Личный Ад Данте

Предупреждения: тяжелая бабская жизня. Спешу напомнить читателям, что спарда победил демонов пару тысяч назад. (сравните с нашей современной датой) Flashback. ... Глава 21. Лазурный «Ягуар» остановился на одной из старейших улиц города. Здесь не было небоскребов, не было офисов. Машины проезжали здесь лишь в том случае, если водитель вдруг заблудился в сплетении узких улиц старого города. Здесь, в тишине, лишь изредка нарушаемой тихими шагами прохожих, еще жил дух старого времени. Большинство из особняков здесь принадлежало семьям, основавшим город, чьи потомки уехали в более престижные районы многие годы назад. Люди ушли, но их дома остались такими же. Особняки ждали, смотря на улицу строгими рядами высоких готических окон, поднимавшимися ввысь узкими линиями черных глаз, по-прежнему преданных покинувшим им хозяевам. Усеянные трещинами, каменные горгульи, львы и волки безмолвно охраняли ведущие к домам, кое-где провалившиеся ступени. Черное кованое кружево оград, растянутое на витых мраморных столбах, все еще окаймляло давно заросшие маленькие сады перед особняками. Только деревья давно выросли и, тяжело изогнувшись под огромными облаками своей темно-зеленой листвы, устало навалились на крыши и ограды; выложенные когда-то ровными гладкими каменными плитами, поросли травой узкие тропы, ведущие от ворот к запечатанным дверям брошенных домов. Вергилий достал ключ из зажигания, подхватил с соседнего сиденья меч в белоснежных ножнах и вышел из машины, мягко закрыв за собой дверь. Он был здесь нечасто, но каждый раз будто бы боялся потревожить сон времени, которое замерло и покоилось на старых серых камнях тротуара, на выжженных подоконниках, свернувшись клубком в темных провалах поломанных крыш, под обгоревшими сваями и опавшей штукатуркой, в изумрудных кронах деревьев, которые жили дольше, чем любой смертный мог себе представить. Не потревоженные ни ветром, ни суетными людьми, здесь спали воспоминания о времени до начала времен. Вергилий мягко улыбнулся и направился к витым чугунным воротам, ведущим в один из садов. Он мог бы подъехать прямо к крыльцу – машина легко прошла бы по избитой дороге прямо к дому, - но Вергилий не хотел тревожить древнюю душу этого места. Вергилий был немного зол на себя, потому что не был одет соответствующе. Черные джинсы и туфли, одетые на босу ногу, не совсем соответствовали его обычному вечернему наряду, но Вергилий был уверен, что старые сосны за оградой простят его на этот раз. Коснувшись кончиками пальцев истертого серого камня, Вергилий остановился у темного гранитного столба, чтобы взглянуть на черные прутья ограды, сплетенные с чугунными изгибающимися телами древних демонов, держащих в своих когтях копья, мечи и старый герб. Ему так этого не хватало. Вергилий скучал по дому. Вымощенная плитами тропа провела Вергилия между высоких сосен, молчаливо охраняющих особняк, по две с каждой стороны от входа. Иголки сосен вытянулись со временем, покрылись серебристой сединой. Трава по обе стороны от тропы стала гуще и приобрела изумрудно-синий оттенок. Каблуки черных лакированных туфель почти бесшумно касались неровных от времени мраморных плит, которые раньше сходились в мозаике в идеально ровную поверхность, а теперь едва складывались в разбитую тропинку, растаскиваемые непреклонными пальцами травы. Тихие шаги оповещали воронов, летучих мышей и сонных сов на чердаке, что они больше не одни. Но птицы и летучие мыши не были обеспокоены посетителем. Они инстинктивно знали, что пришедший был никто иной, как хозяин этого дома - дома, за которым они так усердно следили долгие годы, и не потревожит их. Тропа закончилась, наконец-то оттеснив упрямую траву, раскинувшись перед главным входом в особняк небольшой открытой площадкой. Здесь плиты на земле все еще сохранили изначальный рисунок. Они завивались спиралями в форме трех солнц, расколовшихся со временем на неровные треугольные куски, а посередине была сложена распустившаяся роза на фоне длинных скрещенных мечей, чьи ровные лезвия тоже давно распались на тысячи мраморных осколков. Перед наследником Легендарного Темного Рыцаря Спарды поднимался трехэтажный особняк во всем величии своих арок и шпилей. Изгибы окон, острые углы крыш, переплетенные в камне цветы и мечи, - все было до боли знакомым, запечатленным в воспоминаниях Вергилия за все те дни, что он провел здесь. Он верил, что сколько бы времени ни прошло, этот дом останется прежним – хранителем памяти, который переживет века. Вергилий медленно обвел особняк взглядом, вбирая вид каждого камня, каждой маленькой трещины. Люди больше не