Порой проще наносить больше урона, чем просто отпустить.
Хартфилия молча шла по тёмными улицам столицы, лишь изредка кидая не самые дружелюбные взгляды в сторону Бельфегора, совершенно не понимая, чего они все так волнуются. Ну, подумаешь, всего-то сбежала на встречу с Лаксусом. Ничего бы с ней не случилось. Люси невольно цыкает, сверля взглядом спину хранителя кольца Урагана, после чего старается укутаться в тонкую кофту, хоть немного согреваясь. Каким бы тёплым не было лето, но ночи всегда выдавались немного холодными. Блондинка качает головой, после чего отводит взгляд со спины товарища вправо, где тянется стена из домов, которая лишь изредка разрывается на небольшие проходы, где свободно могло бы пройти не более одного-двух человек. На её лице отчего-то появляется улыбка. Но в следующую секунду улыбка пропадает. Она поджимает губы, опуская взгляд на землю. Волнуется Занзас, Скуало, Дино — кто угодно, но не Бельфегор. Ему, видимо, совершенно наплевать на неё. Но раз так, то пусть исчезнет с глаз долой, пусть растворится где-нибудь раз и навсегда. Пусть больше не тревожит её сердце. Люси немного щурится, смотря в один из таких проходов между домами, а в голову больно бьют воспоминания о том, каким могло бы быть то самое будущее. Будущее, где Потрошитель больше не издаёт шишикающих звуков; будущее, где Скуало не кричит; будущее, где не будет Занзаса. И она видит — а может лишь чудится — в темноте одного из таких проходов чью-то тень, чью-то белоснежную улыбку. Она чувствует, как чей-то взгляд неприятно скользит по ней, как ей хочется выколоть глаза каждому, кто так делает. Девушка кидает взгляд на Бельфегора, который идёт на шагов двадцать впереди блондинки. Что же, это хороший шанс, чтобы сбежать. Тихо свернув в нужном месте, Люси пошла в ту сторону, останавливаясь лишь тогда, когда её тело полностью скрылось в тени домов и мраке ночи. Ей стоило бы опасаться. Он тот, кто разрушил её будущее полностью. Он тот, кто уничтожил её воспоминания, присвоил себе, использовал в своих целях. Ей стоило бы опасаться, потому что она ничего не смогла против него. Но она не боится. Слишком самоуверенна. Люси смотрит на него с неприкрытым презрением, буквально вкладывая в этот взгляд весь яд, всю ненависть, всё отвращение, которые она только испытывает к нему, а губы как-то сами собой изгибаются в жуткой ухмылке, которая не сулит ничего хорошего. — Мы уже уничтожили несколько твоих сучек. Ты думаешь, что тебя и твою свору цепных псов нам не одолеть? — Люси начинает без предисловий, тут же кидая спокойное нападение на столь нежеланного собеседника. Она знает, что, если в разговоре повысить того или изменить спокойную интонацию — это значит проиграть. А ему она точно не проиграет. — Ну же, что ты, милая. Не нужно думать сразу о таком. Я всего-то забежал поздороваться со старым другом, — голос Бьякурана как всегда слащавый, пропитанный ядовитым сахаром полностью. Кажется, что всё сладости мира меркнут на фоне этой чрезмерно мерзкой сладкой улыбки, тона, взгляда. Несколько секунд царит молчание, прерываемое лишь тихим шебуршанием упаковки с его любимой сладостью. Они смотрят друг на друга. Убийственно, с пониманием, с некой ностальгией. Но они оба знают, что старого не воротишь, да и не надо им это. Не с этой целью стены строились так долго и протяжно. Когда-то давно она готова была прощать его. Совершенно, полностью, безоговорочно, даже не требуя извинений. Когда-то давно она готова была бежать к нему, несмотря ни на что, ломать на пути между ними все преграды, лишь бы обнять, лишь бы быть рядом с ним. Когда-то давно она была готова поощрять все его поступки, оправдывая их, стараясь найти в них что-то светлое и тёплое. Но это было давно. Сейчас же она не хочет и не собирается этого делать. Бьякуран Джессо больше не тот человек, к которому она бы неслась сломя голову. Не тот, к кому бы она приходила во время простуды, не тот, кого хотела бы вспоминать перед сном и первым делом, как проснётся. Джессо больше никто. Люси понимает, что слишком задумалась, хотя альбинос тоже. Раньше они были друзьями. А кем же они стали теперь? Никто? Абсолютные пустые