Под несчастливой звездой

Порталы Абрахаса оставляли желать лучшего. Я так привыкла к мягкому перемещению через братьев, что, снова вернувшись к начальным ощущениям, чувствовала недовольство и едва не кривилась, стараясь справиться с накатывающей тошнотой. Абрахас, глядя на меня, молчал. И правильно делал, а то я могу ему и объяснить, насколько его порталы ужасны. Останавливало меня только знание, что его так учили, он по-другому аппарировать не умеет, а я зажралась. Впрочем, больше его занимала не моя тошнота от перемещения, а совершенно здоровая на вид рука, которая еще вчера выглядела откровенно не очень. Он косился на нее украдкой, стараясь не пялиться, и я видела, как подрагивали его брови или взлетали ресницы, когда моя конечность силилась двигаться или, наоборот, повисала плетью вдоль тела. Он же не видел всего безобразия на тонком плане, вот и пытался понять, я выздоравливаю или вскоре снова приду с сумасшедшей просьбой отпилить непослушную часть тела. — Так что с вашим сыном? — нарушила молчание я, когда обрела способность сносно дышать и не сражаться за еду с собственным желудком одновременно. Нас выплюнуло в очаровательной гостиной синего цвета. Через арочные окна, облаченные в нежные занавески, проникал дневной свет. На стенах, обитых шелком, висели разнообразные картины, изображающие цветы, на комодах и полках я увидела расставленные милые вещицы, а мягкая мебель, расположившаяся ближе к потухшему камину, так и манила, чтобы отдохнуть. Наверное, мой взгляд, брошенный на софу в бело-синюю полоску, был несколько красноречив, раз вскоре я услышала: — Он не здесь. В специальной комнате. Вы хотите сразу пойти туда или отдышитесь? Могу предложить чаю или чего покрепче… Я качнула головой, думая насколько это дикость — пить чай перед встречей с демоном, которого мне обещали в сыне Абрахаса. Нет, вначале дела, и, может, потом — чай. Если силы останутся. — Нет, благодарю. Хотелось бы познакомиться… Абрахас кивнул. Я успела поймать его обеспокоенный взгляд и едва не произнесла: «Не смотри на меня так. Да, я потрепана, но последние сутки у меня выдались те еще». Или то были не сутки, а больше? Я давно потеряла счет времени со спасением мира. — Понимаю. Идите за мной. Я кивнула и незамедлительно последовала за ним через анфиладу комнат. И хотя здесь я уже бывала ранее, общее впечатление от места неуловимо изменилось — вот что значит с демоном жить. Путь казался бесконечным и абсолютно безумным — создавалось впечатление, будто я не по одному дому иду, а прыгаю из одной вероятности в другую, похожую. Как в этом лабиринте Малфой-мэнора разбираются его хозяева, я понятия не имею. Мне б указателей парочку… десятков и сигну с интерактивной картой внутри. Эх, мечты! Но как не мечтать, если я даже не могла назвать комнату, где мы откачивали Темного Лорда, которого я намедни любовно приложила в лесу Дин. Скажут найти ее — не смогу. — Он называл свое имя? Может, вскользь. Абрахас усмехнулся, явно понимая, к чему я веду. Классический обряд экзорцизма требует имени (и кто такое придумал?), но мне имя нужно для другого. По имени можно хотя бы примерно определить легион, к которому он относится, и его главного в Гоэтии, а уже потом начинать разговоры, вспоминая славные времена, проведенные с Вельзевулом, Асмодеем или даже Гаапом. — Сказал, что даже если он его назовет, обряд экзорцизма на него не подействует. — Убеждал, что особенный, да? — знаю я этого брата, те еще засранцы. И лапшу на уши вешать умеют замечательно. — Нет, сказал, что если бы это работало, он бы побежал к экзорцистам первым, чтобы вернуться домой. С таким жаром и убежденностью говорил, что мне даже стало казаться, что мы живем в гораздо худших условиях, чем они в Аду. — Еще одна усмешка и быстрый изучающий взгляд. Абрахас следил за моей реакцией, будто она могла ему пролить свет на