Игра стоит свеч

Звери - Все, что касается

Сначала было неловко. Антон не стал откладывать дело в долгий ящик и забрал меня в тот же самый вечер, когда заявился в мое съемное жилье, забыв и о ссоре, и о вызвавших ее причинах. Сам оплатил такси, загрузив в багажник мои вещи, которые помещались в двух чемоданах, исключая мольберт и сумку с принадлежностями для рисования, — ее я и несла по лестнице позже, потому что большего Антипов мне не доверил и сам поднимал на нужный этаж, невозмутимо делая вид, что его ноша не тяжелее перышка. Квартира Антона встретила нас тусклым светом в прихожей и ароматом съестного, и я недоверчиво покосилась на парня: — Твоя мама дома? — Нет, они с Макеевым до начала сезона в Сочи укатили, — ответил Антон, опуская тяжелые чемоданы на пол и переводя дух. — Пахнет вкусно, — призналась я, потянув носом. Пустой желудок тут же в отместку напомнил, что я ничего не ела весь день, не считая пирожных, половину из которых стянул Антон, и громко заурчал. Я ойкнула, и хоккеист вопросительно приподнял бровь. — Пока ты собирала вещи, я приготовил ужин, — пояснил он, пожимая плечами, как на что-то само собой разумеющееся. — Как ты успел? — потрясенно спросила я. — Тебя всего два часа не было! — Ловкость рук и никакого мошенничества, — рассмеялся Антон. — Кстати, о руках. Где ванная, ты, наверное, помнишь. В ванной ничего не изменилось с того момента, когда я была здесь в последний раз, только количество бутылочек и флакончиков уменьшилось, видимо, мама Антона постепенно перевезла свои вещи в квартиру мужа. На полочке под зеркалом стояло средство для бритья и стакан с одинокой зубной щеткой. Я помыла руки и ополоснула прохладной водой лицо, стараясь не зацикливаться на смущении, посетившим меня впервые с момента нашего уговора, и вышла к Антону. — Ну что, будем комнату выбирать? — весело спросил он, встречая меня в коридоре, и повел показывать жилплощадь. Комнат в квартире было всего две — гостиная и спальня самого Антона, и я думала, что вопроса о том, где мне жить, даже не стоит, поэтому очень удивилась этому предложению, но все же пошла следом за хозяином, внимательно рассматривая помещения. Сначала мы заглянули в гостиную. Здесь мы с ребятами отмечали Новый год, и я ее помнила обстановку. Комната была просторная, правильной квадратной формы. «Стенка» во всю стену — современная и многофункциональная, большой диван напротив, между ними — аккуратный журнальный столик. На полу — мягкий и уютный бежевый ковер. Окно с выходом на балкон. В общем, обычная обстановка множества похожих друг на друга «залов». Порядок — идеальный, что и понятно, ведь здесь до своего переезда жила Юлия Борисовна. Но и в спальне Антона оказалось приятно и чистенько. Она была небольшой, довольно узкой, и почти все пространство здесь занимали односпальная кровать и компьютерный стол, над которым расположилась навесная полка с учебниками и тетрадками. В углу стоял небольшой шкаф-пенал, куда наверняка входили все мужские вещи вместе с хоккейной формой. Обе комнаты выходили в коридор, обе были уютными, но с определенного времени я предпочитала комнатки поменьше. — Ну… — я тоскливо посмотрела в сторону спальни Антона, но не решилась озвучить свое желание вслух. Антипов хмыкнул за моей спиной. — Я так и думал. Заходи, располагайся. — Но это же твоя комната… Здесь твои вещи, — мне было даже как-то стыдно посягать на его личное пространство, но Антон легонько подтолкнул меня в спину, заставляя войти внутрь. — На самом деле, я чего-то такого и ожидал, поэтому уже перенес все необходимое в гостиную и освободил тебе место в шкафу. — Спасибо! — выдохнула я, не на шутку растрогавшись. Вот что