Игра стоит свеч

После памятного матча прошло несколько недель. Ноябрь близился к завершению, и зима уверенно вступала в свои права. Позавчера выпал первый снег, впрочем, к утру следующего дня он уже растаял, вновь обнажив потемневшую листву, что еще оставалась на деревьях, да неприглядную слякоть городских улиц. В эти дни Подольск напоминал угрюмого серого монстра, прилегшего отдохнуть на берегу Пахры. Незаметно для самой себя я слилась с этим городом, стала частью его, бездушного, безразличного, и с приближением зимы сердце мое совершенно замерзло. Лишь где-то глубоко, под слоем прозрачного льда еще теплился маленький огонек жизненной силы и веры в лучшее. Я выполнила данные себе обещания. Заняв место в студенческом совете академии, я занималась профсоюзной деятельностью. Мои способности к творчеству также не остались незамеченными, и раз в неделю холл первого этажа украшался новой стенгазетой, выпущенной при моем участии. Постепенно я стала известной личностью не только на своем курсе, но и во всем университете, правда, наибольшую популярность мне принесли не мои старания, а один случай, произошедший на лекции по анатомии. Надо заметить, что за последнее время рейтинг мой ощутимо вырос, и мне оставалось обойти по баллам лишь одного парня из параллельной группы, чтобы занять лидирующую позицию. Преподаватели оценили меня по достоинству, и даже декан факультета однажды выразил надежду, что из меня может получиться очень хороший врач. Единственным препятствием на пути к безусловному успеху был Олег Сергеевич Волков. Зубастый или до сих пор не простил мне пропуск первой своей лекции, или питал ко мне личную неприязнь, но если остальным студентам он давал некоторые поблажки и спускал опоздания и неверные ответы на семинарах, то ко мне придирался страшно и по любому поводу. Я стоически это терпела, была доброжелательна, инициативна, всегда готова к занятиям, и, в конце концов, даже он, кажется, начал понимать, что я чего-то да стою. Мне оставалась продержаться на плаву совсем немного, однако все мои усилия были сведены на нет на предпоследней лекции. На том занятии профессору показалось внезапно хорошей идеей провести опрос учащихся на тему «почему я выбрал эту профессию». С какого перепуга он оставил этот разговор на конец семестра, тогда как с него следовало бы начинать, мне до сих пор непонятно, но, видимо, у Зубастого на то были свои причины. Студенты по очереди — одни с энтузиазмом, другие нехотя, — принялись отвечать. Сначала я слушала их с интересом, но после стала замечать, что они все на разные лады поют одно и то же. Звучали пламенные речи о человеческом долге, ответственности, самоотверженности и прочих «высших целях», которые ставили перед собой будущие врачи. За время учебы я успела неплохо узнать своих соучеников, чтобы верить всему, что они говорят. Поэтому, когда наша староста принялась вдохновенно вещать о преемственности поколений (оба ее родителя — медицинские работники) и готовности посвящать всю себя заботе о других людях, я не выдержала и тихонько фыркнула. На беду, смешок долетел до ушей Олега Сергеевича, и он с быстротой нападающего хищника обернулся ко мне. — Пахомова, вы нашли в словах Петровой что-то смешное? Мне бы не помешало молча покачать головой и с виноватым видом уставиться в конспекты, тогда, возможно, все обошлось бы внеплановым рефератом или еще каким-нибудь заданием, которыми Волков обычно нагружал студентов в наказание, но меня так и распирало от желания вступить в спор с этими «новыми мессиями», собравшимися вокруг меня, и прояснить их истинные мотивы. Даже не знаю, почему, ведь не справедливости же ради. В общем, тогда я не нашла ничего лучше, как заявить: — Нет, Олег Сергеевич, в ответе Тани я не вижу ничего забавного, равно как и в словах других. Только, мне думается, причины, побудившие большинство моих однокурсников выбрать именно эту профессию, на самом деле куда более прозаичны, чем те, что они озвучили. Выдав эту витиеватую фразу, я успела заметить, как холодно, будто два ножа, блеснули глаза Волкова, и лицо его прорезала тонкая ухмылка. Удивительно: своей манерой преподавания и умением нагонять на студентов неописуемый ужас он так похож на профессора Снейпа, что при его