Долго и счастливо

Я цепляюсь за руку Кайла и с ужасом в глазах смотрю на рельсы, по которым катится тележка, медленно поднимая своих пассажиров вверх. Вот она останавливается на самом пике, замирает на несколько секунд и с ужасной скоростью мчится вниз. Я охаю, поворачиваюсь лицом к Кайлу и утыкаюсь в его крепкое плечо. — Давай лучше на колесе обозрения покатаемся, — умоляю я его. — Нет, малышка, — качает головой Кайл, отстраняя меня. — Мы договорились: ты ведешь меня в театр, а я тебя сюда. Я свою часть уговора выполнил. Я жалобно смотрю в его глаза, но он непреклонен. Закусив губу, я смотрю наверх, где тележка беспощадно катает орущих людей. Высота. Я ее боюсь до смерти. Живя всю жизнь на втором этаже, привыкаешь к земле. Кайл прижимает меня к себе и целует в макушку. Я немного успокаиваюсь, ощущая себя уверенней рядом с ним. Вчера мы опять чуть не поссорились. Но я сделала так, чтобы ссоры не было, потому что я хочу отдохнуть, а не ругаться по пустякам. Хотя вчерашний разговор пустяком не назовешь. Просто у Кайла и правда одно на уме. А я хочу, чтобы мы с ним больше гуляли, говорили, держались за руки или просто молчали. А все сводится к одному: поссоримся, он или я напьемся, а потом «миримся». У нас вечно все спонтанно. Ну ладно, сейчас я не хочу это выяснять. Сейчас передо мной не менее важная задача. Побороть себя и залезть в эту тележку, которая уже отпустила своих пленников. Кайл подает два билета, берет меня за руку и ведет в самое начало. Мои ноги наливаются свинцом, и я их еле-как передвигаю. Кайл сажает меня на сиденье, садится рядом и пристегивает нас. — Кайл, — шепчу я умоляющим тоном, — пожалуйста… — Успокойся, — говорит он мне, доставая телефон. — Улыбнись. Он делает селфи, где я с кислой миной смотрю в камеру. Кайл убирает телефон и переплетает наши пальцы. У нас проверяют ремни, говорят, чтобы мы не отпускали руки с поручней и не расстегивали крепление. Вот тележка начинает медленно двигаться вверх. Я подскакиваю и вжимаюсь в сиденье, тихонько пискнув. — Эйприл, — зовет меня Кайл, — успокойся и открой глаза, а то пойдешь сюда еще раз. Я открываю глаза и смотрю вниз. Все люди стали маленькими, а лавки и здания, как игрушечные. Я протяжно вздыхаю и покрепче сжимаю пальцы Кайла, который смеется надо мной. Тележка добирается до самого верха, и я могу рассмотреть как на ладони почти весь Лос-Анджелес. Красиво, но страшно! Тележка качается, я визжу и прижимаюсь к Кайлу. Мы балансируем еще несколько мгновений и резко едем вниз. Я ору, что есть мочи, вцепившись в поручень и в крепкую руку парня. Хочу закрыть глаза, но у меня ничего не получается, от этого становится еще страшнее. Передо мной мелькают небо и земля. Нас несет то влево, то вправо, то наверх, то вниз. Мои крики сошлись на визг. Из глаз льются слезы от ветра и страха, что мы можем разбиться. Нас заносит в «мертвую петлю», и меня слегка приподнимает. — Хочу домой, — ною я. Мне наконец-то удается зажмурить глаза, и я так сижу до полной остановки. Рядом радостно кричит Кайл, его рука высвобождается из моей руки, и он скорее всего размахивает ими в воздухе. Когда я слышу, что можно расстегнуть ремни, высвобождаюсь и первая выбегаю на волю. Мои ноги дрожат, а тушь размазалась по лицу. Я сажусь на скамейку и упираю локти в колени, положив на ладони голову. У меня такое впечатление, что из меня сейчас выйдет утренняя яичница и мороженое, которое мы купили здесь. Ко мне подходит Кайл и садится рядом. — Эй, с тобой все нормально? — Да пошел ты, — заикаюсь я. — Ты просто идиот! Знаешь же, что я боюсь высоты, а повел меня на эту чертову горку. У меня начинается истерика. Я всхлипываю, все еще представляя, что я там. — Вообще-то у нас уговор был… — Да к черту его! — кричу я, поднимая голову. — Кайл, театр — это одно, а мой страх высоты — другое. Ты думаешь только о себе. — О себе? — раздраженно спрашивает он. — Нет, это ты эгоистка. Знаешь, что я не люблю театры, но ведешь меня туда. Я просто сделал тоже самое. — Но ты не боишься театра, — говорю я, вытирая глаза. — А я боюсь высоты. Я там чуть сознание не потеряла, а ты еще и руку убрал! Ты козел! На нас смотрят прохожие с детьми. Некоторые сразу же подальше уводят маленьких, а другие наоборот замедляют шаг, чтобы послушать нашу ругань. Кайл вскакивает с места и злобно говорит: — А ты сука! Я от изумления открываю рот, но Кайл разворачивается и смешивается с толпой, оставив меня одну. Я в ступоре сижу на скамейке, а в голове прокручивается его ругательство. Как он мог так меня назвать?! Причем виноват он, а не я! Это из-за его идиотского характера мы опять поссорились. Я достаю сотовый и пытаюсь дозвониться до него, но он не берет трубку. Отлично, он оставил меня одну в Лос-Анджелесе. У меня нет ни машины, ни представления о том, где находится наша гостиница. Я встаю со скамейки и иду в сторону