Wicked Game

Когда я едва ли не ползком забрался в студию, то первое, что я увидел, это Крейга и Мика, которые едва ли не в обнимку что-то наигрывали на одной гитаре, ласково мурлыкая фразочки друг другу. После сегодняшних разговорчиков о любви с Джеем, с Шоном и с радио в машине я уже не мог вытерпеть что-то романтичное, поэтому гордо вышел из комнаты отдыха и зашагал к черту из этой обители Томсона. Ну ничего, мистер Севен, мы еще поговорим по поводу того, что ты трогаешь Крейга. В студии было прохладно, лампы горели холодным синим светом. Были неуютно, но работать в такой атмосфере было гораздо удобнее, чем в плюшевых тапочках, в халатике и с полотенцем на голове. Неужели здесь были только Крейг и Мик? Мысли о моей тупой ревности глодали мои кости, и это сжигало меня изнутри, словно в сердце хранился тлеющий пепел моих разбитых, растоптанных чувств. Слезы подкатывали к глазам, когда я безвольно представлял огромные лапища Мика, скользящие по телу Крейга, его пухлые бледноватые губы, мягко цепляющиеся за пастельно-розовые губы Крейга, что-то пошлое и страстное, что не умещалось в моем квадратном сознании. Завернув за угол, я вдруг дал волю чувствам. Я плакал навзрыд, прижимаясь лбом к стене и чувствуя, как мои же слезы душат меня, заставляя глотать свою обиду и ревность. Я никогда не думал, что буду плакать из-за мужчины, с которым меня связывает пламенная неразделенная любовь. Гарантии, что меня никто не увидит, не было никакой, но я уже не мог остановиться, чувства овладели мной, захлестнув с головой. Внутри все кипело, жгло, кололо, клокотало, трепетало, бурлило, но все зря — этой бурей я все равно вынесу лишь часть того, что творится внутри меня. Злость, резко сменившая печаль, заставила меня бить руками по стене и бормотать, как в бреду, что я ненавижу Мика, ненавижу Крейга, ненавижу всех и каждого, но больше всех — себя. Когда на сбитых костяшках пальцев выступили бордово-алые трещинки, из которых сочилась кровь маленькими капельками, тогда я почувствовал, что больше нет смысла думать о нем. Он не принадлежит мне. В чем смысл борьбы? Отрицание. Гнев. Принятие статуса-кво таким, какой он есть. Смирение. — Крис? — я знал, что меня найдут. Услышать мои стенания не мог только глухой, только я был более чем уверен, что всем плевать на меня. — Господи, Крис, что...? — я открыл полные слез глаза, размытая картинка показала мне Сида — он стоял передо мною на колениях, его лицо было взволнованным. — Что? Что случилось? — бормотал Сид, помогая мне подняться. Я порядком ослабел, и ноги уже не держали меня. Господи, как же это было ужасно. — Ты...опять поругался с Мисси?... Может, к этому моменту слезы уже начали отпускать меня, оставляя место рванному дыханию и жжению в глазах, но Сид ранил меня своими словами, которые сразу дали мне толчок к воспоминаниям о моей семье. Я заплакал с двойной силой. Стыд накрыл меня, заставив мои щеки покраснеть, и я уже знал, куда меня ведет Сид — туда же, откуда я только что ушел, чтобы не вспарывать себе душу этими ржавыми прутьями ревности. Теплые длинные руки Сида с нежностью обвивали мое тело. Боги, как же этой нежности мне не хватало! — Мик! Крейг! — взвыл Сид, толкая спиной дверь в то же помещение, откуда я вышел. Он посадил меня на диван и сел рядом, крепко обнимая. — Есть в аптечке успокоительное?! — кто-то из них кинул Сиду пачку таблеток. Рядом со мной сел Крейг. Я ощущал его тепло, энергию и встревоженность в считанных сантиметрах от своего тела, что пробивало меня на крупную дрожь, словно от холода. Сид подал мне пару круглых зеленых таблеток, а Крейг передал стакан с холодной, ледяной водой. После глотка воды и противного вкуса отвратительных таблеток я откинулся