поттеровской внешности выглядит весьма забавно. Ну просто Снарри какой-то. Я едва сдержалась, чтобы не хихикнуть. Наверное, это уже истерическое, потому что мне внезапно тоже стало страшновато. — В таком случае, — надменно произнес он, — не соблаговолите ли поделиться с нами своими соображениями? Я с безразличным видом пожала плечами и, приготовившись отвечать, огляделась вокруг. Все головы были повернуты ко мне, на всех лицах застыло одно и то же выражение: «Тебе что, больше всех надо»? — Ну вот все здесь говорят о том, — с трудом уняв дрожь в голосе, начала я, — что в медицинский их привело желание творить добро. Я не собираюсь ставить под сомнение благие цели моих однокурсников, но… Правда, не думаете же вы, что все сдали сложные вступительные экзамены, готовы пройти через тяжелый и долгий процесс обучения только для того, чтобы потом всю свою жизнь прозябать в каком-нибудь захудалом госучреждении вроде наших городских больниц, проводить в операционной по четырнадцать, а то и семнадцать часов в сутки за мизерную зарплату, и все это — из чистого альтруизма? Да наши знания, если только мы сумеем их применить, откроют перед нами невероятно широкие возможности! Можно заняться наукой и совершать большие открытия, такие, что наши имена будут греметь по всему миру. Скажете, никто об этом не думал? А как же желание реализоваться, добиться признания, заняться частной практикой или вовсе переехать заграницу, получать хорошие деньги и жить в свое удовольствие? Вот они, реальные мотивы, и не надо прикрываться безграничной любовью к пациентам. Я уж не говорю о том, что некоторых сюда привела воля родителей, а кто-то и вовсе в биологии и химии разбирается лучше, чем в других предметах. — Тут я выдохлась и замолчала. В общем-то, я сказала все, что хотела, оставалось лишь дождаться ответной реакции и надеяться, что одногруппники не разорвут меня на тысячу маленьких Пахомовых. — Что ж… — медленно произнес профессор. — Спасибо за то, что раскрыли нам глаза на истинную ценность нашего дела. Мне все про вас ясно, Пахомова, что же касается остальных, — тут он обвел глазами аудиторию, — то смею надеяться, они говорили правду, и спустя время все они выйдут из стен этого заведения настоящими врачами, теми, для кого призвание состоит в заботе о жизни и здоровье других, квалифицированными специалистами, для которых слова «долг» и «ответственность» — не пустой звук. Вы же, София Ильинична, продолжайте и впредь печься о своих низменных желаниях, и через пару лет мы с вами посмотрим, что из этого получится. Каждым словом он вбивал гвоздь в крышку моего гроба, и я сидела ни жива ни мертва, совершено ошалев от того, как ему удалось вывернуть наизнанку все то, что я сказала, и обратить это против меня. Ведь я же вовсе не про себя говорила! Да половина нашего курса выбрала эту профессию чисто из-за престижа! Волков — человек умный и тонкий, он не может этого не понимать. Тогда что это? Педагогический ход, наказание за то, что я решила выразить общее мнение, то, о чем остальные не решались сказать? Или отчаянная попытка доказать, что не все в этом мире измеряется материальным? Я едва не застонала от безысходности. Ну вот какой леший меня за язык тянул? Теперь мне ни за что не сдать зачет Зубастому, да он меня на нем с потрохами съест! После этого случая мои однокурсники разделились на два лагеря. Одни были настроены враждебно и просто игнорили меня, другие миролюбиво хвалили за честность, но, в конечном счете, все считали дурой. Мне же было фиолетово и на тех, и на других: у меня была Оля. *** С Беловой мы виделись реже, чем хотелось бы, но очень старались это исправить. Раза два-три в неделю нам удавалось пересечься где-нибудь в городе, а в выходные она оставалась ночевать у меня, и мы делились друг с другом новостями. С ней можно было говорить обо всем; девушка в равной степени хорошо разбиралась и в современной музыке, и в полотнах великих художников, в дорогой косметике и мировой политике. А уж о литературе мы могли спорить часами. Но, так или иначе, все наши разговоры безнадежно сводились к хоккею. Оля была в восторге от своей новой работы. Если в начале она знала об этом виде спорта не больше меня, то теперь уже вовсю сыпала терминами и вгоняла меня в