Я ребенком любил большие, Медом пахнущие луга, Перелески, травы сухие И меж трав бычачьи рога. <...> Я за то и люблю затеи Грозовых военных забав, Что людская кровь не святее Изумрудного сока трав. Н.С. Гумилёв
В одном из небольших городков Внешнего мира было тихое летнее утро. Сквозь прозрачный, еще прохладный воздух на землю падали косые солнечные лучи. Они золотили дорожную пыль и блестели в усыпавших траву капельках росы. По дороге из города шли двое: высокий юноша и девушка с длинными золотыми волосами. Оба были одеты в простую одежду, ничего не говорившую о ее обладателях. Девушка шла налегке, но у пояса юноши висел меч, а через плечо была перекинута дорожная сумка. По-видимому, он отправлялся странствовать, а она его провожала. Но кем эти двое приходились друг другу? Друзья, влюблённые, родные?.. Неизвестно. Но они все шли вперед, дальше и дальше от города, медленным шагом и в полной тишине.***
Вальгаав был не в духе. Наверное, все молодые люди, как и он, в такие моменты с трудом терпят материнскую заботу. Он далеко не не беззащитное дитя, и имеет право сам выбирать свою судьбу. И ему не нужны ни ее слезы, ни объятия на прощание, ни килограмм защитных амулетов в сумке. Да, эта очаровательная девушка была его матерью, хотя и выглядела ничуть не старше. Приемной, разумеется — они даже к одной расе не принадлежали. Но, странное дело, она совершенно искренне любила его. Даже несмотря на все обвинения, которые он когда-то бросал ей в лицо, на всю ненависть, которую он к ней когда-то испытывал, несмотря на всю боль и все слезы, причиной которых он был. Воспоминания о его прошлой жизни тогда были совсем свежи… А сейчас он жалел обо всем этом. Не сразу, но Вальгаав все же смирился с судьбой, принял и понял заботу Филии, и тогда смог по достоинству оценить ее доброту и терпение. Наивная юная «барышня» оказалась куда более сильной, мудрой и достойной, чем можно было предположить. Она подарила ему детство, полное тепла, не требуя взамен ничего. За эти годы он изменился. Вальгааву больше не хотелось никому мстить. Правда, Вальгаав не мог сказать, что полюбил Филию в ответ. Он не мог считать матерью Золотую драконицу, ведь у него когда-то была настоящая, родная мать. Даже если о ней он не знал ровным счетом ничего — из прошлой жизни Вальгаав помнил лишь последний год, если не меньше. От смерти лорда Гаава до своей собственной смерти, и все. А о своих предках, Древних драконах, он тогда почти не вспоминал… Вальгаав мельком кинул взгляд на старый колодец, окруженный зарослями пижмы. Теперь, уходя, он внезапно почувствовал нежность к маленькому городку, где снова научился жить. Каждый холм, каждый овраг и куст шиповника, даже щебёнка на дороге напоминали ему об играх детства, о крошечных великих открытиях, которые в таком возрасте совершает каждый — вроде удивления крошечным жилкам на лепестках цветов, сплетению и фактуре ниточек на рукаве рубашки, своему отражению в росинках или ярко-синему оттенку теней на снегу. Они так много значат, когда ребенок переживает их, но так быстро забываются… Иначе было у Валя. Душа и тело ребенка, память и сознание взрослого бессмертного. Эти мелочи были для него куда важнее. Наверное, именно они и сделали его… как там сказал однажды Зеллос? Ах да, «безопасным для общества». На третьем от города повороте, у старого серого камня, покрытого трещинами от старости и царапинами от гвоздиков городской детворы, Вальгаав остановился. Они ушли уже далеко, и пора было прощаться. — Я думаю, дальше я пойду сам. Филия тоже остановилась. Она была точь-в точь такой же, как и двадцать лет назад, лишь ее распущенные волосы были чуть волнистыми после тугой косы. — Хорошо, Валь. Ты точно ничего не забыл? — бессмысленный вопрос. Еще минута разговора, еще минута рядом с «сыном»… Неужели ей это действительно так нужно? — Совершенно точно. Филия, ты это уже в третий раз спрашиваешь, — он ответил раздраженно, даже немного чересчур. Может, стоило и извиниться, но Вальгаав решил, что это не было такой уж страшной обидой. Золотая вздохнула. — Прости, я просто волнуюсь… Береги себя, хорошо? Она еще немного постояла молча, с грустной и виноватой улыбкой на лице, не зная, что еще сказать. — Удачи тебе, Валь, и хорошей дороги. Я буду тебя ждать. Такая же наивная, как и всегда. До сих пор не хочет верить, что он уходит насовсем. Древнему было даже немного жаль ее, но лишь немного. — Я не собираюсь возвращаться, Филия. Прощай, — Вальгаав почтительно наклонил голову, немного смягчая свои жестокие слова. Филия молчала. Подождав, но не дождавшись ответа, Вальгаав снова кивнул, на этот раз прощаясь в последний раз, повернулся и пошел дальше по знакомой с детства дороге, исчерченной длинными тенями травинок. Из-за его спины вновь донесся тихий голос Золотой: — Я все равно буду тебя ждать, Валь.***
На вершине одного из пологих холмов Вальгаав обернулся и в последний раз посмотрел на зеленую степь, на пенистое море, на позолоченные солнцем крыши городка на берегу… Странно, он уже почти скучает по этим краям. И что на него только нашло? Это ведь даже не его настоящая родина. Ни родины, ни родителей у него нет уже больше тысячи лет. Вальгаав бессознательно нашел взглядом светлую фигурку. Филия все так же неподвижно стояла у поворота дороги. По траве у ее ног кружились побеги вьюнка, усыпанные белыми цветами, и свежий утренний ветер слабо перебирал ее длинные светлые волосы. Она не была его настоящей матерью, нет. Но из всех Золотых лишь у одной Филии, пожалуй, было некое подобие совести. Она пыталась искупить то древнее преступление, воспитывая его после перерождения. Хотя делала это она напрасно: тот грех не смыть. Ни кровью, ни слезами, ни добрыми делами — ничем. Неважно, что думают на этот счет боги, он сам никогда ничего не забудет и не простит. Но все это уже позади. Детство, когда он был беззащитен и слаб, закончилось. Теперь для него, одного из сильнейших существ, живущих под этим солнцем, открыты все дороги. Будет еще много городов и много прекрасных девушек, века и века жизни против этих коротких двадцати лет под чужим золотым крылом. Тихий городок скоро сотрется из его памяти вместе с маленьким антикварным магазинчиком и его хозяйкой, и ничто больше не будет держать его в прошлом. Вальгаав резко повернулся обратно и широкими, тяжелыми шагами пошел вперед, не сводя глаз с далекого горизонта.