***
Дэвид, забросив пиджак от Montedoro на плечо и плюнув на оставшуюся на парковке возле клиники машину, плёлся по улицам вечернего Род-Айленда. Смартфон он выключил ровно после двадцать пятого звонка и где-то полусотни сообщений. В большинстве от заботливого Фила: «Был в клинике?» «И что там?» «Игноришь меня?» «Напился с радости? Я помню, такое было, когда твою тёщу задержала полиция за курение травки». «Или напился с горя?» «Если ты сейчас не ответишь, я точно уволюсь!» Иногда Дэвид жалел о том, что не сохраняет границы субординации со своим секретарём. Но последнее сообщение в виде злого смайла и написанного капсом «НУ И ИДИ НАФИГ!» грело больше, чем единственное от Лизы: «Кажется, я превысила лимит своей кредитки, позвони мне». Дэвид с ироничной улыбкой в который раз понимал, что когда-то милая и заботливая девушка стала больше светской дамой, чем его тёплой и уютной Лиззи, а Фил – вот уже лет шесть как является его единственным настоящим другом. Вспомнился вновь разговор с доктором… – И сколько мне осталось? – Трудно сказать. Болезнь прогрессирует в зависимости от организма человека. Думаю, в Вашем случае, месяца три. – И какие симптомы будут возникать? – Головокружения, рвота, спазмы, сильные головные боли в результате… Дальше Дэвид слушать не стал. Единственное, что донеслось до его сознания, «неоперабельно». Когда на твоей идеально выглаженной рубашке появляется складка, можно разгладить её или спрятать под пиджаком, а иногда можно зазеваться и прожечь дыру. Тогда всё. Вещь можно выбросить на свалку, ну, или на крайний случай использовать некоторое время как половую тряпку, что, впрочем, не отменяет предыдущий итог. И неважно, что до этого ты был крайне осторожен с ней, старался не поставить ни единого пятнышка, правильно стирать и сушить. Нечто подобное чувствовал Дэвид, приседая на забавную лавочку в виде радужных очков в небольшом скверике. Он, кажется, скоро примет участь абстрактной рубашки, и неважно, что у него безупречная репутация, что он следит за собой, занимается спортом, ведёт здоровый образ жизни… Какой вообще смысл давиться овсянкой на завтрак, если закончишь свою жизнь вот так? Возможно, стоит начать день с вредного хорошо прожаренного стейка или шоколадного торта и умереть с улыбкой на губах? Стоун скользнул взглядом по идущим вглубь скверика двум парням. Один оглянулся и украдкой ущипнул второго за зад, за что получил шуточный подзатыльник. Дэвид улыбнулся. Когда-то он точно так же украдкой зажимался с одноклассником в закутке похожего скверика. Из груди вырвался невольный полустон. Захотелось вернуться в то время, когда юношеский максимализм бурлил в крови, когда взгляды и планы были абсолютно другими, и хотелось стать свободным художником, а не продолжать дело умершего отца.***
Дом встретил тишиной и запиской на зеркале в прихожей: «Ушла с мамой в театр. Уладь дела с кредиткой. Лиз». Из кухни вальяжной походкой вывалился Фатти, лениво виляя хвостом и потираясь о ногу хозяина. Дэвид ещё ни разу не пожалел, что назвал кота «жирком», а не одним из слащаво-сопливых имён, предлагаемых Лизой. Это толстое ленивое недоразумение просто не могло называться как-то иначе, а ещё он был чертовски похож на мать Элизабет - такое же сволочное и злопамятное существо. Он плюхнулся на кровать в спальне, даже не раздеваясь, щёлкнул пультом… и здесь сбой – сели батарейки. Прикрыв глаза, Стоун попытался понять, где именно упустил поворот в своей жизни, но…не получалось. А в прикроватной тумбочке вместо искомых запасных батареек нашлась пачка уже просроченных презервативов. Как долго у них с Лиз ничего не было? В полупустом баре обнаружилась бутылка недопитого коньяка. Дэвид, плюнув на этикет, фужеры и прочую хрень, отпил прямо из горла. По телу разлилось приятное тепло, голова закружилась… Сколько он уже не пил? – Краси-и-иво, – шептал он, стоя на балконе и прижимая уже пустую тару к груди, впервые не жалея, что согласился на уговоры жены купить квартиру на двадцатом этаже. Тогда, пятнадцать лет назад, он с большим удовольствием выбрал бы небольшой