Катенька

На дворе снова стоял май. Покрытые свежей изумрудной зеленью деревья мелко вздрагивали от порывов свежего ветерка. Катенька зябко куталась в шаль — подарок старшей дочери — и подставляла лицо лучам весеннего солнца. В ее возрасте глупо придерживаться правил молодости и прятаться в тени. Не так много осталось в жизни удовольствий. Она коснулась пальцами шершавого надгробного камня справа: Людвиг — и слева — Карл. Выбитые на плите годы жизни совпадали, различались лишь месяцы. Катенька села на деревянную скамью. Перед ней расстилалось Шверинское озеро, покрытое мелкой рябью и казавшееся пронзительно синим от отраженного в воде неба. За тридцать лет оно ничуть не изменилось, в отличие от всего остального. Больше пятнадцати лет нет рядом Карла с Людвигом. Боль утраты отзывалась внутри до сих пор, как будто рана, едва затянувшись, открывалась вновь и вновь. Тот год выдался тяжелым. Неурожай летом — непогода сгубила посевы, стылая осень с ранними морозами и тонким ледком на озере, который нестерпимо манил мальчишек, уставших сидеть в замке. Десятилетний Эрнст Иоганн и шестилетний Фридрих Август сбежали из-под надзора и катались по льду. Катенька плотнее запахнула шаль на груди. Она тогда возненавидела это озеро, отнявшее все самое дорогое! Тонкий ледок не выдержал и проломился под крепеньким Эрнстом. Фридрих испугался и заревел, зовя на помощь. Вопли услышал Людвиг и бросился спасать крестника. Он был намного тяжелее мальчишки и тоже провалился в ледяную воду. Тело Эрнста так и не нашли. Пока бегали за лодкой, пока разбивали лед, делая широкую полынью, было уже поздно. Людвига вытащили, но он уже не дышал. Карл еще успел распорядиться насчет похорон и сам указал место на берегу, и на этом его силы закончились. Он слег, поседев буквально за ночь, узнавал только жену и все время спрашивал: «Как же так? Как же так, Катен`ка?». Катенька запретила себе плакать. Запретила себе думать и вспоминать о происшедшем. Запретила себе быть слабой — не время! На руках больной муж и трое детей, которых нужно вырастить. Некогда упиваться жалостью к себе. Она засучила рукава и занялась хозяйством. Похороны мужа прошли как во сне. Ей казалось, что все происходит не с ней. Толпы совершенно посторонних людей, неприкрытая жалость и снисходительность раздражали. Она получила предложение выйти замуж, едва гроб с телом опустили в могилу. И даже по поводу необычного захоронения были вопросы, но она пресекла: — На то воля покойного супруга. Он распорядился. Хотел быть ближе к сыну. На это даже у самых злоязыких соседей не нашлось возражений. Воля умирающего — закон. А Катенька не собиралась никому рассказывать, что Карл распорядился положить себя рядом с Людвигом. И место выбрал не в семейной усыпальнице, потому что хотел быть рядом с ним всегда. — Матушка, — голос сына заставил вздрогнуть: не ожидала. — Фридрих, ты напугал меня. — Прости, но по траве так сложно топать, и ты опять задумалась. Катенька кивнула и улыбнулась сыну. — Присядь, — похлопала она по скамье. Сын молча подчинился, по опыту зная, что спорить бесполезно. Мать слишком скорбела по отцу и не снимала траур даже спустя много лет после его смерти. Фридрих разглядывал ее профиль. Гордая и сильная женщина его мать. Она вызывала восхищение. И до сих пор держала в своих маленьких ручках бразды правления огромным замком и землями. Он не спорил и даже не стал наводить свои порядки. Ему казалось, что отбери у нее привычное дело, лиши возможности быть нужной и важной, и она тут же потеряет вкус к жизни, сдастся и будет смиренно ждать конца, угасая день ото дня. Сын терпеливо сидел рядом, разглядывая то могильные плиты, то озеро, будь оно неладно. Катенька снова вознесла благодарность богу: хорошо, что Фридрих похож на нее. Ни у кого и мысли не возникло, что его отцом был не Карл. Пришедшая ему однажды в голову идея, что Людвигу тоже хочется ребенка — вон как с крестниками возится — нашла свое отражение