Deus Mortem

— Он так легко поймал её… — Соня сидела на холодной земле, привалившись спиной к пустующему дому, недалеко от центральной улицы, и рассматривала свою правую ладонь, локтем опираясь на колено. Вроде простые линии, но каждая что-то значит. Соня была уверена — теперь даже самый лучший хиромант на планете не смог бы предсказать ее судьбу. Пробуждение по утру было не самым приятным — непослушное тело ломило после ночи, проведенной на твердой земле. Одного дня приемлемой жизни оказалось достаточно, чтобы отвыкнуть от уличной «роскоши». Хотелось назад в тепло и сытость, в объятья чистых простыней и пуховой перины. Желудок настойчиво требовал еды. Его сводило так, как будто Соня не ела целую неделю. Из-за пазухи она достала небольшую булку, которую накануне припрятала после сытного ужина. «Да уж, поживешь с месяц без крыши над головой — и не такому научишься» грустно кивнула сама себе Соня, откусывая кусок от чуть подсохшего хлеба. И это была последняя еда. Дальше снова тупик, бессмысленная борьба за выживание. О воровстве, видимо, придется забыть, ведь даже такой холеный парнишка, как Монтеми, с легкостью перехватил ее руку и глазом не моргнув. И это большая удача, что он не сдал Соню. Стоять бы ей сейчас привязанной к столбу посреди площади, под крики зевак, предвкушающих потеху, не сидела бы тут… «И на том спасибо». Соня устало запрокинула голову, и рваная челка соскользнула со лба. Плоска неба над переулком медленно затягивалась серыми тучами. — Хоть бы дождя не было, — сказала она в привычную пустоту. Промокнуть совсем не хотелось, простуда ее попыткам выжить никак не поспособствует. Деус что-то бормотал, просил подняться и пойти к центральной улице. Спорить Соня не стала, все равно в ее планы не входило сидеть тут весь день. Девушка шла медленно, шаркая ногами по пыльной дороге. Меж домами продувал холодный утренний ветер, заставляя ежиться, а в городе было непривычно тихо и пусто. — Наверное, действительно будет дождь, раз все спрятались. — Она окинула взглядом серые переулки, обычно залитые солнцем, теперь погруженные в некое подобие сумрака. Раньше ей нравилась такая погода, в то время, когда она жила в доме своего отца и могла спрятаться от дождя. Время, которое теперь казалось ей полузабытым сном. Соня гуляла по опустевшим дворам, до того, как первые капли срывались с неба и падали с бешеной скоростью, разбиваясь об асфальт. Деревья тогда оживали, зеленели, а многоэтажки становились красивее, словно наполнялись объемным цветом. Но в этом мире серость была другой, от нее веяло обреченностью. В конце улицы показался дом кузнеца, а от него до центральной уже рукой подать. Как и ожидалось, хозяина во дворе не было. Створки деревянных окон были плотно заперты, как и дверь. Лишь знакомый пес лежал возле будки. Соня подошла к старому приятелю, села рядом. Животинка тут же оживилась, подставляя лохматую голову под ладонь. Девушка зарывалась пальцами в грязную шерсть, не думая о чистоте рук. Ей так не хватало тепла, общения. Пусть она не была в этом мастером, но вчерашнее знакомство с Монтеми наглядно продемонстрировало, насколько сильно она тоскует по людям. Собака тыкалась Соне носом в бок, забавно фыркала, высунув язык. Пристально смотрела на девушку глубокими синими глазами. Соне этот взгляд казался до боли знакомым. «Совсем как у него», — пронеслось у нее в голове. *** — Да я тебе серьезно говорю! — Соня вполуха слушала новость о новеньком, который, по всей видимости, должен был появиться сегодня в классе. Обсуждая это по дороге в школу со своей лучшей подругой Лизой, она выказывала должную ей заинтересованность, но на деле ее мало волновало происходящее. — Хм… — Лиза Гвоздева. Вечный ее спутник по жизни, Соня не могла представить человека лучше и ярче. Русые вьющиеся волосы чуть ниже лопаток, светлая кожа, аккуратный