Х Х Х
Отправляясь на задание, Скуало всё чётко продумал и был уверен в успехе. Пусть ему только семнадцать, но в тактике и ведении боя ему не было равных. За несколько лет в Варии, знаменитом отряде убийц, у него не было промахов ни разу. До вступления в данный отряд был всего один немаловажный, лишивший его руки и наградивший званием Второго Императора Мечей. Скуало предпочитал говорить, что это был тактический ход «всё или ничего», Занзас любил напоминать, что это была самая тупая ошибка в истории его сражений. В конечном итоге, каждый оставался при своём мнении, а недавно отстроенный штаб и все, кто в нём находился, могли облегчённо вздохнуть — очередной перебранки не намечалось. Задание не предусматривало ничего сложного — зачистка семьи на юго-востоке Италии. Зачистить всех, включая детей. Чем заказчику не угодили дети — было непонятно, но раз приказано, надо исполнять. Он добирается до места достаточно быстро и планирует потратить на это задание не более двух часов, с учётом наблюдения за целями — по последним данным, в здании не должно быть более сотни людей, большая часть которых — охрана. Он отправляет двух младших офицеров, которых непонятно зачем к нему приставили (как будто один он не справился бы), разведать обстановку у всех входов. Было очень тихо даже для отдалённого, спрятанного в лесу своеобразного замка. Мечник никогда не списывал подобное на собственную нервозность или на что там люди надеются, когда всё идет не по плану? Сейчас он точно чувствовал, что его чётко продуманному плану не судьба будет сбыться, и не ошибается, когда один из офицеров выходит-таки на связь, сообщая о смерти напарника «от невидимого противника» и пытается сказать что-то ещё, но связь обрывается так же резко, как и началась. Скуало тихо матерится и обещает убить и его за подобный бред. Невидимый противник, что вообще это может значить? Мечник беспрепятственно проходит парадный коридор, не встретив ни единой души, и замирает, открыв дверь в зал. Он многое видел, и то, что сейчас было перед ним тоже, но сам факт, что его задание выполнено кем-то другим, кто убил его подчинённых, не укладывался в голове. На полу не было места, которое не было бы в крови, множество тел валялось по всему периметру. Мечник, как ни старался, не понимал, каким оружием были нанесены травмы — на первый взгляд это были хаотичные порезы, разительно отличающиеся друг от друга. Катана? Было бы оскорблением так ей работать. Скорее ножи в руках неумелого ребёнка, но трудно представить, что ребёнок смог бы порезать такое количество народу. Скуало не видит, но всеми инстинктами чувствует чьё-то присутствие и бросается на второй этаж — инстинктам своим он всегда доверял. Он медленно проходит мимо каждой комнаты, двери которых распахнуты, а некоторые просто, видимо, в порыве паники, снесены с петель. Он узнаёт в одной из жертв свою цель и недовольно хмурится — не может понять, знак ли это для Варии, или кто-то просто добрался до этой семьи раньше него — по слухам, они много кому навредили, и нельзя было исключать такой исход. Он прислушивается и слышит. Слышит тихий, как будто на последнем издыхании, стон. Он аккуратно приоткрывает единственную закрытую дверь и удивлённо выдыхает. Да, в свои семнадцать лет Скуало видел многое, но то, что явилось перед ним сейчас — впервые. На вид обычная детская детей богатеньких родителей была залита кровью меньше всего, но именно это и пугало. Почти в центре комнаты расползалась по сиреневому ковру лужа засохшей крови, и от смеси этих цветов почему-то становилось тошно. Скуало уже и забыл об опасности, глядя на два тела перед ним — одно бездыханного ребёнка, тело которого было практически выпотрошено, второй мальчишка, полная копия первого, был ещё жив — он лежал, уткнувшись лицом в менее изуродованную часть тела близнеца — грудь, и тихо, очень редко, дышал. Скуало с минуту стоит, не зная, что предпринять впервые в жизни, и делает неуверенный шаг в комнату. Блондинистый мальчик с усилием поднимает голову и тускло смотрит на мечника. Суперби уже думает о том, что мальчишка мог двинуться умом, что было не удивительно в такой-то ситуации, пока тот не подаёт слабый голос. — Ты пришёл убить меня? — улыбается он, поднимаясь на ноги, — брат говорил, что меня убьют, — блондин перебирает свои волосы и не найдя того, что искал, грустно вздыхает, — а я говорил, что его корона будет моей, — он наклоняется к близнецу и снимает с него