создавали подобного. Сквозь путы нефритового мха поднимались слитые, словно цельная скала, ровные ряды иссиня-черных мраморных плит первого этажа, как будто магма и пламя Преисподней, дочерна опалив, выталкивали их на поверхность, под голубое безмятежное небо. Вергилий не знал, было ли то его воображение, или земля действительно пыталась извергнуть камни, но уже было видно неровные камни фундамента, со временем показавшиеся из-под земли и теперь темневшие над травой черной лентой. Только витая решетка перил у парадной лестницы, казалось, по-прежнему крепко держалась за свое старое место, ввинчивая дом в землю. Лестница. Эти белые мраморные ступени. Она всегда говорила им быть аккуратнее на ступенях. Но чтобы его младший брат хоть когда-нибудь слушал. В шортах, перемазанных машинным маслом, в сбившейся набок рубашке с коротким рукавом, Данте выбежал из дома, распахнув темные деревянные двери, врезался в перила и потерял равновесие. Старый меч, который был у него в руке, со звоном вылетел из ножен. Обтянутая кожей рукоять стукнулась о мрамор ступеней, острое лезвие рассекло воздух прямо перед неумолимо падающим вниз Данте. -Нет! Дан-…! – Вергилий бросился вперед, отчаянно моля небеса, чтобы его пятилетнему телу хватило сил покрыть эти проклятые шесть метров до его падающего близнеца прежде, чем случится непоправимое. - «Не умирай! Не падай!» - Вергилий закрыл глаза от страха, протягивая руки и отталкивая брата прочь от меча. Когда Вергилий открыл глаза, он увидел лицо Данте, искаженное ужасом. Челка у него тогда была короче, а губы такие же вишневые. -Верг… Верг, пожалуйста, живи… скажи что-нибудь, Верг! – лепетал Данте, сбиваясь и забывая дышать. -Брат, - сказал Вергилий. Он не совсем понимал, что происходит. На груди, рядом с сердцем, было что-то мокрое и теплое. Он посмотрел вниз, чтобы разобраться, в чем дело. Он лежал на лестнице на спине, ноги на верхних ступенях, голова на нижних, а лезвие меча пронзало его наискось, через спину, разрезая позвоночник, и выходило через грудь рядом с сердцем. -Верг, ты жив! Держись… Держись! – Данте крепко сжал его руки своими дрожащими пальцами. – Держись, я вытащу. Ты сможешь, только держись. Пожалуйста, потерпи… Рывок резкой боли, и он лежал на руках у брата, а окровавленный меч, звеня, падал по ступеням вниз. Рана на груди темно булькала, а из спины на белый мрамор потоком лилась кровь, опаляя лопатки мокрым жаром. Еще секунда, и Вергилий лежал на верхнем пролете лестницы, а Данте сидел рядом с ним, абсолютно бессильный. С тех пор Данте всегда был осторожен с холодным оружием. -Мне было так страшно, Верг… Прости… Мне так жаль, так жаль… - бормотал Данте. По его лицу текли прозрачные слезы, оставляя мокрые дорожки на щеках, на носу, на губах и подбородке. Его руки тряслись, но он не отпускал брата. Тогда Вергилий впервые слышал, чтобы Данте извинялся – искренне, от всего сердце просил прощения. И он впервые видел, чтобы Данте плакал. Слезы Данте. Вергилий не думал, что ему доведется снова их увидеть. -Мне жаль, Верг… - Данте поднял пистолет с пола. Из уголков его глаз медленно потянулись вниз кровавые капли, по одной, а потом покатились вниз по грязным щекам, крася бледную кожу широкими красными полосами, Кровавые Слезы. -Прости, Верг, - Данте приставил пистолет к виску. -Прости, Верг. Но то, что ты хочешь, уже сломано. Меня больше нельзя использовать. - Глядя Вергилию прямо в алеющие глаза, он нажал на курок. Тогда он второй раз в своей жизни видел, чтобы брат плакал. Вергилий никогда не смог бы забыть отчаяние в глазах Данте, когда его душа сломалась, не смог бы забыть, как рассыпалось осколками лазурное небо в его глазах, не смог бы забыть, как готов был молиться любому из богов и всем одновременно, лишь бы больше не видеть слез брата никогда. Слезы Данте. -Верг… - хрипло прошептал Данте и зарылся пальцами в волосы Вергилия, осторожно, но крепко удерживая его, заставляя Вергилия смотреть ему в лицо. – Мне так жаль. Правда очень, очень жаль. Я должен был… Теплые руки обняли Вергилия. -Я должен был пойти с тобой и защитить тебя, - прошептал Данте, пряча лицо в изгибе его шеи. Одной рукой он аккуратно гладил Вергилия по голове, а другой обнял за плечи. Горячая мокрая капля вдруг упала на кожу Вергилия, и он вздрогнул всем телом. Это маленькое ощущение потрясло его, как будто весь мир вдруг вздрогнул вместе с ним. Потом упала еще одна, а потом еще и еще. «Я хочу, чтобы тебе больше не приходилось плакать, брат. Прости меня». Взгляд Данте не изменился с тех пор, как им было пять. Это был невинный взгляд того, кто искренне любил его и волновался