♪aimer — 白昼夢
Любить О Сехуна — ходить по перетянутому над бездной канату.
Каждое наше «сегодня» — минута. И каждую секунду наше «завтра» может не настать. Мы живём миллисекундами, проживаем каждое мгновение. Когда ты буквально слышишь, как тикают часы, и время беспощадно утекает; только тогда ты начинаешь жить. Как угодно, лишь бы взять от этой жизни как можно больше, чтобы уйти, зная, что чуть-чуть, но прожил. Окно в нашей маленькой квартирке завешено белой занавеской, которая так красиво пропускает через себя золотые солнечные лучи. Мы любили лежать под этими лучами, протягивая к ним ладони и мечтать о мирной жизни. Мечтать… И нам больше ничего не остаётся. Ввязавшись в опасный мир преступных группировок, никто не мог выйти из него живым. Сехун в этом мире с детских лет. И, когда он сказал мне об этом, я была готова уйти от него, потому что не такой жизнью я хотела жить; потому что я хотела тихого семейного счастья. Но я так и не ушла, потому что слишком сильно любила Сехуна. Я не могла оставить его. Я не смогла бы жить с мыслью, что он будет биться за свою жизнь в одиночестве. Но иногда, когда он уходит и не возвращается день, два, три… я ловлю себя на мысли, что, наверное, без него мне было бы гораздо проще. Но когда он появляется в узком дверном проёме, я благодарю всех богов за то, что он вернулся. За то, что он жив. Я понимаю, как сильно привязалась к этому человеку, когда его тонкие пальцы зарываются в моих волосах, сжимают их, причиняя тупую боль. Когда он целует грубо, кусая губы до крови. Я понимаю, что не смогу жить без него. В нашей маленькой тёмной квартирке тихо. Капает на кухне вода из сломанного крана. Кто-то на улице звонко смеётся, и я подхожу к окну, чтобы увидеть, как родители держат на руках малыша, как маленькая девочка тянет маму за руку, показывая туда, где стоит мороженщик. И сердце пропускает удары, а время бежит ещё быстрее. Нам по двадцать восемь лет, и о детях остаётся только мечтать… Здесь слишком тихо. И я не понимаю, почему Сехуна всё ещё нет дома. Он обещал вернуться к обеду, но небо уже окрасилось в мутно-оранжевый цвет, и последние солнечные лучи пронизывают лиловые облака. Он упорно не отвечает на звонки, а меня начинает бить озноб. Укутываюсь в наш любимый синий плед и сажусь на узенький диван, забившись в угол, следя, как в свете летает пыль. А в голове бьётся лишь одна мысль: «Где же он?» — и снова беру в руки мобильный. А в ответ получаю только бесконечное количество длинных гудков. В квартире пахнет плесенью и алкоголем. Здесь ни черта не уютно, не тепло и уж тем более, я не чувствую этот дом родным. Мне хочется сорвать все замки, выломать двери, выскочить на улицу и бежать. Бежать, ведя за собой Сехуна. Мы бы убежали от всех проблем, и тогда… тогда всё было бы хорошо… Но это всёго лишь мечта. Не более. С каждой минутой становится всё темнее, и я ловлю себя на мысли, что боюсь наступления темноты. Тогда кажется, будто уже всё потеряно. Что канат оборвался, и бездна утягивает Сехуна… Дверь в подъезде хлопнула. Я слышу, как кто-то поднимается по лестнице, и сердце глухо колотится в груди. Шаги замедляются на нашем этаже, и в замочной скважине скрипит ключ. Дверь тихо отворяется, и я вижу, как Сехун валится на низкую тумбочку, сжимая в руке какой-то пакет. Не могу пошевелиться. Только смотрю на него, а он с трудом поднимается на ноги, запирает дверь и, еле передвигая ноги, направляется ко мне. На его лице нет никаких эмоций, только