Колония для незаконопослушных

      Закрываю глаза и задерживаю дыхание, пытаясь успокоится, пересилить себя и шагнуть за черту порога в столовую. Микки пропал позавчера; вчера я его не видел, боюсь, что сегодня произойдет тоже самое. Делаю шаг вперед и открываю глаза, обыскивая взглядом все помещение - среди сотен голов не виднеется та, которая мне нужна. Микки нет. Сердце, если было бы возможно такое, уже упало бы в пятки и разбилось на куски от моего отчаяния, переживаний и разочарования. Подхожу, беру поднос с едой и направляюсь к пустому столу, который уже ждет меня. Вот так и проходят мои будни в тюрьме, в которую я пришел ради Микки. Мне хочется просто упасть на пол, забить кулаками о землю и зареветь, как сделал бы какой-нибудь маленький ребенок, которому мать не купила желанную игрушку. То же самое было и у меня, только мне хотелось так сделать из-за того, что я не получил того, чего ожидал. Все повернулось совсем иначе. Ну конечно, мир крутится не вокруг меня, никто и не должен был потокать моим желаниям. Тем более,многое испортил я, например, измены Микки с Калебом. Поднимаю голову и вижу его пристальный взгляд на мне, он склоняет голову набок и смотрит на меня. Что ему, блять, нужно? Он и вчера ко мне доебывался, и сегодня глазеет, как на кусок шоколадного торта, о котором, кстати говоря, все мечтали в этой тюрьме. Да, вот так. Не бухлишко и сигареты, их мы могли достать и так .А вот сладкое - нет, о нем то и мечтали втихаря. Но сейчас это не имеет никакого смысла, я отворачиваю голову и смотрю в стену, будто меня интересует причудливый узор на ней. На самом деле, ебал я все эти закорючки-ебучки, мне просто не хотелось идти на зрительный контакт с тем человеком. Что-то с ним было не то, словно биполярка не у меня, а у него. Боковым зрением я увидел, как его стул отодвинулся, он встал и направился в мою сторону. Ну нет, спасибо, раз мне зрительный контакт с тобой не нужен, то общаться я с тобой тем более не буду. Я встаю и иду к выходу. - Что, даже не поздороваешься? - окликнул меня он. - А как же твоя еда? "Да пошел он нахуй", - пронеслось у меня в мыслях. Мне он не нужен был и сейчас, и тогда, и вообще всегда. Вот так. Пусть говорит, что хочет, я не сорвусь, уж точно уверен. На половине пути я осознал, что меня отсюда никто не выпустит, ибо все выходят по звонку, поэтому я присел за ближайший столик, мимо которого проходил. За ним сидела группка заключенных, с которыми я мало знаком, но они не подавали никаких признаков агрессии, просто дальше спокойно продолжали свою беседу, изредка кидая на меня косые взгляды. Вот и ладненько, я не мешаю им, они не мешают мне. Жаль, что в мире слишком мало такого понимания. Наконец, прозвенел долгожданный звонок, все, кроме меня, начали собираться. Я уже был готов, только дожидался зова. Быстро вскочил и побежал к выходу. Под наблюдением охраны мы снова вернулись в свою камеру. Странно, но сейчас она мне показалась намного милее, чем раньше. Здесь я хотя бы был защищен от Калеба. Парни легли по своим кроватям и стали тихо дожидаться прихода охраны за нами. Мне стало интересно: а у них существуют какие-то проблемы тут?Возможно, кто-то из них тоже безумно любит и страдает не меньше, чем я. Возможно, у кого-то тоже невъебеннские проблемы, но просто они пытаются это скрыть, не хотя разочаровывать ими других. Ведь на самом-то деле, какой толк говорить людям о своих проблемах? Чем они помогут? Ровно ничем. Они начнут тебя утешать, отчего ты почувствуешь себя только слабее и беспомощнее. Нужно бороться со своим дерьмом одному. Именно об этом я и думал, лежа на своем уже грязном и засаленном постельном белье, которое было скомкано и неприятно давило в спину. - Хей, чуваки, - нарушает молчание Марк, - а вы не знаете,что случилось с Миком? У меня в горле встал ком; когда я думал о том, что