Дорогой Санта!
- Не знаю, что это, но пахнет нормально, - Чживон ставит перед Чжунэ магазинный бокс с чем-то, отдаленно напоминающим картофель с овощами. – На вкус явно лучше, чем выглядит. При всех своих капризах Чжунэ не привередлив в еде, чем постоянно удивляет знакомых. Он может не есть до тех пор, пока желудок не начнет сводить от голода, и довольствуется тем, что можно достать быстро. Вилка пластиковая, другой мелкой посуды у Чживона и Ханбина в доме нет. Одноразовые стаканчики, легко гнущиеся и плавящиеся от горячей еды тарелки. Ножи, которые ничего не режут. Вилки, чьи зубчики можно с легкостью оставить в не до конца готовой моркови. В жизни этих людей нет времени на мытье посуды. Возможно, они выше этого. Возможно, они просто не знают, что ее можно мыть. Кто их разберет, этих творческих идиотов.Здесь должен быть длинный текст про то, что я хорошо себя вел в этом году. Но ты и так все знаешь.
У Чжунэ нет настроения разговаривать с Чживоном о ерунде. Он пришел к Ханбину, и у него на это было три причины: Ханбин никогда не давит жизненным опытом, которого нет; Ханбин молча слушает до конца любой бред; Ханбин не имеет привычки сопереживать и принимать чужую боль близко к сердцу. Но сейчас Ханбин спит, а если спит – это серьезно. Это решение всех проблем, начиная от голода и заканчивая отсутствием вдохновения. Ханбин спит только тогда, когда не может работать, и совсем редко – работает, когда не может спать. Чживон садится на пол, приобняв подушку какой-то дикой формы, и подпирает подбородок кулаком, наблюдая за тем, как Чжунэ увлеченно ест нечто, что пролежало в их холодильнике чуть меньше недели. Он тоже спал, но, к сожалению, не так крепко, как Ханбин или их неожиданный вчерашний гость, и не чувствует ни малейших угрызений совести. Чживон, конечно, любит Чжунэ, но иногда младший приходит совсем не вовремя. Как и все насквозь одинокие люди.Я не то чтобы верю в тебя. Скорее, пишу исключительно потому, что ближе к Рождеству ты наверняка сильнее бога.
- Останешься у нас? – Чживон кивает на так и не убранный надувной матрац, лежащий в углу комнаты. Похоже, у Чжунэ действительно проблемы, раз он не огрызается в своей привычной манере, особенно когда рядом такой раздражитель. Чжунэ, конечно, любит Чживона, но разговаривать с Ханбином ему нравится намного больше. У него на это есть три причины: Чживон считает своим долгом надавать кучу странных советов; он не умеет слушать молча и постоянно задает какие-то сбивающие вопросы; и, что самое раздражающее – воспринимает проблемы друзей как свои собственные, из-за чего рвется их решить. А еще у Чживона есть две маски – веселая и злая, и он одновременно самый жизнерадостный и почти самый пугающий человек в жизни Чжунэ. Иногда они сменяют друг друга с такой скоростью, что Чжунэ кажется, он никогда не сможет больше говорить от пережитого ужаса.Если ты можешь все, то, пожалуйста, сделай так, чтобы я попал в аварию.
- Хен приходил? Чжунэ пытается задать этот вопрос непринужденно, и чувствует какое-то подобие благодарности, когда Чживон игнорирует до противного жалобную интонацию. - Вчера, - легко отвечает Чживон, промолчав о том, кто сейчас спит – или уже не спит – на самом краю кровати в их тесной комнате. В конце концов, Чжинхван обладает суперспособностью собираться и уходить незаметно, никто даже не проснется утром, когда дверь за ним закроется совершенно беззвучно.Или наткнулся на толпу безмозглых ублюдков в подворотне.
Чжунэ доедает все, что было в боксе, складывает вилку, и отправляет мусор в ведро, стоящее рядом с низким столиком. Чживон и Ханбин – далеко не самые большие чистоплюи в этом мире, но они придерживаются мудрой тактики: если не разводить свинарник, не придется его убирать. Точнее, это правило Ханбина, которое он привил всем, кто пришел в его дом. И в его жизнь. Чжунэ обычно плевать хотел и на правила, и на порядок в чужой жизни, но иногда – совсем, совсем редко - Ханбин может быть еще более жутким человеком, чем Чживон. И ради дорогих людей приходится постараться.Или я могу обнаружить у себя смертельную болезнь?
