***
— Арти, ты куда? — вдруг почувствовав, как его любовник пытается выкарабкаться из-под одеяла, сонно протянул Франциск и чуть приподнялся на локтях. Он почему-то надеялся, что Артуру не захочется куда-то бежать сразу после секса, в такой поздний час, да ещё и с перспективой получить что-нибудь изысканное на завтрак. — Домой, куда же ещё. В темноте было видно, как его англичанин натягивает свою белоснежную рубашку. — Брось ты эту ерунду. — Франциск потянулся к мобильнику и тут же сощурился от резко врезавшегося в глаза ярко молочного света. — Два часа ночи. Ты рехнулся? — Он приподнялся с кровати и, нащупав на тумбочке свою резинку, сунул её между зубов, в то время как пальцы принялись зачёсывать лезущие в глаза и слегка растрепанные светлые пряди. — Сам ты рехнулся, — пробубнил Артур, как его любовник понял, сквозь сигарету и ощупал карманы пиджака в поисках зажигалки. Он был растрепан и мил, точно искупавшийся в луже и пытающийся строить из себя деловую цыпочку воробушек. Франциск всегда улыбался, когда видел его таким. Да и вообще… просто видел. — Я серьезно, Арти. Останься у меня, куда тебе спешить? — Франциск, наконец, убрал какое-то незначительное количество волос назад и, сощурившись, снова взглянул на экран телефона: будто бы и не верил, что смог подскочить с постели в столь поздний час и не почувствовать раскаленные угли вместо мозга. — Во-первых, перестань меня так называть. Во-вторых, мне завтра утром на работу. В-третьих, от тебя далеко ехать. А в-четвертых, надо встретить няню Альфреда до семи утра. Не будет же она под дверью стоять, — начал нудить англичанин, и Франциск с тихим вымученным стоном рухнул на подушку. — Терпеть тебя не могу. Я бы сейчас десятый сон досматривал. Артур хмыкнул: — Ну и спи дальше. Я и не собирался тебя будить: как минимум потому, что ненавижу, когда ты ворчишь. Это вообще всегда очень забавно звучит вперемешку с твоим французским акцентом. Француз скептически хохотнул и устало потер веки. — Что-то не припомню, чтобы в постели ты жаловался на мой «акцент». — Он меня возбуждает, — на полном серьезе заявил Артур и, оставив любовника в полнейшем недоумении, тихо прикрыл за собой дверь. Впрочем, Франциск сразу же последовал за ним. Он застал его в комнате Мэттью (где рядом на кровати с его ребёнком и габаритным белым медведем тихо сопел крохотный трёхлетний Альфред) и, на цыпочках подкравшись к англичанину со спины, как бы невзначай стиснул его в объятия. У парня во рту всё еще была сигарета, поэтому суть его в разы стихшего бубнежа французу уловить не удалось. Да он и не пытался. — А знаешь, что меня возбуждает, Арти? — Дождавшись, пока Артур вопросительно замычит и облокотится на него, Франциск ненавязчиво вынул сигарету из его рта и прильнул с влажным поцелуем к чувствительной коже на его шее, которую, к слову, он сразу же подставил, потому что ему безумно нравилось, когда интимная ласка начинается с этого. И Франциск всегда этим пользовался: хотя бы потому, что так он мог оставлять на парне засосы и следы от своих зубов, но жаловаться на это Артуру не хватало духу — вдруг француз совсем перестанет касаться его там? Франциск шепнул любовнику на ухо: — То, что с тобой можно быть жестким, что ты не падок на нежность и прочую девчачью туфту, и я могу оставлять на тебе отметины, кусать тебя, где мне хочется, слушать, как ты стонешь, скулишь, просишь быть «чуть ласковее», хотя похоть в твоих глазах может разлиться в ещё один океан. — Чуть задрав голову назад, Кёркленд сдавленно выдохнул, и его любовник, с довольно-таки двузначными намерениями, снова поместил сигарету между его зубов. А следом и палец, которому Артур лишь с секундным колебанием позволил проскользнуть в свой рот. Теплый, влажный и податливый. Всего час назад так умело делающий своему любовнику приятно… Француз все еще прижимал парня к себе спиной и уже почти мурчал, щекоча сбивчивым дыханием чувствительную кожу за покрасневшими кончиками ушей англичанина: — Ты мой сладкий, я так люблю наслаждаться тобой, пока ты мой, при этом не переживать о том, что тебя каким-либо образом будет беспокоить «пятнышко» где-нибудь на нежной коже плеча (как вечно было с моей бывшей). Франциск ухмыльнулся, как только