на спинку дивана, стирая слезы. Я уже не раз за все то время, что мы — группа, плакал перед ними, но сейчас почему-то было особенно стыдно и неудобно. Сид и Крейг сидели по обе стороны от меня, Мик — прямо передо мной, на столике. — Расскажи, что случилось, — полушепотом попросил Крейг, наклоняясь к моему уху. — Расскажи, тебе станет легче, — он говорил это сладким убаюкивающим шепотом, но в его голосе слышалась приказная интонация. — Господи, — я не знал, что соврать; сказать правду я не мог. — Господи, эта мразь опять звонила мне, — группа не раз становилась свидетелями и слушателями моих с Мисси скандалов. — Она смеялась над моими страданиями, рассказывала, как она веселится с моими, — слезы опять подступили к глазам, когда я представил своих маленьких мальчиков с ней, с этой стервой, которую я когда-то любил всем сердцем, — с моими мальчиками в Минесоте. Она же знает, как мне больно слышать обо всем этом. Почему у меня нет другого выхода?... Ведь больше я никак не свяжусь с ними... — за один раз слишком много навалилось на меня. Пусть даже я и лгал, но все эти чувства, что опять тлели во мне, были настоящими. Мы поругались с моей женой — Мисси — всего пару месяцев назад, но она уже отказывается давать мне видеться с детьми и смеется в телефонную трубку, когда я говорю ей, как мне плохо. Мисси советует мне найти себе другую дурочку и навсегда забыть о существовании моих сыночков. Навсегда. Я мог разлюбить Мисси, но я никогда не брошу своих малышей. И я все еще страдал из-за расставания с Мисси. Я любил ее. Слишком много любви и ненависти разом смешались внутри меня. — Все будет хорошо, — эта фраза, тихо произнесенная Крейгом мне на ухо, словно только для меня, дала мне глоток воздуха. Я довольно задрожал, когда крепкая рука Крейга легла мне на плечо и успокаивающе сдавила. Джонс положил мне голову на плечо и по-кошачьи зажмурился, потираясь носом о мою куртку. Затем он обнял меня, крепко прижимая к себе, словно убаюкивая, позволил прижаться к его груди и дышать его запахом. За что ты так со мной, Крейг?... Сид пристроился сзади, поглаживая мою спину, Мик растерянно оглядывался на нас. Было немного стыдно, ведь я обманул их. Но ложь была во благо. Не мне, конечно. Такими темпами мои нервные клетки начнут собирать чемоданы и мигрировать в другое место. В задницу, например. Но разве я ставил какие-то правила морали перед собой сейчас, когда меня обнимал он? Мое сердце стучало, дыхание нормализовалось. Джонс, все же, вскоре отпустил меня, и мы расселись — четверо каких-то опечаленных мужиков — вокруг кофейного столика. Смешным был тот факт, что на этот столик никогда не ставили кофе — обычно вместо чашек на нем располагались ноги участников группы. А Мик вновь сел рядом с Крейгом, придвигаясь к нему неимоверно близко. Боже, его не исправить. Хотя, откуда ему знать, что я тоже сохну по Крейгу, как и он... *** — Уважительные причины вашего отсутствия на репетиции сегодня утром! — мрачно оттарабанил Мик, нахмурив брови и плотно сомкнув губы. — Рассчет долбаебов и маразматиков по порядку — начинай! Сид, сука, где ты был утром? Я не мог дозвониться до тебя три часа! — Я крепко спал, видя сорок пятый сон с участием пони и единорогов, а потом, проснувшись, увидел от тебя сообщение. Я в любом случае бы пришел, но позже! — отмахнулся Уилсон, продолжая листать ленту в социальных сетях, даже не поднимая глаз на Мика, из-за чего тот нахмурился еще сильнее. Кстати, Сид же звонил мне? — Шон, где был ты? — забыв об Сиде-игнорщике, Мик переложил свой тяжеленный взгляд на Шона — Крэан сидел с бутылкой вина на самом краю дивана и с довольным лицом отхлебывал по глоточку из горла. — Творческий запой? Я правильно