им безразлична его судьба, я ошибался. Они думали о нем, вспоминали, просто раньше времени не задавались вопросами, ожидая его скорого возвращения. А может и не ожидая, Милкович достаточно попортил всем тут жизнь. - Мне кажется, он сейчас сидит в одиночной камере и его морят голодом, -говорит Дилан, - надеюсь, что так оно и есть. По моему телу побежали мурашки, и сердце больно сжалось в груди. Нет, такого не может быть. Они же не звери, нет. Нет. Но потом я вспомнил обо всем происходящем здесь, об отношении к нам, о том охраннике, словившем нас ночью, когда мы возвращались в камеры с крыши, и понял, что, все-таки, здесь может быть всё. Абсолютно. До этого разговора я даже и не подозревал, что Микки могут мучить. Наказать -да, возможно и ударить, но чтобы изнурять. Я сжимаю кулаки так, что ногти больно впиваются в ладони, а глаза наполняются слезами, голоса сокамерников плывут куда-то мимо меня. - Йен, а ты как к нему относишься? -пробудил меня от мыслей чей-то голос. Когда я повернулся, то увидел, что это был Дилан. - Что? - непонимающе спросил я, но потом наконец начал осмысливать его слова, - нормально отношусь. Хорошо даже, ничего он мне не сделал, и я ,в отличии от вас, не имею ничего против него. - Конечно, - усмехнулся Том, - потому что ты и он... - я резко повернул голову и сел на кровати. - Ну, что?-спросил я вызывающе. Он хотел поумничать? Хотел поупрекать меня? Опозорить или, может, обвинить меня в моей ориентации ?Так чего же он замолчал? - Говори дальше, мы все тебя внимательно послушаем. Том сжал зубы, его челюсть напряглась, а глаза злобно сверкнули. - Потому что вы пидоры, - прошипел он сквозь зубы, - самые настоящие пидоры, которые ебут друг друга и сосут хуи. Конченные ублюдки. Знаете такое выражение "сначала сделал, а потом подумал"? Так вот, сейчас произошло именно это. Я даже не успел обдумать все, как уже нависал над этим подонком, сжимая его шею. Его глаза округлились от страха, а может уже от того, что ему не хватало воздуха и он задыхался, не знаю отчего. Знаю только, что это было жутко мерзко, и сам он был мерзкий. - Не смей. Ничего. О нем. Говорить. Ты понял? - закричал я ему в лицо так, что на его лице оказалось пару брызг моих слюней. - Понял, - Том шевелил практически одними губами, ибо ему не хватало воздуха на слова. Я убрал свою руку и откинулся от него. Он издал глубокий, безумно глубокий вдох, словно пытался вдохнуть в себя весь воздух Земли. - То-то же, - кинул я и поднялся, --раскрывая руки, - кого-то еще не устраивает моя ориентация? Так давайте же, блять, выскажитесь, какое я голубое чмо! Какой я подонок из-за того, что просто люблю, но люблю того, с кем человечество не привыкло видеть любовь. Скажите мне, блять, почему, просто почему я не могу быть с человеком просто потому, что вы, блять, к этому не привыкли? Вы считаете, что это мерзко, что мы трахаемся, хуи в друг дружку пихаем, да? Вас никто не просит на это смотреть, просто не лезьте! Я не трогаю вас, так и вы не трогайте меня! - я замолчал после такого всплеска эмоций. Я, если честно, даже не понимал, с какой целью объяснял им свои чувства. Возможно, мне просто хотелось объяснить больше себе, чем им, что это обычно. Это нормально. Это не аморально. К этому можно привыкнуть и с этим можно смириться, если не вникать в жизнь людей. Человек живет своей жизнью, а не жизнью других людей, так пусть и пытается перестроить только свою судьбу, а не иные. Моя грудь тяжело вздымается и опускается, мне не хватало воздуха, не хватало эмоций, не хватало места в этой маленькой и тесной камере. - Хорошая речь, Галлагер, - раздался голос за моей спиной. Я повернулся - за нами уже пришел охранник, а я даже и не заметил, и меня никто не оборвал. Видимо, боялись, я был слишком зол при своем обращении к ним, настолько меня это все взбесило. Я закусил губу