невозможная усталость. Губы тонкие, бледные, потрескавшиеся. А взгляд — тяжелый, металлический. Он бросает пакет на диван и валится на пол, сжимая в ладонях голову. Слышу тихий всхлип и понимаю, что он плачет. Но не могу, не хочу подходить к нему, спрашивать о чём либо. Подтягиваю пакет к себе и тут же чувствую тошнотворный медный запах. И с ужасом понимаю, что это кровь. Понимаю, что отсчёт начался. — Что ты натворил?! — бросаю в него пакет и вскакиваю на ноги. — Прости… — шепчет он, а я уже не могу контролировать себя. В два шага преодолеваю расстояние между нами и толкаю его, попутно ударив по щеке. Слёзы скатывались по щекам, а по артериям вместо крови тёк густой страх. Сехун тут же оправился от удара и схватил меня за волосы, оттащив за них от себя. Он что-то кричал мне, больно пихая в грудь и живот, а я не слышала. Я просто молча его ненавидела за то, что он родился, вырос, что встретился со мной, за то, что я его полюбила, что он остался жив… — Когда же ты уже сдохнешь и перестанешь мучить меня?! Когда?! — не разбирая слов, не понимая смысла, я кричу и не могу остановиться. А он бьёт меня по щекам, вырывая пряди волос. — Тебя здесь никто не держит, — шепчет он, толкая меня в стену. А я смотрю на него сквозь мутную пелену и не могу понять, разобрать его слов. — Сваливай отсюда, дрянь! — слова бьют по черепной коробке.Наверное, это и есть конец. Что ж, тем лучше. Тем спокойнее.
***
Холод пробирает до костей, и я невольно передёргиваю плечами, дрожащими руками застёгивая куртку. Небо бледно-голубое, мир ещё дремлет, но вот уже скоро и он проснётся, и разбудит Йези. Сейчас она спит, сжавшись в комочек, что-то бормочет себе под нос. Иногда вздрагивает, кричит по ночам и ищет меня, чтобы прижаться. И я рад её теплу, счастлив чувствовать, как она успокаивается, и что её ладони покоятся на моей груди. Эта девушка стала светом в моей грязно-синей жизни. В тот день, девять лет назад, ей стоило лишь улыбнуться мне, а я уже готов был пожертвовать для неё всем, чтобы видеть эту улыбку. Но только лишь очернил её жизнь. Она стала узницей моего стального ящика, который мог захлопнуться в любой момент. И она могла уйти со мной под землю, так и не познав всю прелесть жизни, потому что вот уже девять лет она живёт со мной, ночами сидит у постели, молится. А мне остаётся только смотреть на всё это и продолжать утягивать её и дальше вниз. Я не в силах отпустить её Я каждый день мечтаю, и всё начинается с этого противного «если»: «Если мне удастся уйти из дела, как мы заживём? Думаю, хорошо». Но этого не случится, потому что всё то, что начинается с «если» — мечты-тени — неясные, исчезающие. На улицах Барселоны всё ещё тихо и можно не волноваться, что кто-нибудь меня увидит. Ноги болели от напряжения, которое не спадало со вчерашнего дня. Есть возможность остановиться и выйти из дела, и сейчас у меня встреча со старым и надёжным Чонином, который нашёл выход. Время. Но Чонина всё ещё нет на месте, и я начинаю волноваться. Но секунду спустя слышу шаги и поворачиваюсь, тут же получив чем-то тупым в солнечное сплетение. Дыхание резко обрывается и в эту секунду я вспоминаю про Йези, которая всё ещё спит. Незнакомый пинает в коленные чашечки и валит меня на холодный асфальт. А я не могу открыть глаза и посмотреть на эту гниду. Только глотаю ртом воздух, сжимая в ладонях футболку. Он бросает мне пакет и, выбросив в сторону недокуренную сигарету, быстро удаляется. И в переулке наступает мёртвая тишина… _ Тату со знаком бесконечности на безымянном пальце и я понимаю, что Чонина нашли, так же, как и меня. И что теперь в опасности Йези, потому что в пакете лежит её кулон, который она потеряла несколько дней назад. Значит, перед тем, как сдохнуть, успел выдать меня. А ведь я считал его другом. — Гори в аду, гнида, — бросаю часть тела обратно в пакет и сжимаю в руке. Что?.. Что мне теперь делать?..***
