Воспоминания о былой любви

И Сон и Смерть равно смежают очи, Кладут предел волнениям души, На смену дня приводят сумрак ночи, Дают страстям заснуть в немой тиши. И в чьей груди еще живет стремленье, К тому свой взор склоняет Ангел Сна, Чтоб он узнал блаженство пробужденья, Чтоб за зимой к нему пришла весна. Константин Дмитриевич Бальмонт Дом погрузился в сон. Сестренка тихо сопит носом в подушку, обнимая своего плюшевого медведя, что я выиграл на ярмарке в прошлом году. Родители в соседней комнате, спят прижавшись друг к другу. Какая пошлость, учитывая, что брак у них был на волоске. Если бы не перевод отца в другой штат, я бы жил с мамой и сестренкой на съемной квартире. Но теперь мы здесь, играем в счастливую семью. Родители пытаются изображать любовь. Нет, это похоже на театр теней. Они словно тени тех мамы и папы, которых я помнил в детстве. Хорошо, что завтра выходной, и не нужно будет тащиться в новую школу в другой городок. Новые друзья, подружка, выпускной вечер в окружении школьных дебилов, это все мечты моих родителей. Подружка… Как много они не знают о своем неблагополучном сыне. Я мечтал о другом, уехать в кругосветное, изучить несколько языков, найти свою вторую половину, как это сделал он. Я бросил взгляд на открытую страницу. Уилл Грэм, в этом имени было нечто знакомое, и пугающее. Дрожащей рукой было начертано на белоснежной бумаге: «Час ночи. Время течет сквозь пальцы. Это чувствуется в каждом отсчете часов на стене. Лежу в постели, пытаясь писать на дорогой бумаге, что принес Ганнибал. Сегодня дверь в комнату закрыта. Он не может войти. Нет, только не сейчас. Мой психиатр пытается помочь, в который раз предлагая применить свои манипуляции с гипнозом или введением в транс, но я отказываюсь. Я должен вспомнить сам. Воспоминания возвращаются только по ночам. Это странно, пугающе. Словно только ночью могу вспомнить  кто я и кем стал. Вернулось немало моментов жизни, которые хотелось бы забыть, по большей части все они связаны с Ганнибалом Лектером. Сегодня  вспомнил, нашу первую встречу в офисе руководителя отдела бихевиористики. Как хитрый, лисий взгляд изучал меня, словно пытаясь найти изъян, чтобы потом исследовать. Карие глаза цвета меда, играли со мной, кто мог знать, что это приведет туда, где мы сейчас. — Чей портрет он составляет? Изящная улыбка, в ответ. Это было первое воспоминание о Ганнибале, все остальные лица расплывались в туманной дымке моего сознания, словно кроме доктора Лектера никто не был важен. Я слышал скрип половиц в коридоре, знакомый чуть хриплый вздох, сожалеющий о том, что дверь сегодня закрыта. Обычно, я приоткрываю дверь, чтобы слышать его ворочание на скрипучей кровати в соседней комнате. Старый дом * его знакомого в Новом Орлеане хранил много секретов. И главным секретом, на данный момент, было наше пребывание. Мы мертвы, убили человека, я помнил, черную кровь на моих руках, холодный лунный свет, его медовые глаза, наполненные надеждой, легкое прикосновение к моим губам его разгоряченных губ, и падение в пропасть. Океан, удар, и боль. Легкие прорезает будто холодной сталью. Все это было как вчера, но прошло несколько месяцев, во всём виноваты провалы в памяти. Последствия травмы. Все эти месяцы были словно в тумане. Я не помнил, как мы меняли гостиницы, съемные домики, как добирались в тайное убежище. Не помнил откуда у меня столько шрамов на теле, и почему каждый раз видя Ганнибала мне хотелось спросить «Зачем?». «Зачем ты нас спас?» Я помнил только одну вещь — Ганнибал всегда был рядом со мной. В те ночи, когда кошмары мучили меня он держал мою руку, делал перевязки, доставал еду, словно это был его крест. Однажды я спросил, как думаешь это хорошо, что воспоминания