Keep Out

      Пока Хайдерих ехал к одному ему известному месту встречи – за окном уже сгущались сумерки, дорога без освещения заметно опустела за территорией города. От яркого экрана планшета я зажмуриваю уставшие глаза и сдавливаю переносицу, подлезая под носоупоры очков, которые забыл снять в кабинете. За закрытыми веками проплывают цветные, расплывающиеся пятна и прямоугольный отпечаток экрана планшета. Тошнотворные отголоски подступающей мигрени методично стучали в мозгах. - Господин? Все в порядке? – слышится тревожный голос Хайдериха. - Следи за дорогой. – Советую я, косясь на его лежащие на руле ладони в перчатках.       А после машину мотает в сторону – Хайдерих резко тормозит, впивается в руль, выкручивает его до упора, с пронзительным визгом тормозов выправляет машину из заноса на влажном от снега асфальте.       Я хватаюсь за край спинки сиденья напротив, ремень безопасности врезается в грудь, отбрасывает назад, выбивая из легких воздух. Ударившись затылком о подголовник, я сдавленно охаю от брызнувших в голове искр.       Придя в себя, я сдуваю с лица боковую прядь и рявкаю: - Это еще как понимать?! – и смотрю в лобовое стекло.       Буквально в нескольких метрах дорогу перекрывал тонированный в круг внедорожник с включенным дальним светом. Горящие фары безжалостно выжигали сетчатку. Перед внедорожником стоял чернеющий силуэт человека со скрещенными на груди руками.       Хайдерих рывком оборачивается ко мне: - Вы в порядке? – он беглым, чуть ли не шальным взглядом проходится по скрюченному на заднем сиденье мне. - Жить буду. – Я ощупываю мерзко запульсировавший затылок. – Что, черт возьми, происходит? Кто это? – дрогнувшей рукой я оттягиваю от себя до жжения вросший в грудь и живот ремень безопасности. - Прошу вас, оставайтесь в машине. – Он отстегивается, глушит двигатель. - Выходи, Альфонс, разговаривать будем. – Нараспев зовет неизвестный перед внедорожником. - Это твой кандидат? – мрачно спрашиваю я. - Оставайтесь в машине. Все в порядке. – От того, как в его голосе морозом стынут интонации складывалось противоположное впечатление.       Прежде чем я успеваю спросить что-то еще, он выходит из машины, негромко хлопнув дверью. Я отстегиваюсь, переползаю за водительское, поднимаю свалившийся планшет и опускаю заднее стекло.       Если так хочет, чтобы я оставался в машине, так хоть слышать буду, что там происходит. - Ого, да ты в костюме, никак на работе, милый? - Здравствуй, Лэр. – Церемонно приветствует его Хайдерих, останавливаясь напротив.       Если б не видел с каким лицом он вышел из машины, я бы поверил этой спокойной рассудочности. - Я предполагал, что мы встретимся не поперек дороги, а в условленном месте.       Я сдвигаю брови.       Значит это и правда Агияра Лэр, тот самый чистильщик?       Внешность разобрать получается с трудом – слишком яркий свет от фар за его спиной. Угадывались черные волосы, простая одежда. - Ты предполагаешь, а я располагаю. - Тот упирается руками в бока, отстукивает толстой подошвой ботинка в так самому себе. – В чем дело? Что это мы хмуримся? Чем-то недовольны? - Мы договаривались о цивилизованной встрече. Опять твои выходки. - Заткнись нахуй. – Агияра мгновенно вскидывается. – Выходки? Ты что, принцессу там везешь, что такой вежливый вдруг стал? Это ты дернул меня с работы, а теперь еще морали мне читаешь? Совсем мозгами двинулся? Я сделал тебе одолжение, и вот как ты меня встречаешь!       Быть может, дело было в его манере растягивать слова или в низком голосе. Но я неосознанно ёжусь. Этот человек звучал как спусковой крючок предохранителя перед выстрелом без предупреждения. - Лэр, - Хайдерих делает попытку смягчить накаляющуюся обстановку, - ты согласился на эту встречу, разве нет? - Ты вынудил меня. – Шипит он, делая резкий шаг к нему. – Ты, блядь, гребанный ублюдок, ты вынудил меня и прекрасно знаешь это! Ну-ка, скажи, как там дела в Италии, а? Понравилось трахать Беронелли? Не натрахался с предыдущими контрактниками? Сделаю тебе одолжение – можешь не отвечать. На хую ты вертел кодекс телохранителей.       