Время лишений

Год 172 4Э, Скайрим, Элинир-Ривервуд. В Элинире было неспокойно, город полнился тревожными слухами. Говорили, что имперское войско под командованием легата[13] Дециана с большими потерями отступает с юга Хаммерфелла на север, что многие воины погибают от жажды, потому что немногочисленные колодцы Аликр’а с трудом способны напоить небольшие караваны, но на многотысячное войско их воды не хватает. Говорили, альтмеры наступают и выматывают имперское войско мелкими стычками, но алик'рцы, которых много собралось в городе, утверждали, что это невозможно – если воды не хватает имперцам, то где её возьмут альтмеры. Говорили, что Гилан попытался поднять восстание против захватчиков, но восстание было жестоко подавлено, а сам город стёрт с лица земли. Говорили, что захвачен Скавен, но хозяин подошедшего недавно каравана из Скавена утверждал, что альтмеров в окрестностях города нет. По крайней мере, не было на момент отбытия оттуда каравана… Храм Воинских Добродетелей Элинира встретил Дивада напряжённой тишиной. Почти все воины были высланы либо в пустыню в разведку, либо поспешно возводили на выходах из долины башни, засеки и баррикады, чтобы затруднить подход альтмеров. В школе оставались лишь самые младшие ученики да немногочисленные преподаватели. – Связи с югом нет, певец, – Оррин тяжело опустился на циновку и сделал знак служанке принести чаю и халвы, – никто не скажет тебе, жив ли кто-нибудь из твоего Храма, или нет. Когда-то давно Оррин учил молодых воинов бою на копьях, но когда старость ослабила его руки и тело, стал хранителем арсенала при храме. Однако его память была по-прежнему остра, и он хорошо помнил Дивада, не раз посещавшего элинирский Храм. – Мы живём здесь только слухами, – старик пригладил седую бороду, – на три перехода от Элинира никого нет, ни имперцев, ни альтмеров, и где они, никто сказать не может. В Алик'ре начинается засуха, многие колодцы высыхают, или их вода солонеет и становится непригодной для питья. Песчаные бури засыпают караванные дороги, жара днём стоит такая, что изнемогают даже верблюды, что уж говорить про людей… Служанка в неярком головном покрывале и простых шароварах и тунике с поклоном подала им ароматный чай в узорчатых чашках да халву в неглубоких пиалах. Дивад, почтительно подождав, пока старый Оррин приступит к чаепитию первым, тоже отпил глоток. Вроде бы чая он не видел всего-то седмицы две, а казалось, вечность прошла с того времени, когда он с товарищами пил в таверне чай и слушал рави. Только нет уже товарищей, остались они лежать в холодной каменистой тундре Скайрима, и словно целая жизнь промелькнула с тех пор… – Да ты сам знаешь, – неторопливо продолжал Оррин, смакуя каждый глоток ароматного чая, выращенного на чайных плантациях Драгонстара, – каково в пустыне летом. Верблюды – и те изнывают, алик'рцы откочёвывают на юг или север, где есть вода, а уж альтмеры и имперцы на лошадях и вовсе неспособны перенести её жар. И думается мне, что они будут или ждать осенних дождей, или пойдут в обход. Ещё седмицы две – и в Алик'р рискнут сунуться только самоубийцы. Дивад не перебивал его. – Я отправлю гонца через восток, – старик аккуратно отломил кусочек халвы, – но… Сам понимаешь, не дитя уже. Юг занят альтмерами, когда гонец сможет проскочить и не попасться им – одному Хун Дингу[14] ведомо. И если почтенный Кемату ещё жив, не сложил голову в неравном бою. Дивад поставил чашку на узорчатую скатерть. – Почтенный, что делать мне? – Выполнять приказ Атора. Почтенному Кемату пошлю письмо я. А ты ищи предательницу. Вы не выполнили приказ учителя, это ваша вина, и ты должен её исправить. Дивад склонил перед ним голову. *** И снова под копыта низкорослой скайримской лошадки ложились бесконечные фарсахи северных дорог. Дивад сменил форму хаммерфельского воина на простую нордскую одежду, скимитар и роговой лук – на стальной меч и охотничий деревянный лук. Мыслей, где искать предательницу, не было никаких, она могла податься куда угодно, а могла и покинуть Скайрим – около Рифтена перейти границу с Сиродилом или сесть на корабль в Солитьюде или Данстаре и отплыть в Хай Рок, а оттуда – и на Саммерсет. Впрочем, последнее вряд ли – альтмеры не жаловали чужаков на своей территории. Они и от своих соотечественников, признанных магически неполноценными, предпочитали избавляться, а из других рас кое-как терпели лишь босмеров и бретонцев, но