понял? — усмехнулся Мик. — Запой есть, не отрицаю, — буркнул Шон и посмотрел, почему-то на меня, усмехаясь. — Только не творческий, а обыкновенный, — грустно констатировал Шон, пригладив волосы. — Выпил вчера лишнего, с утра не смог встать. Не рассчитал немного. Не думал, что ты так вскипишь, — равнодушно пробормотал Шон, вновь делая глоток вина и выдыхая. Джей сидел рядом с Шоном. Они вообще часто сидели рядом — просто так, не разглядывая друг друга, не обнимась и не выдыхая воздух друг другу в шеи. Шон положил руку ему на голову и ласково потрепал за волосы, добро улыбаясь. Это было...мило. Я поперхнулся и посмотрел на Мика. Он смотрел на Крейга. Крейг, в свою очередь, виновато смотрел на меня, глупо улыбаясь, словно я чем-то был обязан ему. Я закашлялся, когда пара капель слюны попали в легкие — это часто случалось, когда я забывал, как дышать, сгибаясь под взглядом Крейга. — А где был ты, Крис? — хитро хмыкнул Мик, поджимая губы. — В больнице я был, — процедил я сквозь зубы, едва лишь почувствовал тяжелый взгляд Мика, который словно лег мне на плечи. — Бармен ударил меня бутылкой по голове, когда я приставал по пьяни к его девушке. Джей отвез меня в больницу, где я провалялся всю ночь с Джимом. Утром нам все просто необходимо было отоспаться. Вот. Доволен? Томсон усмехнулся. Этот смешок я запомнил на всю жизнь. Дрожь прокатилась по моему телу. Я даже зажмурился. Обида подкатила к моему горлу; ненависть к Мику теплилась в моем сердце, пока я вспоминал об объятиях Крейга с Миком, его усмешках и подколах. Я оскалился и откинулся на спинку дивана. — Алекс, почему Ваша персона не соизволила притащить свое тело вовремя? — насмешливо произнес Томсон, рассматривая Алессандро. Вентурелла, рассматривая носки своих кед, грустно вздыхал, сонно устроившись на плече бодрого Джима. Он тоже выглядел каким-то чрезчур грустным. Это было так необычно для веселого Алекса, который, будучи даже сам в плохом настроении, всегда подбадривал окружающих. Как и Пол. Алессандро хотел что-то сказать, уже оторвавшись от плеча Джима и раскрыв рот, но тут я всхлипнул. На столько громко всхлипнул, что каждый, сидящий рядом со мной, напротив меня, позади, уставились на меня, ожидая чего-то в безмолвной тишине. Нет, нет, нет, Крис, не смей, прошу... Я выскочил из комнаты, скинув с себя чью-то руку, которая вдруг легла мне на плечо, нежно и крепко сжимая. Нет, я не остался, чтобы проплакаться на груди одного из своих друзей, я решил убежать, спрятаться, чтобы плакать там. В одиночестве, лишь бы меня не нашли, не завалили вопросами. Я любил одиночество — лишь одно меня молча выслушает и поддержит, посочувствуя. Почему я вспомнил о Поле прямо сейчас, глядя на Алессандро? Пол чудился мне везде, чудился его силуэт, его голос, его улыбка. Я вспоминал, как он ловко перебирал своими длинными пальцами толстые струны бас-гитары, постукивая по полу ногой и подмахивая себе головой; как он смешно просил погладить его по спине, сделать массаж; как он, обнимая меня, говорил, что не будь я мужиком, я был бы его девушкой. Я...так смеялся, когда он это говорил. Я бы отдал любую вещь, лишь бы вновь услышать его голос. Рыдая в голос и закрывая лицо руками, я забежал в дальнюю репетиционную, где небольшая серая дверь вела на склад барабанов. Забежав туда, я захлопнул дверь и, забившись в угол, принял вновь плакать, всхлипывая и прерывисто вздыхая. Плевать я хотел на эту политику — мужчина не плачет! Глотать свои чувства — ужасно, особенно когда есть слишком много поводов плакать. Я жестко тер глаза кулаками; жжение двумя красными очагами уже разгоралось под моими веками, было больно разжимать глаза, зуд становился все невыносимее. Воздуха, чтобы нормализовать