происходящее. Я неопределенно пожала плечами. Логику в словах демона я находила: ясно же, что если мир закрыт, изгнания не получится, а шататься развоплощенным — перспектива не очень воодушевляющая. — Скажите, Эйлин, вы были в Аду? — спросил он осторожно. И боялся ответа, и страстно хотел его получить. Что будет, если я скажу «да»? Станет ли ему легче? — Нет. Меня туда не пустили, — я приподняла уголок рта в намеке на улыбку. Я не стала добавлять, что уберег меня Алексис, иначе бы с моим темпераментом нырнула бы я туда радостно и со счастливыми визгами. Абрахас остановился у высоких двустворчатых дверей. Они были белыми, с золотыми узорами в виде листьев переходящих в лихие завитушки — красиво, но ничего особенного, на самом деле. Тем интереснее был взгляд Малфоя — тот посмотрел на них с таким выражением, будто эти двери могли превратиться в змею и его покусать. Я заметила, как он поспешил сцепить холеные руки за спиной, чтобы не выдать внезапный приступ дрожи. Может, за тонкой преградой из дерева и узорчатой позолоты, я обнаружу портал в Ад? — Мы пришли, — сообщил он. Я внимательнее присмотрелась к двери, будто могла увидеть или почувствовать существо, что притаилось за ней. Абрахас же застыл, всем своим видом показывая — никогда, ни при каких обстоятельствах он не намерен прикасаться к дверной ручке. — Вы со мной? — поинтересовалась я из вежливости. — Пожалуй, воздержусь. Он… ясно дал понять, что не в восторге от моего присутствия. — Я согласно кивнула на его слова. — Буду неподалеку. Если понадоблюсь… — Я дам знать, — уверила Малфоя я, взялась за дверную ручку своей призрачной рукой и нажала. Дверь щелкнула и мягко приоткрылась. Абрахас развернулся на каблуках так резво, что едва не задел меня своей блондинистой гривой волос, которая от его резкого движения разлетелась белыми змеями, и широко зашагал прочь. Я мысленно усмехнулась (Эк, как достал демонюка Абрахаса, что тот улепетывает сверкая пятками!) и толкнула дверь. Внутри было мрачно и слабо пахло горькими травами. Мои глаза сразу выхватили тонкий силуэт, стоящий у окна. Он явно принадлежал не взрослому, а подростку. Волосы на его голове казались чуть растрепанными, будто их обладатель только вылез из постели; свободная белая сорочка, заправленная в темные брюки, съехала чуть на бок, оголяя острое плечо. Он стоял ко мне спиной и казался совершенно обычным подростком — еще нескладным, кое-где угловатым и долговязым. Наверное, демон внутри него спрятался, затаился, как они умеют это делать, и показываться не спешил. Я сделала шаг вперед и закрыла за собой дверь. Остановилась в ожидании, прислонившись спиной к прохладному дверному полотну. — Наконец-то ты здесь, Вайшравана. Голос у демона был сильный и глубокий, богатый модуляциями, как и положено любому уважающему себя демонюке, а не нескладному юноше, в теле которого он сидел. — Знаешь мое имя, интересно, — я хмыкнула. — Назовешь свое? Мне так его и не удалось узнать от Абрахаса. — Он не мог тебе его сообщить, — произнес демон немного насмешливо. Он все так же стоял спиной ко мне, смотрел куда-то. — Нельзя сказать то, чего не знаешь. Нельзя назвать имя того, у кого имени нет. Я поджала губы, ощущая раздражение. Демон узнал меня, но продолжил играть в свои игры. Зачем? Сказала бы, что демоническая природа такова, но это не так. Скорее, он получал удовольствие от процесса говорения загадками с пафосом внутри. Так себе начинка, если честно. — Любой демон назван, не стоит пытаться ввести меня в заблуждение, — ответила, закатывая глаза. — А, слепая генеральша, — усмехнулся он в ответ. Он продолжал смотреть в окно, будто видел там нечто занимательное, а не обычную для этого времени суток картину. — Проклята надежно, проклята так изящно, что можно залюбоваться — это же надо так спеленать существо, подобное твоему! С твоих рук слетели