значит настоящий верный друг — и в беде не бросит, в свой дом пустит, и о комфорте подумает. — А компьютер? — Ах да, компьютер, — спохватился хоккеист и полез под стол отцеплять провода. — Сейчас исправим, — он поднял системный блок, как пушинку, и я перевела взгляд на его руки с четко обозначившимися бицепсами — красиво, рельефно, и заставляет задуматься, сколько же силы в его тренированном теле. Унеся блок в гостиную, он вернулся за монитором. — У меня еще ноут есть, если нужно, можешь пользоваться. — Пока не надо, — я повертела в руках телефон, в котором было все, что мне требовалось. — Ладно, — пожал плечами Антипов. — Ты сейчас располагайся, переодевайся и выходи к ужину. Собственно, этим я и занималась все оставшееся время. Еще раз внимательно осмотрела доставшуюся мне площадь, открыла шкаф и развесила свою немногочисленную одежду, застелила кровать заботливо выданным мне комплектом постельного белья. Переоделась в домашний комплект — майку и короткие шорты, и отправилась на кухню. — Можно? — Заходи, — Антон как раз нарезал хлеб аккуратными тоненькими кусочками, и, оглянувшись на меня, от неожиданности едва не попал ножом по пальцам. Его взгляд прошелся по моим обнаженным плечам, мимолетно скользнул по бедрам, и парень поспешно отвернулся к столу, возвращаясь к своему занятию. Ужинали мы уже в полночь, уплетая жареную картошку с курицей и хрустя салатом из свежих овощей. — Поверить не могу, что это ты сам приготовил! С ума можно сойти, как вкусно! — похвалила я Антона за действительно хорошую еду. — Ничего сложного в этом нет, — пожал он плечами. — Меня мама готовить учила, и это пригодилось, ведь после ее переезда я жил один. Но теперь есть ты, — и он хищно улыбнулся. — А ты это к чему? — осторожно уточнила я. — К тому. Готовка — это женская обязанность. Ты — женщина, ты готовишь. — Антипов, ну что за патриархальные взгляды? На дворе двадцать первый век. А готовить я, и правда, не умею. — А как же ты питалась с тех пор, как ушла от родителей? — Ну… По-разному. Перекусывала в недорогих кафе и столовых, потом при больнице столовалась, а когда квартиру сняла, тоже по-всякому. Салатики делала, каши заваривала… — Варила? — уточнил он. — Ну хоть что-то. — Нет, заваривала. Ну такие каши, в пакетиках, знаешь? Они с кусочками фруктов еще… — С кусочками… — вздохнул Антипов и прикрыл рукой лицо. — Пахомова… Тебя еще воспитывать и воспитывать. — Эй, — возмутилась я, поднимаясь из-за стола. — Не надо меня воспитывать! И так хватило уже… воспитателей! Посуду я за собой, конечно, помыла. Стояла у раковины и прямо ощущала, как оставшийся за столом Антон прожигает меня взглядом. Ну а что он хотел? Я же предупреждала, что плохая это идея. Сосед из меня, прямо скажем, неидеальный. Особенно когда я приползаю домой после суток в больнице — тогда меня вообще лучше не трогать. Но парень уже предупредил, что тоже бывает дома не часто, и, в основном, приходит домой спать, так что это немного успокаивало. — Подвинься, — приблизившись, Антон чуть пихнул меня бедром, и сгрузил в раковину свои тарелки. — Это тоже… — Что? — резко обернулась я, оказавшись к нему почти вплотную. — И за тобой помыть? — Угу, — кивнул он, уткнувшись взглядом в очутившийся прямо перед его носом вырез моей майки, после чего неожиданно смутился и поспешно ретировался с кухни. Ну вот еще, сердито подумала я. Вообще-то, я ему в домработницы не нанималась. И вообще уже очень устала с этим переселением… Но, с другой стороны, Антипов ведь мне помог, и даже не в первый раз, а я уже давно думала, как бы его отблагодарить. Да и что я, основам кулинарии не научусь? Пфф, да сейчас рецептов разных полно в интернете, так что