никак не редгардов. Так что предательнице путь на Саммерсет, скорее всего, закрыт. А вот в Хай Рок, где толком и единого государства нет – так, куча удельных княжеств – почему нет? Кто знает, из какого она семейства и какие у её отца связи… Надо было сразу не в Элинир бросаться, а попытаться выследить её. Ну и что, что её и того юстициара не видели шедшие в Вайтран селяне, Диваду ничего не мешало помотаться по округе и порасспрашивать в окрестных придорожных деревушках. В деревнях чужаков замечают сразу, а уж редгардку и альтмера не заметить не могли. Жаль только, эта мысль пришла ему в голову слишком поздно. Он, конечно, после возвращения из Элинира покрутился по долине Белого Потока, поспрашивал селян по деревням и хуторам, но внятного ему ничего сказать не смогли. Альтмерских юстициаров периодически видели, вона, одному даже давеча стрела в спину прилетела… от разбойников, ясное дело, от кого же ещё… Да и редгарды встречаются, в Скайриме они редкость, но не настолько, чтобы пялиться на них, как на диковинку. Да и, как ещё позже сообразил Дивад, что мешало предательнице переодеться в мужскую одежду, закутаться в плащ, на лицо натянуть капюшон или обмотать его шарфом и выдавать себя да хоть за священника какого-нибудь из местных божеств, давшего обет молчания? Ничего не мешало. А Дивад опасался напрямую спрашивать о редгардке со шрамами на лице – помнил, чем это закончилось для отряда Атора. Талморские юстициары здесь на каждом шагу, прослышат, что он ищет женщину, которая открыла для них ворота Танета – и поймает он спиной стрелу с эльфийским наконечником или заклинание льда. В бесконечных тавернах он заводил разговоры с местными, терпеливо выслушивал жалобы на холодное лето, неурожаи зерна, обвалы, троллей и спригганов, нападающих на одиноких путников на дорогах, на ярлов, которые не могут приструнить разбойников, на соседей, которые сглазили любимую свинью или потравили посевы картошки. Сочувственно кивал головой, рассказывая в свою очередь, как на него на дороге напал медведь или как ему пришлось одному отбиваться от троих разбойников, как он сам страдает от холода и как вообще тяжело теплолюбивым редгардам в холодном Скайриме, отчего их здесь так мало. Вот часто ли вы встречаете редгардов?.. Редгардов встречали, но не было среди них той, кого он искал. Оседали в Скайриме ткачи, портные, гончары, граверы со своими семействами, по разным причинам перебравшиеся в Скайрим. Иногда нордские купцы привозили себе из Хаммерфелла темнокожих жён, иногда купеческие дочери выходили замуж за горячих редгардских мужчин. Попадались редгардские охотники, которым приглянулся этот горный северный край, шахтёры, пришедшие сюда в поисках дорогого лунного камня, наёмники с туманным прошлым. А молодой редгардской женщины со шрамами на лице не было… *** В Ривервуд в очередной раз он попал уже в начале лета, привлечённый слухом о том, что недалеко от деревни появились пещерные медведи, которые задирают скот и пастухов. Дивад выдавал себя за бродячего наёмника – деньги-то надо было как-то зарабатывать, да и владеть оружием он умел лучше, чем что бы то ни было остальное, потому и перебивался подобными заработками – где саблезуба выследить, где разбойничий лагерь вырезать, где шахту от драугров очистить, где обнаглевших фалмеров загнать назад в двемерские развалины… С ривервудскими пещерными медведями Дивад разобрался быстро – два дня ушло на то, чтобы их выследить и подсчитать точное их количество, а уж подловить и перерезать по одному самца, четверых самок и медвежонка-трёхлетку труда не составило. Шкуры медведей Дивад отволок ривервудскому кузнецу – молоденькому Алвору, который на время отъезда отца распоряжался в кузне, получил от представителя ярла причитающиеся ему семьдесят золотых и с чувством выполненного долга пошёл снимать комнату в «Спящем великане». А вечером там играл знакомый старый скальд, размеренным речитативом исполнявший балладу о местном древнем герое, каком-то Исграморе, который победил снежных эльфов. Дивад сначала слушал, как, преодолевая все мыслимые и немыслимые трудности, герой плыл из заледеневшей Атморы в Тамриэль, где в тяжёлых условиях строил Саартал, как выжил в Ночь Слёз и, раненый, бежал назад в Атмору, обещая отомстить. Потом он отвлёкся от баллады и стал всматриваться, как скальд перебирает струны своей лютни, пытаясь понять, как у него получается