о нем. Вергилий вдруг почувствовал себя полнейшим ублюдком. Самым отвратительным подонком во всем мире. Они никогда не рассказывали родителям о том, что случилось на лестнице. Демоническая кровь исцелила раны Вергилия в считанные минуты, но ему просто неимоверно повезло, что лезвие не попало в сердце. Когда процесс регенерации закончился, на теле Вергилия не осталось ни следа, но если он прикасался к коже на груди, он по-прежнему чувствовал невидимый шрам. Вергилий, сам того не осознавая, поднял правую руку и положил ладонь себе на грудь. Пальцы осторожно коснулись кожи, привычно нащупывая тонкую линию шрама. «Как Данте. Я не вижу его, но он всегда со мной». Белые мраморные ступени были испещрены трещинами. Их наполовину скрывал темно-зеленый мох. На них давно не было кровавого пятна, но для Вергилия эта лестница навсегда стала первым местом, где он пролил свою кровь ради брата. Он надеялся, что эти ступени стали особенными для них обоих, и не важно, каким старым был дом и как сильно его потрепало безжалостное течение времени. За белыми ступенями лестницы, темной деревянной двустворчатой дверью и иссиня-черным гладким первым этажом, лишь изредка перечеркнутым восьмиугольными колоннами, свитыми в готические арки, поднимался второй. Стены его были выложены небольшими тонкими плитами серого гранита гораздо светлее, чем облицовка первого, и казалось, что дом остывал или постепенно замерзал, чем выше поднимался в небо. Десятки тонких черных колонн, складываясь в угольный скелет особняка, обрамляли углы, выступы и узкие окна в нишах, по восемь в каждом крыле. На втором этаже, в правом крыле, были спальни. Первые пара окон направо – первая комната, которую они делили. Здесь они спали вместе. Темно-зеленый шелк на стенах, мебель черного дерева. Тяжелые бархатные занавески. Две одинаковые кровати у противоположных стен комнаты. Ночные разговоры часами, а когда они дрались – теплая спина Данте, прижатая к его спине, пока они спали, переплетя пальцы. В кровати было мало места, им было жарко и неудобно, но Вергилий отдал бы что угодно за ощущение того тепла и за запах грозы, который Данте приносил на его подушку, на его одеяло, на его кожу. Когда Вергилию было шесть, он захотел отдельную комнату. Он хотел быть независимым, он хотел быть взрослым. Но более всего, ему нужно было личное пространство. Он стал другим, он отличался от Данте, и он знал это. Ему нужно было пространство для тренировок, потому что он чувствовал, как не хватает ему физической силы, которой у Данте было в избытке. Ему нужно было пространство, чтобы учиться владеть мечом, потому что его тело не слушалось, а руки никак не могли направить лезвие так, как надо. Ему нужно было пространство, чтобы учиться, потому что с братом это было невозможно. Он постоянно отвлекался на Данте. Вергилию нужно было быть одному, чтобы почувствовать себя самим собой, чтобы знать, что он существует отдельно, что он – самостоятельное существо. Было так трудно учить все то, что Данте понимал мгновенно и принимал как должное. Было так трудно работать над тем, чтобы быть лучше. Но глубокой ночью, лежа в кровати в своей комнате, Вергилий готов был отдать все за то, чтобы снова было жарко и неудобно, за ту душную, такую сокровенную близость. В своей новой комнате, где ночь окутывала темнотой синие монограммы на стенном шелке, лежа на кровати в одиночестве, Вергилий знал, что ему чего-то не хватает. Позже он узнал, что это был Данте. Его брат, его близнец. То чувство, которое никогда не покидало Вергилия, - это был Данте. Вергилий всегда чувствовал брата. Данте всегда был в его сердце, в его крови. Близко или далеко, касаясь друг друга или отделенные мирами. Обожаемый им или отвратительный ему. Любимый или ненавистный. Ненавистный. -Я больше так не хочу. Я больше не хочу тебя в моей жизни, - Данте открыл дверь, и выставил его на улицу. -Возьми ее, эту чертову тачку, которую я покрасил в цвет твоих глаз. Возьми, - Данте выудил из кармана ключи и швырнул ими в Вергилия, который машинально их поймал, когда они ударились в его голую грудь. -Иди, Вергилий, - Данте выглядел старше. Странная усталость была во взгляде его бледных глаз, в каждом его жесте, в каждом движении его сильных, уверенных рук. -Иди. И не возвращайся, - хрипло прошептал Данте и захлопнул дверь. Вергилий тихо вздохнул. Данте остался в агентстве, но даже здесь, стоя перед их старым домом, Вергилий чувствовал осколки его печали и горечи. Жемчужно-белые стены третьего этажа прорезали высокие арки, свитые из закрученных угольных колонн, черными иглами взмывавших с нижних этажей, вонзавшихся