тонкую диадему, вплетая себе в волосы, — Видишь? Так всё и происходит — его корона моя, а меня сейчас убьют, — голос хриплый, с истеричными нотками, звучит совсем не так, как должен звучать ребёнок. Скуало старается делать вид, что всё нормально хотя бы для себя, но не выходит — этот мальчик не вписывается ни в какие объяснения. Даже если убийцы не заметили, что он остался жив, то почему он не убежал сразу же, как они ушли? Боялся? Но находиться в доме с трупами, по-моему, тоже не особенно привлекательный вариант. — Сколько ты здесь? — выдыхает, наконец, из себя мечник. — Два дня… наверное, — блондин доверительно подходит ближе, — ты пользуешься мечом? Это жутко неудобно, меня учили, но я предпочёл что-то получше, — он улыбается, а невинные серые глаза смотрят с истинным интересом, словно не этот ребёнок лежал на груди у выпотрошенного брата около двух дней. — Кто убил твою семью? — Суперби почти приходит в себя и понимает, что прежде чем покончить с мальчиком, нужно узнать всё, что он только может рассказать. — О, — в его глазах мелькает понимание, — ты не понимаешь? — блондин шипяще смеётся. — Кто ты? Скуало думал о том, что парень действительно тронулся — он разговаривает, пусть и с юным, но уже убийцей первого класса, меч которого эта мелочь оценила как «неудобно». — Отвечай на вопрос, — мечник лишь немного меняет положение руки, сгибая её в локте, но мальчик замечает и отходит на пару шагов, словно что-то понимает. — Ты не понимаешь, — повторяет он уже с утвердительной интонацией, — я их убил, — улыбается он так, словно это лучшее, что он когда-либо говорил. Скуало в очередной раз в ступоре. Был бы здесь Занзас, он бы точно мог сказать, что за эти пару минут видит мечника в ступоре чаще, чем за три года их знакомства. Он смеётся, осматривая мальчишку, который точно не мог быть убийцей сотни охранников и собственной семьи. Суперби никогда не был из терпеливых людей, и поэтому стремительно приближается к мальчику, с целью узнать всё грубой силой, но тот внезапно резво отпрыгивает, оказываясь на парапете разбитого вдребезги огромного окна. — Ты нравишься мне, — сообщает мальчишка, спрыгивая на козырёк балкона этажом ниже, — но и жить я, пусть не особенно сильно, но хочу, прости! — кричит он, отправляя навстречу Скуало, собирающегося выпрыгнуть в то же окно, сноп ножей. Мечник, абсолютно не ожидавший подобного, успевает только отпрыгнуть обратно в комнату, не давая граду ножей задеть его. Когда он вновь выглядывает в окно, он всё ещё может видеть убегающую белобрысую макушку, но почему-то не догоняет. Прямо здесь и сейчас он радуется тому, что его сбил с толку какой-то мальчишка с руками по локоть в крови и невинными серыми глазами. Потому что Скуало всего семнадцать, и он никогда не убивал детей.Х Х Х
Скуало двадцать два, когда он стоит на похоронах одного из своих коллег — Хранитель урагана Варии, как и свойственно этой стихии, переоценил свои возможности и сейчас, не прослужив даже двух лет, лежит в гробу в наскоро выкопанной могиле. Не сказать, что офицерам всё равно, но и особой скорби среди них не чувствуется — одни уходят, на их место встают другие. И так каждый раз, поэтому они стараются как можно меньше привязываться друг к другу, что достаточно сложно для тех, кто в знаменитом отряде со времён его основания — жизнь вместе и частые общие миссии объединяют, не спрашивая разрешения людей. Собрание в кабинете босса состоялось сразу после этого — Варии как никогда требовались люди, и Ураган умер совершенно не вовремя. Найти сейчас кого-то с подобными способностями было практически нереально, учитывая, что именно офицеры-хранители Урагана умирали чаще остальных. Суперби ссорился с боссом практически каждый день, потому что, чёрт возьми, то, что он почти его заместитель (чего Занзас никогда не признает) не значит, что поисками должен заниматься именно он! — Твою мать! Как будто это так просто — найти Хранителя урагана! — слышится из кабинета, и Луссурия, сидящий в зале, тяжело вздыхает — опять началось, — давай подходить к людям на улице и интересоваться: «Простите, не желаете ли стать Хранителем урагана Варии? Они почему-то умирают чаще остальных!» Громогласно разносится по всему штабу, а Луссурия не выдерживает и тихо смеётся, подумывая присоединиться к данной информативной беседе, когда парадная дверь открывается, и в штаб свободной походкой заходит странный парень. Судя по движению головы, он осматривается, потому