тоску рассказами о тактических тонкостях тренера Макеева. От нее я узнала, что в последнее время дела у «Медведей» пошли лучше, им удалось обыграть «Химик» и еще какую-то команду, название которой я не запомнила, и Винни-Пухи медленно, но упрямо ползут вверх по турнирной таблице. Оля спрашивала, почему я больше не хожу на матчи, но я отделывалась общими фразами, ссылаясь на занятость, и была пока не готова открыть ей то, что было у меня на душе. Впрочем, долго скрывать не пришлось. В тот раз Белова, уставшая от шума и суеты общежития, опять ночевала у меня. Мы только что посмотрели очередную серию «Игры престолов» и долго обсуждали увиденное, лежа на кровати. Несмотря на то, что обеим предстояло рано вставать, спать мы пока не собирались. Потом разговор плавно перетек к Олиному сайту, и тут девушка неожиданно попросила меня об услуге. — Я вообще ничего не успеваю, — пожаловалась она мне. — Столько всего хочется сделать, столько планов, идей, а чтобы их воплотить, мне часов в сутках не хватает. Вот сейчас я работаю над созданием форума, пытаюсь привлечь болельщиков к обсуждению насущных тем, но пока как-то не очень получается… А еще я провожу блиц-опрос ребят из «Медведей», ну знаешь, разные вопросы об их интересах, предпочтениях. Потом еще у каждого хочу интервью взять, более развернутое, а пока решила этим ограничиться. — Здорово, — похвалила я. — Обязательно почитаю. К слову, я еще даже не была зарегистрирована на ее сайте, из-за чего Оля временами слегка на меня обижалась. Она села в кровати. — Софи, я тебя попросить хотела… — глаза ее блеснули в неярком свете ночника, — ты же ребят знаешь. Помоги мне с этим опросом, а? Мне не всегда удается поймать хоккеистов после тренировки, пока с одним разговариваю, других уже след простыл, а вдвоем мы бы гораздо быстрее управились. Вообще-то я зареклась на тему того, что моя нога еще хоть когда-нибудь ступит в пределы Ледового, но не отказывать же новоприобретенной подруге лишь из-за того, что я боюсь встречаться с Егором? — Ладно, — согласилась я, переворачиваясь на спину, чтобы девушка не увидела выражение моих глаз. — Кто у тебя остался? — Сейчас вспомню. Кажется, Назаров, Кисляк, Скворцов, Антипов, Пономарев и Щукины, — перечислила она. — Давай ты возьмешь Кисляка и братьев, а я — остальных. — Нет, вот только не Щукиных! — вырвалось у меня, и я даже вскочила с места от волнения, представив, что могу снова увидеть капитана. От пристального взгляда Оли не ускользнула перемена моего настроения, и она прямо спросила: — Почему? Между вами что-то произошло? — И, так как я насупилась и отвечать не собиралась, продолжила расспрашивать: — С Димой? С Егором? — Оль, я не хочу об этом говорить. — Я обошла кровать и выключила настольную лампу. Комната сразу погрузилась во тьму. — И вообще, спать пора. Но в Беловой уже проснулись инстинкты истинного журналиста, а именно — острое любопытство и желание докопаться до правды. Только транспаранта с девизом «Скандалы, интриги, расследования» не хватало. — Дима вряд ли смог бы тебя заинтересовать, — тем временем вслух рассуждала Оля, — он младше и вообще… Значит, Егор. Он тебе нравится, да? Или вы с ним встречались, а потом Касаткина у тебя его отбила? Я глухо застонала. Сейчас Белова такие теории развивать начнет, мало не покажется. Лучше уж самой все рассказать. Поэтому следующие минут пятнадцать я посвящала Олю в тайны своей личной жизни. — Ты правильно поступила, — выслушав мой путаный рассказ, заключила девушка. — Хотя я не понимаю, что ты в нем нашла. По-моему, он ужасно скучный. Признаться, я и сама не могла связно ответить на этот вопрос. Егор и правда был ничуть не красивее тех, с кем я раньше встречалась, ничуть не умнее и нисколько не обаятельнее, но я видела в нем нечто такое, что отличало его от других. В нем была искренность, чистота, которой мне так не хватало не только в парнях, ранее окружавших меня, но и в себе самой. Он относится ко всему с такой ответственностью, и он мягкий и добрый, он может быть отчаянно-смелым и благородным. Егор лучше меня, и это меня притягивало. Даже тому, что он решил прекратить общение со мной, я нашла оправдание. И Оля не права: мне никогда не было с ним скучно. Но Беловой я решила всего этого не