места в жизни каждого? Нет, вряд ли. Они друг для друга охотники и жертвы. Они и бояться друг друга и хотят запугать. Блондинка чуть щурится, внимательно следя за Джессо. Тот способен выкинуть абсолютно любую глупость, а потому стоит быть осторожной и следить за ним. Время, когда она спокойно могла доверить ему свою спину прошло. И — что поделать? — не вернётся. Да и вряд ли кто-то из них жаждет вернуться в те дни. Хартфилия смотрит на него, казалось, пустыми глазами. Спасибо Занзасу, что научил прятать эмоции. На самом деле внутри неё кипит вулкан, который не даёт ей нормально продохнуть. На самом деле она презирает этого человека. Ярость, которая кипит где-то внутри, заставляет снова и снова потянуться к связке с ключами, чтобы ударить его, уничтожить, убить. Но она понимает, что сейчас не то время и не то место, чтобы сделать это. «А будет ли другой шанс?» — невольно задаётся вопросом Хартфилия, продолжая следить за тем, как в полумраке Бьякуран ест свою сладость, слишком сахарным взглядом смотря в её сторону. Прошла минута. Долгая, словно целая вечность. За это время Хартфилия успела подумать о многом, а что же сделал её враг? Люси, увы, не умеет читать мысли, а потому даже не станет гадать, какие черти пляшут в голове у Джессо. — Так и будешь молча поедать меня взглядом? Неужели боишься? — его тон несколько насмешливый, прям звенит в ушах Хартфилии, эхом отдавая в стенках разума. Боится? Она? Его? Да. Вернее того, что он может сделать с её будущим. Именно сейчас в голову Люси закрались сомнения, а правильно ли она вообще поступила, когда пришла сюда? Может, права была Юни? И стоило послушаться того, что говорила девушка? Может, хоть раз в жизни, стоило пойти против собственной воли и продолжать идти вместе с Принцем-потрошителем? Но теперь уже поздно говорить о возможностях, которые были в прошлом. Она сделала выбор. Она пришла сюда. Интересно, эффект бабочки сработает? Или эта одна несчастная встреча не решает её дальнейшей судьбы? Боже, что за бред, конечно, решает! Ведь она нарушила запрет Юни. Пришла на встречу с Бьякураном. Одна. Совсем. «Бельфегор, наверное, даже не заметил, что я ушла», — сейчас она больше всего жаждала появления именно этого самовлюблённого блондина. Именно он был нужен ей. Как опора, как поддержка. Хотя девушка понимала, что даром не сделать принцу. — Пф, вот ещё, — запоздало отвечает Хартфилия, складывая руки на груди, таким образом закрываясь от собеседника. Ей не нужно, чтобы он читал её, как открытую книгу. Кажется, Джессо чует её страх, даже когда стоит в нескольких метрах от неё, иначе отчего на его лице сейчас появилась такая кровожадная ухмылка? Мафиози, явно скрепя сердцем (а если ли оно у него?) выкидывает остатки сладости. В следующую секунду заклинательница чувствует, как под натиском её тела, которое в одну секунду пригвоздили к стене, кирпичи медленно начинают крошиться, больно впиваясь образованными острыми углами в тело блондинки. Люси, находясь в полном шоке, совершенно не понимает, что же вообще происходит. Она падает на землю, неплохо ударяясь головой об асфальт. Падают первые капли крови, окрашивая волосы и камень в багровый оттенок. — Пойми, милая, — Джессо снова говорит своим приторно-сладким ядом, словно бы желая добить её ещё и морально, заставить бояться так сильно, как она может. Но девушка терпеливо переносит удары судьбы, не показывая своего страха. Альбинос больно хватает за волосы, поднимая её голову. Он тянет выше, заставляя Люси привстать, после чего вторая его рука опускается на тонкую шейку Хартфилии, тут же сжимая её. Сильно, больно, перекрывая все пути кислороду. — Не одна ты тут волшебница. И не одна ты развивала свои навыки на протяжении долгого времени. Блондинка что-то невнятно хрипит, явно из-за недостатка воздуха, после чего находит силы, чтобы кинуть на него такой пронзительный, полный жгучей ненависти взгляд. Да как он вообще смеет вспоминать о том времени. И ещё «напоминать» об этом. Жутко, неправильно, неприлично. В какой-то момент Люси понимает, что вести молчаливую борьбу, задыхаясь от рук самого ненавистного человека, не получится. Вернее, такая борьба