ничего сложного… И примерно с такими мыслями я сама не заметила, как перемыла всю посуду и разместила ее на сушилке. А заодно позаглядывала в шкафчики и ящички, запоминая, где что лежит. А ночью, когда я ворочалась в кровати Антона, меня запоздало накрыло осознанием всей этой ситуации, и я испуганно уползла под одеяло. Я буду жить с парнем! Да еще и не со своим! Кошма-а-ар! Да, за прошедший год меня изрядно помотало, и где только не приходилось жить, даже у куратора своего однажды ночевала, но ведь это совсем другое. Мы вроде бы будем соседями, но при этом не равноправными, это же его территория. А значит, и прогнать он меня сможет в любой момент… И угораздило же меня в это влезть! Что бы сказала мама? А что бы сказала Оля? При этой мысли я еле слышно застонала. Из гостиной доносились тихие шаги Антона и негромкие звуки телевизора. Он еще не спал, кажется, смотрел какой-то матч на спортивном канале. Мое сбившееся дыхание постепенно выровнялось, и я устало прикрыла глаза. Антипов — это же не какой-то там посторонний парень, я знаю его уже не первый год, и за это время научилась ему доверять. Он мой друг, он не обидит и не сделает мне ничего плохого. К тому же, он сам меня позвал, а значит, уже обо всем подумал и ко всему готов. Может, уживемся как-нибудь. В конце концов, что может случиться? *** На самом деле, все оказалось намного сложнее, чем я думала. Первые дни я чувствовала невероятное стеснение, привыкая к новому жилью и образу жизни его хозяина. Антон немного слукавил, когда сказал, что почти не будет бывать дома. Ха! Черта с два. Был август, я работала, а учеба Антона начиналась в сентябре, тренировки возобновлялись полутора неделями ранее, и пока он в полной мере наслаждался каникулами. Вставал Антипов рано, уходил на пробежку, потом занимался на турнике во дворе дома, а после отдыхал, играя в какие-то стрелялки, или смотрел телевизор. Когда я была на смене или, уставшая, отсыпалась после работы, все еще было ничего. Но когда мы оба проводили время дома… Раньше, встречаясь с Антоном раз в неделю или реже, я всегда находила темы для разговоров, и нам не бывало скучно. Теперь же оказалось, что говорить нам особо не о чем, и я часто просто пряталась в своей (Антона) комнате, не зная, как правильно следует себя вести и чего от меня ждут. Я не адаптировалась в новых условиях, никак не могла найти баланс и все время боялась сделать что-то не так. Несмотря на то, что мы с Антоном уже завели некий общий бюджет и даже скинулись на коммунальные платежи, я не могла отделаться от ощущения, что нахожусь в гостях и потому старалась, что называется, ходить по одной половице, чтобы ненароком не раздражать хозяина квартиры. Отдельной проблемой стало использование уборной и ванной, когда Антон находился дома. О-о, это было то еще испытание! В такие моменты я жалела, что являюсь не феечкой, а обыкновенным живым организмом со всеми присущими ему потребностями. Мне казалось, все звуки слышны из-за тонких дверей, а ванная вдобавок не запиралась изнутри, так что душ я старалась принимать в отсутствие Антипова. Антон, видя мое стеснение, сначала не трогал меня и не нагружал общением и делами, желая, чтобы я освоилась, но через неделю не выдержал: — Пахомова, я и не знал, что ты такая трусишка! И снова взял все в свои руки. Для начала, четко распределил обязанности по дому и ввел правила совместного проживания. Все они, в целом, были понятными и вполне разумными: не разводить бардак, в комнатах убираться самим, а в зонах общего пользования — по очереди, экономить электричество и воду, договариваться о том, кто и когда стирает вещи в машинке. Кроме того, Антон выдал мне дубликаты