Под кожу

— Знаешь, чего я боюсь? Что полюблю кого-то так, как вы любите с моим братом друг друга. — Это так плохо выглядит со стороны, да? — спрашивает Кэролайн, разглядывая бокал в своих руках. — Ты даже не представляешь. *** Кэролайн чувствует себя… странно? Неловко? Почему она корчит глупую виноватую улыбку? — Потому что половина больницы который год делают ставки на ваши отношения, Кэри, — смеётся Кэтрин, встречая её возле лифта. Кэролайн остаётся только надеяться, что это негодование, ясно написанное на её лице, даёт Кэтрин все карты в руки, а не она, говорящая снова сама с собой вслух от волнения. — И да, — окидывая хитрым взглядом пакеты в руках Кэролайн из ресторана доставки, говорит Кэтрин, — не думала, конечно, что скажу это когда-нибудь, но будь понежней с Майклсоном. И лучше, если ты будешь сверху, ему ещё нельзя напрягаться. Швы и всё такое. Но с его языком всё в порядке, поэтому… — Заткнись, просто заткнись, — шипит Кэролайн, отворачиваясь от смеющейся подруги. Её и так слегка потряхивает, потому что этот вечер с Клаусом и с итальянской едой можно назвать почти что свиданием. И Кэролайн надеется, что оно не закончится ссорой. Может спустя всё это время они научились разговаривать друг с другом? Дверь в палату Клауса слегка приоткрыта, и Кэролайн, попрощавшись с Кэтрин, боком проскальзывает в этот просвет. — У Кэтрин очаровательный способ показать свою заботу обо мне, тебе так не кажется, love? Кэролайн тяжело вздыхает. Ну, конечно, он всё слышал. Клаус, с его чёртовой ухмылкой на губах, забирает пакеты из её рук. Место поцелуя, оставленного им вскользь на щеке, слегка горит, и это ощущение успокаивает. — Как прошёл вечер с моей сестрой? — доставая контейнеры, спрашивает Клаус. — Вежливость тебе не идёт, — хмыкает Кэролайн, плюхаясь на его кровать. — Спроси прямо: не разрушен ли твой пентхаус, и что Ребекка рассказала мне о своём парне. Клаус приглушенно смеётся. — Ну почему же, мне правда интересно, как вы провели вечер. Но не буду врать, вопросы, озвученные тобой, тоже волнуют меня. Особенно сохранность моего пентхауса, — говорит он. — Твой пентахаус, твоя кровать и твои картины — всё на месте, — говорит Кэролайн. — Хотя не уверена, насчёт картин. Кажется, я не досчиталась парочки. — Насчёт кровати, — толкая стол на колёсиках к кровати, заставленный едой, вспоминает Клаус, — я ждал фотографий после твоего сообщения. — Боже, — закрыв лицо руками, глухо стонет Кэролайн, вспоминая эту часть вечера. Сколько они с Ребеккой выпили к тому времени? Две бутылки вина? Или, кажется, была открыта уже и третья? — Я была пьяна и это не считается. Разве могла бы она в трезвом уме написать Клаусу, что собирается спать в его кровати голой? — Жаль, — поджимая губы и стараясь не рассмеяться от вида смущенной Кэролайн, говорит Клаус. — Очень жаль, — и по его лицу понятно, как многое он хочет сказать на эту тему ещё, но отвлекается на еду, протягивая руку за одним из контейнеров со своего места в кресле. — Вы, Майклсоны, действительно не жалеете денег на матрасы, да? — ёрзая по кровати, говорит Кэролайн. И почему она раньше никогда не использовала вип-палаты для отдыха? Особенно после того, как снова перешла в ординаторскую из кабинета Клауса. Кэролайн слегка подтягивается, прежде чем сесть. Шнур от рации давит на шею, поэтому она снимает его, вешая на столбик у изголовья кровати. Сегодня у неё ночное дежурство и пока она шла к Клаусу, она успела уже сделать все свои маленькие ритуалы, чтобы оно прошло спокойно. Конечно, обычно пьяная ночь перед дежурством не входила в список этих ритуалов, а скорее наоборот, но можно же сделать исключение однажды, чтобы оно не укусило её за задницу? — Так что там насчёт того парня? — мешая ложкой ризотто, спрашивает Клаус. — Какого парня? — смеясь над