Под несчастливой звездой

— Что здесь происходит?! — послышался возмущенный голос Северуса. Я приподняла голову с подушки, которой мне служила одна из загребущих конечностей одного из моих мужей. Их, кстати, тоже разбудило. Они оба недовольно сложили губы так, что я едва не рассмеялась. Фабиан за ночь успел отрастить волосы, и теперь его прическа почти не отличалась от той, которую он носил раньше, только лежала несколько иначе. Все-таки местная магия — интересная штука, если умудряется «исцелять» за ночь. — Ничего, — ответила я, зевая, и с удовольствием потянулась. — Я уж вижу, — сказал Северус недовольно. Он мне и выражением лица, и тоном, и излучаемыми эмоциями напоминал маменьку, которая внезапно зашла в будуар дочери и застала ее в компрометирующей ситуации. — Ничего не хочешь мне рассказать? — Ей приснился кошмар. После него она боялась засыпать одна, — заявил нахал-Гидеон, улыбаясь так, будто все выпирающие части тела ему были лишними. Северус в ответ только дернул бровью и сделал пару шагов вперед, к нам. Он подался ко мне и принялся обнюхивать, точно пес. Мы все втроем застыли в недоумении. — Ты не пахнешь кровью, — наконец, вынес свой вердикт он, отстраняясь. Я заметила, как на лице братьев промелькнула сложная гамма эмоций. Там было и неверие, и растерянность, и даже ярость. Все это было приправлено возмущением. Они уже открыли рты, чтобы высказать все, что они думают о грязных инсинуациях со стороны мелкого, но мой строгий взгляд заставил их охолонуть. — Конечно, не пахну. Ведь все было, как они говорят, — успокоила Северуса я. — Опять воспоминания? — вздохнул мелкий. Его очень огорчало, что в ситуации с моей сенсорной перегрузкой мне помогали братья, а не он. — Нет. Просто страшный сон. Даже мне снятся кошмары, — ответила я, поднимаясь с кровати. — Лили проснулась? Не пора ли нам умываться и завтракать? — Проснулась. Она хочет принять ванну. Хотел попросить тебя присмотреть за ней, ведь она меня стесняется. Вдруг с ней что-то там случится? Захожу я сюда, и вижу… м-да, — он снова бросил на братьев острый взгляд. Тем хватило ума сделать вид, что они ничего не замечают. — Конечно, идем. Я зашла в свой шкаф и нашла там домашние просторные штаны. Натянув их на свои мощи, отправилась помогать Лили. Завтрак прошел тихо. Я уплетала овсянку, яичницу и бекон, и следила за тем, чтобы дети от меня не отставали. Северус вполне выдерживал мой темп, а вот с Лили была проблема. Еще в ванной я заметила ее вялость и бледность. По тому, как быстро сходил эффект чистки, я поняла — мои надежды на более продолжительную передышку не оправдались. И это только переложенная часть проклятия! Хотя, чему я удивляюсь? Оно меня заблокировало до слетевших браслетов, так что недооценивать его не стоит. Я уплетала свой завтрак и одновременно приходила к неприятным выводам, наблюдая за Лили. Помимо всего прочего, паразит был поблизости, а защитить от него было некому. Ни Северус, ни я не способны были дать ему достойный отпор. К счастью (или к несчастью), я знала, что можно сделать — поставить защиту с помощью ритуала крови и добровольной жертвы. Не скажу, что мне нравилось такое решение проблемы, но я находила подобные меры оправданными. — Вы сейчас в Аврорат? — спросила я братьев. Они скривились — не хотели туда идти, да и к тому же магия еще не совсем восстановилась для полноценного колдовства, но кто их спрашивает — порталы могут, значит и на работу явиться должны. Во всяком случае, так сказал недавний патронус, который пришел от Марса Пруэтта. — Хорошо. А мы, пожалуй, сходим в гости к Роуз. Что бы сделали братья, если бы узнали о моей задумке? Наверное, связали бы и бросили в кладовке.

