***
Детектив Ридгар Фодли работал в полиции Хавинома около двадцати лет. За это время он имел дело с самыми разными людьми, пока на пути не попался тот, кого оказалось не так-то просто понять. Не разбираясь в людях, Фодли ни за что не стал бы тем, кто он есть, однако этот человек был особенным, а почему, Фодли, привыкший давать характеристики, не мог сформулировать даже мысленно. Пока детектив знал одно – Джереми Сэт один из лучших людей в мире. Соперничать с ним мог бы только напарник Фодли… погибший при исполнении служебных обязанностей. Детективу Ридгару Фодли было сорок лет, он был холост, детей не имел и жил только работой. Обитал в однокомнатной квартире в самом центре Хавинома, и в целом был доволен жизнью, поскольку одиночеством не тяготился и пользовался уважением коллег. Частенько с Морисом Элнизом, ушедшим на вечный покой напарником, Фодли ходил пить пиво в давно облюбованный бар, пить пиво и смотреть спортивные передачи по большому подвесному телевизору. Вот напарник был семейным человеком: жена, трое детей… Все они осиротели, когда однажды он пошёл на работу и не вернулся. Теперь Фодли, как мог, заботился о них, видя в этом долг друга. Квартира, работа, уже никакого бара, потому что без Мориса ходить туда не было никакого смысла, волнения о здоровье вдовы и детей… И вот он, Джереми Сэт, человек, пришедший из ниоткуда. Сперва Сэт вызвал у детектива подозрение: больно уж активно тот интересовался работой полиции и много чем ещё… Будто… Будто Сэт прилетел с другой планеты и плохо знал, как жить на Земле. Отделаться от странного ощущения Фодли так и не смог. Лето того года выдалось жарким и сухим. Банда, прочно обосновавшаяся в Восточном квадрате, в конец озверела, и у стражей порядка не было ни дня покоя: почти каждый день перестрелки, кровь, трупы… Детектив Фодли трудился, не покладая рук, стиснув зубы и отказываясь понимать, как так можно. Он знал, чья пуля оборвала жизнь напарника. Ларти Бриданс по прозвищу Солдат. Он и правда служил в армии, пока не выгнали с позором за многочисленные проступки. После этого Ларти прибился к бандитам, которым его умение управляться с оружием оказалось полезным. Нет, Фодли не помышлял о мести. Уже смертельно раненый, Морис застрелил бандита, попав прямо в лоб… Мстить было некому. Морис умер по дороге в больницу, а его вмиг оставшемуся один на один с миром напарнику довелось увидеть, как он делает последний вдох. Слишком много для человека, мало к кому привязывающегося. Фодли помнил лицо Тины, жены Мориса, когда она узнала о гибели супруга. Помнил, как плакали дети, спрашивая, когда же придёт папа. И через несколько месяцев – Джереми Сэт. А ещё через два месяца детектив Фодли снова пошёл в любимый бар, но на сей раз с Сэтом. Фодли тогда наклюкался до неприличия, и новый приятель довёл его до квартиры. Джереми выпил много, по-настоящему много, но каким-то чудом почти не захмелел. - Мне надо завтра съездить к Тине Элниз. - Я понимаю. Доброе, открытое лицо и обезоруживающий взгляд каре-зелёных глаз. Детективу при воспоминании о жене напарника стало больно, очень больно, как тогда, когда Морис умер, и выпачканная в крови рука бессильно упала на носилки. Наверное, боль отразилась на лице, и видимо, увидев это, Джереми наклонился вперёд. И, стоило посмотреть в эти глаза, оказавшиеся близко-близко, как Фодли стало легче. А оставшись один, он уснул и спокойно спал до звонка будильника. Без кошмаров, без пробуждений и тягостных попыток снова уснуть. Без таблеток, прописанных врачом от бессонницы. Всё лето Джереми Сэт был в Хавиноме, а потом пропал на несколько лет. Дело о смерти Сеттимрии Фередди оказалось самым трудным за всю практику детектива. Зверское убийство, и никаких следов, кроме следов самой жертвы. Мужчина, с которым девушка якобы встречалась, так и не был найден: ни совместных фотографий, ни памятных подарков, ни-че-го, будто этого Уильяма Фамилия-неизвестна никогда не было на свете. Фодли лично утешал отца убитой, который клялся, что у его девочки был парень, ну был же!.. Фодли верил. Но веру и убеждённость отца к делу не приобщить. На похоронах Сеттимрии был и Ридгар Фодли. Ветер шевелил начавшие седеть волосы да непонятная жуть накатывала, а больше ничего. Детектив помнил и другие похороны. - Детектив Морис Элниз