***
К счастью, в общественном заведении было почти пусто, разве что не хватало перекати-поле. Экипаж еще не пришел в себя после беспечной попойки и разгула темных сил. Ранг посадил ослабшего меха, заказал насыщенный энергон и подсел рядом. Родимус втайне был благодарен. Может, стоит ему поведать о своих… Нет, нельзя. Нельзя сдаваться. Он пил жадно, долго, большими глотками. Опустошил не один куб. Ранг не задавал вопросов. И это не сулило ничего хорошего. — Ранг, я только на пять минут, хорошо? Ты уж извини, но у капитана много работы… — Хорошо, — Родимус осекся, приготовившись выуживать причины. Поднял плечи, стиснул челюсти, шаркнул ногами. Ранг слишком быстро согласился. Он не смотрел на него пронзительно, скорее сочувственно, задумчиво. Он же не мог…? Он же не…?***
Родимус не планировал посещать офис Ранга, а как всегда задумывал отвертеться, уклониться, слинять под шумок, под шумок смыться, но после оказанной ему теплоты меха не смог бы простить себе неуважение по отношению к более старшему боту. Совесть он так и не одомашнил. Пять минут. Важно не засидеться и не разболтаться. Он установит хронометр. Ранг любезно впустил его в кабинет, и Прайм прошел вперед, рассмотрел убранство и плюхнулся в ближайшее кресло. За спиной послышалось: — А-а-м-м… Родимус? Я сейчас приду. Кажется, я кое-что забыл в столовой. Я быстро. — Да, конечно, — теребя ткань и скользя пальцами по подлокотникам, произнес капитан. Небось, любимые игрушки. Арк, что же еще. Хотя в рассеянности и расторопности Ранга было не обвинить. Родимус до сих пор ощущал себя неуютно, бродя взглядом по интерьеру, так как воспринимал посещение психолога как слабость и вызов, даже оскорбление. Пусть всякие Рэд Алерты, Вирли и Максимусы засиживают до дыр мягкие удобные кресла или, например, Ферст Эйд, на глазах которого косила друзей три раза смерть, но он? Он не параноик. Еще. Резво крутанувшись, Родимус вздохнул. Поболтал ногами. Побарабанил пальцами. Стукнулся головой о подголовник. Потом еще раз оттолкнулся от пола. Скука почти расслабляла, такая нужная сейчас. Коммлинк. — Родимус, я уже иду. Не воспринимай, пожалуйста, мою задержку как отмену группового сеанса, хорошо? И отключился. Капитан фыркнул. Крутанулся на вращающемся кресле. А затем широко распахнутыми глазами уставился туда, где недавно высвечивалось пропавшее ныне изображение. — Группового? — вырвалось с выдохом у ошеломленного пациента. Второе кресло, повернутое спинкой к нему, развернулось, позволяя рассмотреть второго гостя. На него смотрел внимательно Дрифт. Не прошло и секунды, как капитан подорвался с места и метнулся в сторону выхода. Дверь снаружи была заблокирована. Они обманули его! Предали, кинули! Это ловушка, капкан, западня! А он, глупый, не учуял засады. Он вскинул руку, направляя начинающиеся разгораться орудия на автоматическую дверь. Если ему не откроют, значит, он сам проделает себе выход. Дрифт, не без интереса наблюдавший за действиями своего капитана, даже расслышавший нечто в роде «Я на это не подписывался», сорвался и в одно мгновение оказался рядом, отвел руку, не давая выстрелить, и зажал Прайма к стене. Родимус крикнул, скорее от страха. Ужас прошиб все его тело, а переживаемый глубокий стресс вылился в панику. Заголосило обостренное чувство вины: у меха началась истерика. Хлынули набежавшей волной и захлестнули эмоции, с которыми он все это время пытался бороться, заткнуть и подальше затолкать в закрома. В искре клокотало плохое предчувствие. Стыд. Страх. Обида. Ярость. Ярость на себя, разочарование в себе. Совесть не раз обнажала клыки, вгрызаясь воспоминаниями. Родимус в нарастающем страхе попытался оттолкнуть, но его опасения стали сбываться: Дрифт оказался сильнее. Хоть рыцарь никогда не показывал свое превосходство, не давал даже повода или намека, Родимус, создавший иллюзию, что они равны, всегда понимал это. Тяжелые времена одинокого выживания в Тупике; коронование самим Мегатроном и посвящение в члены фракции остроугольного знака; несение службы