(not) your

Тело пробивает мелкая дрожь, в то время, как жар изнутри сжигает дотла. Температура медленно, но верно поднимается, а всегда теплые пальцы леденеют до омерзения. Парадоксально, но так жизненно. Боль течет по венам и обволакивает разбитое сердце, сжимая его в тисках. Внутри все выжжено, высечено и сломано. Иногда кажется, что душа уже не подлежит восстановлению, но ты каждый день продолжаешь вставать, надевать маску весельчака и оптимиста и дарить надежду людям, приправляя ее щепоткой напущенного понимания и выдуманной любви. Однако все рано или поздно кончается. Ты сам кончаешься. Ты пытаешься кричать и молить о помощи, но из горла вырывается лишь жалкий хрип. Такой же жалкий, как и ты сам. Сломанное уже не починить, ты знаешь это лучше других. Особенно, когда сломано внутри тебя. Когда сломан ты. Как же мало надо людям, чтобы надломиться. Как же мало надо для того, чтобы прогнить изнутри от боли. Как же мало надо было Чимину, чтобы разочароваться в этой жизни. **** Теплое весеннее солнышко приятно щекотало кожу и радовало глаз. Чимин спешил домой, еле сдерживая счастливую улыбку и сжимая в руке маленькую коробочку – подарок для любимого. Сегодня получилось освободиться раньше, чем Пак предполагал, поэтому он сразу же рванул домой, забыв предупредить об этом Чонгука. Хорошо это или плохо – каждый решит сам. Один может покачать головой и посопереживать (ради приличия) Чимину, другой же обвинит во всем самого Пака. Потому что пришел раньше. Потому что не позвонил. Потому что не дал времени для зачистки следов. Чимин застал Чонгука в постели. Пак, конечно, не сомневался, что младший любит поспать подольше, особенно когда на учебу во вторую смену. Пак уже хотел было ворваться в комнату и зацеловать свое сонное чудо до безумия. Чимин хотел. Чимин ворвался. Кровать скрипела от резких движений двух обнаженных тел. С губ срывались непозволительно пошлые и громкие стоны. Чонгук закатывал глаза и врывался в податливое тело грубее. Чимина почти тошнит. Нет, не так. У Чимина внутри сердце на части рвется и желудок в узел скручивается. Чонгук даже не сразу его замечает, полностью погружаясь в друга. Лучшего друга. То есть… Бывшего лучшего друга Чимина. Чимин роняет коробочку, что так долго выбирал в магазине. Чимин ничего не видит из-за слез. Чимин уверен, что слышал хриплое «подожди». Только вот ноги не слушаются, а погибающие бабочки больно цепляют крыльями внутри и раздирают все до крови. **** Чимин жмурится от нахлынувшей боли и уже не всхлипывает. Слезы кончились в тот же день, месяц назад, когда он завалился пьяный в хлам к брату, когда он блевал все утро, когда он ломал симку пополам и когда искал новую квартиру для первого времени. Внутри все снова сжимается в узел и Пак ползет к унитазу, с которым не расстается уже неделю. Токсикоз действует на и без того разбитого Чимина губительно. Кожа потеряла свой здоровый цвет, а косточки, теперь так четко выпирающие, норовят вспороть ее и вывалить наружу все то, что давно сломано внутри. Но пока выходит только еда, которую Чимин рискнул съесть утром. Пак бы давно откинулся где-нибудь в ванне, давно бы сиганул с многоэтажки. Но странное чувство зарождается внутри и не дает даже думать об этом. Маленькое чудо зарождается внутри и заставляет Чимина идти дальше. Хотя пока получается лишь ползти. Чимину невыносимо больно, такое чувство, будто тебе переломали все руки, ноги, позвоночник и заставили бежать стометровку. Именно с такими ощущениями Чимин просыпается каждое утро и впихивает насильно еду, хотя бесполезно – все равно вырвет. Хочет ли он этого ребенка, Чимин и сам не знает, но вопрос об аборте даже не вставал. Потому что этот ребенок был сделан по любви, и плевать, что только чиминовской. Потому что этот ребенок достоин жизни. И Пак обещает, что сделает все, чтобы пережить бурю внутри себя и с достоинством вырастить свое чудо.