***
Уже на корабле в каюту Блая зашел Галле. — Блай. Я не буду ничего говорить насчет произошедшего — ты действовал по правилам, и не мое дело эти правила обсуждать. Но, при всем уважении, после этого ты обязан дать нам передышку. Мы из-за тебя и так уже трех увольнительных лишились! Иначе... — он запнулся, немного помолчал и совсем тихо закончил. — Иначе тебе придется пристрелить меня, как беднягу Ойли. Блай не мог заставить себя посмотреть в глаза Галле. Тот был прав. Его ребята заслужили отдых. И то, что для Блая было способом заглушить боль воспоминаний, для остальных стало тяжелым испытанием. Возможно, если бы не усталость, Ойли был бы более рассудительным и не кинулся спасать тех аборигенов. И меньше всего Блай хотел, чтобы Галле, прошедший с ним бок о бок всю войну, тоже сорвался. — Хорошо. Я сделаю перерыв между заданиями, — не отрывая взгляда от датапада, ответил Блай, всем видом давая понять, что разговор закончен.***
Уходя, Галле задержался в дверях. Он хотел сказать Блаю что-нибудь ободряющее. Он не мог осуждать его, несмотря на всю мерзость ситуации. Не после того, как им пришлось убить генерала Секуру. Галле знал Блая достаточно хорошо и догадывался, что тот испытывал к генералу нечто большее, чем уважение. Наверняка, ее смерть что-то в нем сломала. Блай стал лишь бледной тенью бывшего себя. Бывали дни, когда казалось, что он растерял всю приобретенную за годы войны индивидуальность и теперь в нем осталось только слепое, бездумное подчинение приказам. Но в итоге Галле так и не смог подобрать нужных слов — он просто не знал того человека, которым стал теперь Блай, поэтому просто выдавил из себя формальное «спасибо» и ушел.