дыхание, не хватало, словно я судорожно хватал ртом что-то в безвоздушной среде. Внутри жгло все так же невыносимо, нестерпимо. Все внутри меня перемешалось — ненависть к Мисси, тоска по Полу, страдания по Крейгу, вина за ссору Шона и Джея, и по каждому поводу я искал мысли, чтобы плакать и плакать. Все навалилось на меня разом, словно каждое из событий выжидало момента и свалилось как раз тогда, когда, как виноградная лоза, над моей головой зрели другие проблемы. Я сидел на холодном полу, наблюдая, как мои слезы капают на бетон и рассеиваются, поглощая мерцающие полоски света, проникающие сюда сквозь тонкий просвет между дверью и полом. Здесь было так тихо. Только мои всхлипывая, гулко ударяющиеся о стены и звенящие в этом черно-синем воздухе, наполненном бетонной пылью. Только мои слезы, разбивающиеся о пол и тихо звякающие хрустальными капельками. Только мое дыхание, которое наполняло помещение горячим воздухом, оседая на шершавых стенах. Я один. Все мои мысли и чувства — со мной, и они ходят за мной следом, что бы я ни чувствовал и где бы я не был, они постоянно шептали мне свои мертвые молитвы, призывающие лишь слезы и страдания; но именно эти черные строчки на пожелтевшей бумаге, которые источали свою черную магию, составляли добрую часть моей личной летописи. Это было жестоко. Спасибо, жизнь, что ломаешь меня каждый раз, и даже не даешь мне склеиться и почистить перья, как вновь наносишь сокрушительный удар, по ребрам, в лицо, по рукам и ногам. Слезы все еще катились по моему лицу, вызывая нестерпимое жжение в глазах; я всхлипнул и шумно шмыгнул носом. В карманах даже не было носового платка — только этот гребанный мобильник. Я повертел гаджет в руках, и вдруг он завибрировал. От испуга я его едва не выронил, и, зная, во что он превратится после встречи с полом, успел вовремя схватить, случайно нажав кнопку «принять вызов». Мне звонила «Любимая». Люби-и-имая. — Алло?! Алло, Крис?! Черт тебя дери, ты слышишь меня? — после минутного молчания Мисси начала кричать в трубку, чтобы достучаться до противоположного конца провода. — Д-да, Мис, я слушаю, — я пытался произнести эту фразу максимально холодно и безразлично, чтобы она поняла, что мне давно плевать на нее и ее гребанный развод, но я вместо этого всхлипнул и севшим голосом жалостливо пробормотал. Такое ощущение, словно я плакал не пять минут, а два часа. — Что случилось? — когда Мисси обеспокоена, то она похожа на непоседливого ребенка с голосом гиперзаботливой мамаши — эта деталь в «бывшей» жене казалась Крису такой милой. — Кристофер, ты плачешь? Я не стал ничего говорить. Снова всхлип вырвался из моего горла, дыхание из глубокого частого перешло в прерывистое, и голос совершенно сел. Я физически не мог ей ответить, а морально терзать себя не хотел. Зачем она звонит? Вновь смеяться надо мной? Вновь заставлять меня страдать? Вновь дразнить меня тем, что наши дети у нее? Я гордо молчал, хотя мне было, что сказать. — Ладно, если ты не хочешь ничего говорить, то я позвонила тебе, чтобы сказать, что у мальчиков все хорошо. Они соскучились по тебе, хотят, чтобы ты поиграл в хоккей вместе с ними. Джексон немного приболел, но так все отлично. Я жду тебя в родительском доме в воскресенье на следующей неделе. Приедешь, мы подпишем несколько бумаг, это касается нашего развода. Я не буду отбирать у тебя все имущество, но адвокат сказал, что дети останутся у меня. Ты сможешь с ними видеться и забирать их. Я не тиран, я все понимаю, — до этой фразы голос Мисси был спокойным, но вдруг чувственно дрогнул. — Не плачь только больше. Я хочу, чтобы ты всегда оставался тем же весельчаком Крисом. Все будет хорошо. Затем в трубке обрушилась лавина коротких