острыми концами в небо. В центральной части третьего этажа был бальный зал – его четыре огромных окна поднимались выше других в центре здания, и над сплетением их арок высился купол крыши, венчающий корону ломаных угольников стрельчатой крыши дома двумя тонкими узорными шпилями, вонзающимися в высь, как обнаженные навстречу небесам клыки. Она настояла, чтобы они научились бальным танцам. Она хотела воспитать их истинными джентльменами, которыми она могла бы гордиться. С ее смертью эта цель не без драматизма разбилась прахом и они теперь были лишь парой жалких неудачников. Но в то время они послушно учились танцевать в этом зале. Высокие своды потолка, свечи в серебряных напольных подсвечниках медленно истекают воском, и двое упрямых мальчишек спорят, кто будет вести. Неуклюже, шаг за шагом, каблуки по наборному паркету, по его завиткам узорам, они со злостью сжимали руки друг друга, путая темп. Вместо того, чтобы расслабленно лежать, пальцы впивались в ребра со стороны спины. Зубы сжаты, чтобы сдержать недовольное рычание и ругательства, пока она играла на черном рояле с самозабвенным вдохновением. Они никогда не догадывались, что она все равно видела их так тщательно скрываемую войну. Но однажды, они стали позволять друг другу вести, меняясь по очереди. Одну минуту Вергилий вел их обоих, и Данте послушно следовал за ним, как идеальная кукла в руках брата. Другую минуту сильные руки Данте уносили его по залу в водовороте арпеджио. Она никогда не танцевала с ними сама. Она танцевала только с тем мужчиной – с ее Рыцарем. Она любила его до того, что Данте надувался и не находил себе места от ревности. Вергилий тоже испытывал это жгучее, не дающее покоя чувство, но она только говорила: «Однажды и вы найдете кого-то, кого полюбите так, как я люблю вашего отца. Так что прекращайте делать такие угрюмые лица, улыбнитесь и потанцуйте для меня». И они танцевали, безупречно меняясь, позволяя друг другу вести по очереди. Горели свечи, воск тек вниз медленными горячими слезами, по залу разносились быстрые звуки рояля, и в темноте ночи, врывавшейся холодом сквозь открытые окна, они были совсем близко друг к другу. Совсем близко была улыбка на лице Данте и его игривые насмешливые взгляды. Спутанные шаги танца - и Вергилий падал в руки брата, носом в дурацкий галстук-бабочку Данте. Запах дождя и грозы, запах свободы. Запах ночи, смотревшей на них из-за высоких арок окон. Сейчас Вергилий смотрел на бальный зал из-за того же стекла, но старые портьеры были опущены, и он видел лишь покрытые толстым слоем пушистой пыли серебряные подсвечники с выгоревшими свечами, закапавшими изогнутые листья воском. Вергилий был на улице, но его сердце навсегда осталось в этом доме. По всему особняку, высунувшись с выступов, обхватив колонны, обвивая телом углы, замерли угольные фигуры древних демонов – тех, что давно исчезли. Ангелы смерти вычерчивали подоконники своими раскинутыми крыльями, из-под балконов, согнув напряженные спины, выглядывали волчьи морды вервольфов; угри, похожие на драконов, извивались вокруг колонн чешуйчатыми лентами, связывая вместе все здание. Темный камень, изгибы готических арок, застывшие на века фигуры демонов – все это делало дом похожим на дворец Короля Ада. И это было почти что правдой, потому что дом принадлежал Темному Рыцарю Спарде. А теперь, спустя многие годы, как его старший сын, новым Темным Рыцарем был Вергилий. Он поднялся по белым каменным ступеням на крыльцо, осторожно касаясь рукой чугунных изгибов холодной металлической решетки, поводя по потрескавшемуся мрамору поручня. Старая двойная дверь черного дерева была плотно закрыта. -Добро пожаловать домой, Вергилий, - прошептал он сам себе и достал из кармана ключ. ... Кресло было по-прежнему удобным, а теперь еще и нагрелось от тепла его тела. Вергилий сидел в своем кабинете, прислонившись голой спиной к изумрудному бархату, закинув ногу на ногу, локтями опираясь о резные подлокотники кресла, сложив руки на колене. Джинсы на его взгляд сидели слишком низко на его бедрах, но сейчас в мире не существовало ничего, что могло бы заставить Вергилия подняться со своего старого рабочего места. Уже был вечер. Время шло, медленно и болезненно. На столе было полно книг и бумаг. Вергилий отчетливо помнил, как он искал разные пути, чтобы попасть в мир Демонов – чтобы отомстить за нее, чтобы найти отца. Почему Данте не хотел отправиться туда? Разве не хотел он мести? О чем он думал тогда? «Я спрошу его, когда все наладится и вернется в норму. Хотя было ли все нормально между нами? Хоть когда-нибудь?» - Вергилий посмотрел на черные