Моя (не)идеальная жизнь

Никогда не понимал этого Широ, вроде и парень обычный, и не доставал сильно, но я не ожидал, что этот тип ударит меня в спину. В то время, я надеялся, что на меня вышлют отряд, как минимум, и я смогу положить их разом, а этот крысеныш сделал не то, что от него требовалось. Тогда было обидно, а сейчас, я считаю это досадным недоразумением, не более, тем более, что этот человек уже мёртв. Кстати об этом… — Сасори-дано, я просмотрел файл, который мне прислали с тем сообщением, хм. — Куриный суп меня ничуть не удивил, радует, что не простая жижа. Повернувшись, я обнаружил, как кисть шатена медленно покрывается кровью. — Черт! Сасори уже съел свою порцию и сидел, счищая кожуру с яблока, лениво водя ножом. Вот только, видимо, что-то пошло не так и порез на пальце вышел слишком глубоким, заставляя темную кровь, пульсируя покидать ранку. Как ошпаренный я подскочил, и не найдя ничего лучше, метнулся к его чемодану, абсолютно неаккуратно выпотрошив половину содержимого, я наткнулся на аптечку. Когда я вернулся в комнату, ничего не изменилось, шатен продолжал смотреть телевизор, держа в одной руке яблоко и нож, а второй конечности позволил свисать так, чтобы кровь капала на не застеленный участок пола. — Так что там в письме? — Будто ему вовсе всё равно и он ничего не чувствует. — Мастер Сасори, нельзя обращаться так со своим телом, да. — Внутри всё тряслось, а снаружи я лишь ухмыльнулся, присаживаясь перед ним на колени. Мои руки так привычно и ловко обработали рану и затянули её в бинт, что я позволил себе расслабиться, в конце концов, меня этому хорошо обучили. — Список и фото ста девяносто восьми людей, которые на сегодняшний день все мертвы. — Я смотрел в его глаза, прекрасно понимая, что он знает, о чем я веду речь. Забинтованный палец коснулся моей скулы, и я, упираясь ладонями в его колени, привстал, для того чтобы его поцеловать. — Твои жертвы? — Я коснулся его губ, а он лишь выдохнул, дразня меня. — Нет, м. — Кончик языка скользнул внутрь и шатен, наконец, прикрыл глаза, обхватывая мой затылок и резко углубляя поцелуй. — Не возражаешь, если я тоже взгляну? — После жадного поцелуя, не дав мне отдышаться, произнес напарник. — Угу. — Я потянулся за новым поцелуем, но он лишь аккуратно коснулся меня в краешек губ, ясно давая понять, что на этом всё. — Ещё, хм. — Я уставился на него весьма недовольно. — Не сейчас, глупый мальчишка. — Он перевел взгляд на забинтованный палец и, склонившись чуть ниже, поцеловал меня в макушку. — Торопливость ещё никому не шла на пользу. — Бесит, да. — Я недовольно буркнул, поднимаясь с колен, и тут же чуть не споткнулся об аптечку. Сасори весь вечер провел за моим ноутбуком и я бы сдох от скуки, если бы не взял с собой наработки касательно нового двигателя. Изрядно испорченные расчеты пришлось восстанавливать, но головная боль в этом случае была даже немного приятной. На ужин были овощи, и приятным дополнением к номеру послужила находка кофе машины. Точней Сасори просто подошел и сделал мне эспрессо, а уже потом, я стал прыгать около него прося научить пользоваться этим зверем. Напарник долго пытался вправить мне мозги на счет понятия «порядок», параллельно пытаясь вернуть свои вещи назад в чемодан, но я даже не обратил на это внимание. Уже вернувшись в кровать, я понял, что этот короткий день принес мне какое-то умиротворение. — Спокойной ночи. — Поцелуй в затылок и теплые объятия заставили меня улыбнуться. — Спокойной, Сасори-дано. — Отозвался я, накрывая его руки своими. Уже второй день подряд я просыпался с приятной мыслью, что меня никто не будит, и при этом напарник мирно посапывает рядом. Улыбка сама выползла на лицо, и я довольно потянулся всем телом, тихо простонав от удовольствия. Снегопад уже не бушевал за окном, и пейзаж казался снова по-зимнему сказочным, хоть сейчас и наступила весна. — Завтракать будешь? — Сасори зашел в ванную комнату, всё ещё сонный, но уже явно отдохнувший. — Можно омлет вместо овсянки, м? Клянусь, она у меня из ушей скоро полезет, да. — Я стоял под душем, наблюдая, как шатен едва заметно улыбнулся, услышав мою фразу. — Тогда, лучше пойдем прогуляемся. — Он стал умываться, и мне пришлось поторопиться, потому что от прогулки я явно не откажусь. Как я ни старался, из номера мы вышли только через час, потому что слишком долго возились с