совершенно не имеет смысла, а потому она старается хоть что-то наколдовать, но лишь чувствует, как её энергия пропадает. — Но-но, дорогуша. Наслышан о тебе, Королева Проклятых. Не хотелось бы стать твоей очередной жертвой. А потому я поменял нас ролями. Ах, да. Ещё я немного уничтожаю эфирные частицы в твоём теле, — Бьякуран, не изменяя привычке, улыбается, хотя, Люси уж точно знает, в голове рисует весьма прекрасную картину её красивой, но жестокой смерти. Блондинка старается держать глаза открытыми, но картинка начинает плыть. Кислорода становится катастрофически мало, от чего Хартфилия начинает издавать странные звуки, словно бы прося последнего глотка спасительного воздуха. Руки ослабевают. Ноги окончательно подкашиваются. Она готова уже уйти в спасительный сон. Рука Джессо тут же отпускает её и Люси вдыхает немного кислорода, медленно опускаясь на землю, но кто-то успевает её подловить. Она видит, как бледная рука мафиози истекает алой кровью, которая вытекает из глубокого пореза. Но дальше она уже совершенно ничего не понимает. Люси желает уйти в сон, забыться обо всём, но вместо этого организм начинает медленно (непозволительно медленно) восстанавливаться. Девушка цепляется за руку своего спасителя, стараясь принять более удобное положение, но тот, кто освободил её от оков Джессо, поднимает девушку на руки и, недвусмысленно давая понять мужчине, что на этом сегодняшняя встреча окончена, уносит Люси.***
— Отпусти меня, — шепчет она, когда они со спасителем оказываются где-то на полпути к дому. Она пихает его в грудь, словно желая оттолкнуть, но крепкие руки держат девушку, не желая так просто отпускать. — Чёртов потрошитель, кому сказала, поставь! — она не видела его лица, но чувствовала запах, который обычно исходит от него. Только Бельфегор может пахнуть так: апельсин с шоколадом. Бельфегор ещё несколько секунд чувствует её ручки на своей груди, которые отталкивают его, словно бы Люси боится, что он может принести ей вред. Принц опускает свою ношу на ноги, первые две секунды придерживает за плечи, но Хартфилия — до чего же упряма эта бестия, — стряхивает его руки со своих плеч, делает шаг назад, но чуть ли не падает, упираясь рукой стену, чтобы хоть чуть-чуть удержать себя. — Это был самый тупой поступок, на который ты способна, Принцесса, ши-ши-ши, — в голосе его высочества не слышно упрёка, не слышно насмешки. И это несколько удивляет Люси, которая привыкла к совершенно иному поведению со стороны блондина. — Тебе-то какая разница? Чёртов потрошитель, я бы и сама справилась. Шёл бы своей дорогой, — Люси сразу же перешла в наступление, не желая показывать ему свою слабость. Нет, нет. Только не перед ним. Она, вроде, только сумела доказать ему, что не слаба, что она сильнее многих в этом мире. И не позволит изменить мнение о себе. — Ши-ши-ши, Принцесса, не забывай, что ты обязана мне жизнью. И я не позволю тебе так просто растрачивать её, — Бельфегор улыбается своей широкой улыбкой. Он в одну секунду ставит руку по правую сторону от головы Хартфилии, как бы преграждая ей путь. Люси вздрагивает. Она хорошо помнит тот день. Она хорошо помнит тысячи взрывов, реку крови, кажется, её крови, череда выстрелов, тот до ужаса приевшийся запах пороха. Это глупое задание с глупым Принцем. Одна из их первых совместных миссий. Блондинка прикрывает глаза, плечом упираясь в стену, а руку опуская. Она устала. Так устала от бесконечной борьбы. Что внутри её самой, что снаружи. Она так хочется просто отдохнуть, забыться в объятиях Бельфегора, но понимает, что это лишь мечта. Для него она просто кукла, да? Она просто обязана своему спасителю жизнью. — Пойдём, — говорит он более спокойно, беря Хартфилию за запястье. Он ведёт её в нужную сторону, не желая оборачиваться. Он знает, что она плачет. Тихо, почти что беззвучно, до боли прикусывает нижнюю губу. Но он ничего не должен. Не должен её успокаивать. Не должен быть нянькой для этой несносной девчонки. Но если это так, то почему он так хочет прижать её и никогда не отпускать? Почему хочет превратить всех, кто её обидел, в пыль? Почему он просто хочет, чтобы она улыбалась? Ему одному, никак не боссу.