курносый нос и невероятно глубокие карие глаза. Розовощекая хохотушка! Она болтала без умолку всегда и обо всем, заполняя собой все пространство, и Соня искренне не понимала, как таким маленьким ртом можно столько говорить, хотя, безусловно, связи между этими двумя фактами никакой не было. Однако рот у Лизы был действительно маленьким, словно она все время надувала губки как обиженный ребенок. Сама Соня такой яркостью во внешнем виде не отличалась, она считала себя посредственной. Девочки продолжали свой недолгий путь до школы, обсуждая такую горячую новость. Лиза озвучивала свои дикие фантазии о том, каким окажется новый одноклассник. — Он, конечно же, будет очень симпатичным! У нас ведь так мало хорошеньких ребят. Будет харизматичным и обходительным, уверена, он станет новой звездой нашей школы! — поток ее мыслей, казалось, невозможно было остановить. — Лиза, — глубоко вздохнула Соня. — Я более чем уверена, все будет с точностью до наоборот, — ухмыльнувшись, посмотрела на подругу. — Как ты можешь говорить так?! — девичье лицо исказила гримаса обиды — Дай помечтать! — всплеснула руками. — Конечно, он окажется страшным крокодилом, кто бы мог подумать, что нам так сильно повезет. — Соня усмехнулась. Поток мыслей этой особы всегда был непредсказуем — говорит одно, думает другое. Хихикая, они уже подходили к школе. Облупившаяся когда-то белая краска, серые окна и зеленая железная изгородь. На фоне пасмурного осеннего неба это здание выглядело еще более уныло. Но снующие дети и подростки вокруг разряжали обстановку. Зайти в помещение после прохладной улицы было очень приятно, холодные пальцы тут же обдало нежным теплом, а в ноздри проник запах родной школы, почти то же самое, как зайти домой. Но даже так все ученики отрицают внушаемую им мысль о том, что школа — наш второй дом. Слишком много неприятных моментов тут происходит. Так и сейчас перед входом в раздевалку Соню ощутимо пихнули плечом. Это был никто иной, как Егор Виноградов. Кто же еще, если не он. — Смотри куда прешь, — рыкнул он на девушку, сверкнул карими глазами и быстрым шагом направился в противоположную сторону. — Ты как всегда милашка, Егорка! — крикнула вдогонку Лиза. Она каждый раз отвечала ему, когда он досаждал Соне, которая в свою очередь его действия никогда не комментировала. Ей было плевать. Он не оскорблял ее, не бил. Она всегда объясняла его поведение по-своему. Несмотря на ангельскую внешность — блондинистые лохматые волосы и по-девичьи аккуратное лицо, — Егор имел несносный характер и был жутким задирой. Несомненно, он имел определённую популярность у девушек как в школе, так и за ее пределами, но это абсолютно обходило стороной Соню и Лизу, последняя его вообще не переносила. Гвоздеву раздражало, что по непонятным причинам «Блондиночка», а именно так девочки называли его между собой, постоянно задирает Соню, пытается пошутить над ней или толкнуть, и еще больше бесило то, что Соня не давала отпор. — Почему ты это терпишь?! — Лиза негодовала. Каждый раз он делает пакость и выходит сухим из воды. — Мне нет до этого дела, мне лень связываться. Если тебя это так беспокоит, перестань отвечать ему за меня. — Соня была спокойна, а вот подругу уже понесло. — Нет, я так не могу! Ответь ему хотя бы раз! Уверена, он перестанет, как только ты скажешь ему, что он отсталый! Меня же он не трогает. — И, возможно, доводы Лизы казались бы Соне логичными, но это все было подкреплено куда более пикантной историей. Девушка предпочитала не думать об этом и не вспоминать. Но оттого поведение сверстника ей было понятным и было проще терпеть, чем ковыряться в этом дерьме. Ведь однажды Егор признался ей в своих чувствах и совсем не ожидал получить отказ, который задел его самолюбие. Урок литературы начался как обычно, но новость о новом ученике переходила из уст в уста, и