- Ты что-то сделал? – непринужденно спрашивает Чживон. Это необычно для него, он, как правило, не лезет в душу друзьям, если они сами не начинают разговор о своих проблемах. Чжунэ хочет огрызнуться и уже привычно открывает рот, но одновременно с этим поднимает взгляд, и слова застревают в горле. Чживон смотрит недобро, исподлобья, и он, конечно же, ничем не угрожает, потому что скорее умрет за друга, чем поднимет на него руку, но все равно становится страшно. Страшно, потому что ему, такому, солгать просто невозможно. Страшно, потому что Чжунэ с легкостью может вывернуть перед ним свою душу наизнанку. Выворачиваться больно. Рассказать – означает предать не только себя самого, но и свои самые сильные чувства. - А что? – вместо ответа спрашивает Чжунэ.В конце концов, неважно, что и как ты сделаешь.
Сделал, конечно, сделал. То, о чем всегда будет жалеть и то, что всегда будет вспоминать как самое лучшее, что случилось с ним в жизни.Дорогой Санта!
- Ничего, - отвечает Чживон и отводит взгляд, благодаря чему его лицо становится привычно доброжелательным. А потом все резко меняется. - Он совсем перестал плакать.Я хочу умереть.
1. У Чжунэ три причины никого не приглашать к себе домой: убогий вид из окна; шумные соседи; и, что самое главное, - огромное розовое одеяло, самое теплое в мире, спасающее его от холода с самого детства. Никто из его друзей, возможно, не будет смеяться или осуждать, они все странные, но Чжунэ еще никогда не подпускал кого-то к себе так близко, чтобы поделиться этими тайнами. Он любит ночевать у Чживона с Ханбином. Они тоже бывают шумными, особенно когда пишут новую песню, но этот шум очень уютный, и под него снятся хорошие сны. Ну и, конечно, по утрам можно ненавидеть мир, ссылаясь на недосып, хотя это совершенно не так. Чжунэ не то чтобы действительно всех ненавидит. Просто вовремя понял, что это лучший способ заставить других ничего не ждать. Чжунэ проживает свои дни один за другим, не особенно стремясь к тому, чтобы что-то изменить. Он ходит на работу, к которой относится ровным счетом никак, получает какое-то отдаленное удовольствие, когда сидит с Ханбином в студии, и кормит себя обещаниями, что сможет изменить свою жизнь в любой момент. Возможно, у него так и не получится исполнить свою главную мечту, но жить по-другому он сможет начать в любую минуту. И, конечно же, с легкостью откажется от всего, что тянет его назад. Без раздумий. Чживон ушел за кофе и, видимо, решил прогуляться на другой конец города, потому что Чжунэ наедине с Ханбином уже полчаса как, и это явно располагает к разговору, но оба молчат и до дыр заслушивают новую аранжировку одной из старых песен. Чжунэ все нравится, и аранжировка, и песня – в особенности, она прочно ассоциируется у него с Чжинхваном, Ханбином и Чживоном. В ней поется – и читается – о первой любви и всяких подростковых проблемах, из которых они уже давно выросли, но она не дает забыть о том, кем они были когда-то давно и кем хотели стать. - Почему ты вдруг вспомнил о ней? – после долгого, очень долгого молчания, до краев наполненного музыкой, спрашивает Чжунэ. Задавать Ханбину вопросы такого рода – бессмысленно и беспощадно. Он может либо не ответить вовсе, либо с головы до ног завалит ненужной информацией, потому что когда он начинает говорить о чем-то любимом, остановить его невозможно. Они с Чживоном пишут песни, которые вполне себе могут стать хитами, но продают их совершенно бездарным парням. Чжунэ не понимает этого, потому что видит, насколько они влюблены в то, что делают, но за все годы знакомства так и не решился об этом спросить. - Хочешь продать ее кому-то? – прямо спрашивает Чжунэ, потому что ему не нравится это молчание. Ханбин снимает кепку, трет пальцами виски. Эти «взрослые» жесты в такие моменты смотрятся несерьезно, потому что сам он выглядит как перегруженный учебой подросток. Но в его действиях никогда нет