Я отстраненно смотрю как Хайдерих склоняет голову. - Не поздновато ли ты вспомнил о кодексе? – он не отрицал, но и не признавал правоты в словах Лэра. - Считай, что ты легко отделался, что я вспомнил только о нем. – Голос японца вдруг становится ниже, с затаённой яростью и обещанием. - Лэр. Я не для сведения старых счетов связался с тобой. – С всепоглощающим самообладанием обращается к нему Хайдерих. – Прошу тебя. - Лучше бы тебе встать на колени и умолять. Это тебе больше к лицу. – Выплевывает Агияра, хватает его за ворот куртки, подтаскивает к себе. – Тысячу раз тебе говорил – не мозоль глаза. Попользовал моего заказчика, моих информаторов, выкинул как мусор, смылся в другую страну как позорная шлюха, и еще тут скулишь за свою новую принцесску? Ебанутый чистоплюй!       Хайдерих удерживает его за предплечье, пресекая попытку встряхнуть.       Я отрешенно выбиваю из пачки сигарету. - Если бы я плохо знал тебя, решил бы что ревнуешь.       Вот и спрашивается, зачем Хайдерих провоцирует его?       Ответ приходит незамедлительно – в виде удара под ребра с низким замахом, который Хайдерих блокирует. Только на этот раз прикладывает больше усилий – его лицо едва заметно искажается. - Так и будем стоять посреди дороги? Не хочешь на минуту остыть? - О, я остыну, - ласково отзывается японец, переходя на свистящий шепот, больше похожий на змеиное шипение. Он подбирается всем корпусом, не выпуская воротник Хайдериха. – Для начала фасад тебе подрехтую, чтоб неповадно было впредь зариться на чужое.       Отвлекшись на прикуривание сигареты я пропускаю момент, когда Агияре удается сгрести Хайдериха и швырнуть спиной в лобовое стекло моей машины. Оно с надсадным грохотом проминается, расходится рваной паутиной трещин.       Ну твою-то мать. Опять чинить. - «Да, Лэр, он подпишет контракт. Никого другого у него нет на примете». – Агияра с отвращением стряхивает плотно затянутые в черную кожу кулаки, с горящей злобой глядя, как Хайдерих с тихим возгласом сваливается с бампера на асфальт. Судя по всему, сопротивляться он не планировал. Любопытная тактика против агрессии.       Значит, контрактником, которого они не поделили, являлся Беронелли.       Я затягиваюсь, аккуратно выдыхаю дым точно за стекло, минимизируя задымленность в салоне.       Значит, спал он не только с Беронелли.       Между тем Агияра разминал кулак о ладонь, похрустывая костяшками: - Давай-давай, поднимайся. Не сопротивляешься? И славно, я только начал, у тебя еще будет время прочихаться.       Подперев крыло машины, Хайдерих поднимается, переводит на Лэра взгляд безграничного терпения, что, кажется, только сильнее выводит того из себя.       Я складываю локоть на опущенное стекло и кошусь на планшет.       Пока они там увлечены друг другом, может новости посмотреть? Как раз вчера сохранил несколько в закладках.       Хайдерих с бычьим упрямством не отвечал на осыпающиеся на него удары: уворачивался или блокировал, тратя всё больше сил. Но при этом сохраняя ровное дыхание в отличие от зверившегося до белого каления японца.       Взглянув на время, я плюю на изначальную установку не вмешиваться и выхожу из машины.       Я невозмутимо оглядываю прогресс переговоров: у Хайдериха разбит край рта, подбородок в крови, ссадины на скуле. Агияра держал его за заломленную за спину руку, воткнув коленями в асфальт.       Чудесная позиция. Мне бы так легко ставить собственного телохранителя на колени – сразу бы столько проблем с его разговорчивостью решилось.       Мне, наконец, удается рассмотреть внешность японца.       