верой и правдой служил городу и погиб, как герой. Мы будем помнить о его мужестве. О верности клятве полицейского. Комья земли падают на крышку гроба. Тина Элниз стоит на самом краю могилы и то и дело вытирает слёзы носовым платком. Её лицо красно-белое и потерянное. Дети, две девочки и совсем маленький мальчик стоят в отдалении, рядом с бабушкой и дедушкой – родителями покойного. Они тоже плачут. Все пятеро. «Я буду рядом» - думает Фодли, до боли сжимая кулаки. «Обещаю тебе, брат». Вдова, шатаясь, отходит от могилы. Фодли спохватывается, подходит к ней, обнимает за плечи. Женщина без сил кладёт голову ему на плечо. Если кто неодобрительно посмотрел на них, то детективу плевать. Он не чувствует к вдове напарника ничего кроме дружеского участия и жалости. Ветер, внезапно усилившись, отрывисто взвыл в кронах деревьев, и в нём детективу послышался плач. Люди всего мира превозносят любовь, и забывают о том, что выше любви, выше звёзд. О дружбе. Чувстве, свободном от полового влечения. От страсти, от похоти и неуёмной жажды. Фодли не любил Тину Элниз. Его вообще мало интересовали женщины. Но и напарника он не любил в том самом смысле. Морис Элниз всегда был ему просто… другом. Вот в этом-то и проблема. Что дружба – это просто, а любовь — значит больше. Но это не так. Не так… Морис Элниз был не «просто» другом. Он был всем, целой вселенной. - Кем ты работаешь? – как-то спросил детектив у Джереми. - Тут - никем, - ответил тот. – А вот там, где родился… Моя профессия похожа на твою. И Ридгар, вопреки обыкновению, не расспрашивает дальше. Есть просто секреты. А есть Тайны. Не всякое тебе доверят. Но детектив знает, мимо рассудка, что Джереми Сэт хороший человек. У плохих людей не бывает таких глаз. Детектив Фодли держал фотографию Сетти. Сетти, весёлая, юная, живая, смотрела прямо в глаза мужчине, так и не узнавшему, кто её убил. Фодли не покидало ощущение, что на этом снимке должен был быть ещё кто-то. Сетти наклонялась вперёд, её правая рука указывала вперёд, а правая… Правая должна кого-то обнимать. Фотошоп? Но Фодли носил фотографию знакомому и тот авторитетно заявил, что она не подвергалась никаким изменениям. И всё-таки что-то было не так. Лицо Сетти было изуродовано до неузнаваемости. Девушке просто стёрли лицо до костей, оставив ошмётки мяса. Патологоанатом нашёл на черепе следы когтей какого-то животного, но какого именно – не определил. «Может, то было и не животное» - посетила дикая мысль. Кто тогда? После того особенного взгляда Сэта многое поменялось. Фодли стал замечать за собой странности: обострившееся восприятие, дурные предчувствия, обыкновенно сбывавшиеся и кое-что по мелочи. Вот и эта фотография, уже которую неделю не дающая покоя. Джереми Сэт, вернись, вернись, вернись… С тебя всё началось. Недавно Фодли пригрозили, что ему найдут нового напарника. Хуже и выдумать нельзя. Он уже привык работать один, да и лучше Мориса никого не будет. Фодли советовали заполнить пустоту, но он не желал. Он человек консервативный, перемен не любит. «Мне не нужен напарник» - сказал он начальству. Это зеркало поневоле притягивало взгляд. Смотришь – и видишь будто бы своё отражение, но существует то, что дальше. Там, в зеркальной пучине, своя жизнь. Не киты в океане, но близко. Детективу не хватает слов, чтобы описать. В коридоре гулко и пустынно. Холодно. На полу въевшаяся кровь. В ванной идеально чистая раковина. И зеркало над ней тоже чистое, без пятен и разводов. Ни пылинки на белоснежной стиральной машинке. Но ведь так не бывает. Но тем не менее в ванной комнате убитой девушки порядок и чистота, будто хозяйка всё ещё протирает мягкой тряпочкой поверхности, мурлыкая песенку себе под нос. Ощущение присутствия Сетти столь сильно, что детектив не выдерживает, и оборачивается. Никого. Стены отражают его шаги. Вот ковёр с длинным, на диво мягким ворсом. Настенный телевизор, как в любимом баре, даже фирма та же самая. Не заправленная кровать. Единственное, что неопрятно. На ней, в чём убедились, следы только Сетти, а ведь по словам отца у неё был постоянный мужчина. Уильям. Может, если и существует, никогда не был у Сетти в гостях?.. Неправильно. Странно. Жутко. Сетти кричит и бьётся, ей больно. Руки ранят осколки стекла. Кровь и клочья мяса. А где-то далеко её отец сбивчиво рассказывает детективу полиции Ридгару Фодли, считавшегося лучшим из лучших, и оказавшегося бессильным, о дочери и о её странном парне. А Сетти кричит как попавший в капкан зверь. Она не заслужила. Она хороший человек. Её любили. Но кровь пятнает стекло, льётся на пол. Зеркало в ванной дребезжит, будто что-то или кто-то ломится изнутри, и чернильная тьма сползает с рамки по стенам. Ещё немного – и Фодли поймёт. Но мужчина с наполовину поседевшими волосами, но выглядящий моложе своих сорока, так и не находит ответа.***