обрывочны. Я не помню многого, что нас связывало. Помню только лишь то, что ты мне друг, и поэтому не смогу уйти. Друг, это было то слово, которое произносилось не в первой. Друг, спаситель, доктор, слушатель, шеф-повар, рассказчик, столько важных слов можно было сказать о Ганнибале Лектере, но как бы мне хотелось помнить больше. Я не мог, воспоминания находились в глубинах моей памяти, и только время могло вытащить их наружу. -Это неплохо, ты можешь записывать все то, что происходит, — произнес Ганнибал, легонько дотронувшись до моего плеча. Его теория была такова: мне нужен здоровый сон, правильное питание, и смена обстановки, а также некий эмоциональный стимул, который мог позволить воспоминаниям вернуться. Я четко помнил работу, собак, особенно Уинстона, по которому безумно скучал, свой дом в Вулф-Трап, похожий на корабль в вечерней дымке тумана, чьи-то женские руки на своих плечах, шум ночных улиц Балтимора, ужины в доме Ганнибала. Все это было не так важно, как считал Ганнибал. Он хотел, чтобы я вспомнил о самом важном. Но что это было? Любовь, семья, дети, всего этого у меня не было. Я же сумасшедший агент ФБР, повенчанный со своей работой. Два часа. Снова слышу шаги, он отмеряет расстояние от комнаты до комнаты. Считаю шаги, закрываю глаза и вспоминаю. Ганнибал прикасается к моей руке, отбирая пистолет в конюшне. Я вспомнил Питера, мертвую девушку в теле лошади. Шаг, другой, и снова откровение. Мы сидим друг напротив друга в изысканном офисе, пьем вино, что-то обсуждая. Это не важно. Снова мысль связанная с Ганнибалом. Я никогда не прошу его рассказать, что нас связывало прежде, хочу вспомнить все сам. Дрожащей рукой, это эффект пост-травматического стресса, в полутьме вывожу на бумаге имя. Ганнибал, для многих это имя полководца, а для меня, это имя друга, хотя с друзьями вряд ли целуются. Еще раз закрываю глаза, вспоминая касание мягких губ, с придыханием шепчущих: видишь, я только этого всегда и хотел, Уилл, для нас обоих.» -Джесси, ты почему не спишь? Голос матери, появившейся как призрак из тьмы, заставил меня вернуться в мир реальности. Я убрал дневник под подушку, и виновато глядя в ее глаза, солгал. -Не могу уснуть в этом доме, такое ощущение, что стены вот-вот рухнут тебе на голову. -Милый, мы уже много раз говорили об этом, ты привыкнешь. В понедельник первый день в школе. Постарайся найти друзей, пообщаться с кем-нибудь. И тогда тебе и в этом доме станет легче. -Хорошо, мам. -Спи, завтра новый день. Она послала мне воздушный поцелуй, как раньше в детстве. Снова мне показалось, что тень, игравшая роль моей матери живая. Но это оказалось ложью. Утром все стало как прежде. Отец обнаружил старый лодочный сарай, попытался привлечь меня к разбору хлама, что там обнаружился. Нет. Это не мое. Мама и Энджел уехали в Балтимор за покупками. Дом был в моем распоряжении. Я предпочел запереться на старом чердаке, дыша пылью этого старого дома, теперь он уже не казался мне таким уж страшным, теперь у него была своя загадка. В одной руке чашка горячего кофе с молоком, в другой хрупкий дневник, который за одну ночь, привязал меня к себе. Пару страниц текста заменили мне все приключенческие романы, что я прочитал в свое время. Зашелестев страницами, я вернулся к тому месту на котором остановился. » Ганнибал, Ганнибал, словно заклятье, это имя слетало с моих губ каждую ночь, и он приходил на зов. Всегда будучи рядом он не переступал черту наших отношений. Я плохо помнил последние несколько месяцев, но его заботу никогда бы не забыл. Так заботятся о тех кого любят, или не хотят потерять. Что чувствовал ко мне этот человек понять было невозможно. За его холодностью, иногда прослеживалась неугасимая