Он примерно одного роста с Хайдерихом, блестяще-черные, свойственные азиатам волосы чуть ниже середины щеки, небрежно зачесанные на набок. Испещренное многочисленными пирсингами ухо, графично очерченные челюсть, подбородок, скулы и крылья хищного носа. Азиатский разрез зеленых глаз. Вся одежда черная, не считая серебряной цепи, перекинутой через правое бедро от ремня джинс.       Японец со змеиной стремительностью вскидывает лицо, сузившимися глазами следит за тем, как я подхожу и выдыхаю дым в сторону. - Ты еще кто?       Хайдерих коротко дергается, делая попытку подняться на одно колено: - Следи за языком, Лэр.       С жутким оскалом Агияра выкручивает его руку под неестественным углом, вынуждая с шумом втянуть воздух носом от боли. Затем наклоняется к его уху и бешено шипит: - С тобой разговариваю? Нет. Закрой рот.       Хайдерих скашивает на японца потемневший взгляд, подбирается всем телом. - Он мне еще понадобится. – Информирую я, приваливаясь к бамперу. - Дай угадаю, нынешний хозяин? – Агияра расплывается в гадкой ухмылке. – Какая жалость. Придется сегодня вам распрощаться. - И тем не менее. Он мне еще понадобится. – Четко повторяю я, обмеривая его потяжелевшим взглядом сверху вниз.       Японец крепко фиксирует Хайдериха на случай, если тот начнет снова вырываться: - Сколько тебе лет, дорогуша? По-моему, и девятнадцати нет, а?       Я на секунду немею от замечания. Смешок вырывается сам собой. - Что я такого сказал? - он мгновенно ощетинивается, впиваясь в меня лихорадочно блеснувшими глазами. - Комплимент, похоже. - Это что, шутка такая? Эй, - он встряхивает безмолвного Хайдериха, - кто это такой?       Хайдерих не отвечает, смотрит перед собой. Теперь, когда я вышел, иерархия не позволяла ему говорить за своего контрактника.       Я сбиваю с сигареты чешуйки пепла: - Судя по вашей нежной встрече после долгой разлуки, вы давно знаете друг друга. Следовательно, ты должен понимать, что он не сопротивляется исключительно из-за моего присутствия и отсутствия соответствующих команд. – Следуя заданному тону я без сожаления игнорирую формальности и перехожу на «ты». - Это его проблемы! – рявкает он. Но внимание настороженно переключает на меня и заметно напружинивается.       Я приканчиваю сигарету последней глубокой затяжкой и растираю подошвой сброшенный окурок.       Не любитель я разнимать сцепившихся псов. В похожих ситуациях я предпочитал наблюдать со стороны и ждать, когда обоим надоест размахивать кулаками. Так и сидел бы в машине.       Вот только будет очень, очень некстати, если этот японец сломает моему телохранителю руку. - Их вы оба можете решить в любое другое удобное время, не беспокоя меня. – Я убираю руки в карманы расстегнутого пальто. – Если я верно расслышал твоё имя, это с тобой у меня назначена встреча.       Я поднимаю бровь в ответ на его недоуменный взгляд: - Что? Ожидал увидеть кого-то другого? - Совершеннолетнего как минимум. – Выплевывает он и отталкивает от себя Хайдериха так, чтобы тот впечатался в асфальт носом у моих ботинок.       Паспорт ему, что ли, показать?       Хайдерих невозмутимо поднимается на ноги, отряхивает брюки, встает сбоку, закрыв одним плечом. - Ну и? Встретились, дальше что? – Агияра с издевкой щерится. – Работать на тебя не буду. Проваливай.       Я пожимаю плечами и смотрю на дорогу: - Нет так нет.       Хайдерих смаргивает, резко поворачивает голову: - Господин! - Что такое? – вежливо интересуюсь я. – Он же сказал, что не станет. Предлагаешь заставить его? – я цокаю языком и морщусь. - Допустим: я прикажу тебе прямо сейчас прострелить ему колени, сломать руки, рот заткнуть.       Хайдерих с мелькнувшей растерянностью слушает, пытаясь понять, говорю я всерьез, считать это за косвенный приказ или оставаться на месте. Через долю секунды растерянность сменяется железным оттиском собранности. - Упаковать в багажник и отвезти в Штаб. – Продолжаю я, потирая мизинцем бровь. – Зачем мне калека в подчинении? - Эй! Я, между прочим, все еще здесь! – японец с багровеющем лицом делает шаг вперед.       