заметил контрастно выделяющиеся следы и отметины на фоне белой рубашки Артура. Он убрал руку ото рта парня и ладонью с все ещё влажным указательным пальцем скользнул ему под воротник. Англичанин вздрогнул: — Ты придурок… Здесь же дети… Но отяжелевшее дыхание Кёркленда, его покорно подставленная шея и дрожащая ладонь, пытающаяся перехватить его руку, лишь только разжигали пламенные речи до безумия соскучившегося по совратительским ласкам француза. Ещё секунда — и его любовник все-таки согласится продлить их «ночь». Если бы только… это было не всё, что он хотел ему предложить. — Да… Ты только посмотри на эти крохотные комочки. — И сразу после этих слов Альфред широко зевнул и, потянувшись, закинул ногу на мирно сопящего Мэтти с пластырем на носу. — Как два близнеца. Неужели ты хочешь их разбудить? Что касается пластыря — это, наверное, единственная причина, почему они с Артуром вообще заговорили. Несколько месяцев назад маленький Альфред играл в «мячик» с детьми в парке. И этот «мячик» каким-то странным образом угодил абсолютно непричастному к игре Мэттью в лицо. К несчастью, папа Франциск отвлекся на разговор с коллегой и, думая, что среди детей и тучи заботливых мамочек с его сыном ничего не случится, отошёл подальше от любопытных ушей. И именно поэтому испугавшийся Ал, не встретив на своём пути разгневанных родителей, привел мальчика с окровавленным носом к своему мирно задремавшему на лавочке — с газетой на лице, дабы солнце не припекало — отцу. Артуру показалось, будто сердце его сузилось до размеров карата. Маленькая жертва идиотизма его сына едва стояла на ногах, да и в принципе не соображала, что происходит — чего там спрашивать, куда пропали его родители. Нужно было в срочном порядке чем-то помочь, иначе ребенок потеряет сознание. И какого же было… недоумение Франциска, когда он увидел, как какой-то мужик тащит его ребенка в машину и закрывает ему рот и нос какой-то тряпкой. В общем, они не понравились друг другу с первого взгляда… — Франциск. — Артур вдруг сделался серьезным. — Прекрати. Ему завтра к няне, а мне на работу и… — К чёрту эту няню, — раздраженно перебил он и крепче прижал к себе англичанина. — Оставь его со мной. — У тебя что, дел своих нет? — Но Кёркленд начал протестовать. — Есть. Но у меня свободный график, и чаще всего я работаю сидя за ноутбуком у себя дома. — Да на хрен тебе это нужно? — Хотя Артур и шептал, фразы его казались Франциску до неприличия громкими. — Мы договаривались: никаких обязательств. Ты же сам предложил, забыл? — Я предложил только потому, что ты сказал, что не хочешь больше никаких отношений. Мол, какая-то мадам разбила тебе сердце, и ты решил, что будешь всю жизнь одиноко дрочить в ванне. — Ну и козлина же ты! — Кёркленд вырвался и вскочил на ноги. Франциск увидел, что Мэтти зашевелился и немного приподнял голову, поэтому схватил любовника за руку и вытолкнул его из комнаты. — Эй, что за херня? — Артур скрестил руки и гневно уставился на прикрывающего собой дверь француза. — Это уже не смешно. Ты сейчас же отдаёшь мне моего ребенка, и мы уходим, ясно тебе? — Нет. — Франциск понимал, что англичанин всего-навсего обиделся. Так что нужно было снова собрать разорвавшуюся цепочку соблазнительных фраз на пути к непреступной крепости его доверия. — У меня туговато с французским. Может, всё-таки попытаешься понять английский? — язвил Артур, всё так же невозмутимо впиваясь взглядом в своего любовника. — Не говоришь по-французски, не умеешь готовить… — Следующую фразу француз приправил легким смешком. — Да ты посмотри. Я тебе просто необходим. — Так, если ты сейчас же не отойдёшь от двери!.. Сегодня днём Франциск видел Артура, идущего на обед с работы. И он был не один. И всё бы ничего, вот только… — Ты уходишь, потому что у тебя кто-то есть? — невозмутимо перебил Франциск. Он был готов к любому ответу, ведь они на полном серьёзе договаривались, что у них не будет ничего серьёзного. — Что? — Но англичанин, казалось, чуть было не врос в пол от столь внезапно разразившейся темы. — Да что за чушь, я бы никогда не изменил тому, кого люблю! — Отлично. — Француз на короткое мгновение просиял улыбкой. Он снизил тон до шёпота: — Потому что я очень ревнивый. — С чего