Мед

Повсюду люди, много людей. Они галдят, перекрикивают друг друга, и множество голосов сливается в моей голове в один монотонный гул. Все мечутся, горожане обнимаются с пиратами, освобождёнными девушками, все братаются и заверяют друг друга в вечной дружбе. Йона широко улыбается, словно светится изнутри, и особенно безобразно и дико выглядят на её смеющемся лице эти синяки и ссадины. Видеть её такой невыносимо, но я не могу оторвать глаз, разглядываю каждую черточку со странной, болезненной дотошностью. Впитываю в себя и словно сам себе говорю: «Смотри, смотри, это твоя вина, это ты недоглядел». Жажда крови воет озлобленным зверем, и это после ночного сражения, отголоски которого еще бродят эхом в моей голове. Недостаточно. Руки всё ещё мелко дрожат, непроизвольно сжимаются пальцы на древке копья. Проходящие мимо горожане косятся недоверчиво и пугливо. Я привлекаю слишком много внимания. Когда это ты разучился держать себя в руках, Зверь? И только мне удалось затолкать поглубже вибрирующую ярость, как на моих глазах какой-то придурок решил предложить принцессе выпивку. Не самая здравая идея - предлагать юной особе что-то такое крепкое — особенно когда её телохранитель рядом. Особенно когда он не в духе. — Вопрос не по адресу, — хмуро отвечаю я за девушку и отбираю кружку у парня. При ближайшем рассмотрении он оказывается не таким уж и придурком, и возникшая ранее идея напиться до беспамятства уже не кажется такой непривлекательной. Действительно, почему бы и нет?.. Но только сегодня. К вечеру на берегу собралась практически вся Ава. Жители прикатили бочки с вином, разожгли костры и отовсюду доносятся голоса, хохот, играет музыка, и танцуют девушки. Среди них я вижу принцессу, счастливую до опьянения, танцующую так легко, как будто той ночи не было вовсе. Смотрю на неё и понимаю, что, сколько не пей — не поможет утопить это чувство, тлеющее внизу живота Черт бы побрал этот мед. Если бы я не застал тогда принцессу с занозами в руках, если бы не пошла она за этой чертовой травой, если бы не пришли мы в этот город…. если бы, если бы, слишком много этих если бы. Черт бы их всех побрал. Меда нигде нет, я это знаю, но его запах повсюду находит меня. Я бездумно обвожу взглядом толпу, машинально выхватываю одно единственное лицо, и внутри ощутимо тяжелеет. Кулак врезается в щербатый камень, зудят содранные костяшки. Возьми. Себя. В руки. Как там сказал Джи-ха? «Ты одержим ею»? Одержимость. То самое слово. Краем глаза я замечаю фигурку, неровно движущуюся к воде. Похоже, кто-то решил искупаться… не самая лучшая мысль, которая может прийти на пьяную голову. Лёгкое беспокойство (ведь это может быть женщина или подросток) усиливается стократно, когда пламя костра бросает багровые блики на красные волосы. Бесшумно ступая по песку, я следую за принцессой в темноту. Чёрт, кажется, ей и правда налили, иначе чего она так шатается? А когда девушка спотыкается, я едва успеваю подхватить её за пояс. — Хак? — она, кажется, ни капли не удивлена. — А что ты тут делаешь? — Это я у тебя должен спросить, — я злюсь, страшно злюсь. — Куда это ты собралась? — К водичке, — она смотрит на меня так невинно, что хочется смеяться и плакать одновременно. К водичке, да? — Это небезопасно. Если хочешь отдохнуть, тогда… Договорить я не успеваю: девушка в моих руках тяжелеет, утыкается мне в грудь и отключается. Наверное, было бы правильнее отнести её в палатку, а самому убраться куда подальше. Вместо этого я не двигаюсь с места, обнимаю принцессу и пытаюсь надышаться, хоть и прекрасно сознаю, что не должен, не имею права этого делать. Опустившись на песок, я прислоняюсь к валунам и прижимаю её к груди. Тепло и почти неощутимая тяжесть в руках тревожит, дразнит, будто пёрышком щекочет внутри живота — только мне не до смеха. Тело неумолимо наливается расплавленным свинцом, все нервы оголились и кажется, стоит тронуть, стоит шевельнуться — и они полопаются все до единого. Опутанный бессилием как коконом из миллиона игл, я бездумно смотрю в пустое, темное небо и не вижу ничего. Принцесса шевелится во сне, стискивает мое хаори. Повозившись, она вздыхает и её дыхание робкой прохладой касается кожи. Ты это что, нарочно?! Прижаться губами к её волосам, терпко пахнущим дымом, стиснуть её в руках так, что она мгновенно просыпается. Взвизгнуть она не успевает: я вовремя зажимаю ей рот ладонью, и земля уходит из-под ног, когда я чувствую её полуоткрытые губы на своей руке. К черту. Она скулит что-то жалобное, упирается в мою грудь, когда я целую, обхватив её шею ладонями. Я не поднимаю на неё взгляд, потому что знаю: стоит мне увидеть ужас в её глазах, как я немедленно остановлюсь, отпущу