Побочное действие

Всего пара секунд. Огонь трещал и шипел, с короткими хлопками кромсал над собой воздух, заглушая отрывистый лающий смех, а Мэл дёргала верёвки на запястьях. Глупо как — чуть замешкалась. Позволила рыжей змее заворожить себя. Разрешила подобраться. Прямо под ноги. Нет, сначала у Мэл таки получилось отодвинуться — не зря она испробовала это раньше. Сместиться вместе со стулом назад, кажется, на целый метр, по скрипящему под ножками мусору. Плюс разработчики форменного комбинезона и обуви постарались сделать материал огнеупорным, но толку-то? Отсрочка, только отсрочка, притом совсем не безболезненная. Бензина пират не пожалел. Огненная полоса потянулась следом, жаром обдало обнажённые кисти рук и лицо, а дым уже обступил стеной из грязно-полупрозрачных клочьев. Клочья настойчиво норовили попасть в лёгкие, царапали сухую глотку кашлем, выбивали из глаз слёзы, вынуждая судорожно дёргаться в попытке избежать удушья. Мэл сдвинулась ещё немного, замотала головой, которую почти разрывало на части какофонией звуков. Пространство вокруг трещало и визжало: хохот, скрип ножек по полу, голодный рёв пламени. Уколы паники, что делали каждое движение предательски и непростительно медленным. Лицо брата прямо перед глазами — блёклое, мертвенное, тоже полупрозрачное, только взгляд живой и какой-то грустный. И шёпот из едва шевелящихся губ: — На тебя жалуются, сестричка. От еды отказываешься… Надо, надо… Жить надо! Пекло вдруг навалилось со всех сторон — это огонь облизал несгораемые брючины комбинезона, потянулся выше, к беззащитной коже. От усилий сдержать рефлекторный вдох разламывало грудную клетку — схваченный наскоро пригодный для дыхания воздух заканчивался, как в ребризере* загулявшего ныряльщика. Мэл дёрнулась снова, стараясь не поддаваться ужасу, что царапал кожу на затылке. Стул жалобно завизжал и накренился, будто в едином движении с плывущим сознанием, — прямо над пляской рыжих языков. И тут, после очередного рывка, путы на правом запястье странно ослабли, как будто и не впивались перед этим до синевы и пережатых сосудов. Рёбра едва не разорвало, кажется, не столько от удушья, сколько от невыносимо-острой надежды. Хоть бы не напрасной — Мэл непостижимым образом наклонилась влево и, чуть не вывихнув правое плечо, потянула. Разгорячённую кожу запястья ожгло как кислотой — верёвка оказалась ещё грубее и жёстче, чем подумалось сначала, но уже через мгновенье рука была свободной. —… жить надо! — призрачное лицо Лэнса смыло слезами, но голос остался. Он глушил даже треск динамиков, через которые сквозь хохот всё ещё лились обрывки фраз — главарь, очевидно, постарался проложить огненные дорожки так, чтобы дать себе больше времени на разговоры. Мэл не слушала. Не выдержав, всё-таки втянула ядовитый воздух, зашлась кашлем, но всё равно упрямо шарила пальцами освобождённой правой руки по запястью и предплечью левой. Вслепую. Тело сотрясалось всё мучительнее — прерывистые, судорожные вдохи было не сдержать. Как последнюю связь с реальностью, Мэл ухватила запах плавящихся от жара волос — всё равно, что наверняка её собственных. Динамик невидимого телевизора уже просто хрипел, как смертельно раненый за мгновение до конца, а Мэл даже в эпицентре локального ада бросило в мгновенный озноб. Браслет, неужели его… Но нет — полоска металла отыскалась выше, под рукавом почти у локтя — стандартный размер всегда мешал носить её прямо на запястье. Высокотехнологичный металл лезвия, в которое браслет превращался после снятия, мгновенно затачивался на молекулярном уровне до способности резать невесомый пух, пущенный по воздуху. Вот так, почти ничего не видя, легко можно было нанести себе серьёзные порезы, но выбирать не приходилось. Одно касание — верёвки распались. Теперь руки были свободны, но Мэл тут же отшатнулась, взвизгнув и чуть не выронив нож, когда их коснулся порыв огненного ветра. Сунулась носом в локтевой сгиб, резанув при этом путы, стягивающие грудь. Раскалённые волны плескались прямо у