Michael

Время шло быстрее обычного. Побочный эффект наркоты, распространяющейся по его телу. Он сидел на коленях Дэйва, полностью отдав себя голодному, многообещающему поцелую, когда кто-то шепнул его по плечу, шикнув: — Эй, кино начинается. Честер неохотно выпустил своего парня и пересел на соседнюю седушку, все еще держа того за руку. Он хихикнул, когда Дэйв ловко клюнул его в губы, прежде чем сконцентрировать свое внимание на экране. Однако это не продлилось долго, потому как публика была моментально поглощена происходящим, когда на первых же кадрах фильма разразилась водная баталия. Было время ежегодного Шоу Ужасов Рокки Хоррора, и кинотеатр доверху был забит косяками чокнутых детишек. Четверо парней, сидящих посередине, раскидывали из тары попкорн, вовсю матерились, ржали. Слишком беспокойный момент для съемки на потрепанный Кодак. Честер, кто, как и Дэйв, пренебрег ношением белья, был в черных кожаных штанах и прилегающей белой футболке, которая не доходила до пупка. И каждый раз, как он поднимал вверх руки, что случалось довольно часто, когда он разговаривал, она задиралась еще выше, обнажая кожу. Его бойфренд же, кто был одет в старый фрак, под пиджаком которого не было даже намека на рубашку, всегда замечал это. Они оба были настолько поглощены друг другом, что где-то в середине фильма Дэйв схватил ничего не понимающего Честера за руку и вывел наружу. Затолкнул его в одну из туалетных кабинок и снова начал жадно и страстно зацеловывать. Честер, натужно выдохнув, проговорил: — Черт возьми, какой ты у меня похотливый. Его любовник остановился, выпустил его и заглянул в глаза. Подводка уже размазалась и стекала по щекам, и, ввиду жарких и хаотичных поцелуев, с губ стерся блеск. Дэйв улыбнулся, взъерошил чужие волосы и зашипел в ответ: — Выглядишь как дешевая шлюха, ха. — Честер лишь улыбнулся и опустил взгляд. — Я люблю тебя.

— Коснись, коснись, коснись, коснись же меня, я хочу стать грязным! — Прокричал Честер, сидя в обнимку со своим парнем, поднимая вторую руку, чтобы глотнуть пиво с горла. Дэйв рассмеялся и жадно его поцеловал. — Ты и так грязный, — ответил он, широко улыбаясь и принимая бутылку из чужих рук. — Заставь меня трепетать, дрожать, удовлетвори меня, порождение ночи! — Голосил Честер, пытаясь изобразить высокие ноты, оборачивая руки вокруг чужой талии, — я дикое и неприручаемое существо... — продолжая предвкушающе улыбаться, подпевал блондин, — я пчела, и в жале у меня смертельный яд. Я жалю тебя, и в голове у тебя начинает гудеть.* Дэйв усмехнулся и вернул объятия. Вот уже два месяца они были единственной компанией друг друга. Это было важно для Честера. Это означало, что не придется ни перед кем выкобениваться. Это было как раз-таки одной из их трудностей, когда они только начинали отношения. Сейчас он был только Дэйва — и наоборот, что было именно тем, чего он хотел. Он злобно оглянулся на своего друга, Роба, когда тот начал кидать в них попкорн и проворчал: — Кино смотри лучше. Я сильнее чем ты. Они перекинулись коротким взглядом и разразились хохотом. Внутряк, который понимаете только вы, а остальные беспомощно поднимают бровь и пожимают плечами. Как бы там ни было, ключи от машины пикнули в руках Дэйва, Честер нахмурился и остановился. — Че ты, блядь, делать собрался? — Дэйв лишь дернул плечами. — Собираюсь отвезти нас домой. Поверь мне, ты очень хочешь домой, детка. — Соблазнительным голосом проговорил он, приближаясь к Честеру. — Да иди нахуй, не смешно уже. Мы же договаривались взять такси, а машину забрать завтра. И ты, между прочим, согласился, прежде чем нажраться. — Отступая назад, начал возмущаться Честер. Его парень наклонил голову и поджал губы. — Чейзи, такси будет стоить тридцать ссаных баксов, а у нас нет таких денег. — Роб и Алекс наблюдали за сценой со стороны, и младший из них, все еще держащий картонку с попкорном, нервно заерзал. — Честер, да ладно тебе, не будь занудой херовой. Мне нужно дома быть вовремя, иначе у меня ожидаются осадки в виде пиздюлей. — Блондин раздраженно закатил глаза и поднял руки, будто желая остановить речь. — Ладно, я останусь. — Он стряхнул с себя руку Дэйва и развернулся. — Если хотите, чтобы вас загребли за вождение в нетрезвом, то валяйте. А я хочу хотя бы раз сохранить рабочее место за собой. И только спустя двадцать минут страстных поцелуев и жарких обещаний Дэйва он смог сдаться. С другой стороны, не так уж и далеко было. Максимум двадцать минут езды. Ничего же не случится. Но, все-таки, случилось. За пару секунд вся его жизнь перевернулась с ног на голову. Честер был единственным, кто увидел ту машину. Он слишком поздно понял, что Дэйв сфокусирован на магнитоле, а не на дороге, и, прежде чем он успел что-то предпринять, как-то предупредить, машины уже столкнулись. Скрежет металла и звук бьющегося стекла заставили его сердце ускорить свой ритм. Когда он вылетал через лобовое стекло, он уже не осознавал происходящее вокруг него. Честер открыл глаза, когда кто-то позвал его по имени, без конца спрашивая, понимает ли он, что ему говорят. Это уже почти