на корабле в качестве офицера Дэдлока под командованием Турмоила; очищение и пребывание в Кристальном Городе у Круга Света в роли уже вновь возрожденного Дрифта под крылом Винга; переход на сторону ботов и работа в команде отчаянных врекеров — все это закалило и отточило характер. Но и он был не лыком шит! Он взорвал родимый город вместе с теми, кто не успел эвакуироваться и остался там теперь навсегда. Ему пришлось пойти на этот самый жуткий поступок… Он привел Ориона к Матрице, чтобы стать в конце концов Оптимусом. На короткое время даже стал Праймом, сотворив немало ошибок, но Матрица дала ему жизнь. Дала ему шанс. Он вновь предпринял попытку к бегству, но едва не взвыл, осознав, что все равно бессилен что-либо сделать. Он все еще слаб. Сейчас меч прорубит второй рот на его шее. За то, что лишил цели, дома, друзей. За то, что окунул чужого в позор. За то, что очернил репутацию и эти белые пластины. Родимус затрясся в стальной хватке. Дрифт, кажется, навалился всем своим телом. Услышав лязг выходящего из ножен меча, капитан, жмурясь, задергался в отчаянии. — Нет! Не надо! Прошу… Прости меня, прости! Я сожалею о содеянном! Я не хотел, чтобы так получилось! Это полностью моя вина, моя! Почувствовав некоторую свободу, Родимус возвел глаза к потолку и на звуковой скорости зашептал: — Любая… любая сделка с Праулом — это всегда наказание, проигрыш. Но нет, я не виню его. Не имею права. Я не должен был позволять тебе уходить. Не должен был разрешать ревущей толпе поносить тебя. Не должен был… Чужие губы почти прижались к боковой стороне шлема. Родимус вздрогнул. — Просто скажи мое имя. Ноги его уже давно не держали, подкосившись, и только сильная крепкая хватка заставляла его стоять ровно. Дрифт не давал ему упасть. Чтобы после низвергнуть в пучину бесконечного страха. Родимус еще с минуту молчал, едва не униженно поскуливая, содрогаясь в столь цепких объятиях. Рыцарь покорно ждал. Он усилием воли разомкнул дрожавшие губы. Зубы стучали. Голос дрожал. — Д… Дрифт. Рыцарь не мог не отметить, как щедро выступавшая смазочно-охлаждающая жидкость на рыжей броне покрывала уже его собственную, сливалась с телами, между которых не было зазора; как похолодел в мгновение Родимус. — Умница, — послышалось над датчиком. — А теперь загляни мне в глаза. Он смеялся в лицо опасности. Он заигрывал с огнем и собственным жаром опалял его языки, он тянул за концы длиннополого плаща смерть и отпрыгивал при взмахе ее лезвий. Посмотреть в глаза меху? Родимус почувствовал, как серые пальцы взяли его за подбородок и потянули вниз. Он ощутил почти физическую боль, вспышку боли, когда его взгляд расширенных глаз упал на лицо Дрифта: он заворочался, но усилия оказались тщетны. Соприкосновение пытливых взглядов было словно скрещенные клинки, от которых вспыхнули искры: рыцарь жег его и плавил, и под натиском он таял. Длительная мука размером в целую вечность. — Молодец, — произнесли губы. И улыбнулись. Родимус ошарашено уставился на источник своих терзаний. Дрифт улыбнулся шире. — Ну, а что ты думал, Родимус? Что я причиню тебе вред? Что он вспорет ему живот, вынет внутренности и обмажется? Что Дрифт трансформируется обратно в Дэдлока? Изобьет до полусмерти? Прочитав недоверие и ожидание подвоха по выражению чужих глаз, рыцарь выдохнул и нарочито медленно, чтобы не вспугнуть и так боязливо жавшегося к стене Родимуса, потянулся за спину рукой к Великому мечу — единственному, два других он оставил у себя в отсеке. Обхватив пальцами рукоять, он, не отнимая взгляда от округлившихся глаз капитана, вынул меч и, отведя в сторону руку, выбросил. — Так лучше? Я безоружен. В отличие от тебя, Род. Шутливый тон и признание собственного поражения не возымели эффекта: снова постоянно перемещающийся взгляд, ищущий на чем бы задержаться, лишь бы не смотреть напрямую. Запахло новыми причитаниями. Дрифт помолчал, а затем освободил одну руку и стал сдвигать пластины в области груди своего пленника. Тот вскрикнул и начал вырываться. Дрифт не выдержал и