Хайдерих распрямляет плечи, бесшумно отставляет левую ногу. Вся его фигура выражала готовность к действиям. Теперь, когда больше не было нужды сдерживаться, он был готов вступить в ближний, не размениваясь на оборону.       Агияра заметно тушуется под прицельным взглядом заиндевелых глаз. - Если ты с ним закончил – едем обратно. – Игнорируя японца, я продолжал говорить с Хайдерихом. - Господин, вы уверены? – низко спрашивает Хайдерих. - Уверен. Не думаю, что он тот, кто мне нужен.       Агияра вздрогнул, глаза его сузились, а приклеившийся к губам взбешенный оскал перетек в возмущение. - Ты ничего обо мне не знаешь!       Я, наконец, обращаю на него внимание, взглянув как на обиженного ребенка: - Так у тебя был шанс. Ты же сам сказал, работать на меня не станешь. Следовательно, уже и обо мне все узнал: кто я, чем занимаюсь, для чего нуждаюсь в твоих услугах. Соотнес со своими возможностями и принял решение, что работать на меня ты по каким-то причинам не будешь, не хочешь, не планируешь, выбирай понравившийся вариант. – Тыльной стороной ладони я отодвигаю Хайдериха в сторону. Качнувшись, он смещается. - Кстати, нормальные люди начинают диалог с того, что представляются. – Я некоторое время смотрю, как японец немо шевелит губами, подбирая слова. – Я тебе покажу, как это делается. – И протягиваю правую руку, закрытую перчаткой. – Эдвард Элрик.       Он ошеломленно уставляется на протянутую руку, словно в первый раз видел, как ему предлагают рукопожатие, а затем медленно отвечает.       Я же в половину силы, до хруста сминаю стальными пальцами его. В моих планах не было ломать ему кисть. Только очень вежливо и со всей душевностью поприветствовать.       От неожиданности он распахивает глаза.       Такой человек как он вряд ли будет вскрикивать от столь незначительной боли. Но он совершенно точно не ожидал, что его предполагаемым контрактником будет человек с автоброней. И потому, чтобы сдержаться, он прикладывает усилие, от которого его черные брови вразлет сдвигаются, образуя морщины у переносицы. - Агира Лэр. – Выдавливает он и пытается отнять руку.       Я не позволяю вырваться, со всей искренностью и соблюдением этикета смыкаю хватку крепче. - Хайдерих договорился с тобой о встрече со мной, а не с собой. С твоего позволения я начну.       Беспомощность в лице Агияры приносит легкое извращенное удовольствие. Из стальной руки не вырваться. Я знаю. Я проверял. - Твоего досье я не видел, рекомендации я также не видел. Зато вижу тебя вживую. Итак. Мне нужен лучший из лучших. Человек, обладающий способностью опережать действия противника, соотносить затраты собственных ресурсов с поставленной мной задачи, не ударяться в самоволку. Человек, который влезет в чужую шкуру если я того захочу.       Хайдерих косится на меня с тем же самым выражением что и Агияра, внимательно слушая.       Что я такого говорю? - Подчинение. Не будем забегать вперед в наших отношениях и говорить о преданности. Или так, или никак иначе. – Закончив, я разжимаю пальцы.       Японец заторможенно отнимает ладонь, сжимает и разжимает её. Он не сводил с меня долгого взгляда. - Не многовато ли требований? - К чему тебе переживать? Ты уже отказался.       Он задумчиво хмыкает, растеряв всю ярость и накал. - Сильная рука. - Хочешь – такую же сделаю. – Обещаю я, скривив край рта. - С благодарностью откажусь. – Поспешно отвечает он. - Оказывается, умеешь быть вежливым. С чего вдруг? - Не хочу, чтобы длина моего языка повлияла на условия контракта. – Чрезвычайно любезно находится он. - Уж будь так добр. Держи свой длинный язык при себе. - Он длинный не только в словесной форме.       