Шаман

Дни все еще были коротки; они сверкали снегом и льдом, но быстро гасли под натиском длинных холодных ночей. Середина зимы едва подбиралась, и морозы могли быть крепче. Птица, сидевшая на ветке, расправила большие синие крылья, чтобы размять их и оглядеть два ровных ряда безупречно гладких перьев. Солнечный луч скользнул от одного кончика крыла до другого; в кристально-голубых глазах птицы сверкнули светлые искорки. С тонких веток вершины дерева была видна спина волка, вгрызающегося в плоть убитого им оленя. Птица сама задумалась о том, что давно не ела в этом обличье. В отличие от своего брата по крови, она не чуждалась людей и жила среди них, тщательно скрывая тайну второй ипостаси. Проклятье рода требовало своего - звало в лес, заставляло скидывать одежду и отращивать крылья. Они давали свободу, воздух и небо; с ними получалось подниматься выше и выше, разглядывать озеро, маленькие домики людей и мохнатые облака векового леса, простиравшегося дальше на север. Птица была младше волка и не умела сдерживать себя, как он, иногда перекидываясь случайно, против собственной воли. Волк все еще ел, и он бы не был против, если бы она к нему спустилась. Птица уже собралась слететь вниз, когда увидела высокую человеческую фигуру, натягивающую тетиву узкого охотничьего лука. Человек успел выстрелить и ринуться за убегающим волком, но птица упала на него сверху и что есть силы вцепилась в плечо, громко вопя. Птица никогда до этого не ранила людей и не знала, как это делается. Саму себя испугавшись, она скорее вспорхнула к верхушке сосны, пока оглушенная охотница присела на колени от неожиданности. Охотница чуть было не убила волка и явно собиралась идти за ним. Птица не могла оставить это просто так и наклонилась вперед, стремясь снова напасть на глупого человека и как следует испортить ему лицо. - Сверху! - вдруг крикнул кто-то со стороны. Охотница выпустила стрелу вверх. Стрела бы в любом случае проскочила мимо, но это ударило в птицу волной ужаса. Она полетела домой. / Энни смахнула последние осколки с широкого подоконника и уселась на него. Свежий воздух вливался в комнату и холодил тело, разгоряченное от полета. Она так сильно испугалась, что не к себе в дом вернулась, а ворвалась в закрытое окно дома Мины. Сама Мина куда-то ушла; может быть, даже в гости к Энни. А Энни сидит тут, обернувшись сорванной занавеской и кусает губы, чтобы не зареветь. Стрела в Райнера все-таки попала, и он убежал вглубь леса, тоже испуганный и не желающий сражаться с людьми, пусть он их всегда по своим причинам презирал. Повезет, если охотница отступит и не станет преследовать его, но если нет?.. Ее плечо лишь оцарапано немного, никакая это не рана. Энни с отвращением смотрела на свои руки и задалась вопросом, почему она прилетела именно к Мине. Мина, хотя и единственная ее лучшая подруга, об оборотничестве не знает, а узнай об этом - отвернулась бы?.. Рядом с Энни, на подоконнике, уже высилась кучка синих мелких перьев. Как полукровка Энни была слабым оборотнем со слабыми инстинктами, и сильные эмоции мешали ей контролировать собственные способности. Поэтому она в очередной раз вернулась в человека с перьями на руках и спине; пришлось выдергивать пальцами оставшийся пух. Энни укреплялась в уверенности, что она больше похожа на запертое в клетке чудовище, чем на птицу, наслаждающуюся своей свободой. Мать ей всегда говорила: в нашей крови - древнейшая магия, мы велики так же, как северные драконы. Мать умерла, пойманная селянами; ее сожгли. Энни нельзя было плакать, чтобы не вызывать подозрений. Может быть, Райнер был прав о том, какие люди алчные и злые. Может быть, Райнер сам вот-вот погибнет от руки алчного и злого человека, которому нужно только золото. А Энни у разбитого ею окна чужого дома изворачивается, выдергивая очередное перо у основания шеи. Дверь открылась; Энни сжалась, подтягивая края сползающей занавеси. Воздушный пух, кажется, остался даже на ладонях. Лицо вошедшей Мины исказилось от изумления, а потом - от горечи, и тогда Энни поняла, что все-таки останется на ее памяти предательницей; что она уже не «своя». И прокляла глупый страх, из-за которого оказалась здесь, а не в своем доме, где спокойно бы отлежалась и сожгла бы перья в печи. - Ты поранилась? - наконец спросила Мина, пряча руки за спину, будто преодолевая ужас. На полу блестели капли крови, царапины на Энни затянулись давно; она поморщилась и засмотрелась в окно. - Все в порядке. - Сказала она и сама себе не поверила. Одна рука уже была полностью чиста; кучка перьев стала повыше. Мина подошла ближе и с любопытством покосилась на то, как Энни выщипывает собственные перья с плеча. - Это не больно? - Совсем немного. - Ответила Энни. - На спине больнее. Мина наклонилась посмотреть на спину и ахнула: синие перья заблестели на солнце и показались еще ярче. - И ты синяя птица? - Да. - Оборотень? Энни поколебалась пару секунд. - Да. Мина снова замялась на месте, без конца оправляя и без того ровную юбку платья. Она сама тихо заплакала, хотя это Энни дюжину минут назад пыталась не реветь. - Прости, я... - начала Энни извиняться, но не смогла подобрать нужных слов. И вдруг догадалась. Родителей Мины убили, а на следующий день сожгли оборотня-птицу. И в тот самый день, когда Мина осталась без семьи, в тот вечер, в тот же час - Энни познакомилась с ней и уговорила сходить ее на озеро. - Я думаю, все должны узнать о том, кто ты. - Ровно произнесла Мина, прямо глядя на Энни. Энни плавно соскользнула с подоконника, не отводя взгляда. Она очень любила птицу внутри себя, людей здесь, свой маленький теплый дом со старыми свитками и книжками. Очень любила Мину. Но выбора у нее не было.