наигранности. Ханбин и Чживон – совершенно разные люди, по большей части несовместимые, но их связь прочно строится на потрясающей искренности и прямолинейности. Они не умеют лгать, и в них нет ни капли фальши. Это и притягивает, и отталкивает одновременно. Возможно, поэтому у них только двое друзей – человек, способный полюбить кого угодно, и человек, которому, по большей части, наплевать на трудности характера других людей. У Чжунэ нестыковки в общении с кем-то происходят исключительно из-за собственного эгоизма. Чужие недостатки через эту стену просто не пробиваются. - Хочу, чтобы ты написал свои строчки, - наконец, отвечает Ханбин, и, вырвав из своего блокнота чистый лист, протягивает его Чжунэ. – Я планирую закончить эту песню через месяц. Чжунэ смотрит на неровный край и морщится, но Ханбин этого уже не видит. Возвращается к ноутбуку и включает песню снова. Ему наплевать, что Чжунэ и лирика – две самые несовместимые вещи, если Ханбин хочет, чтобы кто-то вложился в его творчество, можно не сомневаться, что результат точно будет. Свою часть Чжунэ узнает сразу. Годы, проведенные в качестве трейни в одной из крупных компаний, оставили отпечаток на всю жизнь. К нескольким травмам и в крах разрушенной самооценке все-таки прибавляется огромный багаж знаний, от которого, в общем-то, нет никакой пользы в жизни, но который помогает понимать изнутри любую музыку. Разбирать ее на составные части. Любить ее еще больше, с каждым днем, с каждым новым звуком. Ханбин и Чживон – такие же, сумасшедшие, повернутые на музыке, полные неограниченного потенциала люди. Их от Чжунэ отличает то, что они смогли дать выход своему таланту, благодаря чему создают совершенно потрясающие вещи. У Чжунэ такого нет. И уже никогда не будет. Но он смотрит на лист в своей руке, слушает музыку, и ему кажется, что нужные слова придут вот-вот, они приближаются вместе с тяжелыми шагами по длинному тусклому коридору, вместе с мотивом, который мычит себе под нос Чживон, вместе с шелестом пакета с едой. Но в тот момент, когда дверь открывается, внутри так ничего и не происходит, и это чувство пропадает. Так же, как иногда пропадает желание петь. И часто – говорить. Чжунэ чувствует разочарование, но ему не нужно скрывать что-то или что-то демонстрировать. Он складывает лист и кладет его в нагрудный карман куртки. Нет возможности потерять, но есть вероятность забыть. В конце концов, он не отвечал согласием. Но от того факта, что Ханбин попросил именно его, как-то странно теплеет в душе. Чжунэ очень редко испытывает благодарность к кому-то, поэтому никогда не понимает сразу, что это именно она. Чживон протягивает ему бумажный стаканчик. В стаканчике всего лишь какао – старшие никогда не покупают Чжунэ кофе по каким-то своим причинам – и он только фыркает, ничего не сказав, но все же пьет. Ханбин выпивает свой американо почти залпом, как будто его горло из пластика, и совсем не чувствует жара, и снова пропадает из мира, уткнувшись в ноутбук. У них под столом стоит ящик с энергетиками, но это запас на совсем черное время, когда нужно уделять работе двадцать пять часов в сутки из двадцати четырех. Такое случается не то чтобы часто, раз в два-три месяца, но от раза к разу Ханбин становится все более худым и как будто бы прозрачным. Чживон выглядит лучше, возможно, потому что невероятно много ест, возможно, потому что чаще всего жертвует парой часов сна ради пары часов тренировок, возможно, потому что родился таким кладезем неуёмной энергии, которая не исчерпается даже к моменту его смерти. - Мы купили машину, - говорит он непринужденно, и, судя по раздраженному выдоху Ханбина, радует эта покупка только одного человека. Чжунэ скептично выгибает бровь и прихлебывает какао, ожидая продолжения. - Теперь нам не обязательно оставаться здесь, если заработаемся допоздна, - поясняет Чживон. Чжунэ в очередной раз замечает, как редко кто-то из