мертвые дрова в камине. Ему хотелось тепла. Холод медленно поднимался по его позвоночнику, периодически прошивая тело дрожью. Ледяное касание по голой коже. Это был всего лишь сквозняк. Да. «Кого я обманываю. Я уже чувствовал это раньше. Когда Данте ушел в Ад. Снова этот холод. Этот ужас, которого я раньше не знал. Холод от того, что мы вновь порознь», - Вергилий откинул голову назад и попытался расслабить напряженные плечи. – «Здесь, в этом старом доме, я совсем один. Я знаю, что должен сделать. Но есть еще и кое что, что я хочу. Смогу ли я? Я знаю, что должен идти в мир Демонов. Знаю, что должен собрать все осколки силы Спарды. Я обещал ей. Дал ей слово. Это моя миссия, мое наследие. Моя цель и моя суть. И все же… Я один, и меня ничто не держит. Вот лежат книги, в которых описаны сотни способов попасть в мир Демонов. Мне нужен лишь билет в один конец. Это просто. Но… Как я могу уйти, оставив Данте позади. Не после того, что произошло. Я виноват, виноват перед ним. Я хотел бы сказать ему об этом, хотел бы все исправить, разорвать этот сковавший грудь лед в клочья. Я бы хотел все вернуть и чтобы мы снова могли драться и ссориться. Как было всегда. Я бы извинился. Но мне не жаль. Я не жалею ни о потерянной памяти, ни о том, что крепко держал его тело под дождем, ни о том, что целовал его, обрывая цепи. Я не жалею. И пусть мои мысли и поступки клеймом выжгут на моей коже, я бы снова целовал его. И пусть из-за того, что он мой брат, я окажусь в аду. Я никогда не был ангелом. Я демон, и пусть у меня есть крылья, их оборвали очень давно. Я видел ад, и я готов рискнуть. Я виновен лишь в том, что не поверил ему. Если бы я мог прожить эти дни заново, я не изменил бы ничего, кроме сегодня. Я не должен был прикасаться к другим, и это единственное, за что я должен просить прощения. Но если есть что-то, о чем я не знаю, если я как-то еще причинил ему боль – я сделаю это. Если надо будет, я буду просить его о прощении на коленях. Я никогда не делал подобного, но пусть это случится в первый раз. Пусть это будет он. Мне нужно, чтобы он простил меня. Мне нужно знать, что когда я уйду, он будет ждать меня. Как ждал всегда. Я сделаю все что угодно. Я соглашусь на все. И если надо будет – я забуду. Если он захочет забыть эти последние несколько дней, когда все перепуталось, я скажу да и постараюсь забыть. Но смогу ли? Забыть тепло прикосновений и ясный смех, забыть сводящий с ума жар и сладость ощущать его сломанное тело в моих руках? Я попросил бы его забыть, если бы это смогло его вернуть. И пусть эти воспоминания останутся со мной, спрятанные в моем сердце. Я не забуду. Мне нужно, чтобы он простил меня. Мне нужно с ним поговорить…» Холод вдруг начал отступать. Вергилий выпрямился в кресле, невероятным усилием воли заставив себя сменить позу. До этого момента ему казалось, что он мог бы так неподвижно сидеть в своем кресле в кабинете хоть целую вечность, но холод вдруг отступил и пришло то странное теплое ощущение, которое говорило, что Данте где-то рядом. «Не может того быть, чтобы он действительно пришел сюда», - было трудно поверить, но Вергилий никогда и ни с чем не спутал бы это хрупкое теплое ощущение близости. Оно постепенно приближалось, как будто бы Данте не торопясь шел пешком к нему. «Он догадался, где я? Вполне возможно, он просто хочет получить ключ обратно. Или выгнать меня отсюда. Но это ведь и мой дом, тоже. Я не хочу уходить. Я не уйду. Я должен поговорить с ним. Если, конечно, он захочет слушать. Иначе мы как всегда просто будем впустую кричать друг на друга. И подеремся, возможно. Как жаль, что сейчас со мной Белая Мгла, а не Ямато. Хотя, чтобы драться с ним, мне хватит и этой катаны. Это же мой балбес-брат, в конце концов», - Вергилий улыбнулся. – Даже после того, как я узнал так много о нем, не могу избавиться от старого отношения и старых привычек». Тепло все приближалось и, наконец, достигло особняка. Вергилий ждал, и с каждой секундой его сердце билось быстрее, нагревая замерзшее тело. Он нервничал. «Почему Данте пришел сюда? Может, мне лучше не встречать его?» Эта мысль вдруг показалась Вергилию очень привлекательной. При одном воспоминании о том, как он беспомощно стоял на пороге «Дьявол никогда не плачет», не в силах передать брату свои чувства, не в силах успокоить и утешить Данте, Вергилия бросало в дрожь и ужас поднимался свинцом в груди. Не открывать дверь казалось очень заманчиво. Не встречаться с Данте, пока он не успокоится. Не испытывать снова этого опустошающего отчаяния. По мраморным ступеням простучали маленькие быстрые шаги, но звук каблуков показался