Что этот человек делает в её доме?.. Ах да, это детектив Ридгар Фодли, расследовавший её убийство… Сеттимбрия узнала его с трудом. По ту сторону зеркала серо и пусто, и длинный коридор тянется бесконечно: сколько Сеттимбрия не шла по нему, он не заканчивался. Всего-то развлечений – идти, идти и идти… И вот пришёл детектив. Сеттимбрия не злилась на него из-за того, что он так и не узнал, что с нею произошло. Девушка видела нечто непостижимое для человеческого разума и понимала, что едва ли кто сумеет понять произошедшее. По ту сторону зеркала не было воздуха, но умершая девушка не дышала. Бледные ладони не чувствовали ни прохлады стекла, ни его гладкости, а всё потому, что чувства умерли в день похорон, когда Сетти кричала и молила, но никто её не слышал. Ни печали, ни злости, ни тоски, одна пустота. Но где-то в груди шевелилось нечто, и девушка прислушивалась к себе, думая, что не помешало бы понять, что происходит. Вот детектив дотронулся до зеркала, приблизился к нему, и Сеттимбрия хорошо его рассмотрела: погасший взгляд, мешки под глазами, седые пряди надо лбом… Фодли был симпатичен для мужчины своих лет, но какое-то горе расчертило морщинами узкое лицо. Вы не поняли… И не диво. Я тоже не поняла. Я помню боль и кровь, помню громовой голос Уильяма, презрение и ненависть, исходящие от него. А потом… он стал непонятно чем. И если вы, детектив, не узнали, что убило меня, то это не ваша вина. Это выше нас обоих. Она отошла от зеркала и устремилась по серому коридору.***
Амарта застонала и открыла слезящиеся глаза. Вспыхнули золотые круги, закружилась голова, и Амарту вырвало. Уильяма нигде не было. Если она сумела подняться, то сумеет и идти. Амарта открыла дверь и вышла из комнаты. Пальцы скользили по стене, и на ней оставались кровавые полосы. Зеркало… Ей надо найти хотя бы маленькое зеркало… Или окно. Ох… В комнате же было окно… Но не возвращаться же. Амарта упала на колени, и только тут заметила, что её ноги все в синяках и царапинах. Она поднесла к лицу трясущиеся ладони и увидела, что кое-где кожа была содрана до мяса. - Больно… Это не её голос. Это ветер, нездешний ветер. Амарта подняла голову… На кладбище рос ковыль. Девочка цеплялась за бабушкину юбку и со страхом оглядывала стройные ряды надгробий, ожидая, что из-за одного из них покажется чудовище. Со стороны деревни доносился собачий лай. Ковыль стелился по земле, покорный потокам ветра. Из девочки Амарта стала молодой женщиной, а бабушка пропала. И стало смешно – глупо бояться чудовищ. Даже если они и существуют, то не полезут из-под земли, обтекая могильные плиты. Потому что существуют свечи, и все чудовища боятся их. Пусть весь мир для Амарты одна сплошная боль, она должна идти и должна найти зеркало.***
Сеттимбрия шла, и под её ногами хрустели сосновые шишки. Впервые за долгие дни девушка что-то почувствовала – удивление, потому что серый коридор кончился. Он превратился в тополиную аллею, по которой она в детстве часто гуляла вместе с отцом. Откуда тогда шишки?.. Тут всё было не так: на ветвях тополей росли сосновые шишки, и светило ярко-оранжевое солнце. Сетти посмотрела на свои ноги и увидела, что ступни очень малы и обуты в сандалии. Окружающее казалось очень большим и высоким, и Сетти поняла, что стала ребёнком. Мимо пролетела бабочка размером с голубя. У неё были ярко-красные крылья, усыпанные голубым горошком и длинные, туго закрученные усики. Я рисовала это. И правда, будучи маленькой, Сеттимбрия придумала воображаемый мир, где солнце ярче, чем в настоящем, где летают огромные бабочки, а на лиственном дереве растут шишки. Отец смеялся, рассматривая её рисунки, и называл выдумщицей. Отец… Сеттимбрия почувствовала дрожь глубоко в груди, обжигающе-горячие слёзы на щеках, и