вывело его из себя, и он чуть не огрызнулся: — Я не глухой. — Человек, оказывающий ему первую помощь, облегченно выдохнул, и его голос смягчился. — Мне нужно, чтобы ты лежал очень смирно, не дергайся и особо не шевелись. — Сказал он, уходя прочь, чтобы помочь остальным. «Остальные, точно,» — пронеслось в голове, и он все же попытался подняться. Боль, сковавшая его тело, не дала ему вздохнуть как следует, и он снова распластался на земле, отхаркнув с горла кровь. Пытаясь справиться с тошнотворным головокружением, он медленно и глубоко вздохнул и медленно, очень медленно, повернул голову набок. Он вообще не мог понять, что он видел собственными глазами. Он едва осознал, что Дэйва вносили в машину скорой помощи, и он вообще не подавал признаков жизни... Звук сирен вновь заставил тошноту подступить к горлу, Честер уже даже готов был добровольно сблевать. Собираясь с силами, пытаясь успокоить собственное сердцебиение, он прикрыл глаза, но не смог вынести темноты. Когда он снова открыл их, он проморгался, лучше присматриваясь. «Это как смотреть серию «Скорой Помощи»,» — увидев, как медик пытается реанимировать сердце его друга Роба, подумал он. Честер никак не мог понять картинку: он все четко слышал голос юноши в ушах, все еще слышал его смех перед залпом атаки попкорном. Когда это успело произойти? Сколько вообще времени прошло? Глаза Честера наполнились слезами, когда медик отрешенно тряхнул головой и взглянул на наручные часы. Слова — «время смерти» — донеслись до него ветром, и он почти рассмеялся. «Это прикол, просто уебская шутка.» Но ватность собственного тела, запах бензина и мигающие красные огни говорили об обратном.

— Почему ты сказал полиции, что за рулем был ты? — Негромко спросил Дэйв. Честер опустил глаза. — Я просто не хочу, чтобы ты тоже проходил через это. Дэйв уставился в потолок больничной палаты и начал глотать слезы. Он устал рыдать. С тех пор, как ему сказали, что шансы того, что он снова встанет на ноги, почти нулевые; с тех пор, как ему сказали, что Роб и Алекс не выжили — он только и делал, что ревел. Честер взял всю вину на себя, что только увеличивало стыд, который разрастался в его сердце. Он очень боялся говорить правду, поэтому никогда не останавливал свою мать, когда та довольно сильно била его парня по лицу, кричала ему том, какой же он был гнилой человек. Дэйв просто молча смотрел на все это, ненавидя себя все больше и больше с каждой пройденной секундой. Три недели спустя его выписали, и он переехал к Честеру, который обещал никогда не покидать его, что он всегда будет рядом. В любом случае, спустя уже два месяца стало понятно, что это обещание будет крайне непросто сдержать. Пока Дэйв дальше давился жалостью к себе и депрессией, Честер пытался наладить дела с деньгами. Когда Дэйв объяснил своим родителям, что он лучше будет жить с Честером, те взбесились и перестали его обеспечивать. Оставили его наедине с медицинскими счетами. Это и факт того, что блондина признали виновным, и ему приходилось платить еще и семьям погибших, превращали его жизнь в постоянную гонку за деньгами. Каждая их ссора кончалась тем, что Дэйв обещал покончить с собой. Первые пару раз Честер очень серьезно это воспринимал, отпрашиваясь, теряя рабочее место и лишние деньги. Даже если Дэйв и ныл постоянно, Честер ни разу не пожалел о принятом решении и реально пытался сдержать обещание. В ночь перед самоубийством Дэйв умолял его пропустить смену, это переросло в ссору, и Честер просто ушел, хлопнув дверью. Он работал в K-mart за городом, и когда ему приходилось брать вечерние смены, он ночевал у брата, потому как водить ему не разрешалось, а денег на такси не было. Они помирились по телефону, и Честер решил, что это просто еще одна пустая истерика. Это была одна из тех ночей, в которые он просто мечтал о том, что все изменится. Что они будут в состоянии быть счастливыми даже с тем малым, что они имели. А на следующее утро Джо принес ему записку, сказав, что его любовник рассек себе вены. Умер от потери крови в их квартире. И пока Честер пытался справиться с потерей, остальные начали по-новой винить его. Теперь он был ответствен за смерть троих ребят, и он даже не мог ничего сказать в свое оправдание. Джо пытался заставить его сказать всем правду, но Честер даже не собирался, смиренно принимая всякую ненависть в свою сторону. Только спустя несколько недель после смерти Дэйва он растерял все что у него только оставалось: квартиру, работы, друзей... Честер ненавидел это все. Он ненавидел это все настолько, что однажды зашел к Джо и просто сказал тому, что валит. — Ну и куда ты собрался?— Попытался образумить его Джо, мотая головой из стороны в сторону. — Понятия не имею, просто подальше отсюда. — Был ответ. И прежде чем уехать из дома без видимой цели, он посетил его могилу. Прощаясь с любовником, он обещал сам себе больше не влюбляться. Потому что непередаваемая боль шла рука об руку с любовью и страстью и была слишком невыносима. Случайные связи тоже, как выяснилось, не были в приоритете. Он просто должен был отпустить...