её, а потом кого-нибудь прикончу. Закрыв глаза, я зажимаю зубами тонкую кожу на её шее, впитываю заячью пульсацию жилки, когда её пальцы ощутимо сжимаются на моих плечах, и слух щекочет тихий вздох. Этот чуть слышный звук, от него во рту становится горячо и горько. Не удержавшись, я веду языком по шее, и в мои плечи вонзаются коготки. — Хак… Нет, нет, нет, пожалуйста, только не это, только не это. — Хак… Руки сжимаются капканом, я весь застыл, уткнувшись носом в ямочку у основания шеи. — Сильно… не так сильно… пожалуйста… Я с трудом сдерживаюсь, чтобы от облегчения не рухнуть ей на колени, и, наконец, поднимаю на неё глаза. Йона сильно краснеет под моим взглядом, кусает губу, но глаз не отводит, в них плещется стыдливость, тревога и, о боже, в них нет вины. Сжимая мое хаори, она что-то ищет во мне и находит, несмело улыбается, подается вперед и касается ладонью моей щеки. Перехватив её руку, я прижимаюсь губами к основанию запястья. Лизнуть выпуклую венку, улыбнуться её удивленному вздоху. Потянув рукав платья, обнажить руку до локтя. Теперь я не свожу с неё глаз, слежу за каждой переменой в её лице. Вот это ей нравится. А вот это не очень. Послужить удовлетворением эгоистичному мужскому желанию – последнее, что я бы ей пожелал. Она дотрагивается до меня неуверенно и даже с опаской, и я, отстранившись, слегка обнажаю грудь. — Вот, смотри. Я не страшный. Принцесса смотрит виновато и робко. — Я не боюсь тебя… просто… все это… — на губах её дрожит неуверенная улыбка, но страха в ней действительно больше нет. И когда она дотрагивается до голой кожи робким движением, кажется, что плавятся кости. … Берег не самое лучшее место: песок и камни царапают обнаженную кожу, поэтому я беру её на руки. Веду ладонями по обнаженной спине и горячим бедрам, слегка царапая кожу, и девушка скулит, выгибается вслед за моими руками. Наклонившись, она опирается о мои плечи, будто не в состоянии удерживать вес собственного тела, тяжело дышит мне в шею, когда я даю ей передышку. Но стоит мне продолжить, как она прижимает руку к губам, хоронит всхлипы в ладони, а мне так хочется их слышать. Подавшись вперед, я скрещиваю руки на её спине, вжимаю в себя так сильно, что она чуть не плачет, и глотаю её стоны. От тихого безумия дрожит, вибрирует воздух, шелест моря слился с далекими звуками в сплошную стену глухоты. Темнота вобрала все краски, но её бледная кожа почти светится, высеребренная лунным светом. Теплая, живая и такая маленькая в моих руках, она кажется беспомощной и слишком невинной для того, что я с ней делаю. От этого дико, странно, и даже кажется, что все это происходит не со мной, не с нами. Но её руки явственно дрожат на моей спине, оставляют зудящие полосы, её разведенные бедра прижаты к моим воспаленными ладонями, и капли пота на них окрашены кровью. Её всхлипы, такие жалобные, они проникают сквозь кожу и кости, и кажется — сводят с ума. В какой-то миг она вдруг застывает, и слёзы брызжут из глаз, когда она прижимается лбом к моему плечу. Её нутро судорожно сокращается, и у меня самого всё наконец мгновенно сгорает — миг, ради которого стоило потерпеть и большее мучение. Обессиленная, она горячо и тяжело прислоняется к моей груди, все еще мелко и прерывисто дрожит, тихие всхлипы все еще щекочут кожу. Я тянусь за своим хаори и укрываю её почти машинально. Сознание понемногу проясняется, душу стремительно наполняет душная, тоскливая радость. Ну что, получил своё? Доволен? А что теперь, ты подумал? Я молча обнимаю девушку, которая растянулась на моей груди, глажу её по спине. Постепенно вспоминается, что помимо нас двоих существует еще целый мир, в котором где-то есть Су-Вон, драконы, кланы, пророчества и армии… Но уже одно то, что целых полчаса их всех не существовало, немного со всем этим примиряет. Жажда крови не поднимает голову, и даже при мысли о Су-Воне меня не колотит от ярости. Единственное, что сейчас имеет значение: что происходит в голове у создания, лежащего на моей груди? Наверное, нужно отпустить её, попросить прощения… но я продолжаю смотреть в темноту и легонько гладить её по спине. Наконец девушка завозилась, подняла голову. — Хак? — Ммм? — Я… знаешь… как бы это…. Кажется, не я один слов не могу подобрать. Я терпеливо жду, пока принцесса соберётся с мыслями. Она всё мнется, вздыхает, я не вижу, а скорее чувствую, как она закатывает глаза, смешно морщит носик, хмурится, пытаясь объяснить то, что объяснять не надо, и сказать то, что не надо говорить. И вот вместо слов она просто ложится обратно, крепко обхватывает меня своими маленькими руками, вздыхает как-то умиротворенно. Кажется, она что-то решила для себя. И, кажется, это что-то хорошее.