Bon Jovi — Blame It on the Love of Rock & Roll
Я люблю Питер. Когда я впервые посетила его, еще в детстве, с родителями, то подумала, что попала в другой мир. Сказочные дворцы, мистические существа, встречающиеся то там, то здесь, мосты, расправляющие свои громадные крылья, чтобы дать дорогу теплоходам, до поры дремлющим на спокойной глади Невы, — все это казалось таким неземным, невозможным и бесконечно прекрасным. С тех пор так и повелось. Петербург стал для меня особенным. Здесь стирались границы времени и призраки прошлого бродили со мной в любимом Летнем саду, когда я вела с городом свои долгие молчаливые диалоги. Я часто сбегала сюда из суетливой столицы, когда чувствовала, что подбирается депрессия или кончаются душевные силы. Нужно ли говорить о том, как рада я была вернуться? Отдых был мне необходим. Я и сама не заметила, как вымоталась за эти недели, и теперь казалась себе бельчонком, соскочившим с колеса и вдруг очутившимся в родном лесу. Были выходные, и об учебе можно не переживать, а отец, учитывая то, что я отправилась в поездку с Калининым, «увольнительный» дал мне с легкой душой и пожелал хорошенько проветриться. Вот я и проветривалась, наслаждаясь свободой и любимыми пейзажами. Правда, в этот раз проникнуться атмосферой Северной Пальмиры мне мешало присутствие Стаса, который во время прогулки все время поторапливал меня, стремясь показать то, что я уже видела, и без умолку рассказывавший истории, которые я давно знала. Вскоре я не выдержала, и мы вернулись в отель на два часа раньше запланированного времени. Наши номера удачно располагались напротив; Калинин, конечно, предлагал снять один, мотивируя это тем, что так удобнее и дешевле, но в средствах мы стеснены совершенно не были, а потому я ему не поверила и наотрез отказалась. За время перелета и прогулки Стаса и так было слишком много, и мне требовалось личное пространство. До концерта оставалось несколько часов, так что я успела отдохнуть и собраться. Извечного вопроса «что надеть?» на этот раз не стояло: на такой случай в моем чемодане нашлись узкие кожаные брюки, футболка с кельтской символикой в качестве принта и кожаная же проклепанная куртка, которую я не надевала уже несколько лет. Простенький, без изысков, чокер удачно дополнил образ, и, сделав тематическую прическу и подходящий случаю макияж, я осталась вполне удовлетворена. Особенное же удовольствие мне доставило выражение лица Калинина, зашедшего, чтобы узнать, готова ли я. — Э-э-э, девушка, куда вы дели мою подругу? — медленно произнес он, просовывая голову в дверной проем и оглядывая номер. — Ну, знаете, такую милую и невероятно женственную… — Она скоро вернется, — заверила я, выталкивая его в коридор и закрывая дверь на ключ. — А сейчас тебе выпал редкий шанс познакомиться с моей темной стороной, так что считай, что тебе повезло, чувак. — Да уж, — пробормотал ошарашенный Стас. — Особенно учитывая то, что я надеялся на романтическое свидание. Я тихонько фыркнула, но не стала заострять на этом внимание: все мои мысли были заняты событием, до которого оставались считанные минуты.***
Концерт должен был состояться в роскошном клубе, одном из самых заметных в Петербурге, и это радовало, потому что мне безумно хотелось танцевать, а ничто так не пробуждает во мне это желание, как звуки электрогитары и барабанов. Даже на будильнике у меня стоит композиция, услышав которую, домашние вздрагивают, а мама еще и крестится. До клуба мы доехали на такси, затем, в ожидании начала, пропуская вперед бесчисленную толпу фанатов, выпили пива на ступеньках и, слегка взбудораженные, вошли внутрь. А вот потом… В моей жизни было очень мало случаев, когда я позволяла себе расслабиться. Не то чтобы отдохнуть, или заняться любимым делом, или провести часок-другой в уютной атмосфере SPA-салона, а по-настоящему — ослабить контроль над собой, отпустить на волю незаслуженно забытое, прячущееся глубоко внутри существо, слегка безумное, бесшабашное и бесконечно наивное. И вот теперь оно вырвалось, заполнило всю меня без остатка, и все маски, которые я носила так долго, что они почти приросли к моему лицу, осыпались одна за другой и со звоном разбивались о танцпол — для них просто не оставалось места. Потолкавшись в толпе собратьев по разуму, мы с трудом пробились к сцене, и я, устроившись у Калинина на плечах, наблюдала за теми, чьими песнями вдохновлялась уже более десяти лет. Я слушала истории, что они рассказывали, и сердце стучало в такт ритмам, от голоса