шикнул. На несколько секунд этого хватило. Створки камеры искры насильно он не сместил, зная, как это болезненно и неприятно, а взамен прислонил ладонь к своей груди, пластины которой начали расходиться, и до сих пор скрываемый мерцающий шар представился взгляду. Родимус, словно зачарованный, вперился в полыхавшую плазмой чужую звезду. Это было… таинством. Верхом доверия. Сакральным обрядом. Никто никогда никому не откроет искру, позволяя увидеть у всех различный цвет, разве что… — Я не ненавижу тебя. Не злюсь и не сержусь. Хотя нет, — он замолчал, обдумывая. — По правде говоря, я действительно стал закипать, когда ты начал играть со мною в кошки-мышки. Я забыл, что значит охота. Судя по неподвижному корпусу, зажатому в его руках, Родимус тоже забыл: забыл, как вибрировать каждой шестерней и пропускать воздух по системам. Никто его уже не прижимал жестко к стене — Дрифт аккуратно поддерживал любимый корпус, в котором теплилась не менее любимая искра. Улыбка исчезла, когда капитана начала снова трясти мелкая дрожь. Он стал хныкать и всхлипывать. Страшно, больно, стыдно. — Н-но я же… — Ты поступил правильно. Народ требовал виновника, жаждал расправы. Из всех только трое знали, что заяц на борту. Но ты капитан, ты не можешь покинуть корабль и экипаж. А Брэйнсторм нужен тебе и команде. Персептору нужен. Он начал медленно слизывать льющиеся дорожки с чужого лица. Как энергон, сочащийся из раны. Этот солоноватый вкус — горечь вины, которую виновный пытался загладить. — Это был наш уговор, помнишь? Я сам дал согласие на это. А ты не умеешь хранить тайны. Ведь ранее ты признался, признался еще до моего возвращения, что совсем не требовалось делать. Рыцарь притянул за концы шеврона голову Родимуса к себе и коснулся лбом, гася оптические сенсоры. — Ты сделал всё, Родимус. Более чем следовало. И я горжусь тобой. Прайм сделал нервный вздох и попытался отстраниться, вертя головой. — Н-нет… Не всё. Я должен был полететь за тобой. Попросить прощение и предложить хотя бы вернуться. Не я, а Рэтчет привел тебя сюда. Капитан готов был вновь завыть свою скорбную песнь, когда пальцы мягко коснулись его губ, и те перестали дрожать. — Рэтчет — доктор, и знает, какое лекарство нужно больному. Он просто прописал тебе меня. Док, может, и хмур, но он заботится даже о тех, кто почти никогда не посещает его медотсек. А ты капитан, ты не можешь взять и бросить всех, кто на твоем попечении. — Всё хорошо, Родимус. А с этого дня будет еще лучше. Я прощаю тебя, если тебе так будет угодно. Ну… Датчики зрения ярко блеснули. Один уголок губ пополз хищно вверх. — Если ты так сильно настаиваешь на том, чтобы убавить громкость голоса совести, то я буду очень не против вложить… свою благодарность в твое раскаяние, — недвусмысленно проведя пальцами по щитку, закрывающему пах, и начертив сердечко, Дрифт остановился, заметив, как Родимус попытался зажаться, свести ноги и отодвинуться. Уж заместитель знал, что как бы Хот Род не позиционировал себя, он был самым что ни на есть нетронутым. Нулевым. И отгораживался от всех, когда дело заходило об этом. Зачем он навешивал на себя ярлык донжуана, оставалось неясным. Для большей популярности? — Ладно, ладно, я пошутил! Я не собираюсь с тобой ничего делать. Только, пожалуйста, не бойся меня и не стыдись, и не ненавидь себя, — он поспешил убрать руку от столь интимного места и вновь положил ее на грудь капитану, продолжая осторожно массировать пальцами живот, спину, бока, руки. Заставляя расслабиться. — Ты мне хоть… веришь? Родимусу было неловко: это он должен был вылезать из шкуры, чтобы задобрить наверняка угрюмого после изгнания Дрифта. Он должен был везде составлять ему компанию, рассказывать о состоявшихся приключениях, представлять новеньких, перечислять слухи, выдумывать шутки, разрывать смехом тишину. Это он должен был перед ним… Дрифт сделал многое для «Лост Лайта», пусть никто и не знал об этом: интерпретировал карту, прочертил путь, раздобыл корабль, переговорил с Праулом, нанял