во Фридрихе. Катенька с интересом наблюдала за теми баталиями, которые велись в спальне. Людвиг сопротивлялся отчаянно, отстаивая свою свободу. В ход шли даже грязные приемчики вроде: «Раз я тебе больше не нужен, то я немедленно уезжаю», затем следовало бурное примирение, когда Катенька опасалась за свою кровать — выдержала бы. Наблюдать за их перепалками было забавно: Карл намекал, а Людвиг упорно делал вид, что не понимает, что имеется в виду их общий с Катенькой ребенок. — Ну пойми, дурья твоя башка, у меня, благодаренье Богу, трое детей, наследник есть, а ты… — А я совершенно счастлив тем, что мне выпало счастье быть крестным вашим детям. Герцогиня святая женщина! — Катарина, ну скажи ему! — Что я могу сказать, милый Карл? Боюсь, что нашему дорогому Людвигу просто не нравятся женщины. Особенно святые. Она до сих пор не знала, зачем поддразнила Людвига, но тому пришлось все-таки доказывать, что «Катен`ка» ему очень даже по душе, но раз уж такое сокровище принадлежит его другу, то он просто не смел даже мечтать… Их первый раз до сих пор порой снился ей, настолько разительно отличался он от привычного уже с Карлом. Людвиг был другой, как бы смешно это ни звучало. Он был деликатен до робости, но и нежен до умопомрачения. Катенька никогда бы не созналась даже на исповеди, что только с ним поняла, что значит быть женщиной. Желанной, трепетно любимой… Поцелуи Людвига сводили с ума. Она забывала обо всем: о Карле, о сложностях их отношений и вынужденном союзе. С ним она была просто женщиной, готовой отдаться по первому слову. Карл, наверное, что-то чувствовал, ревниво следя за женой и любовником, но не прикасался к ней — хотел быть уверен, что ребенок будет от Людвига. Тот же, испытывая вину, перестал целовать Катеньку, чтобы не давать повод к обидам. Самой Катеньке было бесконечно мало того, что давал Людвиг, хотелось большего, хотелось раствориться в нем без остатка и принадлежать только ему. Ребенок Людвига дал знать о себе сразу — утренней тошнотой, ломотой в спине и опухшими ногами. Она едва могла встать с кровати и ела только сухари чуть не до половины беременности. Людвиг был в ужасе, твердя о каре Божьей. Разубедить его не получалось. С Фридрихом она познала и родовые муки. Он шел ножками вперед и ни в какую не хотел появляться на свет. Катенька думала, что почти двое суток ужасающей боли сведут ее в могилу, но обошлось, и первая робкая улыбка Людвига своему сыну искупила все. Правда, хворь, привязавшаяся после сложных родов, не отпускала долго. Карл вызывал лучших врачей, возил на воды, и постепенно она пришла в себя. К сожалению, Людвиг зарекся прикасаться к ней, мол, нельзя так гневить Бога, и к огорчению Катеньки, Карл с ним был совершенно согласен. Теперь самое большее, что ей доставалось — это смазанный поцелуй во время момента страсти с Карлом. Детей, кстати, у них так больше и не было… — Матушка, вечереет. Пойдемте уже обедать, — Фридрих не выдержал долгого молчания. — Сын, я хочу тебе сказать… — Матушка, вы это говорите мне каждый раз, и даже такой олух, как я, запомнил: вы хотите быть похороненной рядом с отцом, вот здесь, — он показал рукой на место возле плиты Карла. — Уверяю вас, дорогая матушка, что выполню вашу волю, когда придет срок, но, право слово, не завтра же вы собрались помирать? Даже у самого злого человека не повернется язык назвать вас старухой. Пойдемте, повар приготовил вашу любимую рыбу. К тому же обещались приехать Стрелицкие. Вы же не оставите меня им на растерзание? — Ах, Фридрих, это кто кого еще растерзает! Их младшая дочь боится тебя до потери сознания, — Катенька оперлась о предложенную руку. — Придется объяснить милой Амелии, что я не такой уж и страшный! Из нее вполне бы вышла неплохая герцогиня, не чета вам, матушка, но… Катенька рассмеялась и шутливо ударила сына кулачком по плечу: может быть, в том, что герцогом Шверинским стал именно Фридрих, было сокрыто особое благоволение судьбы?