ног. Бензином, очевидно, щедро полили сами штанины, но потёки выгорели тут же, не проникнув глубже в сплетения жаростойких волокон и ничего не повредив. Главарь этого не знал — Мэл кривила губы в улыбке, тщательно сжимая зубы, — иначе раздел бы пленницу догола. И голос его гадкий совсем заглох, вместо него рёв пламени вдруг рассекло треском и стеклянным звоном. «Лопнул наконец, ящик грёбаный…» — Мэл давилась кашлем пополам с каким-то злорадно-истерическим хохотом. Дёрнула вниз рукава, спрятала в них запястья и пальцы, надеясь избежать ожогов. Поза эмбриона из положения сидя была чем-то из области акробатики, но совать лицо без малого в огонь не хотелось, и Мэл подтянула к себе колени, чтобы освободить ноги. До окна было всего пять шагов — обычных, человеческих, пусть и довольно широких, но вспомнить каждый из них не получилось бы никогда. Кажется, Мэл потратила лишнюю долю мгновения, чтобы сунуть нож под плотный манжет рукава. Потом схватилась за стул, по ножкам которого бегали языки пламени, качнулась, попытавшись приподнять. Сил не хватило — пришлось, всё так же прикрывая лицо рукавом, тащить волоком по полу, уже сплошь горящему. Вроде бы Мэл успела даже подумать, что не дойдёт: сам воздух, кажется, пылал прямо в носоглотке, оседал на коже и одежде кружащими вокруг ошмётками липкой жирной паутины. В шаге от цели оконное стекло растреснулось, в огонь посыпались осколки. Мэл с хрустом давила их, кроша едва ли не в породивший их песок. Странное остервенение отбирало силы, но нужно было очистить раму от опасных острых зубцов, которые там всё ещё торчали. Само дерево рамы успело раскалиться — Мэл вскрикнула, в конце концов буквально упав на него грудью и коснувшись случайно обнажившейся ладонью. Огонь жадно приподнялся в ответ на приток кислорода, обступил со всех сторон, норовя достать жертву подвижными протуберанцами. Оставалось только, уже не жалея рук, подтянуться, заставляя страшно неповоротливое тело перевалиться через край проёма. Ни о какой попытке сгруппироваться речи не шло. Мэл просто выпала наружу; вдогонку ей вылетело облако угольно-чёрного дыма и потянулись рыжие языки. Каким-то чудом умудрилась не встрять макушкой в землю, рухнула мешком, слепо ткнувшись лицом во что-то упругое и жёсткое. Это «что-то» оказалось зелёным; зелень расплывалась в застлавших глаза слезах ядовитыми разводами, а ядовитый дым рывками исторгался из лёгких в приступе затяжного кашля. Корчась в траве, как выброшенная на берег рыба, Мэл пыталась удержаться на краю сознания. Мучительные, неровные вздохи выворачивали грудь: хоть бы каплю, хоть толику чистого воздуха. А за оконным проёмом, исходя дымом, продолжало бесноваться пламя, только рёва его почему-то не было слышно. Исчезли все звуки, даже собственный кашель только чувствовался внутренними сотрясениями да отзывался короткими вспышками боли в позвоночнике. Но вот всё утихло, и Мэл замерла в положении полубоком, глотая воздух осторожно, совсем как воду после длительной жажды. Мысль о воде заставила облизнуть губы, но высохший язык совсем распух и шевелился с трудом. Некоторое время Мэл, не в состоянии двигаться, тупо разглядывала угол постройки, внутри которой имела все шансы остаться навсегда. Грубая, обшарпаная кладка грязного рыжеватого оттенка, какое-то растение, пробившееся прямо у фундамента, частично раскрошив его. Трава у самого лица, плотная и густая, но, кажется, совсем не мягкая. Если чуть скосить глаза, можно было увидеть конец зелёной латки, её переход в желтовато-серый, усыпанный мелкими камнями грунт, тропой утекающий куда-то за пределы видимости, за стену. Попытка оглядеться с новой силой всколыхнула ещё и боль в черепе, заставив беззвучно зашипеть. И ещё, похоже, изменился ветер — до Мэл долетели ошмётки чёрного дыма, перечеркнув косые солнечные лучи, что в капельках слёз разбивались на всё те же чёткие полосы и пузырьки. — Надо жить, правда, Лэнси? — пробормотала Мэл, приподнимаясь на локте, чтобы отползти, не дышать отравой древней пластмассы. Голова пошла