попыткой Клауса казаться равнодушным, переспрашивает Кэролайн. — Ты имел в виду Энзо? Того парня, у которого серьёзные отношения с твоей сестрой? — Sweetheart… — предупреждающе произносит Клаус на её поддразнивания. — Не будь злой. Кэролайн приходиться сдаться, когда Клаус меняет тактику с угрожающей на «щенячьи глазки» и рассказать ему всё то, что узнала от Ребекки. Конечно, в дозированных количествах. Вряд ли он хочет слушать про первый секс между его сестрой и её новым парнем. Они с Ребеккой хорошо провели время вчера. Выпили, потанцевали, забылись — им обеим нужно было это после месяца, проведенного в постоянном страхе потери. Кэролайн вряд ли сможет выжечь из своей памяти картину того, как Ребекка рыдала на коленях перед кроватью Клауса, пока тот, едва в сознании, пытался успокоить её, поглаживая волосы. Они все уже потеряли часть семьи полтора года назад, и каждый справлялся с этой болью по-своему. Но потерять Клауса… Она боялась даже думать об этом. — Он же преподаёт? Бекка была его студенткой? Он соблазняет своих студенток? — Из всего, что я сказала о нём, о том, как он заботиться о Ребекке и прочее, ты услышал только то, кем он работает, Клаус? Серьёзно? — возмущается Кэролайн. Она наконец находит в себе силы подняться на кровати, чувствуя, как из-за запахов еды начинает урчать живот. Кажется, что где-то тут были её ньокки. Четыре сыра, между прочим. И да, если бы туда можно было добавить ещё больше сыра, то она так и сделала бы. Но Кэролайн успокаивала себя тем, что в одном из контейнеров так же находится её тирамису. — Так я прав? — спрашивает Клаус. — Нет же, Боже, — стонет Кэролайн. — Это была какая-то случайная встреча. Ты не видел мои ньокки? — Их не было в пакете. — Что? Как не было? Но я же заказывала их! — Кэролайн начинает открывать все контейнеры подряд, проверяя, пока Клаус с весельем на его британском чёртовом лице наблюдает за ней, бесконечно раздражая её. — Если ты не перестанешь лыбиться, то я съем твоё тирамису, — убеждаясь, что на столе их нет, бесится Кэролайн. Она думала о них весь день! — Ничего страшного, — ухмыляется Клаус. — Я надеялся получить на десерт кое-что другое. — Что же это? — спрашивает Кэролайн и тут же корит себя за это, смотря на эту волчью ухмылку, которая расползается по лицу Клауса. — Ну, ты же слышала Кэтрин. С моим языком всё в порядке. — Боже, Клаус, — возмущается она, несмотря на мгновенное желание сжать бёдра от его слов. — Это всё, — обводя указательным пальцем еду на столе, — акт доброй воли, а не свидание. — Да? А что ещё входит в твой акт доброй воли? Может быть массаж? Кэролайн уговаривает себя не поддаваться на его хриплый голос и ямочки на щеках, заросших щетиной немного больше, чем обычно. Во всяком случае, пока она не поест. — Разве к тебе не ходит массажист? Это же часть твоей реабилитации, — шипит она. — Где пакеты? Они, наверное, остались там. И, Боже, ты действительно веришь, что эта ночь закончится сексом? — Ну, или хотя бы оргазмами, — смеётся Клаус, и кивком головы указывает на тумбочку под телевизором. — Пакеты там. Кэролайн бросает на него раздражённый взгляд, но он только улыбается. Перепроверяя пакеты, она тяжело вздыхает. Отлично, про её заказ забыли, а она так спешила, что даже не проверила пакет, когда забирала из ресторана. — Мы можем заказать их снова, — предлагает Клаус. — Это займёт вечность в такое время, — вздыхает Кэролайн, — так что делись своим ризотто и… что это? Уже поворачиваясь к Клаусу, Кэролайн краем глаза замечает брошюру гарвардского медицинского университета, с визиткой на ней, на которой почерком Клауса написано время и дата. — Мы набираем новых ординаторов? — беря в руки брошюру, спрашивает Кэролайн. — Мне нравится их программа. О, и я знаю, что миссис Левинсон преподаёт там уже пять