гудков, оповещающих о завершении звонка. Голос Мисси напоминал какое-то затерявшееся сообщение с автоответчика. Оно как-то грело душу, накладывая швы туда, куда до этого был нанесен удар. Я не пойму эту женщину — сначала смеяться, потом жалеть. Я хотел перезвонить ей, чтобы поблагодарить за ее слова и возможность увидеться с мальчиками, но меня душил стыд за то, что я вновь оклеветал ее, теперь уже перед ребятами, и севший голос не давал толком даже вздохнуть. Всхлипы и мое истеричное дыхание, скачущее, словно атмосферное давление, все никак не отпускали меня; я лег на пол, удобно устроившись на боку, свернулся калачиком и закрыл глаза. О-ох, мне было очень плохо, душу терзали воспоминания и обжигающие колючие чувства, за которые я не мог взяться руками. Казалось бы, я уже прожил жизнь, но не обрел иммунитета ко всем этим плотским мучениям, которые появлялись каждый божий день, когда я открывал глаза, вставая с постели. Положив мобильник рядом, я погладил рукой серый бетонный пол, стискивая зубы и стараясь думать лишь о хорошем, чтобы успокоиться. Я начал медленно перебирать в архивах своей памяти все, что могло как-то порадовать меня, и сам не заметил, как погрузился в сон... ...уже сам и не помню, от чего я проснулся — не то от голода, не то от боли, не то от холода. Я все еще лежал на бетонном полу, рядом лежал мобильник, на экране которого мелькало время — пять часов вечера. Я присвистнул. Уснул я примерно в час, проснулся — в пять. И как я не умер тут от холода? Руки и ноги порядком затекли и онемели от холода — бетон все-таки, не ковер. Я поднялся на колени, опираясь на бас-бочку Джея. Болела шея и спина. Я, конечно, не принцесса на горошине, чтобы ныть из-за какой-то хуйни в простыне, но даже чисто жесткий матрас был бы куда удобнее бетонного пола. Кожу на лице стягивали засохшие слезы, волосы на голове сто процентов превратились в птичье гнездо, которое можно было бы лишь выбрить. Блять. Ненавижу. Можно мне хоть один день поспать по-человечески? Я подполз к двери и глянул в замочную скважину. В помещении горел свет. Диван стоял спиной к двери, за которой прятался я, но мне отчетливо были видны две головы, находившиеся в неимоверной близости друг от друга. На одну была по самые уши натянута серая шапка, на другой были прилизанные рыжеватые волосы. Крейг и Кори. Они были здесь вдвоем. Я стал внимательно слушать их диалог. —...странный в последнее время. Переехал жить ко мне, просто так, заявился две недели назад с чемоданом ко мне домой, сказал, что остается, и с тех пор лежит на моем диване, смотрит мой телевизор и жрет мою еду, — насмешливо жаловался Крейг, и я почему-то думал, что он говорит о Мике. — Командует, пиздит меня по любому удобному случаю, а ночью рыдает в подушку в соседней комнате, наивно думая, что я его не слышу, — грустно вздохнул Крейг, перебирая пальцами волосы Кори, голова которого покоилась на его плече. — Ругается со Стейси по телефону, затем кидает его на кровать и идет пить мой коньяк. Я не знаю, что с ним делать... Он вечно ноет, мол, Крейг, обними меня, сделай мне массаж, потри спинку, пошли спать со мной, приготовь мне поесть. Мне нужен психолог для него, срочно. Он не отлипает от меня ни на секунду. Я бы понял, если бы он был маленького роста, худенький и вечно сопливый сороколетний мальчуган, но, блять, когда он тискает меня, моя душа грозит покинуть мое тело и отправиться в путешествие по измерениям. Вчера ночью он пришел ко мне в кровать, нагло спиздил мое одеяло, а в итоге вообще выгнал из кровати, — черт, это было так странно слушать. Неужели Мик сошел с ума? Или же он...