все были в сладком предвкушении. Соня сидела на второй парте второго ряда и листала учебник, когда он вошел. Опоздав в первый же учебный день, парень показался на пороге кабинета привлекая к себе всеобщее внимание. — Извините, — услышав его спокойный и глубокий голос, Соня подняла голову. Конечно же, Лиза ошиблась… Черные длинные волосы, собранные в хвост, выбивающиеся пряди из которого лезли в невероятно синие глаза. Черные нахмуренные брови и бледные розовые губы, сжатые в тонкую полоску. Точеные скулы были напряжены, словно он с силой сжимал челюсть. А бледная кожа контрастировала с черной растянутой футболкой и черными джинсами. Весь образ этого парня был пропитан небрежностью, как будто ему не было дела до всего происходящего. Высокий, чуть ссутулившись, придерживал правой рукой свой рюкзак, перекинутый через плечо, он смерил безразличным взглядом присутствующих. — Так, а вы у нас..? — Учительница обернулась на новоприбывшего, поправляя очки, съехавшие на нос. — Влад Витьков, — спокойно ответил парень. — Ах, точно. — Лариса Васильевна зашуршала журнальными листами, открыв нужную страницу, черкнула что-то и сказала: — Проходи садись, — указывая на место рядом с Соней, абсолютно не заостряя внимания на том, что Влад опоздал. Соня уже давно отвернулась и не разглядывала его. Новость о том, что теперь у нее будет сосед, она тоже решила оставить без внимания. Он тихо сел рядом, словно тень, доставая из черного рюкзака учебник и тетрадь. Интуиция подсказывала девушке, что завязывать с ним разговор в вежливой попытке познакомиться — не самая лучшая идея. Они хранили молчание и были этим полностью довольны. Ближе к середине урока Соня мельком взглянула на него, уловив легкий запах шампуня. Его волосы были очень ухоженными, а нос был с небольшой горбинкой, но все равно выглядел аккуратным. Влад увлечённо записывал за преподавателем, не замечая внимания со стороны одноклассницы. Соня еще с минуту смотрела на соседа, слушая перешёптывания девочек за соседней партой. Они с присущей им живостью обсуждали, насколько новенький симпатичный и загадочный. Дальше пошли сравнения с вампирами и графом Дракулой. Соня усмехнулась, а потом отвернулась, покраснев. Тот самый момент, когда несет ересь кто-то другой, но стыдно именно тебе. Влад никак не реагировал на происходящие, он слышал только то, что диктует Лариса Васильевна. *** Из раздумий Соню вывел пес, облизав её ладонь. По всей видимости, учуял нехитрые запасы еды. Девушка грустно улыбнулась, доставая угощение. — Ну что братишка, хочешь? — С сожалением спросила она, но псина с такой жадностью смотрела на эту несчастную булку, что выбора не осталось. Припомнив, сколько собачьей еды Соня съела из миски, стоявшей рядом с ее левой ногой, она протянула собаке свою последнюю заначку. Та аккуратно подхватила угощение губами, проглотила даже не жуя и довольно завиляла хвостом. Очередной порыв ветра обратил внимание девушки на что-то белое, качающееся на бельевой веревке, натянутой между сараем и домом. Это был простой церемониальный балахон. В подобных состоятельные жители города ходили на монастырские службы. У людей из богатого района одежду для молений украшали золотые, серебряные вышивки, а подвязывали они её поясами из цветных дорогих тканей. Соне это казалось пустой тратой денег, ведь когда голодаешь, не особо заботишься о своем внешнем виде. Тем более перед каким-то эфемерным божеством. Мысленные рассуждения Сони прервал приближающийся странный гул. Она начала озираться по сторонам в поисках источника шума, и взгляд снова зацепился за что-то белое, на этот раз уже в стороне центральной улицы. Соня не поверила своим глазам. Это было нечто невероятное, больше похожее на сон, чем на реальность. Процессия из огромного количества людей в белых балахонах двигалась по главной дороге в сторону