кругом, спровоцировав бесконтрольное падение на спину, но именно это, кажется, и спасло жизнь. Мэл успела увидеть, как в кладке стены образуются щербины — одна, другая, третья. Потом прорезался слух, и появление щербин сопроводилось коротким свистом. Сухой треск короткой очереди почему-то долетел с опозданием… хотя неудивительно. Снова свист, на этот раз прямо над головой; допотопные куски металла крошили стену, рассыпая мелкие кусочки мягкой кладки, — близко, как же близко. Не оставалось ничего, кроме как распластаться на траве, вжаться в неё всем телом, казаться как можно меньше. Промелькнула мысль отползти за ближайший угол — Мэл даже вцепилась пальцами в почву, потянулась вперёд. Вдруг явственно поймала аромат примятой травы — это вернулось измученное гарью и жаром обоняние. Следом острым росчерком пришёл мимолётный контакт: к сомнительному убежищу кто-то приближался. Похоже, всего один — ближе всех, ведь наверняка есть кто-то ещё. В последнем можно даже не обольщаться, да и нормальная чувствительность сейчас недоступна. Чужие мысли некоторое время придётся ловить случайно — иначе точно отключка, во время которой враг сможет сделать с беспомощным телом всё, что угодно. Мэл медленно подтянула под себя руки и застыла ничком, всё так же дыша сладковатым соком потревоженной зелени и обратившись в подобие живого радара в пассивном режиме. Кажется, и правда один. Идёт не слишком быстро, крадучись, нервно ведя из стороны в сторону стволом оружия, из которого только что полосовал несчастную стену. Лицевые мышцы дико болели, но Мэл усмехнулась, когда поняла: враг боится. Боится той, что умеет убивать на расстоянии, ронять в высокую траву, заставляя корчиться и хрипеть в агонии без видимой причины. Боится неведомой силы, ведьм, мутантов, бог весть чего ещё. И стрелял-то на нервах, разглядев: «ведьма» выбралась из огня. Надеялся попасть… ну что ж, пусть думает, что попал. С каждым шагом противник нервничал всё больше. Челюсти его при этом без конца что-то перемалывали, как будто жевание должно было успокоить, но где там. Ещё бы, ведь собственный главарь пугал не меньше, чем «ведьма» — вот так деталь, в самом деле. Бандит даже представлял себе, что именно ждёт его за своеволие, поэтому поглаживал спуск автомата, уже закрывая для Мэл солнечные лучи, сверлящие ей спину. Прошить очередью неподвижное тело — что может быть проще? Человеку мешали только неуверенность и что-то вроде любопытства, побуждая сделать ещё один крохотный шаг. Простое движение, но выставленную вперёд ногу вдруг кто-то словно под колено ударил. Он так и не понял, что произошло, только от внезапной боли задрал в локтях обе руки вместе с оружием, пытаясь удержать равновесие. А «неподвижное тело» развернулось и чуть приподнялось, выбросив вперёд и вверх руку с зажатым в ней лезвием, тонким, но очень острым. Мэл не смотрела жертве ни в лицо, ни даже туда, куда била. Только вскользь приметила гадкую красную майку с белым рисунком, похожим на череп. Обожжённые пальцы болели и мало что чувствовали — липкость от попавшей на них чужой крови, но ничего тёплого, ничего противного. И только сдавленный выдох-всхлип прямо над головой, когда нож двинулся обратно. На единственный, почти хирургический разрез Мэл не надеялась: придвинулась ещё, всем весом налегла врагу на ноги, продолжая падение. Другой рукой вцепилась в цевьё оружия, дёргая его от себя вверх и в сторону. Уже на земле ударила снова — в шею слева, на всю длину лезвия, для верности нажала на псевдорукоятку ещё. В глазах потемнело, но уловить успела: кадык на жилистой шее замер, дёрнувшись судорожно; застыло, вытянувшись, и окровавленное тело. Может, и последний хрип был, но все звуки украл гадкий писк, и Мэл повалилась рядом, совершенно мокрая от слабости. Поднялась почти сразу, пытаясь выровнять сбитое дыхание и сглотнуть неповторимую смесь металла и гари, застывшую во рту. Организм протестовал, требовал отдыха, окутывал разум сонным отупением, но Мэл заставляла себя шевелиться. Для начала