и потупил глаза вниз, не желая отвечать. А что мне надо сказать? "Спасибо"? За что? Вот именно, никакого подходящего ответа не было на это замечание, по крайней мере, сейчас. - А теперь, господа, на выход. Автобус вас ждет. - он отошел и встал сбоку от двери, пропуская нас к выходу из камеры. Я выбежал первым и вздохнул полной грудью. Как приятно. Не то, чтобы тут воздух был чище или еще что. Просто здесь хотя бы был воздух, а не один углекислый газ, как в нашей камере. Мы молча шли, проходя стены с облезшей краской и такие знакомые двери. Мы заходим в автобус и едем красить скамейки в Миллениум-парк, так нам сообщил наш надзиратель. Проезжаем небоскребы, этажки, бутики, кафе, рестораны, парки. Столько счастливых людей, разгар весеннего теплого дня, все гуляют, смеются. Многие парочки ходят за руки и нежно целуются, сплетая руки и прижимаясь друг к другу. Сразу передо мной всплывает лицо Мика. Не то, чтобы я забыл о нем, нет, он ни на секунду не покидает мои мысли, но сейчас он чертовски сильно заел в моей голове, заел так ,что я даже забыл о том, что я куда-то ехал. - Эй, - меня хлопал по плечу какой-то заключенный, - пора выходить. Мы остались лишь вдвоем с ним в автобусе, он , видно, решил растормошить меня, увидев мое отвлечение. Я встал и вышел за ним из автобуса. На улице было очень даже тепло для марта, близился уже конец, но все равно это было весьма удивительно. Парк был полон жителей Чикаго, выгуливающих питомцев и просто наслаждавшихся жизнью. Когда-то и у меня была такая жизнь, а я ее не ценил. Если ты свободен, то цени это. Береги ее. Если у тебя есть свобода, считай, у тебя есть крылья. У меня же сейчас эти крылья были обрезаны по самые корни. Я отвлекся от счастливых парочек и пошагал к нашей группе. Очень странно видеть группу заключенных среди бела дня в городском парке, не находите? Но нашему надзирателю, видимо, было срать, ибо он просто раздавал нам указания. На двоих выдавалась банка с краской, две кисточки и две пары перчаток. Я стоял и растерянно смотрел, как все разбредаются на группы, а я стоял один-одинешенек, не собираясь даже ни к кому подходить, надеясь, что меня вообще не заметят. Но меня заметили, и ко мне подошли. - Ты один, верно? - спросил русый парень. - Нет, я занят, - отрезал я. - Интересно, кем? - он выгнул одну бровь в вопросе, строя немного раздраженную гримасу. Серьезно? Это он еще раздражается? - Микки, - отвернулся от него я. - Но его сегодня нет и хуй знает, когда твой ошметок еще появится. Мне захотелось закричать "Не смей!", "Ты не знаешь!", "Закрой рот". Но я просто промолчал. Просто промолчал и врезал ему между глаз, да так сильно, что тот упал назад. - Еб твою мать! - крикнул он. -Галлагер, ты конченный уебок! -Нет, конченный уебок - это ты, Калеб, - я плюнул в него, развернулся и гордо ушел с банкой своей краски к незанятой лавочке. Я присел,открыл крышку, в нос сразу ударил резкий запах, но он не вызвал у меня отвращения, а, наоборот, блаженство. Я вообще люблю такие запахи, многие их ненавидят, а я люблю. Люблю запах бензина, лака, краски. Возможно, это тоже из-за моего биполярного расстройства. Окунаю кончик кисточки в золотистую жидкость и веду ей по деревянной поверхности скамейки. Это даже как-то успокаивает. Отвлекает от реальности, сейчас просто думаешь о золотой полосе, которую так хотелось наконец увидеть в своей жизни, но единственной полосой, которую мне удавалось увидеть, пока что была черной. Почему нельзя закрасить также свою боль, как золотая краска все изъяны этой покалеченной деревянной лавочки? Не знаю, наверное, так бы было слишком просто. Не зря человеку даны чувства, он должен страдать. Должен отчаиваться, бороться, любить. Сзади себя слышу шум чьих-то шагов, мысленно молюсь, чтобы они были направлены не ко мне, но мои молитвы никто не услышал. Бог в очередной раз доказал свое несуществование. Хотя, как он мог это доказать, если его не существует? Черт, я запутался. - Пора поговорить, не находишь? - от этого голоса по телу бежит дрожь, но не приятная, а раздражительная. Снова он. Если он не уйдет сейчас, я завалю его и отпизжу похлеще, чем Микки его. - Не о чем нам говорить, Калеб. Уебывай отсюда, - сказал я, равнодушно поднося кисть к баночке, набирая немного краски. - Не хочу, я люблю тебя. Моя кисточка чуть не выпала из моих рук. Что.