Я хмурюсь на его нахальный тон: - Лэр, - тщательно выговариваю его имя, отчего тот с интересом вглядывается мне в лицо, - обозначу сразу. После того как ты начнешь работать на меня, ты подчиняешься непосредственно мне. Ваши взаимные разногласия решайте вне работы. Хоть переубивайте друг друга – мне все равно. - Но, если ты покалечишь моего телохранителя, и он не сможет выполнять свою работу, я прослежу, чтобы тебя покалечили в той же мере. Это касается вас обоих. Ясно выражаюсь? - Люди всегда делают так, как ты им говоришь? – он бесстыже улыбался, как будто я дарил ему праздничный торт, утыканный свечками.       Я смеряю его безразличным взглядом: - Даю день на осмысливание. Бешеный пес мне не нужен. Чуть не забыл, - я мотаю подбородком в сторону своей машины, - стекло и вмятины оплатишь. - Господин, в следующий раз, когда у вас появится желание повторить свои сомнения в ораторском искусстве, я напомню вам, что вы в корне неправы.       Обессиленно откинувшийся на заднем сидении я сухо хмыкаю.       Лэр оказался именно таким, каким рисовал его Хайдерих. Я подумал, что если я надавлю на его чувство гордости и вслух усомнюсь в его компетенции, то он исключительно назло, но согласится работать на меня. Безумная затея неожиданным образом сработала как никогда гладко.       После того как я распрощался с Агиярой и сел в машину, Хайдерих не проронил и слова. Он ехал очень аккуратно, вглядываясь в дорогу сквозь поврежденное лобовое стекло. - Повезло. Просто повезло. – Роняю я.       Собственные слова глохнут за взметнувшейся волной бурлящего шума в ушах. Я часто моргаю, ухватившись за дверную ручку.       Стоило оказаться в тишине салона, как предвестник мигрени, отступивший во время столкновения с Агиярой, вернулся, подняв кровавое, бьющееся на ветру знамя. - Господин?       Хайдерих говорит что-то еще, его голос то проваливался, то всплывал на поверхность сознания.       Затылок и виски немеют, словно их сжали железной перчаткой, а затем гулко ударили под основание шеи.       Я судорожно стискиваю левыми пальцами макушку, со сдавленным стоном складываюсь пополам. Очки все еще были на мне, дужки будто вросли в череп. К горлу подкатывает волна горечи и желчи. - Хайдерих, - я впиваюсь стальными пальцами в дверную ручку, - останови.       Лихорадочными короткими вдохами ртом я пытаюсь удержать волну тошноты. Рот заполняется вязкой слюной. Только бы машину не заблевать.       Он резко тормозит, уводя машину в сторону, слышится звук ручника, раздергивающегося ремня безопасности, снятие блокировки.       Я выпутываюсь из своего, распахиваю дверь, резко сгибаюсь. Меня выворачивает наизнанку на обочину. Тугой спазм скручивает внутренности до дурных кругов за зажмуренными веками. Я сипло закашливаюсь, освобождая желудок и сплевывая. В уголках глаз выступает противная влага. Поле зрения застилает грязная чернота, я успеваю только оттереть рот тыльной стороной ладони.       Подоспевший Хайдерих ловит мой шатнувшийся корпус, не позволяя вывалиться с сиденья на землю.       Я прихожу в себя спустя несколько долгих мгновений или часов забытья. Холодный ветер задевал горящее лицо, приятно леденя кожу.       Снятые и сложенные очки лежали на приборной панели прямо передо мной.       Он перенес меня на переднее сиденье?       Дверь машины была открыта.       Мутным от боли взглядом я нахожу Хайдериха, сидящего на корточках снаружи около меня.       Меня встречает тот самый, уже хорошо знакомый со встречи с Оракулом взгляд. Долгий, заостренный как зубья раскрытого капкана и что-то еще за расширенными потускневшими зрачками. - Эдвард, как ты? – он говорит приятно тихо, сжимает за колено, удерживая запястье левой руки в своих длинных, слегка подрагивающих от то ли волнения, то ли злости пальцах. Большой лежал на линии пульса.       Я настороженно сглатываю, прислушиваясь к самому себе.       