них говорит «я», и снова, как и в любой другой раз, чувствует непонятную дрожь в коленях от этого открытия. Ханбин и Чживон – не типичная парочка друзей, они даже не тянут на парочку влюбленных, редко говорят друг с другом и живут так, чтобы практически не прикасаться друг к другу, несмотря на то, что Чжунэ в их окружении чувствует себя жертвой тактильных маньяков. Они держат все свои вещи рядом, живут вместе с незапамятных времен и в ста случаях из ста десяти говорят «мы». Иногда даже в те моменты, когда имеют в виду исключительно себя. Это какая-то непонятная магия, в которую Чжунэ отчаянно не хочется вникать. Но он вникает, непроизвольно, каждый раз, когда сидит рядом с ними, и исключительно из вредности думает о них по отдельности, хотя и чувствует, что это неправильно. Чжинхван как-то назвал их однояйцевыми близнецами. Ни Ханбин, ни Чживон ничего не сказали в ответ на это, но было видно, что обоим по душе такое сравнение. - Можно подумать, в городе не осталось ни одной службы такси, - фыркает Чжунэ, и, судя по новому вздоху, Ханбин с ним полностью согласен. Что-то в выражении лица Чживона заставляет Чжунэ подумать, что, будь он более тактичным и чувствительным другом, обязательно нашел бы в этом двойное дно. Но в Чжунэ нет ни того, ни другого, и он открывает для Чживона не один десяток номеров для вызова такси, чтобы доказать свою правоту. Тот только хмыкает и, стянув куртку, потягивается с таким наслаждением, будто просидел в своем кресле несколько часов. У Чживона есть все, чего нет у большинства других людей, и это отнюдь не измеряется в чем-то материальном. Несмотря на это, рядом с ним никто не меркнет. Никто не прижимается к земле из-за его энергии. Она просто окружает всех, подпитывает и помогает чувствовать себя лучше, увереннее, ярче. - Поехали к морю, - предлагает Чживон, рухнув рядом с Чжунэ и пихнув его локтем в бок. – На следующей неделе. - Я работаю, - отрезает Чжунэ. Он, на самом деле, не против, но перспектива несколько часов провести на заднем сидении рядом с человеком, которого не хотелось бы сейчас видеть, очень сильно портит настроение. - Возьми выходной, - просто предлагает Чживон. Они с Ханбином и их свободным графиком иногда раздражают до белого каления. – Ты же нормальный человек. - Сам ты нормальный, - огрызается Чжунэ и хочет сказать что-то еще, но слышит шаги в коридоре. Замирает, понимая, что в это время сюда может прийти только один человек, и резко подрывается с места, неглядя выбросив бумажный стакан в мусорную корзину. Чживон косится на него с подозрением, и Ханбин даже отрывается от работы, чтобы развернуться в кресле и посмотреть, почему внезапно стало так тихо и напряженно. Чжунэ натягивает куртку и открывает дверь как раз в тот момент, когда Чжинхван протягивает руку, чтобы толкнуть ее. Старший так и замирает, его пальцы подрагивают в сантиметрах от живота Чжунэ. Его светлые волосы растрепаны из-за сильного ветра, взгляд растерянно блуждает по студии и в какой-то момент становится почти умоляющим, вторая рука до скрипа сжимает лямку большого бирюзового рюкзака. Но это все длится всего несколько мгновений, потому что в какой-то момент он поднимает голову, и Чжунэ даже приходится отступить на полшага от осознания, насколько близко они сейчас стоят. - Привет, - радостно улыбается Чжинхван, как будто не было никакой заминки, никакой ссоры, никаких недельных метаний. Будь Чжунэ менее зацикленным на своей обиде, он бы выдавил приветствие в ответ и даже попытался бы улыбнуться – как улыбался раньше только Чжинхвану. Но вместо этого он легко отодвигает старшего со своего пути и уходит, неестественно выпрямившись и засунув руки в карманы. Он почти физически чувствует горький взгляд, который провожает его до конца коридора, но отмахивается от укола вины как от наваждения. Чжунэ знает, что в том, что произошло, никто не виноват. Но очень не хочет в это верить.