браслеты, признавая тебя безопасной… Слишком многое демон знал, и я скривилась. Впрочем, другого я не ожидала — падшие легко читают сигнатуры, даже те, о которых убогие не подозревают. У людей это называется чтением мыслей, у нас же читерством чистой воды. Начитался он, скорее всего, Абрахаса, как наиболее близкого и доступного. — Я буду безопасной только мертвой, и мы оба это знаем, — пожала плечами я. Ничего нового я не сообщила, лишь прописная истина. — Charon-af. Вся твоя суть в этом, — кивнул демон с непонятным мне удовлетворением. — Говоришь так, будто сомневался. Генералы все наделены этим даром. Без него Регалии не примут нас, — произнесла я насмешливо. Charon-af определила мое с Хелен бытие. Та оказалась не способна к терминальной атаке, и браслеты, которые на ней не защелкнулись, показали ее бессилие. Объективно Хелен лучше подходила на должность Генерала, но чтобы сжечь себя дотла, ее талантов не хватало. А именно в этом вся суть. — Не пытайся притвориться, будто услышал новость, демон. — Разве я демон? Он резко обернулся, и я увидела искаженное гневом лицо и сожаление, застывшее во взгляде. Будто он страстно желал, чтобы при одном взгляде на него, я узнала его и назвала. И я узнала. Не с первого взгляда и не со спины, а вот так, лицом к лицу. Будто чувство моего Распознавания — узнавать, кто есть кто в любой личине — сработало не сразу. Я открыла рот и закрыла, не в силах произнести ни слова. Слишком удивленная, чтобы что-то произнести, я продолжала смотреть на подростка и старалась убедить себя поверить глазам, Распознаванию, опыту и той куцей памяти, которая досталась мне в результате неправильной высадки в ненадлежащем мире в неподходящее тело. — Разве я демон?! — спросил он громче и требовательнее. Гнев его возрос, стал ощущаться почти физически, фантомно щипая кожу. Сам же Люциус стал как будто больше, выше и темнее. Он превратился зловещую растянутую тень в одно мгновение, и в другое — раз, и снова взлохмаченный подросток, но с потусторонним, белесым взглядом, будто лишенным зрачков вовсе. — Кто я, Вайшравана? Скажи! Он направился ко мне. Движения его были странными, он перемещался будто рывками, и одновременно казалось, будто тело находится под управлением кукловода-любителя — шел неосторожно, делал много лишних движений. Словно у него было много лишних конечностей, а мозг постоянно путал сигналы, ведь был человеческим. Может, так оно и было, ведь я не видела. — Мне кажется, что я ошибаюсь, — произнесла я непослушным ртом от сковавшего меня удивления. Был еще восторг, который поднимался из глубин моего «я» и который хотел радостных плясок. — Быть не может… — Я не думаю, что твое чутье тебя подводит. Ты, может, лишена магии, но ты все еще скола. И ты во мне узнала… — Жнеца, — сказала я осторожно. — Но что-то с тобой не так. Ты… не такой, как те, с кем я имела дело раньше. Ты отличаешься. Люциус кивнул, удовлетворенный моим ответом, и отступил. Я сделала глубокий вдох и едва не застонала от счастья, когда легкие наполнились воздухом. Оказалось, я не дышала, и довольно долго. — Я новорожденный, — сказал Жнец, и вокруг его рта появились горькие складки, которых не должно быть на юном лице Люциуса. — Я тот, из-за кого велась война и лилась кровь, чтобы я появился на свет, и рождению кого помешала Каталина, вступившись за мальчика по имени Том. — Это невозможно, — замотала головой я, подозревая, что брежу. Наверное, со мной что-то случилось, и я провалилась в собственное сознание. Так бывает, а у меня анамнез для такого подходящий: все эти проклятия, три руки и шальная связь. Где-то что-то пошло не так. — Я знаю, о чем ты думаешь. Могу тебя уверить, что ты не спишь и не бредишь. Сделай свои тесты, если они тебе необходимы. Я подожду, а потом мы побеседуем. — Ты слишком много знаешь для новорожденного, — прищурилась я. Его чрезвычайная