Вергилию странно неправильным. Кто-то постучал в дверь. Вергилий не дрогнул. Он даже продолжил пристально и бесцельно смотреть на открытую на столе книгу. Диаграммы и средневековая скоропись. Неужели он притворялся, что его нет в доме? Он боялся встретиться лицом к лицу с Данте? Хотел ли он услышать ответы на свои вопросы? В дверь постучали еще раз – несколько раз, кратко, почти нежно. Вергилий презрительно фыркнул, недовольный своим решением, откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и стал задумчиво водить пальцами по резным подлокотникам, выводя листья и завитки. «Не буду отвечать». -Извините, есть кто-нибудь? – подозрительно спросил женский голос. Вергилий почти подпрыгнул от удивления. «Женщина? Тогда это не Данте…» - В груди что-то оборвалось. Вергилий был готов ругаться, драться, проливать кровь. Он был готов к разборкам с братом. Но на пороге стоял не его брат, и Вергилий был разочарован. – «Конечно, с чего бы ему приходить сюда! Глупец», - с горечью думал Вергилий. – «Глупец!..» «Женщина. Кто она тогда? Враг? Кукла, как Триш?» - Вергилий уверенно поднялся на ноги, взял катану с подставки на столе одним широким движением обнажил черное лезвие. Белоснежные ножны упали на пол, ковер приглушил их стук. – «Что ей нужно?» -А… м… мистер Спарда дома? Послушай, Данте. Я знаю, ты не хочешь, чтобы Вергилий тебя узнал – хотя я более чем уверена, что ты в любом случае рано или поздно сам спалишься – так что послушай. Твое лучшее оружие – это твое новое тело, которое у тебя женское, так что он поверит тебе. Но следи за своим языком. Ни в коем случае тебе нельзя разговаривать так, как ты обычно это делаешь. К тому же, если собираешься произвести впечатление на Вергилия, я думаю, было бы неплохо разговаривать вежливо и культурно. То есть так, как он. Ты всегда был хорошим актером, так что настало время это использовать. -Извините, пожалуйста, но у меня есть дело, не терпящее никаких отлагательств, которое я должна обсудить с наследником кровной линии Спарды. Не могли бы вы уделить мне минуту вашего времени, если вас не затруднит? «Да кто это?» - Вергилий быстро прошагал из комнаты в холл и к входной двери, готовый биться с тем, что ждало его за дверью, что бы то ни было. – «Она – враг, это точно. Нас всего двое, я и Данте. Все остальные, кто знает о нашем отце – враги. Но тогда почему я чувствую тепло, как это бывает с Данте? Что это? Как если бы она была моей сестрой…» Вергилий взялся за ручку, распахнул дверь и вышел из дома, мгновенно взмахнув мечом, приставляя острое черное лезвие к подбородку того, кто стоял на крыльце. Девушка вздрогнула слегка, но не отошла и не закричала. -Что тебе…. – Вергилий замер на середине предложения, потому что существо, стоявшее перед ним, было человеком, но выглядело точь-в-точь, как Данте. Точнее, точь-в-точь как его собственная копия. Девушка была довольно высокого роста, ее лицо оказалось примерно на том же уровне, что и его. Короткие волосы зачесаны назад, как всегда это делал Вергилий, и того же серебристо-белого оттенка, как волосы его отца. Резковатые скулы и резко вычерченная линия нижней челюсти и подбородка. Губы поджаты. Без помады, но ярко-красные, видимо, оттого, что она их нервно покусывала. Острый нос, чуть розовые щеки – она точно довольно долго шла пешком по улице навстречу ветру. Тонкие белые брови и пара выразительных глаз, пристально смотрящих на Вергилия – тот же синий лед, что унаследовали они с Данте. Ни теней, ни туши. «Она не использует косметику? Странно сегодня видеть женщину, предпочитающую не краситься… ей все равно, как ее видят мужчины? Хотя, она в любом случае не просто женщина. Из всех мест в этом городе она оказалась именно здесь, к тому же по собственной воле…» Данте, я должна тебя накрасить. В смысле должна? Ты не притронешься к моим охрененным белым ресницам этой черной маркой дрянью. Отвали от меня! И черт подери, нет, я не хочу, чтобы ты мазала меня каким-то там кремом! Обойдусь как-нибудь без пленки из химикатов на моей коже, убери это нафиг! Ладно, капризный ублюдок, может, хотя бы тени? Тебе пойдет фиолетовый. Ну. Ты не отвянешь от меня, да? Ну, можно попробовать. Хорошо, сиди спокойно. Закрой глаза… Ты что, пытаешься выколоть мне глаза из черепа? Неван, твою налево, я ж ничерта не вижу! Закрой глаза, дурень, и замри! Ни за что! Все, хватит! Я могу одеть чертово платье, но о гребаной косметике забудь! Я и так отлично выгляжу! И я хочу, чтобы мои глаза были на месте, а не на полу в жидком состоянии! Ты просто слишком много выпендриваешься! У тебя точно не пмс? Это бы многое объяснило. Нет у меня