монастыря в сопровождении всей городской стражи. Они несли огромный паланкин, укрытый плотной белой тканью. По всему телу побежали мурашки. Спина покрылась неприятным липким потом, из-за чего ветер показался совсем ледяным, вызывая озноб. Деус внутри стал ощущаться острее. Теперь это был не просто шепот в голове, а целое существо. Соня чувствовала, как он дышит внутри нее, чувствовала жар его тела, остроту когтей. Стало страшно. Деус уже не бормотал, он говорил в полный голос, словно стоял за спиной, отдавая приказы прямо в ухо. Именно приказы, первый из которых был пойти и снять накидку с бельевой веревки. Соня не понимала, что изменилось, но испугалась не подчиниться. Тело само, словно одеревенелое, двинулось в нужном направлении. Как только она накинула поверх своей мантии мешковатый балахон, пришло облегчение и тепло, страх немного отступил. Деус снова стал лишь полутенью ее рассудка, но он настаивал на том, что Соне необходимо попасть в монастырь. И самый простой пусть — это присоединиться к процессии, а так как монахи почти достигли цели, то стоит поторопиться. Прячась за домами, девушка побежала параллельно центральной улице в замыкающую часть шествия. Пробраться туда было сравнительно проще, чем в начало или середину, так как вся стража была сосредоточена неподалеку от паланкина. Соня присоединилась к процессии, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Она шла последняя, поглубже спрятав голову в капюшон. Деус твердил, что ей нужно пробраться к паланкину, но девушка боялась даже дышать, не то что ускорить шаг и тем самым выбиться из общего строя. Сонин страх раздражал Деуса, но он попытался её успокоить, заверив, что в такой толпе никто не обратит внимания, а если что-то случится, то он всегда поможет. Его шепот походил на змеиное шипение, гипнотизировал. Все чувства Сони обострились. Она сложила руки перед собой, копируя монахов, и ниже склонила голову. Первый шаг был самым сложным. Он тяжело ей дался. Но за ним последовал второй, а затем и третий. Девушка медленно пробиралась вглубь толпы, вызывая у Деуса довольный оскал. Высокие серые стены монастыря становились все ближе, словно наваливаясь на идущих. Угрожая обрушить всю тяжесть древних, испещрённых непогодой и временем камней. А паланкин был все так же далёк. Зато уже виднелась стоящая перед входом в храм стража в начищенных доспехах и с длинными копьями, в которых отражались пробивающиеся сквозь тучи робкие лучи солнца. Стражники заставляли прибывающих паломников снимать капюшоны и показывать лица. Соня запаниковала, но Деус её успокоил, посоветовав просто делать все то же самое, что и остальные. Девушка не понимала, по каким критериям пропускают внутрь, но нескольких людей попросили удалиться. С каждым шагом пост охраны приближался, а напряжение росло в геометрической прогрессии. Когда очередь дошла до Сони, Деус попросил снять капюшон и повторить за ним. — Et non videbitis me. — Соня посмотрела на стражника почерневшими глазами, тот бросил невидящий взгляд и отвернулся, переключившись на человека, идущего следом. Девушка была поражена. «Что это было?» — мысленно она спросила Деуса, но ответа не получила, лишь приказ — накинуть капюшон и двигаться в храм. Залы монастыря были такие же, как и в кошмаре, приснившемся Соне двое суток назад. Высокие куполообразные своды опирались на резные колонны. Вдоль каждой из них стояли подсвечники на высоких тонких ножках с зажжёнными свечами. Их мягкий свет обволакивал все помещение, уходя в глубь, до стоявшего на небольшом возвышении белоснежного алтаря. За ним, примыкая к дальней стене, по обе стороны, расходились узкие лесенки, ведущие на второй ярус. Там виднелись стрельчатые окна с яркими витражами, сквозь которые слегка пробивалось солнце, окрашивая каменный пол и стены цветными бликами. Соня который раз изумилась