ты вообще такое взял? — Кёркленд старательно игнорировал намёки. — Я видел тебя с парнем. Сегодня днём, — спокойно ответил Франциск, всё еще сомневаясь, что не застал любовника врасплох. Тусклый свет коридорной лампы оттенял наморщенную переносицу Артура. Он отвел взгляд и на какое-то мгновение закусил губу. Затем снова взглянул французу в глаза: — Ты что, следил за мной? — Нет, я просто вез Мэтти на прививку и… — И сколько раз в день ты его «возишь»? В другой конец города. Франциск опустил взгляд и сухо усмехнулся. Англичанин скрестил руки и с едва заметным прищуром пристально вгляделся в погодно переменившееся лицо любовника. — Арти… Мы оба одиноки. И наши дети, кажется, подружились. Даже несмотря на то, что их знакомство началось с разбитого носа Мэттью. Артур хмыкнул: — Что ж. Наше знакомство началось с того, что ты захотел подать на меня в суд. А потом передумал и трахнул. — И мне, кстати, понравилось. — Франциск почувствовал, как стена недопонимания между ними, наконец, начала оттаивать, и ускорил столь долгожданный процесс кокетливой улыбкой. — Я и не сомневаюсь. — Англичанин скептически усмехнулся. — Иначе мы бы не делали это столько раз. — Не только. Ещё мне нравится… — Француз подошел к Артуру вплотную и поймал на себе затуманенный взгляд его зелёных глаз. Он наклонился поближе к уху любовника и едва слышно прошептал: — Это прозвучит странно, но мне так нравится запах англичанина у меня в постели. — Чего?! — Артур сразу же отстранился и вытаращил на француза глаза. Тот и не ожидал какой-либо другой реакции, поэтому почти сразу же разрядил обстановку глупым, заливистым смехом. Артур нахмурился. — Интересно, это как это пахнут англичане?! — Ну… — Франциск театрально закусил губу, как бы подбирая слова, хотя на самом деле эта шутка грела его еще с того самого момента, как они с Артуром переспали в первый раз. — Как настойка из кураги и лимона моей бабули. — Ты… козлина! — Кёркленд потерял дар речи, и даже в темноте было заметно, как щеки его вспыхнули алым. — Да что ты… Да как… Француз больше не мог сдерживать смех: это самое тупое и безвкусное, что он когда-либо говорил своим любовникам, но, черт, это правда. От Артура почему-то всё время пахло чаем, лимоном, курагой, клубникой. Даже его сигареты никогда не бывают без какого-либо приторного вкуса. Да, конечно, может, это просто гель для душа или какой-нибудь его любимый шампунь… Но… Наверное, даже столь крошечный фрагмент из полноценной картины любимого человека иногда может стать в разы значимее того, что он представляет из себя всецело. — Арти… — Франциск снова перешёл на шепот. Он дождался, пока смущённый и в каком-то смысле обескураженный любовник посмотрит ему в глаза. — Арти, я никогда не думал, что снова скажу это кому-либо, но… Я бы хотел быть с тобой. Я бы мог усыновить твоего сына, если хочешь. Мы бы могли стать хорошими родителями нашим мальчикам. Артур перестал дышать. Его глаза снова расширились. Он ничего не смог ответить, кроме как выдавить едва слышное: — Но… Но!.. — Арти, назови хоть одну весомую причину, почему это невозможно. Француз осторожно сжал его ладонь и, не встретив сопротивления, поднес ее к своим губам. Артур вздрогнул. — Я… Я… уронил сигарету где-то у Мэттью в спальне… — Он смущенно отвел взгляд, чувствуя, как голова пустеет и слова скомкано встают в горле. — Значит, ты остаёшься? — Француз ждал, пока их зрительный контакт восстановится. Поразительно терпеливо. — Мне нечем дышать. — выдавил Артур и отдёрнул руку — так, словно она была прижата к раскаленной сковороде. Он опустил взгляд и молча направился вверх по лестнице. В спальню. Через несколько секунд Франциск услышал тихое «Да чтоб тебя… Как тебе это удалось?» уже где-то наверху. — Да-да, Арти. Я тоже тебя люблю. Франциск ухмыльнулся пустой лестнице и, подняв незажжённую сигарету Артура с ковра под своими ногами, молча последовал за ним.***
Послышалось несколько требовательных звонков в дверь, и Альфред тут же вжался в подушку. Мэттью побледнел до одной тональности со своим медведем. — Не волнуйся, Альфред. Я что-нибудь придумаю, — заверил Франциск и с погасшей улыбкой поцеловал не менее испуганного Мэтти в лоб. — Если только он… не решил всё за меня.