извлекать из неё столь глубокие звуки. Ногти на его правой руке были длинными, ими он и цеплял струны, добиваясь этим более звонкого звучания, но эту хитрость Дивад знал. Как-то на каникулах он отрастил себе ногти и попробовал играть на ребабе ими, а не смычком. Да, получилось звонче, чем просто пальцами, но не более того, желанной глубины не появилось. А здесь по сути, тот же ребаб, а мелодия совсем другая… Когда скальд закончил, Дивад, бросив ему серебрушку, в растрёпанных чувствах вышел на задний двор. Было уже темно, на небе низко висела бледная Секунда, заливая всё вокруг белёсым призрачным светом. Ветер с гор нёс сырость – там недавно прошёл дождь, в лесу ухали совы и завывали волки. Дивад зябко поёжился и закутался в плащ. Да, он был привычен к холоду – ночью в Алик'ре и снег может выпадать – но он не был привычен к постоянному холоду. Уже стоял месяц Середины Года, а в горах по-прежнему лежал снег, стылый воздух с них сползал в долины, накрывая их постоянными сырыми туманами, от которых одежда к утру, если ночевать приходилось под открытым небом, пропитывалась влагой. В безветренный день на солнце ещё было тепло, но стоило подуть ветерку или солнцу спрятаться за тучку – и сразу становилось зябко. Отогревался Дивад только у очага в тавернах или около костра, да один раз забрёл на горячие источники Истмарка, где просидел целый день, позволил отогреться замерзающему от постоянного холода телу. А местным хоть бы что. Дети бегают полуголыми, мужчины ходят в одних штанах, женщины во время работ на огородах, пока никто не видит, подтыкают юбку и распахивают рубахи, обнажая плечи. Впрочем, на то они и местные. Норды, попав в Хаммерфелл, повально жалуются на жару, когда никакой жары и в помину нет – так, просто тепло… Дивад сел на старую, потемневшую от времени скамью на заднем дворе, достал окарину, посмотрел по сторонам, убеждаясь, что рядом никого нет, и приложил её к губам. Он стеснялся играть в Скайриме, потому что по сравнению с местными скальдами его игра была жалким писком, и стыдно было такую играть. А не играть Дивад не мог. Пусть это был плоский примитивный мотив – но он позволял на время забыть о бесконечном холоде Скайрима, о необходимости искать предательницу, и перенестись в жаркий Хаммерфелл с его тёплым морем, знойными пустынями, роскошными пальмами, сладкими ароматами дынь и арбузов и тягучими звуками труб по утрам, сзывающим редгардов на утреннюю молитву во славу Руптги[15]. Вспомнить казавшееся сейчас безоблачным детство, бесконечные тренировки, строгих учителей, приятелей, с которыми они тайком бегали или искупаться в море и устроить там бой на медузах, или в старые развалины йокуданцев, воображая себя древними могучими ансэями, сумевшими вырваться с гибнущей Йокуды и победить огромных гоблинов из другого мира… – Не помешаю? – старый скальд, подошедший незаметно, присел рядом с ним, вытянув ноги. Дивад вздрогнул, покраснел, как мальчишка, пойманный за подглядыванием в щель в родительской спальне, и торопливо убрал окарину. – Можно посмотреть твой инструмент? – попросил скальд. Дивад неловко протянул ему глиняную свистульку. Скальд внимательно осмотрел её, затем поднёс к губам и издал несколько звуков, затем наиграл простую мелодию. – «Под звёздами истмаркскими», – уловил Дивад. – Она самая, – чуть усмехнулся скальд, опуская окарину. – Хороший инструмент, правильно сделан. Это имперская работа? – Я купил её у имперских купцов, – признал Дивад, с тоской ожидая, что скальд сейчас начнёт ругать его игру, благо, есть за что. Тот, однако, делать этого не стал. – Необычное увлечение для редгардского воина, – он аккуратно вернул окарину Диваду. – Ты же воин, это видно сразу. Не будет ли нескромным с моей стороны спросить, что привело тебя в холодный Скайрим? Лгать скальду не хотелось, но и доверять правду первому встречному тоже было нельзя. – Мои родные, – опять вспомнилась черноглазая Зария из Фолкрита, – не одобряют моего увлечения музыкой, вот я и вынужден был перебраться сюда. Похоже, скальд не поверил, но настаивать не стал. – Почему же не Сиродил и не Хай Рок? – лишь поинтересовался он. – Сиродильская музыка, – Дивад замялся, подбирая слова, – ненастоящая, искусственная. Сиродильские рави… скальды, то есть, играют хорошо, но без души. А Хай Рок… не бывал я там, и языка не знаю, а в Скайрим с раннего детства меня отец брал. – Сиродильская музыка