страсть. Он не говорил о чувствах напрямую, облачая слова в гиперболы и аллегории. Играл словами так легко, но произнести их вслух, никогда не смог бы. Стук в дверь… Вздох. Он снова уходит в свою комнату, ложится на кровать. Отчетливо слышен скрип прогнувшихся пружин. Сегодня я не спустился к ужину, голова болела от мыслей и терзающих образов незнакомых мне. Лица, места, города сменяли друг друга. Я словно в бреду. Среди всех этих лиц выделялось только одно. Если бы у ауры человека был цвет, то она была бы кроваво-красной. Еще за завтраком, когда Ганнибал преподнес мне яичницу с сосисками на изысканном блюде, я вспомнил наш первый завтрак в номере отеля. Теплая яичница с домашними сосисками. Всем было прекрасно, пока перед глазами не встал женский образ, насаженный на оленью голову. Кейси Бойл. Содержимое желудка попросилось наружу. Я вспомнил почему аура была кроваво-красной, он кормил меня ее мясом. Кормил своих гостей на званных ужинах, преподнося их как кулинарные шедевры, человеческим мясом. -Уилл, что случилось? Его рука легла на мое плечо, легонько сжимая кончиками пальцев ткань белоснежной футболки поло. Это было приятно, но в то же время отталкивало. -Оставь меня, не прикасайся, никогда. Я бросился в свою комнату, запер дверь на ключ, бросился на кровать, пытаясь выгнать мысли об убитых людях из своей головы. Ганнибал был опасен, но был ли он опасен для меня? Шаги по лестнице, стук в дверь. Голос, вторящий: расскажи мне. А что рассказывать? Я живу в одном доме с каннибалом, в которого влюблен. История для мыльного сериала, который никто не будет смотреть. -Уходи. -Уилл. Так продолжалось в течение дня. Я не спал, просто рассматривал лепнину на потолке дома, пытаясь понять, как поступить дальше. Чаша весов перевесила в его сторону. С одной стороны были жертвы, о которых я фактически ничего не помнил, с другой мой доктор, окруживший меня заботой, терпевший мои капризы, менявший мне повязки. Мой доктор, чье прикосновение снимало любую боль, или наступающий страх. Сейчас, я напоминал себе школьника, забитого мальчишку, который прятался в шкафу, каждый раз, когда проходят старшеклассники. Неужели я вел себя так и раньше? Хотелось бы вспомнить. Я поднялся с постели, расправил пальцами спутавшиеся кудри, и открыл дверь в комнату нараспашку. Это было приглашение. Знакомый скрип, шаги, и вот он здесь. Во взгляде таилась боль, смешанная с алкоголем. Сердце издало один тяжелый удар. Чувство страха исчезло, теперь внутри моей груди зарождалось нечто новое, совершенное, ранее неведанное. Имя этому чувству — любовь». -Джесси, милый, где ты? Мамин голос вырвал меня из плена таинственного дневника. Кофе давно остыл, рука переворачивающая страницы еле оторвалась от кожаного переплета. Нужно было спускаться вниз, и жить жизнью забитого школьника, как сказал Уилл Грэм. Я нацепил наушники, снова заиграла любимая песня, помогавшая жить *: Никто не говорил, что будет просто Нам должно быть стыдно за расставание Никто не говорил, что будет просто Но никто и не говорил, что будет настолько сложно И я опять собираюсь начать сначала… Снова спрятав дневник с чужой тайной под матрас в своей комнате, я поплелся на кухню, изображать роль прилежного мальчика, которого интересует жизнь своей семьи. Это не относилось, пожалуй, только к сестре, чьи наивные голубые глаза лучились солнечным светом при виде меня. Единственный человек в этом мире кого я действительно люблю. Снова в голове всплыли строки: Чувство страха исчезло, теперь внутри моей груди зарождалось нечто новое, совершенное, ранее неведанное. Имя этому чувству-любовь. Если даже этому человеку повезло, сумею ли я когда-нибудь обрести того, кто сможет покорить непокорное сердце?