что глаз его видно не было — густая блондинистая чёлка полостью их скрывала, не давая даже малейшего просвета. Хранитель солнца удивленно приподнимает очки — как известно, в штаб отряда убийц вряд ли можно попасть вот так просто, как сейчас сюда вошёл этот парень. На входе стояло около двух десятков офицеров, и хотя бы один да должен был остановить и доложить о чужом присутствии. — О Господи, здесь и такое работает, — подаёт голос парень, приближаясь к Луссурии, — я-то думал, что самым страшным был тот шкаф, который мешал пройти принцу, — блондин облокачивается на одну из колон зала, недалеко от кабинета, где воцарилось временное затишье — видимо, Занзас внял крикам капитана и всё же попытался хотя бы сделать вид, что ему не наплевать, кто и как решит возникшую проблему. — Какой шкаф, говоришь? — заторможено уточняет Хранитель солнца, мысленно сравнивая комплекцию худощавого парня перед ним и Леви, которого только шкафом и можно было назвать. — Огромный усатый шкаф с кучей охраны, что-то там твердил про то, что убьёт меня ради босса. Я надеюсь, вы держите его, потому что на роль Грозы больше некого взять. Луссурия уже по-новому смотрит на парня перед ним и очень медленно до него начинает доходить. — Ты сам пришёл в Варию? — он дожидается тяжёлого вздоха и мимолётного кивка, и до него доходит полностью. Он не успевает что-либо сказать, потому что дверь кабинета с грохотом распахивается, и из неё вылетает разъярённый Скуало, не замечая никого вокруг, продолжая возмущаться уже на ходу. Луссурия пытается вставить хоть слово или хотя бы жестами указать на новоприбывшего, но Суперби даже не смотрит на него, продолжая путь к лестницам. Замирает он лишь когда видит нож, вонзившийся в стену в миллиметре от его головы, и чувствует, как тонкая прядь волос скользит по плечу и падает на пол. Капитан моментально оборачивается, когда слышит насмешливый голос. — Новый стиль — это всегда хорошо, если сзади тебя не путают с девчонкой, не правда ли? — Суперби смеряет парня долгим взглядом, в первую очередь, задаваясь не вопросом вроде «Кто это и что он тут делает?», а «Как более изощрённо воткнуть меч этому наглецу в один из наиболее важных жизненных органов?» — Ску, стой, умоляю тебя! — приторно визжит Луссурия, спеша перегородить капитану доступ к цели, — насколько я мог понять, он хочет вступить в Варию, — выдыхает он. — О, не злись, я лишь пытался привлечь твоё внимание, — криво улыбается Бельфегор, прокручивая в пальцах нож. Глаз у Скуало дёргается, а Луссурия пытается сдерживать улыбку — это не то, что он должен делать в этой ситуации. — О Боже, Скуало, успокойся, — щебечет хранитель и подходит к парню, — как тебя зовут и с чего ты взял, что достоин Варии? — Если то, что я сейчас увидел на входе — уровень достойного, то ваш отряд переоценивают. Моё имя Бельфегор, и я здесь, потому что мне нравится убивать и… — И ты убил всю свою семью, — тихо заканчивает Скуало, крутя в руках брошенный в него недавно нож, очерчивая большим пальцем фамильную гравировку, — сто человек охраны, отец, мать и брат-близнец, — диктует он, вспоминая список его давнишнего задания, которое отложилось в памяти навсегда. — Ты нравишься мне, — улыбается Бел и поправляет диадему в волосах, — для такого старика, как ты, прекрасная память! Луссурия переводит взгляд с одного на другого и ничего не понимает. Он знает Скуало давно и уверен, что капитан бы уже порезал в клочья того, кто посмел бы метнуть в него оружие, не то, что кидать колкие комментарии в адрес его внешности. Но Скуало стоит неподвижно, поражённо разглядывая парня перед ним, и несёт какую-то ахинею. — Отведи его в тренировочный зал, я скоро буду, — хрипит мечник и стремительно поднимается по лестнице, исчезая в одном из коридоров. Луссурия слушается и направляется в сторону подвальных помещений. Он ничего не расспрашивает, потому что Скуало, если будет надо, сам всё расскажет, да и парень, похоже, на разговоры больше не настроен. Они в зале не более пяти минут, когда туда заходит Скуало, жестом приказывая Хранителю солнца выйти, и Луссурия полагает, что если просто посидеть у запертой двери зала — это не будет преступлением. Да, ведь? Сначала он различает тихий разговор, не разбирая слов, только по интонации определяя, кто говорит. Пару минут стояла напряжённая тишина, а потом звуки боя и звон железа. Мужчина решает посидеть возле зала, пока бой не закончится, он уверен, что как бы ни был