пмс! Если ты забыла, у меня по определению не может быть месячных! О, ну теперь может. Да ты-… заткнись. Просто заткнись. -Что ты? – наконец спросил старший Спарда. Глубоко потрясенный, он держал черное лезвие Белой Мглы уже не так уверенно. «Ее внешность… это обман? Или у нас есть сестра?» Девушка была довольно молода, на вид ей было около двадцати. Она не была красивой. Слишком высокая для девушки. Ее плечи и руки были чуть слишком сильными, а талия и бедра чуть слишком узкими. Если одеть соответствующе, ее вполне можно было выдать за парня. Но она была одета как модель. Ее шея была открыта – чувственные линии от подбородка вниз к ключицам, грациозно ниспадающие на расслабленные обнаженные плечи. Я не буду одевать ничего на шею! Нет и нет, Неван! А если этот козел узнает, кто я? Да он меня задушит на месте! Нет уж! Она держала худые, кажущиеся хрупкими руки перед собой, положив узкую ладонь на запястье другой руки. Вергилий легко мог представить, как эти руки управляются с мечом – они были достаточно сильными и гибкими. Ногти аккуратно подстрижены. Никакого лака. На правом запястье девушки был одинокий браслет - широкая полоска черной кожи. «Потрясающая девушка, но ей не интересны ни собственная внешность, ни украшения… откуда она?» Никаких, блядь, украшений! Куда я потом это барахло спихну? Это все неудобно, так что забудь. Вергу на них тоже наплевать. Помню как он жаловался на бабское барахло. Кто-то расцарапал ему спину браслетом… и потом, он говорил, что приходится снимать, убирать это все куда-то прямо посреди процесса. Ну, это было до того, как он записался в геи, но да какая к черту разница. Мне ж его соблазнять вроде как. Так что лучше учтем. Она была потрясающая. Вся она была словно составлена из неправильных изгибов и неуклюжих углов, которые могли уничтожить внешность любой женщины, но вместе все эти дефекты и изъяны создавали произведение искусства, от которого невозможно было оторвать взгляд. На ней было маленькое черное платье. Такое, что начиналось низко настолько, чтобы закрыть только ее среднего размера грудь, очевидно показывая при этом, что на ней не было лифчика, и длинное лишь достаточно для того, чтобы закрывать нижнее белье спереди и мягкие линии ягодиц сзади. Эм, Неван. Я смотрю на это красное платье, которое ты мне приготовила, и я не уверен. Может быть, выбери что-нибудь более… пафосное и утонченное и не так кричащее о стриптизе? Ох, сладкий, ты меня когда-нибудь доконаешь. Хорошо, как насчет черного? Оно подойдет к черному белью и ты можешь остаться в этих трусах. Я дам тебе лифчик, и мне не придется искать новый подходящий к платью набор. Погоди-ка секунду! Ты что, хочешь сказать, что под таким мелким платьем мне еще и лифчик напялить придется? Это не мелкое платье, умник. Посмотри сюда. Видишь вот эту черную тряпку? Вот это то, что ты оденешь. А вот это – сюда смотри! – называется маленьким. Разницу чувствуешь? Ебаные макарошки! Ты думаешь я туда вообще влезу? Да никогда… В смысле, я, конечно, голым сюда дошел, но в этом платье я все равно что голышом к Вергилию пойду. А это совсем другое! Так не пойдет. Я отказываюсь. Я это не одену. Точка. Оденешь. Ты ведь собирался его соблазнить, я не права? Так что будешь как миленький делать все, что я скажу. Меня явно не просто так столько мужиков хотят. На то есть много причин. Кроме той, что ты суккуб? Сомневаюсь. Я не суккуб. И само по себе то, что ты так думал, говорит уже многое. Так что закрой свой миленький ротик и одевайся. Хотя нет, стой, дай я гляну на твои ноги. Зачем это еще? Отпусти мои лодыжки! У тебя что, фетиш на ноги? Не трогай мои коленки! Куда ты внутрь полезла? Отвали! Я сейчас баба, ничего интересного у меня между ног нет! Хм, хм, удачливый ублюдок. Ты знаешь, сколько женщин отдали бы многое за то, чтобы иметь такую же гладкую кожу, как у тебя? Не бриться – просто мечта. Хм. Что за бред. Я серьезно. А теперь, раз уж я вспомнила, пойдем-ка в ванную. Что это ты вспомнила так резко? Есть еще что-то, о чем я должен знать? Кроме информации о пчелках, тычинках и пестиках? Ну, пожалуй, тебя кое-где надо еще привести в порядок. Не надо ничего приводить! У меня абсолютно новое тело и у него все отлично и так! Я им совсем не пользовался! Я даже не… не знаю, как туалетом пользоваться! Ну, вот и еще одна причина пойти со мной в ванную. Кажется, я сейчас начал себе отчетливо представлять все последствия – и я хочу обратно! Неван, я хочу свое старое тело обратно! Я знаю, как с ним обращаться, я хочу обратно! Пока что ничем помочь не могу. Я постараюсь что-нибудь выяснить как только ты уйдешь к Вергилию. Так