солиста все внутри меня искрило, я пропускала его сквозь себя, впитывала и отвечала ему. Музыка освобождала, заставляла забыть обо всем. Я подпевала, размахивала руками, подпрыгивала, рискуя свалиться почти с двухметровой высоты, и вместе с этими движениями, с криками, срывающимися с моих губ, я отпускала все лишнее, выплескивала скопившийся негатив, вновь открывая себя, освобождая для чего-то нового. Это был мой личный катарсис, я очищалась, заряжаясь чистой энергией, и возрождалась заново. Стас, невозмутимый, поразительно спокойный, будто его не трогали ни музыка, ни песни, и вся энергетика ревущего зала обтекала его стороной, не мешал мне. Он лишь следил за обстановкой, и с ироничной полуулыбкой наблюдал за мной. Я была благодарна ему за сегодняшний день. За Питер и концерт. За то, что он был сейчас рядом, и я могла ни о чем не думать. Мы вернулись в гостиницу на такси. Наш рейс был перед утром, и мы успевали поспать, но мне, напоенной восторгом, переполненной впечатлениями, не хотелось ложиться в постель и оставаться одной тоже не хотелось. Калинин понял это еще на подходе к отелю, поэтому благоразумно зарулил в прилегающий к зданию бар и взял еще пива, и уже потом мы пошли ко мне. Оказавшись в номере, я первым делом отправилась в ванную, чтобы привести себя в чувство и смыть боевую раскраску. Пока я проводила нехитрые манипуляции, отражение в зеркале все еще расплывалось в диковатой, непривычной улыбке, но мало-помалу эмоции улеглись, и к Стасу я вернулась уже в адекватном состоянии. В ожидании меня Калинин развалился в кресле у кофейного столика и листал каналы телевизора. Я устроилась напротив, сев по-турецки, и взялась за пиво. — Давай я открою, — предложил Стас. — Я сама, — махнув рукой, я по-простому впилась в крышку зубами и в считанные секунды откупорила бутылку. Угольные брови Калинина поползли вверх. — Ну ты даешь, — он даже головой покачал, неодобрительно, как мне показалось, а потом добавил: — Никогда не видел тебя такой счастливой. — И вряд ли еще когда-нибудь увидишь, — сообщила я, делая глоток живительного напитка и с удовлетворением ощущая, как он проникает внутрь. — Это почему? — спросил парень, разворачиваясь ко мне и упираясь локтями в столешницу, а взглядом — в меня. — Да вот как-то так, — неопределенно сказала я. На самом деле поговорить, пооткровенничать очень хотелось, потому что алкоголь развязал язык, да и я вроде как прониклась к Стасу искренней симпатией. В общем, я подумала, что более подходящего момента для этого не представится. — Не умею я быть счастливой. Калинин промолчал, всем своим видом давая понять, что он внимательно меня слушает, а потому я продолжила. — Вот не умею, и все. Мне для этого все время чего-то не хватает. Знаешь, как бывает: вот вроде бы все есть, но как будто совсем не то, — меня понесло, и я говорила быстро, путано, желая высказать то, что меня тревожило, и не особенно заботясь о том, понимает ли меня собеседник. — Мне кажется, что счастливы те, кто живут в гармонии с собой. А у меня все наоборот. Между той, какой я хочу быть, и той, кто я есть на самом деле, лежит такая пропасть, через которую не перепрыгнешь. И меня это совершенно не устраивает. — А какой ты хочешь быть? — мягко спросил Стас. — Хорошей. — Я пожала плечами. Как объяснить другому человеку то, что для тебя самой еще не совсем обрело форму? — Идеальной. Нужной. Хочу, чтобы все меня уважали и любили, чтобы ценили по достоинству. И чтобы было, за что, — понимаешь? — Понимаю, — серьезно сказал он. — Это очень эгоистично, правда? — грустно вздохнула я, делая сразу несколько глотков из бутылки. — Немного, — согласился Калинин, следуя моему примеру. — Добиваться поставленных целей, конечно, нужно, а причины для этого у всех разные. Хотя я не понимаю, зачем тебе всеобщее признание, — тут легкая улыбка тронула его красивые губы. — Невозможно нравиться всем, Соф. И не стоит тратить на это время, иначе его может не остаться для самой себя. Я смутилась и заерзала в кресле, сделав вид, что хочу устроиться поудобней. Его слова меня задели, потому что я знала — он прав. Но желание быть всеобщей любимицей от этого никуда не делось. — А чего хотелось бы тебе? — спросила я, чтобы перевести стрелки. — У меня все гораздо проще. — Калинин сцепил руки на затылке и наклонился на спинку кресла. — Во-первых, заниматься любимым делом. Тем, что приносит настоящее удовольствие. Во-вторых, иметь возможность обеспечить себя всем, чем хочется, — я имею в виду что-то