ключей, чтобы я больше не будила его дверным звонком, приходя со смены. Только один пункт нашего договора вызвал у меня, мягко говоря, недоумение. — Пахомыч, я понимаю, что для тебя это важно, но… Это ведь краски. Акрил, гуашь. Брызги. Короче, я был бы рад, если бы ты вообще здесь не рисовала. Этот разговор случился на второй неделе моего проживания в его квартире, когда я впервые поставила мольберт и собиралась закончить старый пейзаж, до которого у меня никак не доходили руки. Как раз в это время в комнату зашел Антон, чтобы забрать что-то из своих вещей, и остановился, неодобрительно посматривая на выставленные на столе краски. Я согласилась с Антоном, хотя в тот момент меня неприятно царапнули его слова и общее отношение к моему хобби. Останься мольберт здесь, я все равно бы тянулась к холсту, поэтому я приняла решение вывезти все принадлежности для рисования куда подальше, а именно в больницу, и с согласия сестры-хозяйки, разместила все свое добро в моей старой подсобке, которая в отсутствие жильца пустовала и снова была завалена разным хламом. — Ты что ж это, рисуешь? — спросила меня Зоя Ивановна, когда я обратилась к ней с вопросом, куда можно все это деть. И, получив утвердительный ответ, всплеснула морщинистыми руками: — Умница, девочка. Ты рисуй, рисуй, это правильно. Творчество так отвлекает от всего, что у нас тут творится. От такой работы, не ровен час, и головой поехать можно, так что ты рисуй. А спросит кто за краски, я прикрою, не переживай. Так что рисовала я теперь в отделении, и надо заметить, что после особо тяжелых смен мне это удавалось гораздо лучше. Эмоции выплескивались на холст, и у меня выходили удивительные сюжеты, и домой я приходила всегда в хорошем расположения духа. Больше всего меня озадачивала готовка. Готовить я действительно не умела и не любила, и все эти рецепты, списки ингредиентов казались мне китайской грамотой. Но делать было нечего, я пообещала себе, что хоть так отблагодарю Антона за помощь и крышу над головой, а значит, обязана была научиться, и начинать следовало с малого. Самым первым моим шедевром был любимый салат из креветок и рукколы, который раньше для меня готовила мама. Желая угодить Антону, я вложила в него всю свою душу. Креветки, правда, взяла сразу очищенные, а рукколу — порезанную, но все приготовила по правилам, и даже сбрызнула соком специально для этого купленного лимона. Выложила салат на красивое блюдо, найденное после тщательного осмотра кухонных шкафов, и стала ждать Антона, который тренировался во дворе. Кухонное окно выходило как раз во двор, и отсюда отлично просматривалась площадка, на которой, кроме песочницы и малышовых горок были установлены простенькие тренажеры типа эллипса, невысокий скалодром и комплекс с турниками. И сейчас Антон прошел дистанцию, цепляясь сильными руками за перекладины рукохода, выполнил пару трюков на кольцах, а потом подтягивался на турнике, собрав вокруг себя толпу восхищенных школьников. Антон был в одет в майку-борцовку, и я не могла отвести взгляд от его спины и от рук, на которых при подъеме так красиво бугрились мышцы. Вообще, в последнее время я часто ловила себя за разглядыванием Антона. При всем том, что я хорошо его знала, каждый день приносил мне новое открытие. Будь это расслабленная поза за просмотром фильма, сосредоточенный вид и азартный блеск в глазах, когда он покорял раунды в компьютерной игре, или, вот как сейчас, его мощный торс и широкие плечи при очередном подтягивании. Но за всем этим внешним, еще требующим изучения, видом, скрывалось в Антоне то, что я могла улавливать на других, подсознательных уровнях, — интуицией, да черт знает, чем еще, — его