Охотник для мага

— Добро пожаловать в Камелот, принц Александр. Слуга, совсем еще мальчишка, склонился в поклоне, прижимая руки к груди. Взгляд рыцаря скользнул по всклоченным волосам, по простой и грубой домотканой рубахе, больше напоминавшей дерюгу. — Думал, принц Артур лучше заботится о своих слугах. Кстати, почему он не вышел поприветствовать старого друга, прибывшего на турнир? Слуга наклонился чуть ниже, пряча озорную ухмылку. Конечно, ему ли не знать, что принц и единственный наследник Камелота буквально лишился рассудка от другого мальчишки — прислужника своего старого друга. — Хм… Мерлин успел хотя бы переодеться? Если король Утер узнает… — Все в порядке, милорд, не волнуйтесь. Я приготовил вам ванну, только помогу снять доспехи, и займусь лошадьми, их надо начистить и задать им овса, бедные животные устали и проголодались с дороги. Алек выдохнул, когда ловкие, сильные руки привычно скользнули вдоль тела, помогая справиться с застежками, стягивая неудобное облачение. Гулко глотнул, облизал вмиг пересохшие губы. Мальчишка смутился и преувеличенно шумно засуетился, готовя свежее белье и большие полотняные полотенца, душистые масла и благовония для воды. — В-все готово, милорд. Вам помочь забраться в воду? Большая деревянная ванна в дальнем углу покоев заезжего принца клубилась паром. Принц представил, как сейчас опустится туда, смоет с тела дорожную пыль, как вытянет затекшие ноги. Должно быть, даже застонал вслух от наслаждения, потому что слуга испуганно дернулся и немного попятился. 〜 глупый, я никогда не причиню тебе боль 〜 — Сир? Алек вздрогнул, выныривая из омута подсознания, перевел взгляд на слугу. Тот старательно не смотрел на господина, и даже смуглая кожа не могла скрыть пятна румянца, проступившие на скулах. Такой стеснительный, такой чистый. Красивый до потери рассудка. Боги, какой он красивый. — Помоги мне. Нежные, слишком нежные для слуги руки, робкие касания, от которых мурашки врассыпную бросаются по спине, по рукам, и воздух со свистом выходит из горла. И Александр уже не владеет собой, когда его пальцы скользят по запястьям мальчишки и выше, к плечам, когда он тянет, опрокидывая на себя в горячую воду, заливая пол комнаты и стены, когда закрывает глаза и жадно целует везде, куда получается дотянуться, когда гладит, ласкает, попутно пытаясь стянуть с него промокшие тряпки. — Александр, милорд… Робкий задушенный шепот тает, растворяется в низком, измученном стоне, и он начинает отвечать, вцепляясь в плечи рыцаря, откидывает голову, позволяя губам скользить по мокрой коже, прикусывать, оставляя алые пятна, посасывать судорожно дергающийся кадык. — Магнус, мой Магнус. Я так соскучился, мальчик… Обхватит бедра, длинными ногами, прижимая плотнее. Сладкий, такой сладкий, такой желанный. 〜 мой, только мой 〜 Прогнется в его руках, такой гибкий, такой послушный. Умелые пальцы рыцаря там, внизу, растягивают осторожно, пока губы метят, целуют, слизывая терпко-сладковатый привкус с влажной кожи. А потом зрачки Магнуса вспыхивают золотом, и губы шепчут рваные фразы на древнем, позабытом всеми языке. — Тебе не будет больно, не бойся. — Я не боюсь. И двигает бедрами, насаживаясь почти полностью, почти до конца. Стон срывается с губ, и он наклоняется, почти падает на грудь принца, глуша выдохи и всхлипы чужими губами. Движения ускоряются, и пот блестит на лбу, над губой, и чужие губы все сильней, все напористее, уже не целуют — грызут и кусают. Отчаянно, быстро и рвано. Его стоны как сладчайшая музыка, его аромат вместо воздуха, его губы — как кубок с вином. 〜 мой. только мой 〜 Наслаждение скручивает внутренности в узел, и что-то взрывается в голове, рассыпаясь перед глазами пригоршней золотых искр. Как лучшее волшебство, как искристая магия, что голубоватыми всполохами срывается с пальцев, когда Магнус кончает, так далеко откидываясь назад, что, кажется, еще немного, и сломается надвое. Алек дрожит, прижимая к себе гибкое тело. Покрывает поцелуями скулы, виски, зарывается лицом в взмокшие черные пряди. Чувствует, как его сперма толчками выплескивается в мальчишку. И целует, целует, целует, будто надышаться не может, насытиться. — Наверное, мне надо одеться. Артур будет ждать на ужин. Магнус хмыкает, распластавшись по господину. Он то ли не может, то ли не хочет шевелиться. Почти что мурлычет, время от времени целуя выступающую ключицу. Он не пытается возражать, да Алек уже и сам смеется, понимая, что даже дракон не выгонит сейчас из постели Артура Пендрагона, дорвавшегося до Мерлина. — Поговорю с ним завтра после турнира. Я, знаешь ли, устал видеть тебя раз в полгода, а все остальное время думать, не решит ли залезть наш любвеобильный принц в твою постель. Магнус тихо хихикает и выбирается из постели, в которой они непонятно как и когда оказались, собирает по комнате разбросанные вещи, принимается вытирать разлитую воду. — Оставь ты это слугам. Иди ко мне, Магнус. — Я и есть слуга, ты забыл? Лучше расскажи, что задумал? Ему определенно не нравится, когда глаза принца загораются такой упрямой решимостью, когда тот чуть закусывает губу — прямой признак того, что Лайтвуд не передумает. Не в этой жизни. — Поедешь со мной, а Мерлин пусть остается. В конце концов, он мне всю душу вынул своим нытьем об Артуре и Камелоте. Придурок влюбленный. Магнус хитро щурится, стараясь не рассмеяться в голос. Придурок, значит? Да кто б говорил… — Магия запрещена в Камелоте, а Мерлин — маг. Если Утер узнает, он казнит его. Тебе не жалко собственного слугу? Алек вдруг как-то оказывается рядом. Он голый и такой прекрасный, что слабеют колени. Прижимает всем телом к каменной стене и грубо целует, запуская руку под накинутую наспех рубаху. — Ты тоже маг, но умело скрывался. К тому же Артур не даст в обиду своего мальчика. И вообще, ты хочешь уехать? Магнус, ты хочешь? Рука спускается ниже, сжимает, он двигает ею все быстрей и держит взгляд взглядом, не позволяя отвернуться или опустить ресницы, отдавшись во власть эмоций. 〜 ты хочешь, Магнус? хочешь? 〜 — Хочу. Его выгибает дугой, и он почти падает, кончая в руку наследного принца. Его подхватывают на руки и несут на кровать, чтобы осторожно избавить от одежды, чтобы гладить пальцами и губами, чтобы шептать нежнейшие пошлости, не пристойные принцу, чтобы клясться и обещать, чтобы умирать и возрождаться. — Ты хочешь, Магнус? Хочешь? — Хочу.