потянула за ремень автомат, усмехнувшись: за такой экспонат, оригинальный, а не восстановленный по чертежам АК-47, дома многие отвалили бы баснословную сумму. Да, за такой, пахнущий сгоревшим порохом и смазкой, и с трещиной через весь деревянный приклад, залитой клеем. «Дома…» Слово вызвало горечь и слабый укол под сердцем, но кое о чём напомнило. Поморщившись, Мэл продела плечо в ремень автомата. При этом с удивлением обнаружила, что всё ещё держит нож — как есть, окровавленный. Лезвие вытерла прямо о белый принт черепа на майке мертвеца, затем, нажав специальные звенья у мнимого ограничителя, вернула браслет на запястье. На секунду задержала взгляд на тёмной крови, что ещё слабо сочилась из пробитого горла врага, склеивая траву. И только потом почти механически тронула правое ухо. Горошинка микрофона была на месте. Кроме того, похоже, даже исправная — в ответ на касание чуствовалась слабая вибрация. Но абсолютное молчание в эфире недвусмысленно намекало: за Мэл до сих пор никто не пришёл. Ну что ж, придётся пока самой… Самой… Солнце, казалось, поставило себе целью просверлить в голове дыру, а изнутри к нему навстречу проламывалась тупая ноющая боль. Мысли, нет, какие-то их обрывки напоминали тяжёлую взвесь: чужой мир, остров, враги, невесть что ещё. Над всем этим довлела жажда — Мэл только сейчас до конца поняла, насколько сильная. И на трупе не видно ничего, похожего на фляжку… или как это здесь называется? Только здоровенные ножны с мачете на поясном ремне. Эта штука, конечно, пригодилась бы, но своего ремня Мэл не обнаружила, а тратить время на то, чтобы снять чужой, не решилась. Нужно идти. Найти воду, найти убежище. Временное, чтобы хотя бы восстановить силы. Уже сделав пару шагов, Мэл огляделась. Дымящееся строение в ответ пялилось слепым окном на неё и дальше, на нависающее подобие скалистого холма, а сама местность к дороге и за ней явно понижалась. Рельеф вообще, похоже, пестрел неровностями, от оврагов до гор, прорастал буйной зеленью — от небольших зарослей до чащ, труднопроходимых и тёмных. Впрочем последнее, кажется, было уже скорее добыто из чужой памяти, чем высмотрено тут и сейчас. Мэл тряхнула головой — путаница, ну и путаница. Нужно хотя бы выглянуть на грунтовку, но путь к ней вдоль стены почему-то казался чудовищно долгим. Уши посекундно закладывало до невозможности представить, какие звуки реальны, какие нет, а Мэл ещё и старалась сканировать пространство. Ключевое слово «старалась». Она так и не поняла, что случилось раньше. Хотя нет, сначала всё-таки пришёл сигнал о чужом присутствии, но какой-то размытый — чёрт знает, один противник или несколько. Был ещё «след» — то единственное сознание, которое Мэл могла безошибочно выделить здесь. Самый первый, самый главный враг, замахнувшийся на то немногое, чем она дорожила в этой жизни. Мэл оскалилась и вжалась спиной в неровности кладки, выставив перед собой автомат. Эта часть стены как раз смотрела на отстоящий в нескольких десятках метров крупный кусок скалы с кустарником у подножия… Наверно, Мэл зря так напряглась. За стеной загрохотало глухо, сверху посыпались чёрные клочья, хлопья золы и искры, — это внутрь повалились прогоревшие кровельные балки и крыша. До угла осталась всего-то пара шагов, когда из-за него прямо навстречу, матерясь, слишком быстро выскочил человек, которого при беглом взгляде можно было принять за клона того, зарезанного. Если бы не алая тряпка на голове. Кажется, он удивился — то ли тому, что «ведьма» на ногах, то ли наличию у неё оружия. А Мэл только в странном тумане ощутила, как автомат, точно живой, дёрнулся у неё в руках. Приклад болезненно и непривычно ударил в плечо, очередь вышла неэкономно длинной и в конце концов частично ушла мимо, но противник повалился навзничь. Почти не дыша, Мэл дёрнулась влево, где ей почудилось движение и… опоздала. Что-то врезалось в челюсть с силой, чуть не впечатавшей голову с разгону в стену, и свет уже во второй раз за короткое время сменился ослепительной темнотой.