***

Роуз встретила нас троих радостно. Она щебетала, не переставая, спрашивала детей, как прошел их вчерашний день. Не знаю, что ей наплели братья, но она немного погрустнела, будто погасла ненадолго, когда увидела бледность Лили. Может, ей дали надежду на избавление от проклятия, может, она тоже не ожидала, что слабость к девочке станет возвращаться настолько стремительно. Впрочем, ее огорчение не продлилось долго, и она, встряхнувшись, улыбнулась. Снова засияла ярко и красиво своей добротой, некоторой наивностью и нескончаемой верой. — Ничего, — сказала она. — Бог нам поможет. Значит, еще не время. Я встрепенулась от упоминания подобных сущностей, но быстро взяла себя в руки, поняв, о ком она говорит. Роуз верила в того распятого мученика на кресте. Я внимательнее огляделась, обращая внимание на детали интерьера. Среди рюшечек, подушечек, милых чашечек и тарелочек угадывались следы совсем иного рода — следы веры: библия на журнальном столике, распятие на стене и на ее шее маленький серебряный крестик, которого она коснулась сразу, стоило ей увидеть бледность Лили. Только этого не хватало! Я не имела ничего против веры. Вера наполняет жизнь смыслом, делает нас сильнее и старается улучшить нас. Вера — это то, что помогает в самую трудную минуту. Я сама не без греха. В свои самые темные времена я плакала и звала Владыку, свято веря, что он способен прийти и решить мои проблемы. Это нормально. Плохо другое: мир закрыт, и все, кого Роуз может дозваться — это паразита. Кат придет, пообещает, а потом… уничтожит. Проклятая Мать или нет, неважно. Оставлять ее в живых — рисковать. — Я сегодня хочу сходить в церковь, Эйлин, — щебетала Роуз. — Не хочешь со мной? Мы будем петь песни, а потом я попрошу… Или тебе нельзя? Ты же… ну… — Мне можно, — сказала я, вспоминая свое паломничество за информацией и то, как встретила на кладбище рядом ворону-портал, который перенес меня прямиком к ныне покойному папеньке. Я была бы не против снова воспользоваться этим трамваем, ведь в Принц-мэноре возможно остались могилы предков, и там я смогу раздобыть кость своего деда для будущего гомункула. — Я с удовольствием схожу с тобой! — улыбнулась я. Северус подозрительно на меня покосился, но ничего не сказал. Лишь пообещал, что присмотрит за Лили. Конечно, у нее была старшая сестра Петунья, которая вполне могла справиться с подобной задачей, но мелкий не хотел ей уступать. В последнее время его разрывало от заботы обо мне и заботы о Лили, и он даже стал признавать, что братья были не таким уж и злым злом, ведь вреда пока они не причинили никакого, а помогали держать руку на пульсе. Мы собрались довольно быстро. Роуз переоделась в скромное темно-синее платье с белым воротничком. Вместе с последней деталью она стала походить на прилежную ученицу какой-нибудь закрытой школы, а не на мать семейства. Меня тоже переодели. Как оказалось, ходить в церковь в штанах да в свободной футболке — моветон, нужно платье. Из-за моего хрупкого телосложения и следов перманентного недоедания все платья Роуз оказались мне велики, но, к счастью, нашлось темно-коричневое платье Петуньи, которое купили ей на вырост. Я надела его, и стала походить на девочку-подростка. Впрочем, моя внешность меня волновала мало. Главное, что моноброви на лице нет, а остальное — мелочи. Ни на улице, ни в церкви меня никто не узнал. Все спрашивали, не родственница ли я Роуз, которая приехала из другого города погостить, а когда я называла свое имя, очень озадачивались. Приходилось опускать очи в долу и бормотать что-то о том, что после пропажи мужа решила начать новую жизнь. К счастью, кумушки подобную легенду съедали на ура. В церкви оказалось довольно много народу. Памятный мне священник гордо ходил между рядами и перекидывался с прихожанами короткими фразами. Завидев нас с Роуз, скромно примостившихся на скамье, приветливо улыбнулся. У Роуз поинтересовался здоровьем дочери, на что получил уклончивый ответ: «Не так хорошо, как хотелось бы», а меня поприветствовал и выразил свою радость, что я все же решилась прийти на службу. «Если бы это помогло докричаться до дома, я бы здесь поселилась», — подумала я обреченно. Сюда я пришла не за этим, а с умыслом — мне нужно подобраться к Роуз, как можно ближе, чтобы защитить Лили. Наконец, все расселись, и служба началась. Священник хорошо говорил, этого не отнять, со страстью и верой, истории