осведомленность — еще один повод заподозрить, что я могу сейчас находиться не в реальности. Возможно, лежу отключившись и богато галлюцинирую. — Сколы не слишком интересуются Жнецами, да? Заключили Договор и хватит, — усмехнулся Люциус. — Большая ошибка. Но я расскажу тебе, Вайша, ведь мы в одной лодке. Вернее, в одном закрытом мире. Делай свои тесты. Пришлось со вздохом согласиться. Когда перед тобой сидит вроде как Жнец, но по виду вроде и нет, и утверждает, что вопреки разрушенному алгоритму, все же сумел появиться на свет, тесты на реальность необходимы, как никогда. Пока я их не проведу, ни за что не поверю, что не застряла в собственном сознании, как-то случилось недавно, когда рядом с домом ошивались дементоры. Есть несколько методик, позволяющих протестировать события на реальность и выяснить достаточно точно, не лежу ли я где-то под кустом в лихорадке, активно наслаждаясь играми разума. Самым надежным способом всегда была и остается связь с домом. Сигны, которые приходят по запросу, ни с чем не перепутаешь. Проблема в том, что связи с моим миром у меня не было, но с домом связь все же оставалась. Связь с единственным домом, который был у меня здесь, то есть с единственным Оператором, способным меня услышать и ответить — с Северусом. Я прикрыла глаза и послала ему слабую сигну. Ничего настораживающего — всего лишь осторожное касание, словно желание убедиться, что Северус здесь и с ним все в порядке. Мелкий отозвался мгновенно: волной тепла, свежестью снежного рассвета, фантомным прикосновением к плечу и яркой, ослепляющей любовью. Я приняла ответ с легкой улыбкой и радостью, позволив себе искупаться в его чувствах и на несколько мгновений позабыть обо всем и наслаждаться. Когда я приоткрыла глаза, возвращаясь сознанием в покои Люциуса, я заметила произошедшие изменения. Теперь мягкий мрак комнаты разбавлял канделябр на три свечи, он пламенел ровным светом. Рыжие отблески падали на чайный сервиз из тонкого фарфора, который стоял на небольшом круглом столе. Жнец сидел за ним, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Он смотрел на меня в ожидании, его голова была наклонена к плечу, словно он меня изучал глазами. — Убедилась, что я не плод твоего воображения? — Да. Он кивнул на стул напротив. Я покорно прошла и почти упала на него, чувствуя себя вымотанной. Мне нужно было сделать передышку и отдышаться. Немного. Жнец потянулся за чайником и налил в чашку золотистого напитка. По помещению поплыл насыщенный аромат чая. Я вздохнула. — Итак, ты — Жнец, — заявила я, откинувшись на стуле и рассматривая его самым пристальным образом. — Новорожденный. Никогда вас прежде таких не видела. Ваш народ забирал своих детей прежде, чем кто-либо успевал поглядеть на них хоть одним глазом. Люциус развел руками, мол, что тут поделаешь. — Нас вряд ли можно назвать детьми даже в начале своего пути. Мы сразу рождаемся с определенным жизненным опытом, навыками и способностями. Их обеспечивает вся та кровь, которую проливают родители. Процесс этот тонкий, бывает, что Жнецы ищут подходящий мир долго, иногда кальпами. Понимаешь, отчего они так расстраиваются, если им мешают? Я кивнула. Если бы я подбирала подходящий мир для рождения своего ребенка столь долго, тоже бы разозлилась на Каталину, которая помешала всему процессу. Столько времени, сил и надежд впустую. — Так вот, у нас есть определенный опыт всех погибших во имя нашего рождения, и можно сказать, что я прожил немало жизней. Жизней Младших, конечно, но и их опыт полезен. Не стоит воспринимать меня ребенком, Вайшравана. Я только родился, да, но у меня есть чужой опыт. — Хорошо, — согласилась. Я и не собиралась считать Жнеца перед собой ребенком, даже если он только появился на свет. Рождения бывают разными, и было бы ошибочно думать, что все являются сюда чистыми листами бумаги. Иногда