искусственная, – скальд посмаковал это слово. – А ведь на диво точное определение. Что она без души, не соглашусь, но я понимаю тебя… Ты в Коллегию Бардов не хочешь поступить? – Кто же возьмёт туда редгарда? – покраснел ещё больше Дивад. – Почему же не возьмут? Задатки у тебя есть, и неплохие. Если хочешь учиться на барда и сможешь поступить – тебя примут. Если же у тебя иные цели в Скайриме – что ж, я не вправе лезть в чужую душу. Диваду стало неловко. Скальд если и не видел его насквозь, то явно понял, что он лжёт насчёт своих истинных целей в Скайриме. Никудышный из него притворщик, если даже простой скальд без труда определил в нём лжеца. – Как вы так играете, – немного поспешно спросил он, стараясь развеять неловкий момент, – что музыка звучит… глубоко? – Глубоко? – тот опять чуть усмехнулся. – И это, значит, слышишь… Он вынул из рук Дивада окарину, снова поднёс её к своим губам и извлёк из неё несколько звуков. А потом ещё несколько, и Дивад изумлённо повернул к нему голову. Если первые ноты прозвучали глубоко и объёмно, то последние – совершенно плоско и бесцветно. – Услышал, – констатировал скальд, поймав взгляд Дивада и опуская окарину. – Как бы тебе объяснить. Ты дуешь в окарину лёгкими, а нужно, чтобы сила шла из живота. – Но в животе же… – Да, там лёгких нет, но там есть сила. И сила звука должна идти не от горла и не из груди, а из живота. Из центра тебя. Смотри, ты воин, ты бьёшь мечом. Ты же в меч вкладываешь силу не только руки, но и всего тела, своего центра. Так ведь? Дивад некоторое время пытался осмысливать сказанное, потом – какая уже разница, раз скальд всё равно раскусил его – вытащил из ножен стальной меч и пару раз взмахнул им, прислушиваясь к ощущениям в своём теле. Потом попробовал работать только рукой – и движения меча сразу потеряли силу и точность. – Понимаешь, – с удовлетворением кивнул скальд, понаблюдав за его упражнениями. – Так и в музыке. Музыка – это то же самое, что и умение владеть оружием. Музыкальный инструмент и пение – это тоже оружие. Сила в меч идёт из твоего центра. И сила в инструмент и голос тоже идёт из центра. Когда ты поёшь, звук рождается в горле, это так, но сила в горло должна подниматься из твоего центра. Когда ты играешь на окарине, воздух в инструмент идёт из лёгких, но сила – из твоего центра. Когда ты играешь на лютне, пальцы перебирают струны, но сила рождается не в пальцах, а в твоём центре. Рука водит смычком по струнам, но сила в руку идёт из центра. – Кажется, я понимаю, – прошептал Дивад, присаживаясь рядом и принимая у него свою окарину. Он подул в неё, пытаясь сделать так, чтобы сила в лёгкие шла из живота, прислушался к своим ощущениям, попробовал ещё раз. – С первого раза не получится. Этому долго надо учиться. Ты же воином стал не сразу. И музыкантом сразу стать невозможно. Но если ты понимаешь суть, то рано или поздно у тебя должно получиться. Скальд встал, похрустел спиной. – Спасибо вам, – негромко произнёс Дивад, машинально прикладывая руки ко лбу для поклона. – Удачи тебе, воин, – скальд внимательно посмотрел на него. – Пусть хранит тебя Джулианос. *** Утро следующего дня выдалось непривычно солнечным и тёплым. Дивад расплатился с владелицей постоялого двора за завтрак и ночлег, заседлал коня и направил его на север. В спину дул тёплый ветер, высоко в небе пели птицы. Солитьюд так Солитьюд. На севере Скайрима он ещё не был, обшаривал пока только Фолкрит, Рифт и долину Белого Потока. К тому же Солитьюд – вполне подходящее место, чтобы там спрятаться: Дивад там не бывал, но по рассказам купцов знал, что это город большой и с немалой долей ненордского населения, там вполне вероятно затеряться. А попутно можно попробовать поступить в Коллегию Бардов. Вряд ли его туда примут, всё-таки как играет и поёт он, а как – норды. Но так хоть у него будет убедительное объяснение для всех любопытных, что он делает в Скайриме – сбежал из дома, хотел поступить в Коллегию Бардов, не взяли, и теперь он вынужден бродить по Скайриму, потому что дома его больше никто не ждёт… Что ж, значит, Солитьюд. ________________________________________ [13] В каноне Дециан ходит в звании генерала, но в Римской империи (а именно с неё срисовали Империю Тамриэля) во главе легиона стоял легат, а посему автор решила, что Дециан достоин носить звание легат. [14] Хун Динг – бог редгардов, Открывающий Пути. [15] Руптга – бог редгардов, Великий Отец.