Я всё надеялась, что Сехун пойдёт за мной, но он так и не вышел, поэтому… … В клубе темно, воняет блевотиной и дешёвым алкоголем, а я прижимаюсь к какому-то парню с безумной мыслью перепихнуться с ним в туалете, чтобы выпустить пар. Но перед в глазами встаёт образ Сехуна, и я убираю липкие ладони, отталкиваю и падаю на пол, рыдая от безысходности. Третья бутылка дешёвого и гадкого пива сделали своё грязное дело, и меня безостановочно выворачивает прямо на аллее напротив клуба. Я чувствовала на себе косые взгляды, слышала оскорбления. Но дикая боль в висках отодвинула всё это на второй план. Сидя в каком-то переулке, я давила пальцами на закрытые глаза, в тщетной попытке остановить нескончаемый поток слёз. Мысли завиваются в узлы, и душат меня своей неразборчивостью и тяжёлым запахом крови, который я всё ещё чувствую. Эта ночь необычайно холодная. Хочется в тепло, в уют. И снова я вижу перед собой Сехуна. Он наверняка сейчас выпивает точно не первую и даже не пятую бутылку пива и сжимает в ладонях голову. И хочется оказаться рядом с ним, обнять его, прижаться к нему и никогда не отпускать. Ускоряю шаг, чтобы быстрее добраться до дома. Но колени подгибаются, и я падаю на впереди идущего парня, который ловит меня. Шепчу глухое «спасибо», и думаю о том, что его лицо мне знакомо… Но долго зацикливаться на этом не получается. Бреду дальше, хватаясь за тонкие фонарные столбы, чтобы не упасть. В голове липким туманом разлилось беспамятство, и я не заметила, как добралась до нашего подъезда и опустилась прямо на землю. Закрыв лицо ладонями глухо рыдаю, облокотившись о кирпичную стену. Внезапно небо озарила яркая вспышка, в секунду спустя по земле понёсся оглушительный удар. Меня сразу же бросило в дрожь, а слёзы от испуга тут же высохли. Гром пробил ещё несколько раз, прежде чем полил дождь. Тут же запахло сырой землёй и мокрым асфальтом. Капли дождя, будто иглы, впивались в кожу, причиняя боль. Стало холодно и кожа покрылась мурашками. Я обняла себя за плечи, ещё больше вжавшись в мокрую стену. Этот ледяной дождь помог успокоиться и прийти в себя. Но, всё же, меня ещё немного потряхивало. Поднявшись, отворила металлическую дверь и шагнула в душный подъезд. Кое-как передвигая ноги медленно поднимаюсь по ступеням, и с каждым шагом сердце в груди бьётся быстрее. Что сделает Сехун, когда увидит меня на пороге? Ударит? Прогонит?.. Пусть лучше бьёт, но не отпускает. Я не смогу жить без него. Ни секунды. Дверь пыльная, незапертая. Тихонько тяну за ручку и мягко переступаю через порог. Тишина. Только тусклый свет из кухни выдаёт, что Сехун дома. Выдохнув с облегчением, снимаю с себя промокшую насквозь толстовку и неуверенно приоткрываю дверь. Сгорбленный силуэт Сехуна и тихие всхлипы заставляют моё сердце сжаться до размеров атома. Открываю дверь шире. Скрип, разгромивший тишину на тысячу осколков. И блестящие глаза Сехуна смотрят на меня. В них нет ни грамма злости, только всепоглощающая нежность. Шепчу тихое «прости», и О оказывается рядом со мной, положив горячие ладони на талию. Он