говорить, вряд ли она меня поймет. — Ладно, Диму я беру на себя, — сказала я. — И Кисляка с Антиповым, так уж и быть. Оля покачала головой: — С Антиповым я сама хочу… — начала было она и осеклась. Я едва не свалилась с кровати от удивления. — Чего это ты хочешь с Антиповым? — Поговорить, — пробурчала Оля и отвернулась от меня. Теперь настала моя очередь выпытывать ее секреты, и сдаваться так просто я не собиралась, а потому принялась тормошить ее за плечо. — Оля, Оль, так не честно. Колись давай. Она только молча покачала головой и уткнулась лицом в подушку. Тогда я обиженно фыркнула, ложась на другой бок и натягивая одеяло до подбородка: — Ну и ладно. Впредь сто раз подумаю, прежде чем тебе что-то рассказывать. Это подействовало. Белова страдальчески вздохнула и тихо проговорила: — Да, он мне нравится. Очень. — У тебя какой-то извращенный вкус, — хихикнула я. — Ну что там может нравиться? Это же просто сгусток негативной энергии. — Я вовсе не забыла, что сама находила Антона интересным. Да, в нем определенно что-то было, но встречаться с ним? Это выше моего понимания. — Мне тоже сначала так показалось, — ответила Оля. — Но поверь, он может быть другим. На самом деле он очень добрый и открытый. Нет, журналистское чутье на этот раз явно подвело Белову. Уж чем-чем, а добротой и открытостью от Антипова и не пахло. — Он ухаживает за мной, — скромно призналась подруга, чем ввела меня в состояние глубокого шока. Ухаживает? Антон? А он вообще знает, как это делается? Да я вообще на его лице видела только три выражения: ехидства, раздражения и вселенской скорби. Да-а-а, вляпалась подруга. Я представила, как на первое свидание он придет с охапкой кактусов в руках, и хохотнула. А что, вполне в духе Антипова. — Зря ты смеешься, — сказала она. — Он как-то сразу начал опекать меня, с первых дней. Никому в обиду не дает, и, знаешь, с ним я чувствую себя гораздо увереннее. Честно говоря, я совсем не представляла рядом веселую, жизнелюбивую Белову и мрачного, агрессивного Антона, но раз их симпатия взаимна, что ж, я только рада за нее. Может, у них что-нибудь и выйдет. В душе легонько царапнуло, но я не придала этому значения. В итоге, мы сошлись на том, что за мной остаются Назаров, Кисляк и Димка, и, утомленные откровенностью, наконец уснули. *** Помимо академии и встреч с Олей я теперь много времени проводила в торговом центре. Отец таки лишил меня карманных средств, заменив их неплохой, но все равно небольшой зарплатой, так что пришлось ее отрабатывать, а заодно учиться планировать расходы. Папа также выделил мне кабинет, к которому прилагались двое сотрудников — очень милый энергичный Сережа и закомплексованная старая дева Нелли, которую мы с Сережей за глаза называли Грымзой Ивановной. Первый пытался флиртовать, вторая, явно метившая на место начальника отдела, которое заняла я, не упускала случая поплеваться ядом, но оба они быстро ввели меня в курс дела, и уже в конце первой недели я знала по именам не только всех работников торгового центра, но и арендаторов торговых площадей, а во вторую была в курсе их настроений и планов. Неожиданно для самой себя мне понравилось здесь работать. Отец особо не напрягал, скорее, мягко наставлял и делился необходимой информацией, а сама работа оказалась не сложной и интересной. Не менее радовало меня и уважительное и заискивающее отношение персонала, хотя за ним нередко скрывались недоброжелательность и зависть. Еще бы: дочка владельца, пришла на все готовое, без опыта работы и нужных знаний, но вся такая важная и надутая. Я же вовсе не пыталась казаться такой, напротив, мне хотелось завоевать искреннее уважение, и я развернула бурную деятельность в этом направлении. По большей же части мои обязанности первое время сводились к поиску новых сотрудников и оформлению документов. Иногда меня развлекал Стас, забегавший после универа попить кофе и поболтать. Нередко он пытался меня куда-нибудь вытащить, но мне отлично удавалось отвертеться от свиданий, прикрываясь работой. Но сегодня он пришел с предложением, от которого я просто не могла отказаться. — Софочка, у меня для тебя кое-что есть, — лукаво сообщил он, едва вытащив меня из кабинета. — Что? — заинтересовалась я. Стас сегодня был необыкновенно