бешеная, пока сдерживаемая, но требующая выхода, энергия, сила, которой я удивлялась и бессознательно опасалась, как будто она могла принести мне непоправимый вред. Как только хлопнула входная дверь, я вся подобралась, подвинула блюдо с салатом на середину, и приняла самый непринужденный вид, будто это не я только что корпела над созданием сего шедевра и не залипала на трюки Антона на площадке. — Есть поесть? — крикнул с порога Антипов, хлопая дверью ванной, а спустя несколько минут он появился на кухне, с капельками воды на умытом лице и голодным блеском в глазах. — Будешь салат? — Сала-а-ат? — разочарованно протянул Антон, кружа вокруг стола и принюхиваясь. — С тигровыми креветками, — как бы между делом сказала я. Хоккеист недовольно сморщился, разглядел блюдо, подцепил вилкой розовое тельце креветки… и плюхнул его обратно в тарелку. — Я это не ем. Я не козел, — обиженно сказал он. — Но… — да, не такой реакции я ожидала. — Пахомова, я мужчина. Мне белок нужен! Мясо! А ты мне какую-то траву подсовываешь! Ну-у-у, знаете! Я хотела было сказать, что креветки с рукколой — это кладезь витаминов и микроэлементов, тут тебе и белок, и клетчатка, но Антон уже унесся куда-то — хлопнула входная дверь. Вернулся он спустя десять минут, сгружая на тумбочку упаковку пельменей и буханку черного хлеба. Пыхтя, поставил на плиту кастрюлю, вскипятил воду и закинул в нее полуфабрикаты. Я молчала, всерьез раздумывая, не обидеться ли мне, но от кастрюли исходил умопомрачительный запах, а Антипов у плиты выглядел как отдельный вид искусства, и я смягчилась. Ужинали мы вместе, поглощая поделенные поровну пельмени с таким аппетитом, что треск за ушами стоял. С тех пор покупные пельмени стали частым гостем на нашем столе. Вообще, когда я немного привыкла, жить с Антиповым оказалось неплохо. Иногда мы с ним устраивали совместный просмотр каких-нибудь фильмов, устраиваясь на диване и закусывая любимым им карамельным поп-корном. Антипов предпочитал боевики и приключения со Скалой, я любила старые фильмы, про которые он никогда не слышал, — в общем, мы часто спорили и бились за какой-то фильм, а потом так же горячо обсуждали просмотренное. Постепенно это вошло в привычку, и мы даже составили список того, что будем смотреть в ближайшие дни. Мне нравились такие вечера. В остальное время мы с Антиповым нечасто разговаривали, а личные темы после того памятного раза вообще старались обходить стороной. А это нехитрое времяпровождение как будто бы объединяло нас с ним, таких разных, и каждый вечер на полтора часа мы становились ближе друг другу. *** Я продолжала рисовать. С моей легкой руки та самая подсобка, в которой я раньше жила, превратилась в художественную мастерскую. Я прибралась, смела пыль, нашла в закромах сестры-хозяйки старенькие кружевные занавески и закрепила их на тонкой проволочке над узким окном, выполнявшей функцию гардины. Стало очень мило, даже лучше, чем было при моем прежнем обитании здесь. Сейчас об этом не знал никто, кроме меня и Зои Ивановны, что хранила секрет. Здесь я могла отвести душу, и проводила столько времени, сколько требовалось. Иногда я рисовала что-то конкретное — таким, например, были мои наброски акварелью, которой я старательно писала животных. Просто однажды подумала, как я представляю себе героев детских сказок, да и уплыла в океан вдохновения. Эти рисунки были по-своему наивны, они были добрыми и нежными. Я выкладывала их в интернете, на стоковых сайтах. Порой же я рисовала бездумно, особенно это касалось набросков карандашом. Такие выплески случались у меня после сложных операций. И однажды я поймала себя на том, что запечатлела одну из них. Это был