улыбается, пронзая меня своим опьяняющим, сводящим с ума, взглядом. И в эту секунду время останавливается специально для нас, давая возможность любить друг друга бесконечно долго: стаскивая одежду, ощущая каждый миллиметр горячей кожи и сухие губы, которые, мгновение спустя, становятся невыносимо влажными, безумно сладкими. Его пальцы скользят по влажной коже, его губы приоткрываются в еле слышном «я люблю тебя», и весь мир, вся Вселенная приостанавливает свой ход. И я благодарю всех на свете богов, что однажды встретила О Сехуна — мальчика, шагающего по краю бездонной пропасти, за то, что он позволил схватиться за тёплую ладонь, чтобы никогда больше не отпустить её.***
Небо — серо-зелёного цвета, и сквозь него не проступает ни один лучик света. Улицы окрасились в серые цвета, будто неумелый художник пролил на летний пейзаж грязную воду из-под использованных красок. От накатившей темноты не спасает даже включенный ночник, который отбрасывает на потолок мириады звёзд. Подарок Сехуна. Мы лежали под тёплым пледом, прижавшись друг к другу всем телом. Он гладил меня по волосам, зарывшись в них носом. Я вдыхала сладкий запах родного тела, держала за край тёплого свитера, будто Сехун в любую минуту мог исчезнуть. От чего-то, проснувшись этим утром, я почувствовала что-то неладное. Что-то обязательно должно было случиться. С минуту на минуту. Я не отпускала Сехуна ни на шаг, прижимаясь к нему всем телом. Казалось, что тогда все тени разойдутся, и чувство тревоги покинет меня, но ни на секунду сердце не замедляло свой бег… На старт ступили миллисекунды, когда в нашу дверь кто-то тихо, но настойчиво постучался. Я испуганно вздрогнула, ещё сильнее прижавшись к Сехуну. — Нет, не ходи, — шепчу, уткнувшись ему в ключицы, на которые капали горячие слёзы. — Хорошо, — он обнял меня за плечи, накрывая всем телом, заставляя расслабиться под приятным натиском. Но тут в дверь постучали снова. И ещё раз. И ещё. Доводя меня до нервной дрожи и судорожных всхлипов. А Сехуна до крайней точки напряжения. Я видела, как вздулись на его висках синие трубочки вен, а в глазах угнездился пронизывающий до костей страх. Ещё никогда в жизни я так не боялась. За Сехуна. В дверь уже не стучались, а ломились. Но мы всё ещё лежали под одеялом, прижавшись друг к другу, словно пытаясь слиться воедино.«Если мы останемся» — думали они.
Всё в квартире трещало по швам, а петли вот-вот должны были сдаться и пустить в их обитель тех, кто привык отнимать жизни.«То всё будет по-иному». «У нас будут дети. Сколько ты хочешь?» «Я двоих. Можно и троих».
Они всё ещё прижимаются друг к другу, когда дверь слетает с петель, и в тёмную квартиру зашли незнакомые люди.«А ещё у нас будет дом». «Большой?» «Обязательно». «Мы посадим яблоню. Люблю яблоки». «Я знаю».
Незнакомцы удивлённо смотрели на прижавшихся друг к другу людей, не узнавая в испуганном юноше того самого О Сехуна, про которого уже много лет ходили самые разные слухи о том, что он безнравственный и жестокий человек. Что творит с людьми обычная любовь…«И мы будем каждый вечер смотреть, как заходит солнце за горизонт». «А по утрам долго нежиться в постели». «Я буду целовать твои руки». «А я благодарить всех богов за то, что ты есть».
Тихо, только частое дыхание людей в этой мрачной обители растягивало тишину. И время, как на зло, замедлилось.«Я буду любить тебя. Бесконечно долго».
Возня и удаляющиеся шаги.«До самой смерти».
Звук затвора.«Если мы останемся», — думали они.