материальное, — на всякий случай уточнил он, заметив мой вопросительный взгляд. — И, в-третьих… Быть рядом с теми, с кем хорошо. — Ну, если это все, значит, ты счастлив? — сделала я выводы. — Нет, — усмехнулся он. — Но почему? — удивилась я. — В смысле… Любимое дело у тебя есть, родители, друзья — тоже, да и средствах ты не нуждаешься… — Я занимаюсь не тем, чем хотелось бы, — немного резко перебил меня он. — А как же комбинат? — захлопала я глазами. — Тебе же нравится им управлять. Ты же всегда знал, что будешь этим заниматься. — Знал, — кивнул он. — Потому что ничего иного мой отец бы не потерпел. И в университет поступил по той же причине. Но, честно говоря, я бы с радостью забыл и о комбинате, и о металлургии в целом. — Ничего себе. — Это и впрямь было для меня целым откровением, потому что я всегда считала, что Стас хочет продолжить дело своего отца, что, собственно, он и сказал при нашей первой встрече после моего возвращения. — Что же тогда тебе нужно? Парень покачал головой: — Давай об этом как-нибудь потом. — Ладно, — пожала плечами я и взглянула на часы. — Тем более тебе уже пора. Надо поспать хотя бы пару часов до вылета. — Да, — согласился он и поднялся с кресла. — Спасибо тебе за этот день, Софа. — Шутишь? — улыбнулась я. — Это тебе спасибо. Давно я так не отрывалась. Все было просто… — я старалась подыскать слова, чтобы описать свои сегодняшние эмоции, но получилось, как всегда, банально: — Просто волшебно. Потрясающе. Я… Собираясь добавить еще что-то о том, как для меня важно было попасть на этот концерт, я сделала шаг навстречу Калинину и тут же оказалась крепко прижата к его груди. Все бы ничего, я сама не против объятий… если только за ними не следует настойчивый, жаркий поцелуй. И хотя я уже давно догадалась, чего добивается Стас, это было неожиданно. Не ко времени и не к месту. А после дружеских откровений — особенно неприятно. — Калинин, прекрати, — глотнув воздуха, я попыталась отпихнуть его от себя. — Но почему? — Он не хотел отпускать, но, взглянув мне в лицо, все же отступил. Оперся спиной о дверь, руки на груди сложил, стоит, сверкает обсидиановыми глазами. Все же он невероятно хорош собой… На секунду — только лишь на секунду — подумалось: а чего я теряюсь? Хороший же парень. Красивый. Умный. Любит меня, наверное. Впрочем, в последнее верилось с трудом. Но все-таки, почему нет? Встречалась бы с ним и горя не знала. Родители довольны, бизнес, опять же, общий. А дети какие будут… Все так. Только вот мне не нужен обсидиан, мне бы чистые, как весеннее небо, топазы. — Что я еще должен сделать, Софа? — Вопрос прозвучал резко и даже грубо. — Ничего, — вздохнула я. — Совсем ничего не надо делать, Стас, пожалуйста. У нас все равно… не получится. Сказала — и перевела дух. Даже легче как-то стало. Надеюсь, он поймет это раз и навсегда. И примет. Я же не передумаю. Калинин криво усмехнулся. Хотел сделать ко мне шаг, но остался на месте, только руки в кулаки сжал. — Дура ты, Софи, — процедил сквозь зубы и пошел к двери. Но, уже взявшись за ручку, обернулся и бросил угрожающе: — Все равно ты будешь со мной. — И вышел, так хлопнув дверью, что, наверное, перебудил весь этаж. После его ухода я еще несколько минут стояла посреди номера, переваривая все произошедшее, а потом выдала едва не пострадавшей двери: «Ну и кретин!», и еще пальцем у виска покрутила. Нет, ну правда. Калинин все продумал. Билеты, от которых я не могла отказаться, концерт, куча приятных эмоций… Алкоголь, интимная обстановка номера. Я была так ему благодарна, расслабилась, о сокровенном поведала. Дала, что называется, зеленый свет. Вот он и воспользовался моментом, да только тормозить тоже надо вовремя. Если бы Стас сказал мне что-нибудь приятное, признался в своих чувствах, моя реакция была бы другой. Может, я даже обещала бы подумать. Но он полез со своим поцелуем. И даже если бы у него был ма-а-аленький, хотя бы иллюзорный шанс на то, что я могу быть с ним, его последние слова окончательно все испортили. Теперь я сделаю все возможное, чтобы это не допустить, хоть останься Стас Калинин единственным мужчиной в мире. Ох, ну не болван ли? Я посмотрела на себя в зеркало, пожала плечами растрепанному отражению и только теперь поняла, как же я устала. Это был долгий, полный сюрпризов день. Даже думать уже ни о чем не хотелось. Я поплелась в душ, а после привычных процедур устроилась на кровати. Рейс через пять часов, не проспать бы, подумалось мне, и эта мысль была последней перед тем, как я заснула.