самоуверен парень, против Скуало мало кто держался дольше часа. Но бой не заканчивается ни через час, ни через два, и глаза Луссурии с каждой минутой расширяются всё больше. Он устаёт сидеть на одном месте спустя два с половиной часа и отправляется обратно в общий зал, заниматься своими делами и ждать исхода там. Спустя ещё полчаса в зале появляется Скуало — с кучей мелких порезов и одним глубоким и длинным вдоль здоровой руки, кровь из которого сочилась, не переставая. — Ему многому нужно научиться, — отвечает он на немой вопрос Хранителя солнца и направляется в кабинет Занзаса. Луссурия искренне ничего не понимает, пока в зале не появляется изрядно помятый, но вполне довольный собой Бельфегор, на пальце которого ещё отливает красным огнём пламя Урагана Варии. — Признаю, что Вария заслуживает своё звание, — мимоходом бросает он, уверенным шагом проходя мимо ошарашенного мужчины, — однажды я буду лучше него, — бросает принц, но Луссурия видит осторожность этой уверенной походки и болезненно закушенную губу при каждом движении правой рукой. Кажется, поиски идеального Урагана Варии закончены.Х Х Х
Бельфегору шестнадцать, когда он вступает в ряды Варии, Скуало двадцать два, когда босс вешает обучение этого несносного парня на него. — Ты сам мне сказал, что ему ещё тренироваться и тренироваться — так тренируй. Но совместные тренировки не ладились. Не ладились ровно до того момента, как Луссурия предложил освободить Скуало от «данной ноши» (ноша недовольно нахмурилась, затачивая ножи) и попробовать самому провести хотя бы одну тренировку с Белом. Суперби показалось это интересным, и он с удовольствием передал Бела на попечение Хранителя солнца, оставаясь наблюдать за ними со стороны. Луссурия, как боец более спокойный и тактичный, нежели Скуало, быстро заметил, что в отличие от Суперби, Бел мог успокоиться во время боя и моментально продумать несколько тактик вплоть до окончания боя, меняя одну на другую в зависимости от ситуации. Интерес был в том, что для стиля Луссурии требовалось минимальное расстояние, а для ножей Бела — максимальное. Так что исход тренировки был крайне непредсказуем. Тренироваться с Луссурией Бельфегору понравилось, о чём он заявил сразу после первого боя. А ещё, Луссурия очень умный и учёл, что Скуало ревнив к своему делу как никто другой, поэтому в этот же момент Хранитель солнца был выставлен за дверь, а для Бела начался рубеж самых выматывающих тренировок, с которых он еле передвигался в сторону своей комнаты в сопровождении Мармона, который уверял, что он обязательно поставит на его победу лет через пять-шесть. Впервые Бельфегор что-то чувствует, когда ему исполняется восемнадцать, а Скуало двадцать четыре. Их тренировки стали чем-то вроде проверок мастерства каждого, где Бел достиг огромных успехов, отработал свою технику боя, но стать лучше Скуало так и не смог. Он чувствовал, что близок, но не понимал, чего именно ему не хватает, когда он тренируется иногда даже по ночам, пробираясь в зал под сочувствующий взгляд Луссурии, часто остающегося в общем зале допоздна. В конечном итоге, высокий интеллект, пытливый ум и сила Хранителя урагана помогли ему создать целую систему из ножей, которая, по мнению принца, являлась произведением искусства, где любая деталь имела значение (да, он немного помешан на своём оружии). Он убедился, что она действительно полезна на очередной тренировке, когда данная система впервые позволила ему почти достать мечника. Тогда Бел долго не решался применить новую технику, не зная, как именно она сработает в бою, и Скуало, замечая нерешительность парня, уже хочет прекратить бой, когда блондин, всё же решается и пускает ножи из нового арсенала в сторону противника. Скуало смотрит на него как на идиота, когда ножи пролетают, ничтожно мажа мимо цели. — Бел, ты тронулся? — ласково интересуется мечник, и моментально пользуясь промахом, идёт в атаку. Принц отступает, вновь метая ножи мимо цели, и Суперби нервно смеётся, не понимая, что происходит с блондином. Он резко разворачивается, готовясь приставить меч к горлу Бела, когда чувствует дикую, режущую боль по всему телу. Он замирает, осознавая, что каждое движение причиняет боль, как от ножей Бельфегора. — Что за… — начинает он, когда видит моментальный взмах руки Бела, и ножи по точной траектории летят в него. Мечник не успевает сделать ничего, кроме того, чтобы молниеносно взмахнуть мечом, отбивая атаку. Механической рукой он