— Да, солгал, отец. — Язвительно задрав подбородок, сказал он. — Не лги, Майкл. Неужели ты так быстро забыл? — Спросил отец Даниэль, заметно грустнее, прежде чем ударил мальчика по лицу. Кожа того загорелась, но Майкл сжал губы, выражая неповиновение. — Где Адриан? — Ему было интересно, сострадание ли мелькнуло в чужих глазах, когда Даниэль наклонил голову набок. Он посмотрел на него пару секунд, прежде чем натужно вздохнуть и прошипеть. — Снимай рубашку, Майкл. — Пошел нахуй! — Резко ответил тот, скрещивая руки на груди. Даниэль покачал головой. — Ты только хуже делаешь. — Он жестом указал охранникам войти в клетушку, которая была домом Майклу последние пару дней. У маленького мальчика не было никаких шансов противиться двум мужчинам, поэтому он был без рубашки уже спустя пару мгновений своих бессмысленных потуг. Он трясся и вытирал собственные слезы. — Преклонись. — Приказал ему Даниэль, и Майкл что-то неутвердительное промычал, бубня под нос оскорбления. — Хочешь, чтобы я снова их позвал? Майкл почувствовал жгучее желание позвать свою маму. Ему было холодно и одиноко. Его сердце испытывало боль, и он не понимал, почему все эти вещи происходили с ним. Что он сделал не так? Сначала он думал, что их поймала полиция. Но они судили его не по закону. В своих молитвах он спрашивал Его, в основном, «почему» и, что важнее, «как долго». Он даже не пытался смотреть на ту Библию, которую ему дал Даниэль. И каждый раз, когда ему это удавалось, он спрашивал про Адриана. Это только выводило священника из себя еще больше. Майкл поднял взгляд и, рассматривая возможные варианты, медленно покачал головой. Нет, он не хотел охрану. Он очень медленно опустился на колени, фокусируя взгляд на темных стенах камеры. Отец Даниэль начал проповедовать, встав ему за спину. Майкл едва понимал сказанные им слова, но они пугали его. Наказание. Грех. Он чувствовал, что священник за его спиной двигается, и глубоко вздохнул. Он не знал, что его ждет, и пытался не дать слезам скатиться по щекам. Отец Даниэль уставился на бледную кожу мальчишеской спины, замечая, что его плечи дрожат. Такой невинный, но такой нечистый. Это сделал Адриан. Даниэль присел на колени рядом с дрожащим дитя. Он держал в руках плеть и поднял ее. Майкл непонимающе окинул его взглядом. — Теперь тебе нужно очистить себя, Майкл. Так Бог узнает, что ты сожалеешь о своих грехах. Своей рукой или моей, выбирай. — Сказал Даниэль. — Я... я не могу, — выдохнул тот, глаза расширились в ужасе, — Не зас-не заставляйте меня... — Тебе придется наказать самого себя, Майкл. — Холодно сказал он и терпеливо ждал. Находясь под гнетом взрослого, имущего власть над ребенком, он все-таки заставил себя взять в руки хлыст, и ему скомандовали пороть себя. Первые удары были неохотными и ленивыми, испуганными и нежеланными, но голос Даниэля постоянно молился за его спасение, громко, нещадно, что заставляло мальчика бить себя все сильнее и сильнее. Слезы ручьями лились по щекам, подгоняемые испытываемой болью. Снова и снова, снова и снова, пока старший, наконец, не сказал ему остановиться. Его тело так сильно горело, что он едва мог дышать. Когда Даниэль оставил его одного, он расплакался так сильно, что и вовсе начал задыхаться. Ему потребовалось немало времени, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце, и тогда он в первый раз коснулся Библии.