рассказывал, опять же, интересные. В кое-каких я даже узнала кое-кого из сколов и реальные случаи. Не все, правда, произошли в этом мире, но связь тогда была и кто-то особо чувствительный к сигнатурам вполне мог что-то скачать из Центра. Меня очень позабавила история Моисея, который сорок лет водил народ по пустыне. Помню тот случай, громким он был, весь Корпус Координаторов тогда на ушах стоял. Началось все с того, что Моисей слегка потерялся (он вообще тот еще топографический кретин, на самом деле). Так как для него дело было обычное, он решил, что сам выйдет. Не вышел. Ходил-бродил, пока не устал, и только тогда связялся с координаторами. Те за головы схватились — за время своего брожения, он успел так зайти, что еще и в вероятностях потерялся. Дали знать веерам. Так вот, коорды и веера вытаскивали его и всех, кого он потащил с собой, с такими матами, что Владыка даже родительский контроль поставил, чтобы нежные уши ор на всю ноосферу не слышали. Когда бедолаг вытащили, оказалось, что прошло сорок лет, хотя для Моисея и его компании прошла всего пара месяцев — в других вероятностях время бывает по-другому течет. Я моргнула, возвращаясь из воспоминаний. Сейчас для них не место и не время. Впрочем, возвращаясь к тому же Моисею — почему он пошел бродить? Ему что-то привиделось такое интересное, что он решил найти то место, которое было в его видении. Причем он так хотел туда попасть, что потом два департамента вытаскивали. Вот она — сила иллюзии. Вспоминая пример с Моисеем я подумала: почему бы самой такое не провернуть? Мне нужно склонить Роуз к согласию, но как это сделать? Сделать красивую иллюзию и сыграть на ее вере, конечно. Перво-наперво, я посчитала свой запас маны и сопоставила его с задуманным. М-да, не разгуляешься. Значит, будем делать иллюзии на минималках. С другой стороны, если провернуть все сейчас, во время службы, то убогость моей работы будет заметна не так сильно. В «святом» месте любая дичь прокатит, по опыту знаю. Я бросила изучающий взгляд на Роуз и, убедившись, в ее блаженном выражении лица, принялась изготавливать иллюзию. Во-первых, она должна быть невидима для всех, кроме меня с ней — не хочу массового помешательства. Во-вторых, она должна быть короткой и убедительной — на большее у меня не хватит сил. Задача непростая, но и не сильно сложная. Иллюзия моя была закончена как раз к тому моменту, как проповедник вошел в религиозный экстаз и принялся прославлять чувака на кресте. Он выкрикивал что-то так страстно, что люди повставали с мест. Они вторили ему и даже порой подвывали, и я поняла — хороший момент, чтобы начать. Я активировала иллюзию. Вначале ничего не происходило, а потом витраж на стрельчатом окне вдруг ожил. В помещении разом посветлело, и свет этот был белым и чистым, ярким, но не слепящим. Белокрылое чудо, отделишись от витража, ступило на пол. Оно тряхнуло белыми перьями и поймало на себе удивленный взгляд Роуз. Толпа продолжала гудеть и сходить с ума от речей священника. В бесконечном море шума белокрылое существо виделось островком спокойствия. Его лицо казалось блаженным, на лице застыла легкая улыбка, глаза смотрели мудро и грустно, как положено божественным сущностям. Он прошел между рядов деревянных скамей прямиком к Роуз. Остановился, глядя ей в глаза. Та застыла столбом от удивления, раскрыла рот и, кажется, позабыла о дыхании. — Твоя дочь больна, — сказало существо сильным, глубоким голосом. — Да-а, — только и смогла выдавить Роуз. Она хлопала глазами и терялась в эмоциях. — Я знаю, как тебе помочь. Но цена может оказаться неимоверно высока. Готова ли ты заплатить ее? — спросил он, всматриваясь в ее лицо. — Да, — уверенно ответила Роуз. Она начала мелко дрожать от переполнявших ее чувств. Ее руки тряслись, комкали юбку платья руками. — Все, что угодно. — Тебе придется умереть страшной смертью. Ты готова сделать это? — не унимался белокрылый. — Все, что угодно ради Лили, — стояла на своем она. — Что ж, — белокрылый повернулся ко мне. — Эйлин, ты поможешь ей пройти через все? Ты ведь знаешь, что делать. — Помогу, — кивнула я с готовностью. — Хорошо, — улыбнулось существо и потянулось к Роуз. Он коснулся тонкой рукой ее лба и произнес: — Мне жаль. Белый свет погас, белокрылый растворился в воздухе, а никто и не заметил. Служба продолжалась. Только Роуз упала на скамью и прикрыла лицо руками. Она плакала от счастья. Блаженная.