выхода, вглядываясь в прохожих, надеясь найти Кайла. Извиняться я не собираюсь, но до гостиницы мне надо же как-то добраться. Я прохожу через Микки Мауса и его подружки, и выхожу за пределы парка. Наша машина в дальнем ряду, поэтому я чертыхаясь, иду туда. Увидев нашу машину, я с облегчением замечаю там курящего Кайла. Он стоит, опершись о капот и жадно втягивает в себя табак. Рядом с ним валяются уже два бычка. Я подхожу ближе и смотрю на него, но он даже не обращает на меня внимания. Я злюсь и спрашиваю: — Извиняться не собираешься? Он закрывает глаза, потом снова их открывает и тяжелым взглядом смотрит на меня. — Нет. — Эй, ты меня так-то сукой назвал! — топаю я ногой и машу руками. — Кайл, это ненормально. — Ненормально это то, что я посчитал тебя не такой как все, — произносит он. — Я думал ты другая, не испорченная и искренняя. Но оказывается ты такая же как Сьюзен и как большая часть университета. Просто любишь чтобы за тобой побегали, а потом теряешь интерес. — Неправда! — отрицаю я. — Не сравнивай меня со шлюхой, Кайл! Я тоже ошибалась в тебе. Я думала, что ты рядом со мной изменишься, перестанешь вести себя так, как будто весь этот мир твой, а ты эпицентр в этом мире. Но ты стал еще хуже! Все-таки родители и Остин были правы. Мы не сможем быть вместе, как бы мы этого не хотели. Мы смотрим друг другу в глаза, и у меня наворачиваются горячие слезы. Двадцать минут назад все было прекрасно. Мы были обычной влюбленной парой, которая пошла покататься на аттракционах, а сейчас стоим здесь и ругаемся. — Я устал от всего этого, — признается Кайл, выбрасывая сигарету. — Хочу жить с тобой мирно, но получается ерунда. Я отворачиваюсь от него и шмыгаю носом. Вот тут я с ним согласна. Я тоже хочу жить с ним мирно, я люблю его, он любит меня, но что-то вечно нам мешает. Слышу его шаги и крепкие руки на моей талии. Как бы я не хотела сейчас оказаться в его объятиях, он меня оскорбил, и я это еще помню. Я выворачиваюсь из его рук. Он вздыхает и трет лицо рукой. — Остина бы сюда, — говорит он. — Он бы все решил. Он прав. Мне тоже сейчас нужен брат. С ним мы бы все решили и помирились. А сейчас смысла нет что-то делать, ведь все равно хрупкое перемирие скоро разобьется. — Я есть хочу, — меняю я тему. — Пойдем куда-нибудь. Кайл кивает, и мы вместе идем в сторону кафе. Идем слишком далеко друг от друга, не держимся за руки и не разговариваем. Заходим в первое попавшееся кафе и садимся за столик, по разные стороны друг от друга. — Будешь пиццу? — спрашиваю я, просматривая меню. — Да, — отвечает Кайл. Все, на этом наш диалог закончен. Я заказываю еще картошку-фри и сок, а Кайл газировку. Я сижу, поглядывая на него, но он не смотрит на меня, смотрит куда-то в окно. Я достаю сотовый и вижу эсэмэску. «Как вы там?». Это от Виктории. Я ей вчера по секрету сказала, где мы, но она обещала никому не говорить. «Мы поссорились. Я не знаю, что делать. Сейчас сидим в кафе и молчим.». Отправляю сообщение и закусываю губу. Я и правда не знаю, что делать. Мы планировали сегодня сходить на «Аллею Славы» и Беверли-Хиллз, но кажется, все накрылось медным тазом. Мне снова приходит эсэмэска. «Я так и знала, что у вас что-нибудь случится. Эйприл, не переживай, вы быстро отходите.». Я шлю улыбчивый смайлик и убираю сотовый. Отходим, но не тут. Нам приносят заказ. Я беру кусочек пиццы, но он аппетит пропал. — Чего не ешь? — спрашивает Кайл. — Ем, — говорю я и откусываю. — Слушай, если мы поссорились, то это не значит, что мы должны все отменить. Пойдем сегодня туда, куда запланировали, — говорит Кайл. — Я не хочу портить себе эти дни. Портить он не хочет. Уже все испорченно. А может, испорченно только у меня? Ему вообще фиолетово на наши проблемы. Я доедаю кусок и пью сок. Вот теперь я уже точно не хочу с ним мириться. Я, конечно, все понимаю: Калифорния, круглый год лето, куча развлечений, но его совсем что ли не трогает наша ссора? Я просто в шоке от его халатности к нашим отношениям. — Ты чего опять недовольная? — Нормальная я, — бурчу я. — Я тебя хорошо знаю, чтобы определить когда ты нормальная, а когда нет, — говорит Кайл. — Что случилось? — Что случилось? Ты сукой меня обозвал, а теперь планируешь оставшийся день как ни в чем не бывало. Это по-твоему нормально? Кайл резко ставит стакан с газировкой, и она расплескивается по столику. — А что я теперь должен рыдать и вымаливать у тебя прощения? Ну уж нет. Я приехал сюда развлекаться, а не отношения выяснять. Господи, ты такая еще мелкая! Вот правильно Остин говорил, что ты еще не созрела для нормальных отношений. Я зло смотрю на него. Ярость захлестывает меня все сильнее и сильнее. Я беру пиццу и кидаю ее в Кайла. Она попадает ему в лицо и падает на колени. На его лице остались кусочки колбасы и сыра. Встав со стула, я выливаю на его голову свой сок, беру сумку и с гордо поднятой головой выхожу из кафе.