хорош в своем новом темно-синем костюме, идеально сидевшим по фигуре. Глаза у парня сияли, на щеках играли хорошенькие ямочки. — Скажу, если станцуешь, — он улыбнулся, слегка прикусив нижнюю губу. — Обещаю, тебе понравится. Возможно, я вправду предвкушала что-то особенное, потому что впервые за много времени Калинин не вызвал у меня раздражения. Состроив для приличия недовольную гримаску, я сделала несколько танцевальных па. Надеюсь, у него там не билеты в Оперный или, что еще хуже, на хоккей, а то он у меня получит за это представление. — Ну? — нетерпеливо уставилась я на него. Калинин выдержал таинственную паузу, после чего достал из внутреннего кармана пиджака два ярких черно-зеленых билета. Я тут же выхватила их у него из рук и с радостным визгом повисла у Стаса на шее. — Что и требовалось доказать, — смеясь, сказал он и обнял меня. Я счастливо улыбнулась, вдыхая приятный аромат его одеколона с нотами можжевельника. — Когда едем? — Послезавтра. И, думаю, самолетом будет быстрее. — Точно, — согласилась я, выпутываясь из его рук. На нас уже стали оборачиваться. — Стас, спасибо тебе большое. — Для тебя — все, что угодно, — приложив руку к груди, серьезно сказал он. — И, кстати говоря, я терпеть не могу такую музыку, так что пусть это будет первым доказательством моей тебе преданности. Я рассмеялась и предложила ему пойти на фудкорт отметить это дело мороженым и чашечкой кофе. По пути Калинин рассказал, как ему удалось достать билеты, а потом заявил, уходя от темы в неожиданном направлении: — Мне кажется, твой отец весьма нерационально использует торговые площади. — Что? — Переход был таким резким, что я удивленно захлопала глазами, не понимая, к чему это он. — Ну сама посмотри, — он повел рукой, обращая мое внимание на все вокруг. — Здесь очень просторные холлы — и пустые. Почему бы не поставить тут торговые островки? К примеру, с часами, или с элитной парфюмерией. Он не думал об этом? — Не знаю, — медленно произнесла я. — По-моему, все и так очень хорошо. — А вот здесь, у фудкорта, такое место впустую простаивает! — возмущенно продолжил Калинин. — А на первом этаже или около кинотеатра можно игровую зону открыть: аэрохоккей, гонки… — Стас, — улыбнулась я. — Ну чего ты разошелся? Тебе насчет этого надо с моим отцом поговорить, а не со мной. Предложи ему эти идеи, думаю, они очень даже хорошие. — Признаться, я несколько побаиваюсь твоего отца, — поежился Стас. — Он очень суровый человек, и ему может не понравиться, что я лезу к нему со своими советами. — А мне кажется, он оценит их по достоинству. — Ну, может быть, — кивнул Стас. — Да, и еще. По-моему, он очень даже зря отдает площадь под магазины в средней ценовой категории. Если бы это был мой торговый центр, я бы предпочел дорогие сетевые бутики. — Но он не твой, — раздраженно сказала я, потеряв терпение от того, что Калинин критикует моего отца и то, как он ведет дела. Приятные впечатления от сюрприза мигом улетучились. — Да, ты права, не мой, — кивнул Стас, и на губах у него зазмеилась неприятная усмешка. — Извини. Давай пить кофе. Вечером, улегшись в постель, я припомнила все события пролетевших недель. Одни были хорошими, другие — неприятными и даже пугающими, но, в любом случае, скучать мне не приходилось ни минуты. И, самое главное, в эти дни я редко, реже, чем предполагала, думала о Егоре. Вспомнив о нем сейчас, я почувствовала, как что-то дрогнуло в груди, но не больно, а волнующе-дразняще. Кажется, я все еще была влюблена в него, но он теперь стал для меня чем-то вроде мечты, чем-то, до чего хочется дотянуться, но без чего вполне можно обойтись. Неким абстрактным идеалом, сквозь который я всегда буду смотреть на других мужчин. Я усмехнулась собственным мыслям. Все хорошо, пока я не вижу его, но что, если мне снова доведется встретиться с ним и страсть опять накроет с головой, справлюсь ли я с ней? Вывод напрашивался простой: нужно просто избегать любых встреч. Вот помогу Оле — и все, больше меня во Дворец никто не затащит, ни под каким предлогом. А все воспоминания упрячу еще дальше, переселю в подвал своего сердца, где никто не сможет до них добраться, и буду доставать, как пыльную шкатулку, только в минуты ностальгии по прошлому. Это меня совершенно устраивало.