команду. Советовал, вдохновлял, подбадривал, не отказывал в помощи, писал ему речи, о чем догадывались остальные ребята, которые думали, что кроме единственной фразы, запатентованного слогана, Родимус ничего не знает. А еще Дрифт верил в него. Он почему-то сразу увидел в нем героя, которым Родимус никогда не был, как бы ни печально было это признавать. Случайный Прайм. Что может быть хуже? И где вся та хваленая мудрость, что передается с ней? Вот Оптимус — герой. А он? … Сейчас он выглядит жалко. Дрифт не знал, но Родимус его считал своим кумиром. Меха сделал вздох и проговорил: — Да… Ведь если бы ты хотел меня прикончить, ты бы увел меня куда-нибудь поглубже да потемнее. Дрифт несколько секунд молча, но красноречиво смотрел на сникшего, но переставшего лить слезы, капитана. — Ты это сейчас серьезно? Нет, не хочу даже слышать. Надеюсь, это твоя последняя ошибка, м? Родимус кивнул — системы бойкотировали работу в штатном режиме — и положил ладони на ладони зама, слабо пытаясь убрать от себя, и скользнул вниз спиной по стене. Дрифт вовремя перехватил отключавшегося друга и заботливо опустил его на пол, переложив секунду спустя себе на колени. Драгоценная ноша. — А как же… Магнус? — на границе сознания спросил истощенный капитан, не оказывая сопротивления. — Магнус тебя не обманывал. Он правда думал, что я пойду за ним. Но вряд ли так думает сейчас, обнаружив пропажу, — улыбнулся рыцарь, поглаживая шеврон напарника. — Связь «не работает», так что… — Ты не был на вечеринке? Сверв очень старался. Я видел. Хлопушки, петарды, фейерверки, светомузыка. Припасенное и изъятое со складов дорогостоящее выдержанное крепленое топливо высшей марки и разных сортов, а не дешевое каждодневное пойло. Почти коллекционное. — Еще бы интеров позвали, — хмыкнул Дрифт, не переставая гладить. - Нет, не был. Как я мог быть там, кутить со всеми, когда мой друг вместо того, чтобы упасть мне в объятия, упал передо мной в обморок? Я места себе не находил, — он улыбнулся, обрадовавшись, что Родимус наконец-то заговорил, как и прежде. Положить ладонь на грудную пластину, а голову — на плечо и наслаждаться, когда рыцарь чуть поворачивает голову к нему, щекоча идущим теплом, дыханием и шепотом. Это Дрифт должен был ловить кайф на церемонии награждения, на вечере, а он ему все испортил. Это Хот Род должен был пасть пред ним на колени, касаться лбом пола, вымаливая прощение. — Больше не пытайся открыть дверь столь радикальным способом, ладно? И потом, какой меха станет взрывать дверь, сам не отойдя на приличное расстояние? Родимус чуть улыбнулся. — Ранг мне все передал. Когда отпоим тебя, можем заняться твоим внешним видом: Родимус, если бы ты видел себя, ты бы себе не понравился. Мне-то ты нравишься всяким. А потом, если хочешь, раз нагоняй нам от Магнуса все равно обеспечен, можем погонять по коридорам, как в былые времена. Или возобновить уроки фехтования. Сдашь экзамен — и выкуем твой собственный меч. Ну, что скажешь, капитан? Родимус сонно перебирал проводки на шее своего рыцаря, нежась в долгожданных объятиях. — Ты вернулся к команде. — Не было дня, чтоб я не вспомнил о вас. — Но… Дрифт потерся щекой. Склонился и нежно поцеловал в голову. Аварийное отключение никто не хотел допустить, но не поговорить с тем, кого не видел так долго? Эгоистично, наверное. Он резко встал, взяв на руки бережно тело, и направился к дверям. — Но? — Но… вернулся ты ли ко мне? Дрифт остановился. Заглянул в тусклые глаза. Будто лепестки по весне, оранжевые пластины в грудной секции раздвинулись сильнее, и камера раскрылась, обнажая свечение бесплотной искры, что потянулась на зов.***
Ранг, допив через трубочку энергон, высасывая уже пустоту, причмокнул и поднялся с сидения. Пора. Давно пора. Он легкой походкой дошел до двери в свой кабинет и, разблокировав дверь, шагнул через порог и остановился. Психотерапевт расплылся в довольной улыбке, любуясь картиной безымянного творца, имя которому всем было известно. Ведь только он рисует взгляду поцелуй влюбленных. Первый поцелуй.