просушкой моих волос. Я уже кричал, что они высохли, но Сасори с маниакальным упорством старался меня испепелить феном, говоря, что с влажной головой я точно разболеюсь, если выйду на улицу. — На нас все пялятся, да. — Струйка пара покинула мой рот, и я свободной рукой натянул шарф, пряча нос от колющего мороза. — Никогда не понимал, почему кого-то может волновать чужое мнение. — Сасори чуть сильней сжал мою ладонь, продолжая идти неспешным шагом, так, будто мы одни были на этой людной улице. — Меня не волнует, да! Просто… это приятно, хм. — Я чуть повысил голос и абсолютно неосознанно стал заглядывать в лицо напарнику, будто пытаясь доказать ему правоту своих слов. — Приятно? — Он чуть удивленно посмотрел на меня, явно не понимая о чем я. — Вы не стесняетесь меня, хм. — Я посмотрел вперед, натыкаясь взглядом на огромный готический собор, надо будет заглянуть туда. — Глупый мальчишка. — Сасори отвернулся и чуть сменил маршрут, увлекая меня на узкую улочку. — Я ждал тебя слишком долго, чтобы теперь подстраиваться под стандарты общества и ущемлять себя в чем-то. — Казалось, у меня уши даже заалели, и я натянул шарф ещё чуть выше, как он может говорить такие вещи настолько невозмутимо? — Сасори-дано, а внутри вас, оказывается, бушует дух мятежа, хм. — Напарник распахнул входную дверь какого-то кафе и пропустил меня вперед. — Дейдара, честное слово, иногда тебе лучше вообще рот не открывать. — Я рассмеялся, распахивая куртку и стягивая перчатки. — Болит, м? — Уплетая воздушный омлет с луком, я ткнул пальцем на бинт напарника. — Я не чувствую боли. — Абсолютно безразлично отозвался шатен, попивая свой кофе. — Совсем, м? — Как-то слишком глупо спросил я. — Главным образом, я не чувствую членовредительств своему телу. — И тут я задумался, причем надолго, и опомнился, только тогда, когда тарелка окончательно опустела. — Выходит, что и прикосновений вы не чувствуете, м? — Это было как откровение для меня. — И если я вас… кхм… совсем ничего, да? — Я смотрел на гладкую столешницу и ужасался каждой новой мысли, а лицо покрывалось красными пятнами. — У меня в мозгу заблокирован участок мозга, который отвечает за болевые ощущения, это очень упрощает работу, но, как ты можешь понять, имеет свои нюансы. — Твою ж… Я должен был сразу об этом подумать, ещё когда перевязывал его пальцы порезанные нитями, в середине осени. — Как же глупо, да… — Внезапно я потерялся в собственных мыслях и чувствах, а от нервов желудок желал избавиться от груза, который получил ещё совсем недавно. — Не будь дураком, Дейдара. — Чуть раздраженно фыркнул шатен. — Тело всё чувствует, и если я опущу руку в кипящую воду, кожа получит сильнейший ожог, просто мозг это не воспримет. — Кажется, его чашка опустела, а я ещё даже не притронулся к своему чаю. — Но даже если телу приятно, это не значит что приятно вам, м? — Я не понимаю, и моё лицо выражает полное смятение. Как кукла… — Я вижу, слышу, испытываю удовольствие, когда касаюсь или пробую на вкус, я не лишен всего этого. Рецепторы у меня в порядке, и если тебе станет понятней, то у меня, скажем, другой болевой порог. — Но это же не одно и тоже или как? — Я не понимаю, да. — У меня просто в голове не укладывается, как можно чувствовать что-то, когда касаешься, но не чувствовать, когда касаются тебя, или я опять что-то упускаю? — Ты хочешь сказать, что курс лекций по биологии прошел впустую? — Он явно стал раздражаться, и видимо в моей голове не укладываются простейшие вещи. — Нет, хм. — Полностью обескураженный, я практически залпом выпил не сладкий чай. — А мороз на улице, м? — Официантка принесла счет, и шатен отсчитывал несколько купюр. — Можно ощутить холод не через боль. — Он устало вздохнул и накинул своё пальто, а я окончательно запутался и видимо мне придется долго разбираться с этим самостоятельно, потому что действовать на нервы напарнику больше не хотелось. — А мы можем зайти в храм, м? — Уже у самой двери спросил я, ожидая очередной познавательной нравоучительной тирады, по поводу того, что нужно предупреждать заранее. — Не знал, что ты интересуешься классикой. — И всё же на улице была явная зима, хоть по календарю и положено было начаться потеплению, но ветер упорно заставлял натягивать шарф на половину лица. Что? Подождите, а где же обычная тирада? — Не то чтобы интересуюсь, хм. Скажем так, уважаю, да. — Я