величию и красоте этого храма. Он казался словно вырванным из другой эпохи на фоне этого приземистого и невзрачного города. Паланкин куда-то унесли, и теперь он был вне досягаемости. Соня была вынуждена идти за толпой, заполняющей главный зал, где проводились службы. Монахи выстраивались по бокам от дорожки, ведущей к алтарю, и не подходили к нему ближе, чем на два метра. Непрерывный поток людей подхватил её, зажимая где-то слева, в первых рядах, отрезая все пути к отступлению. Такая близость с местными жителями была для нее в новинку, и восторга она от этого не испытывала. Ну, зато с этого места можно было лучше рассмотреть алтарь и разную атрибутику, стоявшую рядом. Хотя Соня предпочла бы быть вообще где-то в другом месте, в другом мире и смотреть на что-нибудь другое. Даже мысли о психбольнице, в которой она провела последние месяцы своей былой жизни, казались приятнее. *** — Вы печать не поставили… — сказала симпатичная медсестра, стоящая за регистрационной стойкой. Соня продолжила на нее выжидающе смотреть. — Это направление недействительно, — тем же тоном пояснила девушка. — И что делать? — устало спросила Соня. Медсестра тяжело вздохнула и растянула ярко-розовые губки в снисходительной улыбке. — Сейчас идите без направления, потом поставите печать и донесете, — сжалилась она. — Паспорт, полис. — Соня отдала документы, с ними-то уж точно было все в порядке, и присела на кушетку рядом с отцом. Приемное отделение было не менее угнетающим, чем все остальное. Грязно-серые стены, потрескавшийся и почерневший на стыках кафель с каким-то дурацким узором. Старые кресла и кушетки, обивка на которых во многих местах была протерта. — Пап? — Виктор повернулся на голос дочери, но ей больше нечего было сказать, она молчала. Соня просто хотела позвать его, как в детстве, когда было страшно или грустно. Но сейчас все слова и просьбы встали комом в горле. Словно кроме бесполезных «пап» она за эти семнадцать лет ничего не выучила. Но Виктор все понял, легко прочел в кристально-серых глазах своей дочери, своей Сони, которой теперь никак не мог помочь. Он вспомнил, как они ходили в лес зимой, когда она была совсем маленькой, как Соня удивлялась заячьим следам на снегу и не на секунду не выпускала его руку из своих детских пальчиков. А теперь между ними стена, словно они совершенно чужие. Виктор услышал в ее «пап» больше чем просто зов, услышал, как между ними снова что-то оборвалось, почти физически почувствовал, как его единственную дочь душит боль, и не мог остановить это. Он никогда не считал Соню больной, Виктор считал её не совсем обычной. Она отвернулась, пряча наворачивающиеся слезы. С виду сильный мужчина был слаб. Соня прочла это в его глазах, таких же кристально-серых, как и у нее, но абсолютно других. *** Соня, пытаясь отогнать болезненные воспоминания, заинтересованно рассматривала ярко освещённый алтарь. Он был из камня, напоминающего мрамор. В нефе прямо над ним находилось небольшое круглое окошко, из которого падал столб света, рассекающий полумрак, делая мрамор ослепительно белым. Можно было даже разглядеть переливающиеся пылинки, плавно парящие над алтарем. Похоже, солнце уже находилось в зените, но Соне не верилось, что прошло уже столько времени, тем не менее под таким углом свет мог падать только в полдень, а какой-то хитрой отражающей системы девушка не заметила. За алтарем было установлено нечто похожее на большое зеркало в темной блестящей вычурной раме, со всякими завитушками и лепесточками. Подобное, наверное, было в любом старом доме. Как семейная реликвия —никому не нужное, а выбросить жалко. О таких еще детишки придумывали мистические истории. Правда, поверхность у этого зеркала была не отражающе-глянцевая, а скорее матовая, будто прикрытое поволокой серого густого тумана, оно словно пожирало весь попадающий на