лет. Она вышла замуж во второй раз и переехала в Бостон вместе с мужем. Мы переписываемся с ней время от времени. — Ты всегда была её любимицей, — произносит Клаус. — Да, сразу после тебя, — закатывает глаза Кэролайн. Она садится обратно на кровать, пролистывая брошюру. — Кэролайн, — зовёт Клаус, — нам нужно поговорить. И, поднимая глаза от брошюры на Клауса, Кэролайн вдруг чувствует, как тошнота сжимает горло. Боже, только не разбей мне сердце. — Что-то случилось? Руки Клауса напрягаются на подлокотниках кресла, и Кэролайн чувствует, как тревога усиливается, пульсируя между лопаток. Но она старается ни о чём не думать, чтобы не разнервничаться ещё больше. Но, чёрт, они только что шутили про секс. И она знает, что он уже не умирает, потому что его анализы приходят каждый день ей прямо на почту! Что могло пойти не так? — Это брошюра здесь не из-за ординатуры. А из-за меня. На моё восстановление уйдёт минимум полгода, прежде, чем я смогу вернуться в операционную. Я не хочу оставаться в клинике, чтобы просто заполнять бумаги. Поэтому последние недели я вёл переговоры с гарвардской медицинской школой насчёт создания собственного курса лекций из нейрохирургической практики нашей больницы. Кэролайн чувствует, как тело вибрирует от волнения, и это мешает ей сосредоточиться на словах Клауса. Он выглядит таким напряжённым, когда говорит ей это, что она находит только один вариант того, что сейчас происходит. — Ты… переезжаешь в Бостон? — ей хочется сказать «бросаешь меня», но часть неё кричит, что он не может её бросить. Ведь между ними ничего и нет, не так ли? Она сама всё придумала себе, и теперь сама же будет расплачиваться за это, страдая. Ком в горле увеличивается, а глаза начинают жечь слёзы, и она не сразу слышит, как Клаус встаёт со своего места и отталкивает стол со своего пути. — Кэролайн, — Клаус садится на корточки перед ней и обхватывает её ладони своими, сжимая их, — я хочу, чтобы мы были вместе. — Поэтому ты переезжаешь? — перебивая Клауса, вскрикивает Кэролайн. Она выдёргивает свои ладони из рук Клауса, намереваясь встать, но Клаус упирается руками в матрас, по разные стороны от неё, не позволяя ей выйти. — Или ты думаешь, что в этот раз я отчаялась больше, чем тогда в университете, поэтому брошу всё и поеду за тобой в Бостон? — Love… — Отпусти меня, — Кэролайн пытается оттолкнуть Клауса, чтобы выйти из западни его рук, яростно сверкая глазами. Нет, она может и поехала бы, если бы он сначала спросил у неё, а не ставил перед фактом. — Знаешь что? Пошёл в задницу! Должна же я буду тебя когда-то разлюбить, не могу ли же я любить тебя до конца своих дней. Так что езжай в свой Бостон и… Кэролайн теряет мысль, потому что Клаус резко отталкивается ладонями вверх, поднимаясь над ней, и она уже собирается бежать от него подальше, когда он хватает её ладонью за шею, притягивая к своим губам. И Кэролайн чувствует достаточно ярости, поднимающейся внутри себя, чтобы толкнуть его сильнее, чем раньше, но это приводит только к тому, что Клаус в ответ толкает её на кровать, прижимая своим весом. И пока одна рука удерживает её голову, не давая ей увернуться от прикосновения его губ, другая грубо сжимает её бедро, заставляя выгнуться от боли. Клаус кусает её губы, заставляя впустить его язык внутрь, и её упрямства, смешанного со злостью, хватает ровно до тех пор, пока он не вжимается своим пахом в её ноющий клитор. Она шипит, прижимая свои бёдра к нему, и позволяет ворваться его языку себе в рот, целуя жадно, яростно. Клаус закидывает её бедро себе на поясницу, на что она сразу реагирует, прижимая его ногой ближе к себе, пока его освободившаяся рука проскальзывает под её форму, небрежно отталкивая лифчик вверх, чтобы обхватить с силой грудь. Кэролайн стонет Клаусу в рот, пытаясь прижаться