просто порыв, бездумное черкание карандашом, но опомнившись, я увидела: операционный стол, склонившиеся над ним фигуры, и одна — уверенно выпрямленная, с устремленными на распластавшееся тело глазами, серьезно глядевшими поверх стерильной маски, и выбившийся из-под хирургической шапочки непокорный черный локон… Я рассматривала набросок, будто впервые его увидела, и вдруг дверь отворилась, и в подсобку кто-то вошел. — Кхм… — раздалось от двери, и я испуганно застыла на месте, с занесенным над рисунком карандашом. А когда повернулась, увидела, что профессор стоит в паре шагов от меня, в той же самой позе, изображенной на холсте, и смотрит он прямо на него. Точнее, на себя. Ой, мамочки… — Зоя Ивановна сказала, что я найду вас здесь, — проговорил он, переводя взгляд на меня и видя немой вопрос в моих глазах. — И Вам добрый вечер, Олег Сергеевич, — поздоровалась я, вставая так, чтобы загородить от него холст. — Вы что-то хотели? — Да… — задумчиво произнес он, с неохотой отрывая взгляд от картины и как будто что-то вспоминая. — Да. София, у вас на носу третий курс, и я надеялся вам кое-что предложить. Видите ли, с пятого семестра студенты академии имеют право работать медсестрами и медбратьями, нужно только окончить соответствующие курсы и получить сертификат. Я надеюсь, что вы не откажетесь от такого опыта. К тому же, палатная медсестра получает гораздо больше санитарки. Я думаю, этот этап вашей карьеры не за горами. — То есть, Вы хотите, чтобы я променяла операционную на палаты? — расстроилась я. — Но почему? — По моей методике, конечно, — заявил профессор. — Вы должны пройти все от и до. Скоро вы и ваши однокурсники придете сюда интернами, угадайте, у кого будет неоспоримое преимущество? — Значит, я должна учиться, работать хирургическим санитаром и проходить курсы медсестер одновременно, правильно я Вас понимаю? — обреченно спросила я, зная наперед, что ответит профессор. — Совершенно верно, София. — А жить когда? — непроизвольно вырвалось у меня. — Так это и есть теперь ваша жизнь, — неуловимо улыбнулся Олег, приближаясь к холсту. — Вам ли не знать, что врач — это не просто профессия, а образ жизни? А у вас неоспоримый талант, София, — заметил, резко переходя на другую тему. — Почему вы рисуете здесь? — Там, где я сейчас живу, нет возможности для этого. — Что ж… Ясно. Надеюсь, ваше увлечение никак не помешает вашей работе. — Конечно нет, Олег Сергеевич, — поспешила заверить я, опасаясь, что могу совсем оказаться без творчества. Он потоптался на месте в нерешительности, после чего протянул руку к холсту. — София, могу я забрать… Мне очень понравился ваш рисунок. — М-м… — Мне самой он понравился, и почему-то была уверенность, что больше, тем более специально, я так не напишу, и потому мне отчего-то стало жалко его отдавать. Но профессор стоял, требовательно протянув руку, и разве я могла с ним спорить? — Да, конечно, — я сняла холст с мольберта. — Я нечаянно, Олег Сергеевич, это просто вдохновение… — Да, я понял, — криво усмехнулся доктор, сворачивая холст трубочкой. — Спасибо. А я жду ваше заявление на курс медсестер, София. *** В тот день я пришла домой в несколько расстроенных чувствах. Я понимала мотивы Волкова и даже была с ним в чем-то согласна, но мне так не хотелось покидать оперблок и возвращаться в палаты пусть даже в качестве медсестры. Мы уже проходили практику на втором курсе, и я три недели помогала Таечке следить за состоянием прооперированных пациентов, и тех, кому только предстояла операция. На третьем курсе нас тоже ждала практика, только уже в качестве помощников процедурной медсестры, и, честно говоря, я не видела смысла в моем грядущем переводе, кроме