Вспыхнувшая мигрень никуда не делась, но после того, как меня благополучно вывернуло наизнанку, теперь она ощущалась тяжелым фоном, а не разом обрушившимися на рассудок шагами кованных сапог.       Я силюсь ответить, но удается только вдохнуть и выдохнуть. - Вот, - он вкладывает в стальную ладонь маленькую бутылку минеральной воды без газа, заранее свинтив крышку, - вода, выпей.       Ватные пальцы смыкаются на пластике.       Поняв, что я не в состоянии даже для мелкой моторики, Хайдерих приподнимается, перехватывает бутылку одной рукой, подносит горлышко бутылки к моему рту, другой фиксирует под затылок, чтобы я не поперхнулся. - Пару глотков, - мягко уговаривает он, когда я морщусь и пытаюсь отстраниться, настойчиво надавливает на затылок.       Я опускаю ресницы, хватаюсь за его локоть и отпиваю, тяжело сглатывая.       Холодная вода смывает горький привкус тошноты, скатывается в опустевший желудок.       Мелко подрагивающими пальцами я держусь за Хайдериха, делая второй глоток.       Он убирает бутылку, тянется к моему лбу, затем останавливается, чтобы отрывисто снять со своих пальцев перчатку и только после дотронуться до меня.       Чуткими движениями он отводит с моего лица взмокшие волосы, оглаживает лоб, темя, затылок, соскальзывает подушечками от виска к затылку. Наткнувшись на туго затянутую резинку, он аккуратно подлезает в сердцевину хвоста, стягивая её с волос.       Кожа головы немеет от распускающегося облегчения, покрывается болезненными прокалывающими мурашками. Я безотчетно изгибаю брови, прерывисто выдыхая.       Все еще поддерживая за заднюю поверхность шеи, Хайдерих наклоняется ближе, принимается массировать голову неспешными, круговыми движениями, задевая кожу за ушами. - Как кота… - слабо, едва слышно фыркаю. - Легче? – он тут же опускается лицом на один уровень с моим.       Его яркие, синие глаза с изморозью оказываются слишком близко. Так близко, что я потеряно вскидываю на него не высохшие ресницы и безотчетно сжимаю пальцы, которыми все еще держался за него. - Легче.       Скользнув шершавой ладонью по коже, он отпускает мою шею, придирчиво вглядывается в мое лицо, ища признаки лжи. Не найдя, отстраняется. Он возвращается на корточки у моих ног.       Я смотрю на него сверху вниз, пытаясь понять, почему вид у него такой, словно хочет что-то сломать, и желательно себе. Привалившись виском к сиденью, я коротко закашливаюсь, прочищая горло. - Как давно вы были у врача? – мерзло спрашивает он. - Недавно и ты присутствовал при этом. – Я устало протираю лицо. - Господин Рейкх ваш механик, а не врач. – Тоном, не терпящим возражений отвечает он. - Мне не нужно обследование. И так знаю, что со мной. - Не знал, что у вас имеется медицинское образование. – Холодно произносит он. – Я настаиваю. Вы перегружаете себя работой. - Я перегружаю себя жизнью. – Вместо пренебрежительного смешка, выходит нечто жалкое. - Эдвард.       Тяжко вздохнув, я отворачиваюсь. Не имею никакого желания снова вступать с ним в этот уже надоевший и ставший бесконечным спор. - Посмотри на меня. - Не занимайся ерундой, поехали. - Посмотри на меня.       Я раздраженно сверлю глазами разъеденное трещинами лобовое стекло.       На этот раз он не дожидается, когда я повернусь - сам сдавливает меня за подбородок и резко поворачивает к себе, настойчиво выдохнув: - Ну же.       Я исподлобья смотрю на него несогласным, затуманенным болью взглядом. - Я отвечаю за вашу жизнь. И потому – прошу не шутить о ней. - Было бы о чем шутить. - Прошу тебя. – Низко перебивает он, сдавливая подбородок ощутимее.       Уже готовый послать Хайдериха ко всем чертям с этой его маниакальностью и комплексом сиделки, я запинаюсь.       Вся правая сторона его челюсти налилась красными, распухшими разводами от ударов Лэра, край рта испачкан в подсохшей крови. И при всем своем живописном внешнем виде он умудрялся сохранять железную хладнокровность. Как будто ничего не случилось, а драка с Агиярой – досадное недоразумение, не заслуживающее внимания.       