что сядь вот сюда, снимай стринги и раздвинь ноги. Ты говоришь, как паршивый Казанова, и я не собираюсь раздвигать ноги. Раз я теперь баба, я не собираюсь раздвигать ноги для… Эй, нехрен насильно то меня укладывать! Ох ты ж… где ж мой родной член… Не пялься, это невежливо! Тебя надо побрить. Што? Побрить. За что? Ты так сильно меня ненавидишь? Ты мне нравишься, идиот, и это единственная причина, по которой я тебя еще терплю. А теперь сиди-ка лучше смирно и запоминай, как это делать. В следующий раз, когда ты приползешь ко мне со своими проблемами за помощью, я сдеру с тебя денег. Настоящих денег, и много. А теперь не дергайся. Ты, блядь, суешь бритву мне между ног и просишь не дергаться? У тебя итак больше нет члена, так чего боишься-то? Мать твою, женщина, тебе не обязательно каждый раз напоминать мне о потери самой дорогой для меня части тела! Но ты права, ладно. Делай что хоте-… ахахаххахахаха! Заткнись! Что смешного, свинья бессовестная? Щекотно – ахахахахаха! Помогите мне небеса… не души меня ногами или сейчас лишишься девственности с помощью моих пальцев! Нет! Не надо! Иначе ритуал не сработает! Ладно, извини, я не буллу смея-… ахахахахха! Не могу, щекотно… Оборжался, засранец, да? Да уж. И теперь я чувствую себя как бритый Ньюфаундленд. Абсолютно голым. Хотя куда уж дальше-то. На тебе белье, так что переживешь. Эм, Неван? Знаешь что? М? Я больше эту упряжь терпеть не могу! Так что я снимаю с себя эту херь безбожную! Прости, что порвал твой лифчик, но дышать я в этом больше не мог. Эта фигня все перетягивает и чешется везде! Да, я должна была догадаться, что этим все и закончится. Без разницы, просто влезай в платье. Ты же знаешь, что нам мужикам все равно не очень-то нравятся все эти застежки, которые только мешаются, когда ты уже на взводе? Не думаю, что Верг сильно расстроится по поводу отсутствия этой проклятой штуки. Нет, определенно не расстроится. Ох, ну почему из тебя вышла такая вкусная женщина. Я почти завидую, ты мелкий засранец. Приятно слышать это от тебя. А теперь застегни гребаную молнию мне сзади, я не достаю. <i/> Платье, которое было одето на девушке, заставило бы любую женщину выглядеть некрасиво или сделало бы из нее шлюху, и все же, каким-то образом девушке, стоявшей перед Вергилием, оно шло. Казалось, платье нежно обнимало ее, обернувшись литым черным бархатистым прямоугольником вокруг ее тела. Она могла бы добавить всего лишь нитку жемчуга и пойти в театр, и Вергилий был уверен, никто не посмел бы подойти к ней с жалобой, никто не осмелился бы нарушить атмосферу молчаливой уверенности и небрежной легкости, которая лежала на плечах девушки как невидимая королевская мантия. За нижним краем платья вытянувшись начинались ее ноги, аристократические длинные ноги. Изгибы бедер, линия вниз до колен, изгибы икр и лодыжек. Под кожей чуть вырисовывались мышцы. У нее определенно было тренированное тело, но не чересчур – ровно настолько, чтобы она казалась восхитительно располагающей к долгой утомительной физической активности. На ней были высокие, черные, блестящие туфли на шпильке. <i> Да я в этом и шагу ступить не могу! Ты меня мучаешь уже двадцать минут, и у меня не получится даже если судьба всего мира будет от этого зависеть! Неван, как ты в этом вообще двигаться можешь? Хм. Ладно, у меня есть идея. Держи. Абсент? Ты хочешь, чтобы я выпил абсента? Сделай глоток и попробуй еще раз. Ну ладно… М-м-м, освежающе. О, я тебе говорил, что это тело не привыкло к алкоголю?… Сразу-то не падай, глупый. А теперь, попробуй… Да пошел ты нахуй, Данте! Лучше бы мужиком остался! Я тебе лично задницу надеру и лохмы повыдираю, если уведешь хоть одного моего мужика, понял? Дерьмо! Да я лично убью того, кто тебя обратил! Мне тут меньше всего нужны конкуренты! Смотри,Неван! Я могу ходить! Ого, я такой высокий! Ехехе, круто, я могу ходить! Я себя чувствую как пятилетний! Как будто я только что научился ходить! Просто вали уже, пьяная сучка… Хватит ржать надо мной! Меня пожалеть надо! Сама сучка! Иди, глупый. Ты хорошо выглядишь. Вергилий тебя ждет. И я думаю, даже если ты никогда не станешь снова мужиком, ты справишься. Все будет в порядке у тебя. Он о тебе позаботится в любом случае. Так что иди, жалкая твоя задница. -Вергилий Спарда? – спросила девушка, совершенно не обращая внимания на черное лезвие меча, приставленное к ее горлу. -Да, - холодно констатировал он, хмурясь. Она не была врагом. Но и союзником тоже не была. – Какое у вас дело ко мне? -Я пришла просить вас, чтобы вы взяли меня как женщину, если не возражаете. ... Далее: быть или не быть вот в чем вопрос? Этан