, было абсолютно неправильно. Его размышления медленно пришли к выводу, что Честер ровно столько же демоничен, сколько был Адриан. Иначе как еще он мог совратить юного Майкла? Или дело все же было в слабости священника?... ----------------------- Когда они добрались до монастыря, на улице уже стемнело. Не было ни единой полицейской машины в поле зрения, что заставило сердце Честера пропустить удар. Остервенело оглядываясь по сторонам, он выругался. — Сука, еб твою мать, нам нельзя здесь оставаться. Так тихо, как он только мог, шел он дальше, крепко держа Майка за руку. Они крались по стенам и остановились как только заметили черный ход. На краткое мгновение Майкл позволил запаху святости наполнить его легкие, прежде чем последовал за Честером. Холл, в котором находился отец Даниэль, был уже совсем недалеко, и Честер открыл дверь. Майкл чуть не свалился на него, встретившись с выжидающим взглядом старшего священника. Два стражника заперли дверь, в которую они вошли, и Майкл начал неконтролируемо сотрясаться. Его хватка руки Честера усилилась, когда он, все еще трясясь, шептал: — Боже милостивый… я уже был здесь. -----------------------Раздался еще один крик, когда гвоздь пронзил плоть. Адриан давился собственной кровью и был ослеплен невыносимой болью. И только его гнев придавал ему сил, и он продолжал плеваться в Даниэля оскорблениями: — Отец, прости их, ибо не ведают они, что творят. Его боль нисколько не слабела, все еще раня каждую клеточку его тела. Второй гвоздь заставил его тело выгнуться, его мускулы дрогнули, как только он инстинктивно попытался вырваться, снова крича, чувствуя, что гвозди держат его на месте. К тому времени, как они начали прибивать его щиколотки, ему уже было плевать. Но боль все еще давала о себе знать, когда они подняли крест. И это была уже совсем другая боль. Он почти мог почувствовать, как ломаются его кости. Они ведь не ломали его ноги, как это делали римляне, чтобы облегчить страдания. Им не нужна была быстрая смерть. Его тело, обремененное мучительной болью, почти что потеряло всякие ощущения по прошествии первых десяти минут. Продираясь сквозь настоящую агонию, развернувшуюся в нем, он вспомнил о Майкле. Он смог расслышать его отчаянные всхлипы, утешающие слова, обещания помочь. Но не было ведь ни единого шанса, что тринадцатилетнее дитя сдвинет гигантских деревянный крест, не говоря уж о том, чтобы его повалить. Оно было закреплено на полу; подвешено на семь разных веревок. Как бы не пытался Майкл, он ничего не смог сделать. Его отчаяние нашло отклик в актере, и тот, прикрыв глаза и сглотнув собственную кровь, пытался что-то сказать, зовя по имени: — Майкл, прошу… — то, что Майкл услышал, было за гранью его понимания. Разрыдавшись, его любовник шептал ему, — Майкл, забудь. Молю, ангел мой, закрой глаза и отпусти. Адриан уже не слышал просьбу Майкла о его смерти. Ко времени, как мальчик сказал это, его разум был уже далеко.
Сейчас я живу без тебя, В ожидании услышать, как ты пытаешься дышать. Июнь лежит в руинах в глубине твоих глаз, Ты видела, как я ошибаюсь в этом ненормальном мире? Июнь, ты утратил свой цвет, Может ли кто-то блуждать под твоими крыльями? Свобода — однажды я прочитал это слово в книге, Замерзшие розы тебе в дар. Я думал, что могу рискнуть этим глупым оправданием, О, лишенный иллюзий, я лицом к лицу с тишиной. Твой дрожащий вздох слишком слаб, чтобы выжить, Какая досада, что мы не произнесли ни слова. Свобода — однажды я прочитал это слово в книге, Замерзшие розы тебе в дар. На мою голову обрушивается ледяной дождь, Образы требуют принять улыбку на веру. Завтра — это всегда первый день Конца твоей жизни.