Он.Блять.Сейчас.Сказал? В голове крутятся его слова, все никак не собираясь воедино. Словно кусочки пазлов, которые я не могу собрать. Хотя, на самом деле, пазлы очень легкие, просто рисунок мне слишком не нравится, поэтому я и не хочу их собирать. - Ты ошибаешься, - после долгого молчания ответил я, снова принимаясь покрывать слоем краски поверхность скамейки. - Нет же, Йен! - он обошел и встал возле меня. Теперь я понял, что ему нужно. Я. - Да, Калеб, да! - я опустил кисточку и взглянул на него снизу вверх. - Тебе пора съебывать, уходи. - Нет, не уйду, пока ты не скажешь, что я тебе тоже нужен, - он скрестил руки на груди. Из меня вырвался смешок. Чего еще? Этот упыреныш хочет, чтобы я ему в любви признавался? - А минет тебе еще тут не сделать, мудила ссаная? - поднял брови от удивления я. - Ты себя так ведешь, потому что боишься Мика! - опустил руки Калеб, мол пытаясь внедрить мне истину. - О да, я был на свободе далеко от Мика, но решил сесть к нему в тюрьму, ибо боюсь его.Ты сам соображаешь, насколько хуйню несешь, чел? - я махнул кисточкой, объясняя его тупость. - Я же видел, как ты относишься к нему и ко мне, по твоим чувствам видно. Вот это уже меня заебало,честное слово. Что он тут пиздит, как баба? Я ему что, собственная собачка, которая не должна никуда отходить? - Пошел нахуй, белобрысый, чего не ясно из всего мною сказанного? Калеб подошел вплотную и схватил меня за шею, заводя за нее руку, больно впиваясь пальцами в кожу, двумя пальцами он слишком больно придавил тонкую кожу, все сильнее и сильнее надавливая, потом резко отошел,отпуская меня. Я даже не успел понять,что произошло. - У нас все еще получится, вот увидишь! - эмоционально объяснил мне Калеб прежде, чем съебаться с моей территории. - Слава Богу, - вздохнул я, потирая шею, когда он скрылся из моего вида. Возможно, Бог все-таки и есть, раз помог мне избавиться от этого гомункула, хоть и так больно. Спустя час, а может и больше я справился со своей работой. Я отправился на поиски старых лавочек, но не нашел ни одной, все блестели новой краской. Все уже тоже справились. Я прихожу на место, куда мы приехали и застаю там уже всю свою группу, ну почти всю, они еще ждали несколько человек: меня и еще троих парней. Вскоре подошли и они. Мы сели в автобус и поехали обратно. Снова в тюрьму. Я провожал эти теплые места волнительными вздохами, глядя в окно. Мне не хотелось уезжать снова. С каждым километром мы все отдалялись от обычного мира, приближаясь к железным монстрам-решеткам. Я положил руку на окно, словно пытаясь ощутить это тепло, потрогать природу, но, естественно, у меня ничего не вышло. Я одернул свою руку, словно обжигаясь правдой , и положил себе на колено. Вот с такими мыслями я и доехал до нашей колонии. Когда мы приехали, мы двинулись сразу в столовую, все безумно вымотались, хотя на самом деле почти ничего не делали, всего лишь красили лавки, но усталость была неимоверная, плюс еще мы были ужасно голодны. Мы заходим в столовую. Все бегут к повару за получением подноса с едой. Но я никуда не иду, я просто стою и смотрю в конец столовой. Смотрю на силуэт сидящего парня, который держит в руках ложку и что-то перебирает ей в тарелке. Вокруг меня все исчезло,остался лишь он. Лишь тот, кем были заняты мои мысли последние три дня. Да что там, последние несколько лет после нашего первого секса в его комнате. Микки. Я рванул к нему, он заметил меня лишь тогда ,когда я уже был в нескольких метрах от него. Он поднял голову и тревожно улыбнулся. - Привет, рыжик. - Ты... - я не знал, что сказать; не знал, какие эмоции применять и с чего начать первым. Ругать? Злиться? Радоваться?