разницы в зарплате. Но если Волков что-то задумал, его не переубедить: я — его экспериментальный проект, исследовательская работа, и он сделает все, что посчитает нужным. А мне уже поздно отказываться, так как увязла я в этом глубоко и надолго. Примерно с такими мыслями я вернулась домой, и была встречена в прихожей очень мрачным Антоном. — Пахомова, ты время видела? — наморщив лоб, спросил он, приближаясь и забирая у меня пакет с покупками. — Уже три часа дня! — И что? — не поняла я, разуваясь и ставя свои босоножки на полку. — Не ночи же, м? — У тебя смена в восемь утра заканчивается. Где ты была? — Рисовала, — пожала я плечами. — Я же говорила, что отвезла все материалы в больницу, раз уж дома работать нельзя. — Это понятно, — немного стушевался Антон. — Но ты больше так не задерживайся, ладно? Я переживал. И еще я голодный. — В холодильнике есть суп. — Но он позавчерашний! Я чуть запрокинула голову назад и мученически вздохнула. Надеюсь, Антон не думал, что я сейчас пойду что-то ему готовить. — Антипов, отвяжись, а? Я больше суток не спала и сейчас иду отдыхать. А там, — я кивнула на пакет, — есть пельмени. И, не слушая больше возражений Антипова, я приняла душ, а потом легла в постель и сладко заснула. *** Выспавшись после смены, я, отчаянно зевая, вышла из своей комнаты, и обнаружила Антона в гостиной. Он разложил диван и устроился на нем полулежа, подложив под спину подушки и вытянув свои загорелые мускулистые ноги. Я остановилась в дверях, невольно заглядевшись на открывшуюся глазам картину. Антон пощелкал пультом, меняя изображение на большом плазменном телевизоре, а потом, чуть повернув голову, так что мне стал виден его профиль, спросил: — Будешь кино смотреть? Я новинку нашел. — Буду, — снова зевнула я, переводя взгляд на настенные часы. Одиннадцать вечера — прекрасное время для просмотра фильмов, тем более что завтра никому из нас не нужно никуда идти. — Сейчас только чая попью. Я оставила Антипова одного, уйдя на кухню, и поставила чайник. Рядом на плите возвышалась демонстративно оставленная хоккеистом кастрюля с бульоном из-под пельменей, а в раковине ожидаемо оказались тарелка, вилка и шумовка. Да, помимо всего прочего, Антипов считал, что мытье посуды — это тоже сугубо женское дело, но когда я была на сменах или после, он обычно убирал за собой. Сегодня, похоже, Антон сердился, и таким образом выражал свой протест. Пожав плечами, я перемыла посуду, отправив ее сушиться, поужинала чаем с бутербродами, и только тогда вышла в гостиную. Антипов полулежал в той же позе, в которой я видела его часом раньше, и глаза у него были прикрыты. Грудь вздымалась от спокойного ровного дыхания. Я прислонилась к дверному косяку и, пользуясь тем, что Антон спит, разглядывала его. Такой большой и сильный, и одновременно с этим такой домашний сейчас. Ни за что бы себе раньше в этом не призналась, но, оказывается, когда Антона не заносит по пустякам, он умеет быть милым. И его трогательная забота обо мне… Что она может означать, откуда это взялось? Неужели он все еще боится за меня из-за того раза, когда я потеряла сознание? Сильно же он тогда испугался… Хотя я не знаю, как бы сама повела себя в подобной ситуации. Теперь, когда я переехала к нему, он как будто стал спокойнее, но все равно переживает, когда меня долго нет. Антошка… Внутри разлилось такое приятное теплое чувство, затопило, смывая раздражение от прошедшего дня, наполнило светом и… — Пахомова, может, ты перестанешь на меня пялиться и сядешь уже? Мои щеки тут же вспыхнули, и я залилась краской. Похоже, Антипов совсем не спал, или задремал, а теперь проснулся, а я тут стою и разглядываю его… Ой, стыд-то