него свет. На мгновенье Соне показалось, что зеркало дышит, мурашки пробежали по коже. Она хотела отвернуться, но, не в силах отвести взгляда, продолжала загипнотизированно смотреть. Резкий громкий звук удара в колокол оглушил, выводя из забытья. Все монахи разом упали на колени, ниц. Соня успела за всеми только потому, что от напряжения у нее уже подкашивались ноги. Она уронила голову на свои руки, в нескольких сантиметрах от холодного пола, чудом не ударившись лбом. Время потеряло счет. Неизвестно сколько Соня пробыла в этом положении. Тело неприятно затекало. Деус молчал, и она решила, что самое время попробовать поговорить с ним. Ведь она так далеко зашла и совсем не понимала зачем. Вопросы сыпались один за другим. Что она тут делает? Что вообще происходит? Когда все это кончится? Как она загипнотизировала стражника? Почему Деус не делал этого раньше? Но ответом послужило молчание. Соня осталась наедине с собой. Спустя неопределённое время тишину храма заполнили звуки. В начале было сложно понять, что это, но спустя пару минут в какофонии стали различаться голоса. Отражаясь эхом от каменных сводов, они сливались в единое монотонное пение. Едва ли можно было различить слова. Но благодаря этой монотонности Соня заметила, что они повторяются. Хотя разобрать что-либо было совершенно невозможно. Соня лежала молча, все так же уткнувшись лбом в ледяной пол. В голове снова появился родной шепот Деуса, но девушка не могла расслышать его из-за пения. Неожиданно тело само встало, принимая вертикальное положение. Соня словно вспорхнула. Оказалось, Деус поднял её вслед за другими монахами. Из тьмы к алтарю вышел старик, а в след за ним молодая монахиня. У старика было неприятное и жуткое лицо в глубоких морщинах и впалыми глазами. Но внимание к нему приковывало именно одеяние — полностью черное, в отличии от других служителей и прихожан, расшитое серебряными нитями, вырисовывающими непонятные Соне узоры и символы. Монахиня же, что шла следом, была одета в простой белый балахон, как и у большинства присутствующих. А лицо её скрывал глубокий капюшон. Пока монахи пели, старик проводил какой-то ритуал. Достал кинжал, инкрустированный драгоценными камнями, несколько раз рассек им воздух, раскинул руки в стороны, читая какое-то заклинание или молитву. Монахиня тем временем разжигала всякие благовония и травы, от которых у Сони начала кружиться голова и чесаться нос. Деус приказал не дышать, чем вызвал у девушки возмущение. Марево, тем временем, белой пеленой подползало к её ногам. С каждым вдохом Соня погружалась в невообразимый дурман. Запахи и звуки, слившиеся воедино, качали на волнах расслабленности и спокойствия. А в груди разливалось такое теплое и забытое ощущение счастья, безграничного, как глубокая чаша, за края которой выплескивался алый и сладкий сок. Но шипение Деуса внутри не давало дойти до полной эйфории, возвращая понемногу в суровую реальность. Появление еще одного человека, окончательно вывело её из транса. Это был мальчик. Он подошёл к алтарю. «Вовочка!» хотела крикнуть Соня, но осеклась, поняв, что ошиблась. Мальчишка был точь-в-точь похож на её младшего брата, только чуть старше. Светло-русые волосы и небесно-голубые глаза. Единственное, чем они отличались, так это тем, что у Вовочки все лицо было в веснушках, а у этого мальчика кожа была словно из фарфора. Деус показал Соне, что ей необходимо сделать. Перед глазами появилась картинка, как её тонкие пальцы с почерневшими от земли ногтями тянутся к ножу, спрятанному под мантией. А затем она пронзает им мальчика прямо в сердце. «Нет!» ответила Соня. «Deus mortem», — прошептал он, хищно оскалив острые клыки. «Нет!» повторила девушка с большей уверенностью. «Ни за что не скажу этого вновь». В воспоминаниях появился изуродованный Анатолий с порванной напополам челюстью, и