чувствует слабое сопротивление и видит, как от движения лезвия перед ним рассыпаются десятки острых нитей. Понимание мелькает в голове, когда перед глазами вновь мелькает отблеск лески, и мечник хаотично прокручивает меч, предположительно обрезая все нити вокруг себя. Бел замешкал всего на секунду, но уже не мог ничего изменить — для метательных ножей нужно расстояние, которого уже нереально было достичь. Бой был проигран, Бел осознал это раньше, чем мечник прижал его к стене, останавливая лезвие у самого горла — в пылу тренировки принцу даже иногда становилось не по себе — казалось, Скуало полностью отключался от внешнего мира и вполне мог забыться и зарубить юного офицера. — Это было очень неплохо, — сообщает мужчина, — но недостаточно, — ухмыляется он, а Бельфегор поражённо замирает. За несколько лет, проведённых в этом зале, он узнал всё о стиле мечника, его тактику, некоторые секреты ведения боя, но его безошибочные инстинкты всегда поражали больше всего — он чувствовал то, что невозможно было увидеть глазами. И сейчас, за спиной Скуало, в воздухе повисли два десятка ножей, и пальцы Бела подрагивают, но не совершают главного движения. Он вглядывается в лицо мужчины, но не видит ничего, кроме его обычной чёртовой самоуверенности. Два десятка острых лезвий спокойно могут вонзиться в спину, а Скуало отходит на шаг назад, уверенный, что бой завершён, и осматривает наиболее глубокий порез. Бельфегор размышляет ещё пару секунд и тяжело вздыхает. Ножи со звоном приземляются на бетонный пол зала. Мечник не оборачивается, продолжая осматривать повреждённую руку, только довольно улыбается. — Я горжусь тобой, — кажется, челюсть Бельфегора сейчас упадёт на пол с тем же звоном, что и ножи только что. За два года, проведённых в Варии, он убедился, что невозможно добиться у Скуало даже малейшего одобрения, да и вообще проявления каких-либо положительных эмоций. Подобное заявление заставило бы всех в штабе получить сердечный приступ, будь хоть кто-нибудь из них здесь. Но как назло, не было никого, кто мог бы подтвердить Белу то, что он сейчас услышал. — Прости, я задел тебе мозг и не заметил этого за твоей густой шевелюрой? — заторможено интересуется принц, всерьёз пытаясь разглядеть кровь в светлых волосах. — Всё, чего я пытался добиться от тебя последний год, когда тренировки тебе были уже не нужны — перестать нападать со спины — это твоя самая отвратительная привычка, — спокойно сообщает мечник, морщась, когда отдирает кусок одежды от подсохшей раны, — теперь я спокойно могу освободить тебя от тренировок. Насколько я мог слышать, тебе это значительно поднадоело. Бельфегор должен быть рад, ведь именно он после каждого боя плёлся в комнату, громогласно называя мечника такими эпитетами, от которых даже ураган Вонголы, славившийся своими острыми словечками, нервно пошёл бы курить. Но чувства радости нет, равно как и грусти, что было ещё хуже — ощущение пустоты принц не переносил, теряясь в нём, как когда был ещё совсем ребёнком, а детство — это не то, что принц хотел бы вспоминать. Он срывается с места, забывая о, кажется, вывихнутой ноге, ножах, да и о мечнике, который удивлённо следил за ним до выхода. — Ему действительно всё это настолько надоело? — интересуется он в пустоту зала и задерживает взгляд на ножах, так небрежно брошенных хозяином. Значит, дело не в радости от окончания тренировок — все знали, насколько трепетно относился Бел к своему оружию — такой педантичности в этом деле не было даже у мечника. Бельфегор же в этом время сидел на парапете крыши, пытаясь найти любую мысль, над которой можно размышлять чуть более пары минут, не срываясь на мысль о неудавшейся тренировке. Как на зло, в голову ничего не шло, а по телу расползалось что-то липкое и неприятное, что даже он сам не мог объяснить. Его гениальный мозг за всё время жизни не был настроен на чувства никаким образом — кроме отрицательных и редких положительных эмоций он не испытывал ничего. И то, что происходило сейчас, вводило его в крайний ступор, что заставляло злиться и сбиваться. Правильная мысль ускользала от него каждый раз, когда он почти осознавал, что именно с ним происходит. Принц на пробу кидает нож в ближайшее дерево, в которое попал бы даже с закрытыми глазами, но промахивается. «Это клиника», — думает он, возвращаясь в свою комнату: «Какое-то помешательство», — размышляет блондин в полусне. Мысль вновь ускользает, забираемая сморившим его сном.