поругался со Стейси? — Когда я спрашиваю у него, что с ним стряслось, он отворачивается и плачет по несколько часов. Только поэтому я не могу его выгнать. Не думал, что Мик такое ранимое создание... Что, мать вашу, с ним произошло? Я то думал, что он влюблен в Крейга, а он просто ищет в нем поддержку и сострадание? Теперь я, кажется, понял Шона, когда он разозлился, не зная, что было между нами с Джеем, и что фраза «это не то, что ты подумал» вгоняет в ступор и в гнев. Все познается только в том случае, если ты переживешь это. — Будь с ним ласковее, — посоветовал Кори, у него был какой-то странный голос, словно он был пьян. Да его язык заплетался, и я не с первого раза смог разобрать то, что он произнес. — Дай ему время, может, он расскажет тебе все са-ам, — Тейлор уткнулся Крейгу в плечо и шумно задышал. Я увидел, как Джонс улыбнулся и чмокнул Кори в лоб. — Только пусть не делает так, чтобы я ревновал, — Кори повалил Крейга на диван и залез на него сверху. По крайней мере, мне так казалось. — Эй, эй, Кори, аккуратнее! — я услышал строгий голос Крейга, раздавшийся откуда-то из-за спинки дивана. — Мы расстались еще двадцать два года назад, ты, больной ублюдок! Что за хуйню он несет?! Разве они с Кори встречались еще до того, как была образована группа? Ну вот это открытия, идут друг за другом! Я зажмурился так, что у меня даже закружилась голова, затем открыл глаза, но все так же видел эту картинку. Когда же все это окажется просто...сном? Шон и Джей, Мик, живущий с Крейгом по невыясненной причине, Кори и Крейг, встречавшиеся четверть века назад. Это были самые информационно тяжелые два дня в моей жизни. — Хе-хе, ну и свинья же ты, Кори, — я вновь увидел голову Крейга, который смотрел вниз. Что же Кори там делал, мать вашу? — Ладно, ложись, рассказывай, где ты так нажрался, — видимо, Кори лег головой на колени Крейга, удобно устроившись. Вот блять, как бы я хотел полежать у Джонса на коленочках, особенно учесть, что последние пять часов я вообще провел на бетонном полу. — Дома, — буркнул Тейлор, усмехаясь. — Крейг? Скажи мне честно — ты хочешь, чтобы мы вернули наш девяносто третий? Тогда, летом, когда мы торчали целыми днями вдвоем, смотря старые фильмы и целуясь в гараже твоего дома? Или осенью, когда... — Ты дарил мне белые розы, которые покупал на деньги своей девушки, — вздохнув, перебил его Крейг и мечтательно посмотрел в потолок. — А еще однажды ты случайно столкнул меня с бетонной набережной в ледяную воду, а потом два месяца лечил меня от бронхита, — хохотнул Джонс; по его рукам я видел, что он гладит Кори по голове. — А еще как-то весной ты водил меня в лес, где мы вместе грелись у костра, я играл на гитаре, а ты пел песни. Я...я даже помню одну до сих пор, — вздохнул Крейг, наклонив голову. — Ну, ту, про веселого кабана Джорджи и его свинью Глори. Как они искали желуди, а нашли друг друга... — Тупая песня, — констатировал заплетающимся языком Кори. Я, слушая все это, размышлял над всем сказанным. Крейг и Кори когда-то были вместе... А ведь тогда я даже не знал их? И, по словам Крейга, они были счастливы в мелочах, в простых вещах, в словах. Ведь это так просто, понять, что любовь — это не высокое чувство, а то, что создает гармонию и притяжение между людьми. — Как хорошо, что эти моменты прошлого навсегда с нами, да? Это же так прекрасно — вспоминать. Не все воспоминания радужные и цветные, в нашей жизни было много серости и обыденности, но ведь можно раскрасить все эти полосы в цвета неба и лужаек. Все только в наших руках. И если бы тогда мы хотели быть вместе, Кори, то мы бы были вместе. Ведь это мы расстались. — Но ведь мы все еще вместе? — усмехнулся Тейлор и встал с коленей Крейга. — Крэй, ты грустный. Что случилось? Я бы хотел утешить Крейга, лишь бы он не выглядел грустным. Я не любил видеть кого-то из друзей и родных грустными — сразу же начинало изнутри поедать ощущение вины за их грусть. — Я...