домик на окраине или на побережье, чем эту бетонную коробку, но Лиз сделала щенячьи глазки и… вот, он любуется яркими огнями ночного города. Прохладный ветер развевает расстёгнутую рубашку, по телу бегут мурашки, глубокий вздох… и охмелевший, сумасшедший крик в никуда. Хотелось взлететь в небо и отпустить все страхи и проблемы. Дэвид перелез через невысокое ограждение и ухватился руками позади себя. Холодный металл обжигал ладони, а в груди забурлил адреналин. Одно движение – просто разжать пальцы – и можно улететь навстречу ветру, навстречу… – Асфальту… – Стоун открыл глаза и посмотрел вниз. Припаркованные машины, пара детских площадок, школа по соседству. Представил, как утром дети идут на занятия и видят очерченный белым мелом контур, представил, как бы он отреагировал, если бы, проснувшись утром, обнаружил, что какой-то мудак сиганул прямо на его тачку, и… протрезвел… – А какого хрена? – выдохнул он, крепче хватаясь за ограждение и осторожно перебрасывая ноги. – Какого, к чёрту, хрена?! – уже закричал, хватая с тумбочки уродливую пузатую вазу и бросая о стену. Она ему никогда не нравилась, а ещё это фото на стене, где Лиз со своей мамой – оно вообще виртуозным пируэтом полетело в окно. Что ещё? Тугие галстуки? Запонки, он терпеть не мог запонки! Всё это сопровождалось смехом на грани истерики, тяжёлым роком на полную мощность и стуком проснувшихся соседей в дверь. А в итоге – парой полицейских, выводящих его из собственной квартиры…***
Утро встретило Дэвида в полицейском участке. Было холодно, тошнило, и болела голова, но на душе впервые было спокойно. – Дэв, ты совсем сдурел?! – Филип примчался практически через полчаса после звонка, заполнил некоторые бумаги и теперь бежал трусцой за другом, довольно идущим вперёд. – Фил, солнце моё, а давай поедим? Я голодный как собака! Что-нибудь вредное и до одури вкусное, – секретарь округлил глаза и налетел на внезапно остановившегося Дэвида. – Хочу куриные ножки и картошку фри, а ещё, ещё пива с чипсами. Я сто лет не ел чипсы – сначала запрещала мама, потом Лиз. Ты же не станешь мне запрещать? Хотя, я и не послушаю. Так будешь? – Фил сначала помотал головой из стороны в сторону, потом покивал, словно болванчик, не в силах выдавить из себя хоть какое-то слово. Дэвид же, пожав плечами, обернулся и, присвистывая, пошёл к машине помощника. – Как это понимать? – Фил остановил его, когда тот хотел сесть на водительское место. – Я просто решил изменить немного свою жизнь. – О да, я вижу, – с сарказмом заметил Филип, открывая дверцу и за шкирку оттягивая уже намеревающегося сесть за руль Дэвида. – Ты ещё пьяный! – Бу-бу-бу, – Дэвид скорчил рожу и послушно открыл заднюю дверь, плюхнувшись на сидение и забрасывая руки за голову. Оторопевший Филип отмер, спустя минуты две, когда Дэв не выдержал и, выглянув, спросил: – Ну, мы едем? А то у меня сегодня масса дел. – Да… – произнесённое сорокалетним мужиком игривое «бу-бу-бу» настолько впечатлило, что Фил, прежде чем сесть в машину, ущипнул себя за руку. А не снится ли ему вся эта ерунда? Это же Дэвид? Тот самый, что Стоун? Которого боятся в офисе и уважают в высшем обществе. – Дэвид, – обратился Фил к другу как к маленькому ребёнку. Иначе не получалось. Говорить серьёзно с человеком, который пытается надуть огромный шарик из жевательной резинки очень сложно. – Давай поговорим? – Давай. – Откуда у тебя жвачка? – наверное, самый актуальный вопрос из всех, что кружились в голове секретаря. – Парни из камеры дали, классная штука, уже часа три жую, а она всё ещё вкусная, хочешь? – Дэвид вытянул резинку изо рта и протянул другу. Фил, отшатнувшись, от неожиданности нажал на сигнал. Проходящая мимо старушка с перепугу выкрикнула что-то явно ругательное и показала не менее ошарашенному Филипу «фак» прямо в лобовое стекло. – Я отвезу тебя к врачу, – с немигающим взглядом заключил Филип. – Наверное, ты просто устал. – Я не устал, дружище! – Дэвид схватился руками за сидения и, наклонившись, шепнул тому прямо на ухо. – Я бодр как никогда. И знаешь, что мы сейчас сделаем, прежде всего?