Сонины руки, испачканные в густой, липкой, еще не успевшей остыть крови. С усилием сдержав рвотные позывы, она постаралась выровнять дыхание, но Деус не отступал. «Deus mortem», — вторил он, — «Deus mortem». Но Соня изо всех сил стиснула зубы, не желая поддаваться. Первыми онемели пальцы, они начали холодеть. Но затем Соня и вовсе перестала их чувствовать. Холод поднимался выше по рукам, оставляя за собой след из ощущения полного отсутствия конечностей. Время тянулось медленно, а Соня лишь чувствовала, как исчезает, не в силах ничего сделать, будто превращалась в ледяную статую. Хотелось кричать из последних сил, звать на помощь, молить о смерти, что угодно! Но только не то, что происходило сейчас. Самое страшное началось, когда мороз кольнул сердце… Соня замерла. Дыхание остановилось, а за ним и вся кровь в венах застыла. Вокруг больше не было слышно не единого звука или запаха. Голова запрокинулась, а глаза широко распахнулись, их заполнила чернота. Одна секунда длиною в вечность принесла ни с чем не сравнимые муки. Это было похоже на Ад. — Нееееет! — собрав остатки воли в пронзительный крик, Соня испустила последний вздох, покинувший её тело облачком белого пара в пустоту. Она все ещё была здесь, но не владела собой. Её вопль заглушил все песни, а затем в груди Сони вместо льда вспыхнуло пламя, обжигая всё внутри. Она видела, как подлетает к мальчонке настолько быстро, что он даже не успел испугаться. Наступила звенящая тишина. Пение оборвалось. Контроль над телом вернулся мелкой дрожью. Соня не осознала, что произошло пару секунд назад. Голова была тяжелая, а тело всё ещё сковывал холод. Но правой руке было приятно тепло, в ней что-то пульсировало. Что-то мягкое и скользкое. И когда пришло понимание произошедшего, жизнь снова начала разлетаться на миллионы осколков. Перед Соней было ангельское лицо мальчика с пронзительно-голубыми глазами. Она видела в них бесконечно бездонное небо, но с каждым мгновением они стекленели, наполняясь неестественным блеском. Жизнь покидала его вместе со струйками алой крови, сочащейся сквозь Сонины пальцы. Время уже не замирало, оно ускорялось, ускользая безвозвратно. Как чернилами записывая на страницах её воспоминаний бессмысленное и жестокое убийство. В девичьей руке всё ещё трепетало маленькое живое сердце. Слезы покатились непроизвольно, Соня задыхалась, легкие словно сжали стальные тиски. Голос пропал, девушка лишь ловила ртом наполненный маревом воздух в немой попытке закричать. Неожиданно её взгляд наткнулся на таинственное зеркало, стоявшее теперь совсем близко. Туман внутри него зашевелился, ввергая Соню в ещё больший ужас. Уплотнялся, принимая очертания тянувшейся к девушке черной руки с длинными тонкими пальцами. Соня пошатнулась, выпуская тело мальчика. Оно безвольно рухнуло на пол. «Верните меня домой», — подумала она перед тем, как провалиться в спасительное забвение. Сознание гасло. Последнее, что Соня увидела, прежде чем упасть — знакомые изумрудные глаза, почувствовала, как чьи-то руки уберегли её от падения. Монтеми скрывался в толпе монахов. Он заранее пробрался в храм, оставаясь незамеченным. И уже был готов совершить то, ради чего явился в этот прогнивший городишко. Он держал наготове отравленный дротик с лошадиной дозой яда. Для сосуда, которым оказался совсем юный мальчик, это была бы мгновенная смерть. Тем лучше, потому что Монтеми не любил убивать детей. Но каково же было его удивление, когда уже знакомый оборванец, что так безрассудно явился к нему в таверне вчерашним вечером, выскочил с диким воплем прямо к алтарю и одним единственным движением вырвал у несостоявшегося вместилища для Бога сердце. А после всего содеянного вообще зарыдал как девчонка. Монтеми пришел в себя быстрее, чем остальные свидетели случившегося. Прежде чем он успел все обдумать, ноги сами несли