волнуюсь за Криса, — выдохнул Крейг, и я сразу же зажмурился. — Он исчез пол дня назад, его машина все еще здесь, его телефон не доступен, — ах да, в этой бетонной коробке едва ли ловит связь. И как я смог так хорошо поговорить с Мисси? — Ты видишь, как он ведет себя в последние дни — то «отъебись, нихуя не случилось», то плачет по любому поводу и слову, то вот, убегает от нас. Где он сейчас? Я бы хотел быть рядом с ним, чтобы утешить его. Он ведь дорог мне, дорог тебе, дорог все группе, — Крейг говорил такие теплые слова, что я даже согрелся в этом каменном царстве. О, господи, я восхищался им с каждой секундой все сильнее и сильнее. — Без него мы даже репетировать не можем. Из-за чего он так расстроился? — С женой они ссорятся по каждому поводу, — жалостливо вздохнул Кори. — Она не дает ему видеться с детьми, а ты же знаешь Криса; дети — его самое дорогое сокровище, — Кори говорил правду, как ни крути — без моих мальчиков в этом мире я уже не мог считать себя полноценным Кристофером Феном. Мои колени были вот-вот готовы сломаться. Я нажал на дверную ручку и вылез из склада ползком. В репетиционной было в тысячи тысяч раз теплее, чем в том аду. Глотнув теплого воздуха, я закашлялся, привлекая к себе внимание Крейга и Кори. — Господи, Крис! — взвизгнул Джонс, увидев меня. — Господи, Фен! — он накинулся на меня с объятием, помогая мне подняться с колен. Я был тут же сжат его крепкими руками, которые с великой нежностью обхватывали меня. Он был бесконечно теплым и радостным, что я нашелся. — Вот ты где был, придурок, мы обыскали весь город! — он поцеловал меня в нос, и я покраснел от смущения. — Ты весь покрылся льдом, чертов снежный человек, пойдем, надо дать тебе плед и чего-нибудь выпить! — Я тоже хочу чего-нибудь выпить! — вдогонку буркнул Кори, когда мы выходили с Крейгом из комнаты. Джонс, крепко держа меня за обе руки, тащил меня в главную комнату отдыха (да, у нас их было несколько), попутно радостно посмеиваясь и улыбаясь мне. Неужели он реально был так рад тому, что я объявился? Я чувствовал себя виноватым за то, что заставил ребят волноваться. Меня все еще терзали новости о том, что Крейг и Кори раньше встречались. Странно, что это так меня интересовало, и я ни капли не ревновал. — Ребят, я нашел нашу Дашу-путешественницу! — радостно объявил Крейг, затягивая меня в комнату, откуда я в слезах убегал уже второй раз на дню. — Крис спал на складе барабанов Джея, и как мы там не нашли его? Среди наших не было только Кори, который остался в том помещении, и Сида. Остальные заулыбались при виде меня и заботливо уступили мне местечко между Миком и Джеем. Томсон накинул на мои плечи плед, закутав меня в его красный флисовый бархат, крепко обнял меня своими огромными ручищами, безмолвно зарываясь в мои пропахшие бетонной пылью волосы. Он делал это очень нежно; я уж думал, он совсем зачерствел. Я ответил на его объятие, чем заставил Мика наклониться к моему лицу и улыбнуться прямо перед моими глазами. — Ничего не отморозил себе? — Как самочувствие? — Давай отвезу тебя домой, отдохнешь по-человечески! Эти восклицания и предложения я слышал ото всюду из уст членов своей семьи. Вот они, те люди, которыми я должен был реально дорожить, а не злиться на них. Мы прошли вместе через много. Много раз я подставлял плечо своим друзьям, теперь они держат меня на плаву своей любовью, и вся она сейчас словно передавалась мне через Мика, обнимавшего меня с умильной нежностью и материнской лаской. — Спасибо вам, ребят, — сипло прошептал я, закрывая глаза и располагая голову на груди Мика. — Спасибо вам за все.