даже кивнул своим мыслям. — Уважение в искусстве, это роскошь. — Сейчас идти с ним за руку не казалось чем-то незаконным. — У тебя должно быть только одно направление, в котором ты совершенствуешься, иначе ты будешь посредственностью. — Он всегда воспринимает всё в штыки, когда разговор заходит об искусстве. — Сасори-дано, какой смысл думать о столь глубоком, если важно, лишь то мгновенье, в котором вы живете. Здесь и сейчас, да. Ведь не известно наступит ли следующее утро? Да, я, признаться честно и не хотел бы этого знать, хм. — Парок вырывался даже из-под шарфа, но мы двигались к старинному собору. — Ты слишком легкомысленный и ты не ценишь жизнь. — Легкомысленный значит? Это просто вы Сасори-дано упертый, как баран! — А может, за счет того, что я ценю жизнь, я и живу одним моментом, м? Ведь всё в мире не постоянно и скоротечно, да. — Впервые стараясь аргументировать свою позицию в споре, я почувствовал это щемящее чувство азарта. — Но целью любого здравомыслящего существа остается увековечивания себя во времени, иными словами бессмертие. — Значит в ход пошли мои умственные способности? — Бессмертие — это чушь, да! Если не знать, что ты умрешь в любой момент, то жизнь потеряет все краски, да. — Какой смысл в такой жизни, это будет бесконечный день сурка! — Ты безрассуден. Вечная жизнь это вечное совершенствование, а не постоянное подвергание себя риску… — Молодые люди нельзя ли вести себя тише! — Я даже не заметил, как мы дошли, и сейчас стояли у самого входа в собор, ведя оживленный диалог, не понижая голоса. — Нельзя. — Абсолютно синхронно сказали мы, повернув лица в сторону проходившего мимо человека, который явно не ожидал такого отпора и спешно ретировался. — Заходим? — Проводив мужчину взглядом, Сасори кивнул в сторону дверей. — Угу. — Удовлетворенно отозвался я и, шмыгнув носом, переступил порог. Мы вернулись в номер, когда на улице загорелись фонари и холод больше не бодрил, а неприятно досаждал. Как ни странно, но собор выглядел монументально и величественно не только внешне, но и внутри, заставляя меня на долгое время замолчать, любуясь вычурным «интерьером». Шатен так же не желал продолжения нашей баталии и спустя несколько часов мы покинули это место, отправляясь гулять по оживленному городку. Делать абсолютно ничего не хотелось, поэтому едва прикончив ужин, я сразу же вырубился, как только голова коснулась подушки. Просыпаться тогда когда хочется, сплошное удовольствие, довольно подумал я и потянулся, тут же попадая в объятия шатена. Легкий завтрак с вареными овощами и на сегодня я предпочел вернуться к схеме реактивного двигателя, вместо прогулок. Прерывался я лишь для обеда и перекуса, а Сасори кажется, был совсем не против провести день за работой, в тишине, потому что когда я поглощен чем-то важным, то иногда, даже забываю дышать. — Который час, хм? — Плечи ныли, и мысли стали путаться, допустив несколько ошибок, я решил на сегодня закончить. — Двадцать два сорок. — Тонкие нити едва заметно поблескивали в свете лампы. — Ого! — Из-за того что шторы были плотно задернуты я даже не подумал о том, что уже на столько поздно. — Это получается, что мы уже поужинали, м? — Сасори окинул меня взглядом явно сомневаясь в моей вменяемости. — Два часа назад. — Одним ловким движением напарник заставил нити исчезнуть, свернувшись в аккуратную компактную коробочку. — Я бы не отказался от чая, да. — Улыбнувшись, я растянулся на полу, потягиваясь всем телом. — Нахальный мальчишка. — Буркнул Сасори, однако встал из-за стола, направившись к нашим кружкам, что стояли рядом с кофейным аппаратом. — Я устал, хм. — Прикрыв глаза, я перевернулся на живот, и волосы неприятно забились в рот, заставляя отплевываться. — Сасори-дано, не хотите принять ванну, м? — Я предложил это просто так, потому что сам для себя уже решил опробовать ту чуднУю вещь, так как сил стоять под душем у меня нет. — Это намёк? — Он встал передо мной и протягивал чашку с ароматным чаем. — Я бы конечно не отказался, хм. — На лицо выползла плотоядная улыбка. — И если вы не против… — Только ванна, на большее не рассчитывай. — Я поджал губы и принял горячую чашку в свои ладони. Так и не включив телевизор, я сидел на полу, попивая напиток в тишине, и лишь мерное движение водного потока, бившегося о края ванны, нарушало покой. Интересно он уже разделся или