ближе, увеличить давление на клитор, но он вдруг перестаёт пожирать её рот, оставляя пару быстрых поцелуев, прежде чем оторваться от неё. Его рука опускает её шею, чтобы найти равновесие над ней, пока вторая рука всё ещё остаётся под её одеждой, поглаживая сосок. — И всё же, как бы я не хотел этого, сначала мы договорим, — произносит он, тяжело дыша. — Нам нечего обсуждать, — также пытаясь отдышаться, говорит Кэролайн. — Бери или уходи, потому что в следующий раз тебе так не повезёт. — Я не переезжаю в Бостон, love, — убирая руку с её груди и поправляя лифчик, говорит Клаус. Он отталкивается от кровати и тянет за собой Кэролайн, садясь рядом с ней. — Я буду там пару дней в неделю. Четыре часа езды туда и обратно. — Я не понимаю. — Последний год, то что было между нами больше напоминало одержимость. Мы ссорились, мы трахались и мы снова ссорились, зная, что потом потрахаемся, — разводит рукам Клаус. — Даже сейчас. — Ну, это ты на меня набросился, — пожимает плечами Кэролайн, всё ещё не понимая, куда ведёт Клауса его странная логика. — Потому что иначе бы ты ушла, не дав сказать мне и слова, а потом пряталась бы от меня, пока я не потерял контроль над эмоциями и сделал что-то, о чём пожалел бы потом. — Так это я теперь виновата? — возмущённо произносит Кэролайн. — Знаешь что… Тебе лучше говорить всё то, что ты хочешь сказать быстрее, потому что я на грани. — Этот год у нас было много времени вместе на работе только потому, что я занимал пост главного врача. Последние месяцы, когда я вернулся в отделение, мы практически не виделись, кроме утренних планёрок. Мы не из тех людей, которые будут довольствоваться пару часами в день вместе. — И поэтому ты уезжаешь в Бостон? — пытаясь понять его логику, не выдерживает Кэролайн. Она вскакивает с места, подходя к окну и впиваясь ладонями в подоконник. В палате горит только настольная лампа, а на улице уже ночь, поэтому света хватает, только чтобы Кэролайн могла видеть отражение лица Клауса в окне перед собой. — Я буду в Бостоне пару дней в неделю, love. Если быть со мной — это то, чего ты хочешь, то так у нас будет больше свободного времени вместе. Если нет, то мы не будем докучать друг другу присутствием. Ты понимаешь меня? — спрашивает Клаус, поднимаясь и идя к ней. — Я люблю тебя, Кэролайн, — останавливаясь сзади неё, шепчет он. Кэролайн прикрывает глаза, переваривая сказанное. Он любит её. Он не хочет бросать её. Он даёт ей право выбора. Свободу. И он прав. Они работают в одном отделении, наиболее перспективные врачи в нейрохирургии. Последний год они часто виделись только из-за того, что Клаус занимал пост главврача. Но теперь логично, что они сменяют друг друга, а соответственно, когда она на работе, он дома, и наоборот. — Ты думаешь у нас получится? — поворачивая голову, чтобы взглянуть на него, спрашивает она. — Не знаю, — признаётся Клаус и делает шаг вперёд. — Но ты единственная с кем я бы хотел, чтобы получилось. Даже если придётся пытаться снова и снова, — он обхватывает ладонями плечи Кэролайн, прижимая её к себе, и от его тёплого дыхания по затылку бегут мурашки. — Может и есть люди, у которых всё получается с одной попытки, самой первой, но мы не из их числа. Мы горды, — шепчет он, касаясь губами её волос, — мы упрямы. Мы глупы. Но кто сказал, что иметь больше одной попытки нельзя? — Психически здоровые люди? — хмыкает Кэролайн. Она вжимается в Клауса, отчего её плечи уходят вперёд и начинают болеть от напряжения, но ей так хорошо в его тепле, запахе, что она готова стоять так достаточно долго, чтобы срастись с ним. — Но мы уже решили, что не относимся к их числу. Я люблю тебя. И если ты готова принять это, то я буду пытаться до конца наших дней. — Хорошо, — выдыхает Кэролайн, поворачиваясь в его руках. — Мы будем пытаться вместе, Клаус.