Грустить? Не знаю, не знаю. - Где ты был, чертов ты подонок? - И я рад тебя видеть, - снова улыбнулся он, - сидел в одиночной камере. Я вспомнил слова Дилана: "Мне кажется, он сейчас сидит в одиночной камере и его морят голодом". Я осматриваю его с ног до головы, но он не похудел, даже, кажется, наоборот, слегка поправился. Перевожу взгляд на его лицо: он слишком устал, но улыбка была искренней, это подтверждал блеск в его глазах. - Нахуя ты это сделал? - я толкнул его в плечо через стол, удар получился несильным, потому что я едва мог до него дотянуться. - Я не выдержал, - пожал плечами Мик, -увидел его и ... вспомнил о твоих синяках, о твоей боли, - он начал сжимать кулаки, его челюсть напряглась. - Эй, - я сел напротив и накрыл его ладонь своей, - тшш, я с тобой, мы вместе, все хорошо, слышишь? - Да, - он перевернул свою ладонь и переплел свои пальцы с моими. Это было очень неожиданное действие, у меня от этого участилось дыхание, а веки затрепетали, словно он первый раз поцеловал меня. Настолько это было необычно. Это было даже ближе, чем секс. Микки и я. Я и Микки. - Привет. Я.Микки.И подошедший Калеб. Что ему снова нужно? Хуя он приперся, мудак ссаный? Я бы его послал, да предоставлю это Милковичу, у него эпичней выйдет. - Что тебе нужно? - перевел на него взгляд Микки, убирая свою руку. Ну вот, этот ублюдок все испортил. - Ничего, просто смотрю, ты снова появился. Теперь Йен снова переключился на тебя, - он грустно улыбнулся, подергивая край формы.Что он несет? Я сщурил глаза, обдумывая все сказанное. - В смысле? - спросил микки - Что ты, нахуй, несешь? - одновременно с Миком выпалил я. - Пока тебя не было, у нас все снова началось налаживаться с Йеном. Вчера, например, я ему отсосал. Плечи Микки напряглись, он начал прислушиваться к его словам, не пропускает мимо, как обычное вранье какого-то сопляка, а нервничает. Значит, сомневается. Я хочу что-то сказать, возразить, но боюсь, что это будет выглядеть, как оправдание перед Миком, я открываю рот, чтобы что-то возразить, но мне не хватает слов и воздуха. - Нет, - шепчу я. - Как нет, Йен? Почему ты скрываешь наши чувства? Микки опускает голову вниз, облизывая свою нижнюю губу. Он нервничает, жутко нервничает, черт. Почему он верит ему? Почему не верит мне? Почему не...он не доверяет мне. Вот что. Я слишком много раз подавал риска своему доверию, и теперь его ко мне у Микки нет, поэтому он и сомневается. Глаза наполняются слезами, потому что я не могу ничего сделать. Он верит Калебу, и я это вижу. - Не было этого! - кричу я, но мой голос срывается и звучит истерически. - А засос на шее у тебя откуда? - склоняя голову набок, спрашивает он. Микки резко поворачивает голову и смотрит на мою шею. Его глаза наполняются болью, он отодвигает стул и встает. - Какой засос!? Нет у меня засоса! - кричу я прежде, чем до меня доходит. Сегодня Калеб в эмоциях схватил меня за шею и больно ущипнул...вот зачем он это сделал. Конченый подонок! - Микки, - догоняю я его, - постой, прошу, просто это ущип.. - Хватит, - сказал он, а по его щекам потекли слезы, которые он, торопясь, вытер ладонью,- меня не было три дня. Три, сука, дня, Йен, а ты уже перетрахался с другим. - Нет, Микки, поверь, умоляю, - я схватил его за руку, но он отдернул ее. - Неа, - он покачал головой тем временем, как полилась новая партия слез, - хватит верить. Между нами все кончено, Галлагер. Я устал страдать, - он развернулся и вышел прочь из столовой. Я не мог за ним бежать, не было смысла, потому что он мне не доверяет.