на листах уже есть записи. У сколов — прошлые воплощения в виде Младших, а у Жнецов опыт, растворенный в крови жертв, принесенных им. — Но все же ты не похож на тех Жнецов, что я видела. Люциус ждал этого вопроса, поэтому кивнул и ответил без промедления. — Так и должно быть. На первых порах мы выглядим по-другому потому, что наши отношения с окружающей реальностью не такие, как у «взрослых» особей. Как я уже упоминал, у нас есть опыт Младших при рождении, но его зачастую недостаточно. Мы учимся, наблюдая. За вами, за другими Жнецами, иногда за целыми мирами. Нет никаких ограничений. Я вижу вопрос на твоем лице и мой ответ: да, сквозь щит я тоже вижу, и знаю, что происходит в твоем мире и с твоими друзьями. Также я знаю, что произошло с тобой. Я не могу читать сигнатуры, как это делают сколы, но мне и не нужно. Есть другие способы. Интересная информация и настораживающая. Если Жнецы имеют доступ, куда угодно, и секретность для них — нечто несуществующее, то это несет угрозу… — Значит, твои родственники знают, что ты здесь? — сказала я, решив сосредоточиться на насущном. Об открывшейся информации я пока думать не буду, хотя и поговорю с Владыкой, когда выберусь отсюда. Губы Люциуса сжались в тонкую линию, будто я спросила что-то неудобное. Он явно не хотел отвечать, и я поняла — буду настаивать. Информация может оказаться полезной. Проблема в том, чтобы потом донести ее до дома, а не застрять в проклятом мире. — В какой-то степени, — нехотя ответил Жнец. — Они знают о моем существовании, но не знают, где. Щит скрыл этот мир от всех, даже от них. Звучало хорошо, но я задумалась: не выдали ли мне только часть правды. Есть ли у Жнецов способности, подобные способностям наших координаторов, которые позволяли чувствовать пространство, каким бы оно ни было? Возможно, чувства Жнецов несколько ограничены. Или я принимаю желаемое за действительное? И хотя Владыка не собирался воевать со Жнецами, новость о том, что для них секреты не секреты, меня взбудоражила. Было бы неплохо знать их слабые места тоже. Просто на всякий случай. К сожалению, от столь увлекательной беседы меня отвлек Северус. Он сообщил по нашей связи, что в дом к Лили явились мои благоверные. Вид они имели потрепанный и слегка безумный, но, проведав дочь, они умчались восвояси. Напоследок они сказали, чтобы Роуз пока не ждали, она задержится тоже. Информацию я приняла, но анализировать пока не стала. У меня сейчас несколько другие заботы, чем супруги, обнаружившие, что их бывшая умерла не очень хорошо. Поблагодарила мелкого и вновь вернулась к Жнецу. К сожалению, предыдущую тему он продолжать не собирался. — У тебя есть сын, кто бы мог подумать, — сказал Люциус, когда я подняла на него взгляд. — Ты всегда бежала от жизни с упорством, и в итоге — мы здесь. — Чудеса случаются. Я взяла чай и отпила. Вкуса я не почувствовала, слишком занята была персоной напротив. — Согласен. И я — одно из этих чудес, — отозвался Жнец. — Я не должен был родиться. Не смог бы — порядок был нарушен твоей не в меру энергичной воспитанницей. — Но ты здесь, — вернула я. — Я здесь, — кивнул он. — Благодарить за чудо нужно того спасенного ребенка. Он много трудился, чтобы вновь запустить процесс. Правда, его цели были другими. Тот мальчик так хотел встретиться с Каталиной, что искал любые средства. Не знаю, смеяться или плакать, но мое рождение — случайность, побочный эффект его изысканий. Я дернула плечом: случайности бывают гораздо чаще, чем нам нравится. Редко, правда, они ведут к чему-то настолько грандиозному, но Том — особенный, тут уж нет сомнений. Из-за него произошло так много событий… — И что он сделал? — поинтересовалась. Люциус усмехнулся: — Сорок один котик. Ты недавно о них вспоминала, так? Я аж привстала. — Так это он! Тот сумасшедший, который решил размножаться. Ко всем своим талантам, еще и это!