какой… — И ничего я не пялюсь, — невозмутимо сказала я, проходя в комнату и присаживаясь на краешек дивана. — Думала, тут уже включено, ждешь меня, а ты дрыхнешь… — и бросила в него декоративной подушкой. — А я ждал! — подушка полетела обратно, и я увернулась. — Ты слишком долго пила чай. — Нет, я слишком долго мыла за тобой посуду, — не согласилась я, прицеливаясь, и попала ему по макушке. — Сам за собой убрать не мог? — Не мог, — Антипов подкидывал подушку в руке, нехорошо на меня косясь, и я поняла, что пора улепетывать. — Для этого у меня ты есть. — Совсем обнаглел! — фыркнула я, с ногами забираясь на разложенный диван и отползая к спинке, но Антон дернул меня за ногу и подтащил обратно к краю. — Я… — Антон хотел что-то сказать, но вместо этого почему-то уставился на мои ноги. Я привстала, посмотрела туда же и… резко села, соединяя обратно вероломно распахнувшиеся полы халата. Халат, кстати, был красивый. Черный, из тонкого шелка, это была одна из тех вещей, что я взяла из дома. Антипов уже не раз высказывал мне свое неудовольствие, когда я выходила в этом халате на кухню или, вот как сейчас, смотреть фильм. Я не понимала, что ему не нравится. А теперь, кажется, поняла. Антипов смотрел так, что у меня по спине поползли мурашки, которых я и не думала приглашать. Они просто взялись откуда-то и теперь щекотали кожу у позвоночника, пробираясь к затылку. А Антон как будто силился оторвать взгляд от того места над моими коленками, где сходились углами полы шелкового халатика, но не мог, и только мученическая складка, прорезавшая его лоб, кричала о том, что он не был к такому готов. И я, кажется, тоже не была. Нет, совсем не была. Я как-то вообще раньше не задумывалась о том, что Антипов может смотреть на меня не как на друга, а как на девушку, но именно так сейчас он и смотрел. А я… Меня это вдруг не на шутку напугало. — Фильм отменяется, — наконец, сказал Антон, отводя взгляд и помогая мне подняться. — Но… — Завтра посмотрим. Иди спать, — и он, положив ладони мне на спину, легонько, но требовательно подтолкнул к выходу. Я ушла к себе и растерянно села на кровать, слушая, как Антон ходит по комнате и гремит дверцами шкафа. Потом он с кем-то разговаривал по телефону, и, как бы я не прислушивалась, слов понять не могла. Но, услышав, что парень шуршит в прихожей, выглянула из комнаты и растерянно приоткрыла рот. — А ты… Антон в светлых джинсах и белой майке, поверх которой накинута клетчатая рубашка — красная с синим, это… Это правда Антон? — Пахомова, челюсть с пола подбери и иди спать, — выдохнул он, зашнуровывая белые кроссовки и благоухая одеколоном с нотами кожи и мускуса. — Я скоро приду. И, больше ничего не объясняя, вышел из квартиры и закрыл дверь на ключ. Вот тебе и кино! Вместо того, чтобы уйти в комнату, я отправилась на кухню и, тихонько отодвинув занавеску, успела заметить, как Антон садится в такси. Куда он мог поехать в такой час, да еще и нарядился… Я ощутила беспокойство, а вместе с ним пришло что-то еще, что-то неприятное, но пока не очень осязаемое. Спать я ложилась, чувствуя себя совершенно потерянной. Мало мне было Олега с его грандиозными планами, так теперь еще и Антипов ведет себя странно, и я никак не могу понять свое отношение к его… хм… Раньше я ни разу не замечала, чтобы он разглядывал меня с таким интересом. Но это, скорее всего, просто гормоны. Будь перед ним любая другая девушка в таком вот виде, реакция была бы такой же. А сам виноват! Я, вообще-то, кино пришла смотреть, а не вольной борьбой заниматься, и нечего было за мной по дивану с подушкой прыгать… А с другой стороны, вдруг больше он так не посмотрит? Надо бы проверить, при случае…