всё-таки ждет меня? Осушив одним глотком половину горячей жидкости, я поморщился из-за обожженного языка, но поднялся, направившись в комнату. Свет был выключен, зато везде были зажжены свечи и шторы, что раньше скрывали уличный пейзаж, были распахнуты. Я застал шатена наполовину раздетым и он, в отличие от меня ни сколько не смутился. В ванне плавал тонкий слой молочной пены, и запах корицы щекотал нюх. Ночные фонари заставляли снег серебриться, и безлюдная улица дарила странное чувство покоя и уединения. Всё же это непонятное для меня ощущение. Не утруждая свой мозг лишними раздумьями, я полностью разделся и опустил правую ногу в теплую воду. — Сделаю погорячей, м? — Руки шатена обвили меня, и я замер, не ожидая такой внезапной «атаки». — Хорошо. — Легкий поцелуй в шею и я забыл о том, что произнес до этого. Мы простояли так несколько минут, и я глупо таращился на зимний пейзаж. Такой крутой контраст, здесь тепло, а там ужасный холод, у нас такой мягкий свет, а там… Оцепенение спало, и я потянулся к крану, резко прокрутив регулятор горячей воды, руки напарника разжались, и я смог залезть в глубокую ванну. Щеки горели красным и слава богам, что при тусклом свете свечей это было не заметно из-за слишком большого количества танцующих теней. Приземлившись пятой точкой на дно я, наконец, ощутил всю прелесть этой «посудины», бортики находились на уровне моих глаз, что заставило меня весьма сильно удивиться. Шатен попытался меня сдвинуть вперед, заставляя ещё больше согнуть ноги в коленях, едва ли не притягивая их к груди, однако приятный бонус был в ширине этой ванны. — Иди сюда, глупый мальчишка. — Руки Сасори под водой, весьма ощутимо обхватили меня за талию и, создавая маленькое цунами, притянули к себе. — Что это добавлено в воду, м? — Я зачерпнул казавшуюся розоватой воду ладонью, пропуская сквозь пальцы. Сердце учащенно билось, и я пытался не думать о том, что мы сейчас делаем, потому что в низу живота уже стало сладостно тянуть. — Масло, соль и пена, чтобы прогреть мышцы и успокоить нервы, для хорошего и здорового сна. — Подбородок напарника коснулся моей макушки, а до слуха донесся тяжелый вздох. Мелкий снег, казался дождем, такой быстрый и острый, что глаз сначала не уловил его начало, но сейчас всё казалось таким нереальным. Огромное прозрачное стекло давало ощущение того, будто мы находимся там… среди заснеженной аллеи, под лучами одиноких фонарей и такого далекого и манящего неба. Я понял, что по моим щекам текут соленые дорожки, а сердце так болезненно сжалось, заставляя неосознанно стиснуть руки обнимающие меня, ещё сильней. — Я хочу знать правду. — Левую сторону шеи обожгло поцелуем, вызывая судорожное дыхание и моментальную потерю рассудка. Правду о том, как я веду себя, когда тебя нет рядом? Я чувствовал стук сердца у себя в висках, он знает, точно знает… — О чем это вы, м? — Грудная клетка двигалась слишком часто и не на полную. — Ты и так всё понял, не притворяйся. — Поцелуй коснулся плеча, и хорошо, что он находился за моей спиной, потому что мой безумный взгляд выдавал меня с потрохами. — Я не понимаю, хм. — Я зажмурился и замер. Нужно знать, что ему известно, прежде чем вообще что-то говорить. Может это блеф? — Просто признайся сам, что у тебя было с Пэйном. — Не блеф. Руки шатена скользили по внутренней части моих бедер, действуя в разрез словам своего хозяина. — Мне важно, чтобы ТЫ сказал это. — Шепот в самое ухо, но я будто окоченел не в силах шевельнуться. — Я способен принять это. — Чушь! Ты утопишь меня в этой же ванне! — Но ложь задевает мою гордость и честь, и как мужчине… — Я тоже имею яйца, да! И за свои слова отвечаю, да! Сколько можно, м?! — Я рывком поднялся, тут же зябко передергивая плечами. — Дешевый развод! Я должен разомлеть и совсем соглашаться, лишь бы потешить уязвленное эго, да? Ничего не было! НИ-ЧЕ-ГО! ДА! — Я легко покинул такое приятное тепло, променяв его на холодное одиночество общей комнаты. Сердце уже не билось, оно сильными толчками ухало, отзываясь болью. Я наорал на него, фактически сдавая себя с потрохами, но с другой стороны, как бы я себя повел, если бы действительно всё было так, как говорю я? Задели бы его слова меня или нет? Я сидел завернувшись в плед, не понимая как мне поступить дальше, и какого черта он даже не остановил меня? Эту ночь я провел в одиночестве.