осознала, что ЧУВСТВУЕТ. Боль. Тоску. Жалость к себе. Любовь к отцу. Отчаяние. Аромат лета и шишек. Ласковые прикосновения горячего летнего ветра. Желание жить или хотя бы обрести покой. Тополиная аллея упёрлась в дом. Сеттимбрия подошла поближе и в окно увидела отца. Он сидел за обеденным столом и читал, положив ногу на ногу. Ноги девушки подкосились, с губ сорвался стон. И тут отец поднял голову… …и боль двоих объединилась в один мертвящий ужас. Сеттимбрия почувствовала резкий, тошнотворный запах крови, и поняла, что истекает ею. И не только она. Ещё одна девушка из последних сил переставляла ноги, ища ванную комнату, потому что там обязано находиться зеркало. Где-то вдалеке мужчина с необыкновенно ясными каре-зелёными глазами испытал одновременно и радость, и боль. …и девушка сползла вниз по стене, наконец-то посмотрев в зеркало. Она выполнила всё, что должно. Сказала, где искать помощь. Вернее, передала, но детали не важны. Она соприкоснулась с той, другой, мыслями и чувствами, ведь обе были вырваны из жизни одной и той же силой, и между ними натянулась невидимая нить. И, задыхаясь от рыданий, прижимаясь всем «телом» к оконному стеклу, дочь сказала отцу всё, что хотела.***
Фодли со дня исчезновения Джереми много раз пытался ему дозвониться, но ответом служил отстранённый голос, сообщающий, что абонент не отвечает. Наконец детектив оставил эту затею, но, когда ему почудилось в зеркале какое-то шевеление, он не выдержал, и сделал очередную попытку, как только переступил порог своей квартиры. Позвонил бы раньше, но в доме Сеттимбрии растерялся, а за рулём разговаривать не имел привычки. Сердце едва не остановилось, когда вместо привычных слов послышались гудки. И Фодли с размаху сел на пуфик в коридоре, потому что кто-то взял трубку, и это оказался Джереми Сэт. - Джереми! Где ты был всё это время? Челюсть детектива прыгала. - Что? Куда ты едешь?.. Марис Фередди?!! Он с тобой? Я его голос сейчас услышал, не ври!!! Не зря всё-таки он взял отпуск, не зря. Решимость накатила волной, и Фодли вскочил. - Я подъеду к вам. Куда вы направляетесь? Услышав, Фодли сделал то, что позволял себе редко, а именно грязно выругался. - Говори адрес! – заорал он под конец эмоциональной тирады. – Что значит – нет?? Что? Это и моё дело! Опасно? Ах ты, засранец! Детектив не был готов потерять ещё одного друга. Но, достаточно зная Джереми, он знал, что тот если решил ничего не говорить, то не удастся выудить ни слова. Сбросив звонок, Фодли подбежал к стационарному телефону и набрал номер коллеги по работе. К счастью, трубку взяли быстро. - Мариза? Это же ты? Не спрашивай ни о чём! Просто помоги мне кое с чем. Да, это ОЧЕНЬ важное дело. Бросай всё!!!***
- Никакого Мариса Фередди тут… - Ну кто же это? Джереми кинул свирепый взгляд на Мариса Фередди и сделал знак, чтобы тот замолчал, но было уже поздно. - У меня необыкновенно срочное дело. Прости, Ридгар, что я так долго не был на связи… Я не могу сказать, куда мы едем. И Джереми поморщился, когда из трубки на него выплеснулся целый поток отборных ругательств. - Нет, не скажу. Ридгар… Ты должен… Это моё… наше дело, не твоё. Это опасней, чем ты думаешь. Нет! Прости. Пока. Джордж приподнялся с заднего сиденья. Его лицо было бледным до зелени. Он так и не мог привыкнуть к запаху в салоне. Джереми понимал его. Лет сколько-то назад. Фередди кусал губы. Они ехали на довольно-таки большой скорости, и Сэту оставалось только молиться, чтобы дело не кончилось, как однажды. Лишь бы кто не вякнул лишнего под руку… - Ну? Так кто звонил? – прохрипел сражающийся с тошнотой Джордж. Джереми кинул быстрый взгляд на отца Сетти. - Детектив Ридгар Фодли. Вы его знаете. - Ох… Он расследовал дело о моей дочери… Джордж наконец-то выпрямился. - Вы не рассказывали мне об этом человеке. - Он мой хороший знакомый. Потом расскажу. Если для нас будет «потом». Позади них ехала роскошная красная машина. За рулём была Азира. Джереми знал, что Аман сидит рядом с ней, и от этой мысли было не по себе. Я знал с самого начала, кто она. Да. Знал. Но разве от этого легче? Она играла с ним. Джереми чувствовал себя невероятным глупцом, ибо на несколько дней, счастливых и беспечных, поверил в то, что его чувство может быть взаимным. Самая лживая фраза во всех мирах – всё будет хорошо.