его к Соф. Тот обессиленно завалился прямиком к нему в руки и, бросив пустой взгляд, благополучно отключился. И тут Монтеми понял, что натворил, он подставился. Другого выхода, кроме как спасать этого горе-убийцу, не было. Все как один отмерли, и начался полный хаос. — Убийца! — Взвизгнула дочь старейшины. Монтеми забросил пацана к себе на плечо, придерживая его правой рукой. Взглянул на мальчика, лежавшего в луже собственной крови, чтобы убедиться, что он мертв. Потом на шокированного старейшину. — Схватить их! — Прокричал один из стражников. Огромная толпа монахов, подобно гигантской волне, хлынула прямо к ним, намереваясь уничтожить. Безумие охватило всех, как безудержная стихия. Теперь ситуация требовала мгновенного решения, хоть Монтеми совершенно не хотел к этому прибегать, но левой рукой он сорвал с пояса мешочек, который Соф так любезно вернул, и достав одну черную бусинку, закинул ее в рот, с хрустом раздавив зубами. — Один — дыхание замедлилось, участился пульс. Монтеми небрежно оттолкнул ногой одного из нападавших. — Два — все чувства обострились до предела. Увернулся от летящего в него кинжала. — Три — сила увеличилась до возможного максимума, разрывая мышцы. Вес пацана на плече теперь не ощущался, а толпа разъяренных монахов двигалась не быстрее сонных черепах. У Монтеми было лишь несколько минут, чтобы скрыться и засесть в безопасном месте. Разумеется, к главному выходу путь был отрезан. Чтобы пройти эту беснующуюся толпу, потребовалось бы время, которого не было. Самый доступный путь к отступлению — витражное окно на втором ярусе, к которому вела лестница прямо за алтарем. Монтеми взлетел наверх за пару секунд, за ним уже лезла дюжина стражников. Он глубоко вдохнул и, собрав всю энергию в кулаке правой руки, выбросил его вперёд, замирая всего в паре сантиметров от витража. Стекло мелко задрожало, а затем, пустив трещину, лопнуло по всей поверхности, разлетаясь на мелкое цветное крошево, открывая вид на догорающий закат. Внизу виднелись только кусты. «Больно будет потом». Он спрыгнул и, приземляясь, принял основную нагрузку на правую ногу, потом рванул прочь от монастыря. Направился в сторону лаза из города. Сзади слышались удаляющиеся крики разгневанных преследователей, разжигающих факелы, чтобы разогнать сумерки. Но Монтеми точно знал, их уже не догонят. Действие таблеток заканчивалось, и к этому времени они уже должны покинуть город. Он бежал настолько быстро, насколько это было возможно. Уже виднелся камень, накрывающий лаз. Удивительно, что за столько лет этот подкоп не зарыли. Монтеми с разбегу пнул глыбу так, что та отлетела на метр. Сорвал с себя плащ, быстро и аккуратно завернул в него бесчувственного Софа, чтобы без вреда протянуть его под стеной. Снял ремень и перехватил одним концом свою левую лодыжку, а другим ноги парня. Ужом скользнул в лаз, перетягивая пацана за собой. Как только Монтеми освободился от ремня, правую ногу пронзила острая боль. Действие таблеток закончилось, и все тело свело судорогой, желудок сжался, и все содержимое обжигающей жижей подкатило к горлу. Монтеми встал на четвереньки, не сдерживая рвоту. Всё, что он испытывал от кончиков пальцев до корней волос — разрывающая боль. Она перекатывалась острыми шипами по телу, душила, и ничего больше не существовало вокруг, кроме боли. Кости словно перемалывало жерновами, а привкус крови во рту вызывал дикую жажду. Спустя минут пятнадцать, когда казалось, что даже весь желудочный сок из него вышел, Монтеми перекатился на спину. Судорога понемногу отпускала. Дышать становилось проще, но на смену всему пришла тягучая головная боль. И боль вывихнутой ноги никуда не исчезла. Вправив вывих одним резким движением, Монтеми начал подниматься. К сожалению, времени на отходняк не было. Он закинул Соф к себе на плечо и, прихрамывая, пошёл в чащу леса.