Увидев, куда я смотрю, Хайдерих резко убирает руку. - Отсюда до вашего дома ехать больше часа. Меня беспокоит ваше состояние, предлагаю остаться на эту ночь у меня. – Очень сухо произносит он, изменившимся голосом и отступает как от прокаженного.       Что еще за реакция такая? - Как скажешь. – Хмуро отвечаю я с поднимающимся раздражением внутри.       Пристегнувшись, я захлопываю со своей стороны дверь.       По любому поводу дергается как мать-наседка, а как сам повредил лицо, так мне даже взглянуть нельзя? Так, что ли, получается?       От включившегося в небольшой прихожей света я зажмуриваюсь. Ослепленный вспыхнувшей лампочкой я рефлекторно отшатываюсь и впечатываюсь в стоящего позади Хайдериха.       Он тут же ловит за плечи и виновато произносит у уха: - Прошу прощения, - и поспешно выключает свет - зарево за сомкнутыми веками гаснет. – Я проведу вас, сюда, осторожнее.       Дезориентированный, я невидяще промаргиваюсь, спинываю с себя ботинки, Хайдерих помогает выбраться из пальто, судя по шороху – разувается и снимает куртку.       Почувствовав, как широкая ладонь недвусмысленно ложится на поясницу я требовательно интересуюсь: - Что ты делаешь? - Мне не составит труда отнести вас. - Сделаю вид, что не слышал этого.       Он очень тихо хмыкает совсем рядом: - Тогда прошу за мной. Не споткнитесь, на полу несколько коробок. - Иди уже.       Хайдерих крепко берет меня за локоть, ведет по едва неразличимому коридору за собой. В сумраке квартиры я видел перед собой темный силуэт его спины, шеи и слегка взлохмаченных волос. - Ничего себе. – Я присвистываю от внушительных габаритов и высоты кровати в комнате. – Тебе на такой не слишком тесно?       Он отдергивает штору, пропуская слабый лунный свет, приоткрывает окно: - По размеру ваша кровать лишь немногим уступает моей. - Немногим? – я с сомнением смотрю на широкое деревянное изголовье. – Здесь поместится минимум четыре человека вдоль и поперек, и останется еще запас на пару волкодавов. - Так вот для чего это место, - Хайдерих приподнимает брови, – для незнакомых людей и парочки собак.       Я нерешительно прохожу дальше. Он бросает на меня беспокойный взгляд: - Как ваши глаза? Я включу лампу? - Включай. Что ты у меня-то спрашиваешь? Это твоя квартира.       Неопределенно хмыкнув под нос, он включает лампу на прикроватной тумбочке, на той, что дальше от меня.       Она загорается теплым оранжевым светом, проливая мягкий ореол на прямоугольные подушки, ровно застеленное без складок покрывало. - Располагайтесь. Я буду спать в гостиной. – Поясняет он в ответ на мой немой вопрос.       Хайдерих наблюдает, как я неуверенно подхожу к по-спартански заправленной кровати. Не похоже, что на ней хоть раз спали. - Господин, если вы испытываете затруднения, я перестелю кровать. - За беспокойство спасибо, затруднений не испытываю. – Чинно информирую я и присаживаюсь на край кровати, чувствуя себя злостным разрушителем тщательно поддерживаемого порядка. – У тебя есть аптечка?       Он настороженно следит за моими перемещениями, скользит взглядом по мои оторвавшимся от пола ступням, словно прислушивается к чему-то. - Разумеется. Сейчас принесу.       Я удобнее устраиваюсь на кровати, стаскиваю пиджак и, воспользовавшись отсутствием Хайдериха, осматриваюсь.       Спальня была небольшой: вмещала в себя большую кровать, две тумбочки, аскетично пустующий стул и несколько шкафов – для книг и одежды. Судя по необжитой обстановке, Хайдерих совсем недавно сюда въехал: не распакованные коробки рядом с полупустым книжным шкафом и под окном. На подоконнике лежал ноутбук, от него по стене за тумбочку с горящей лампой тянулся зарядный провод. Многочисленные стопки книг, обвязанные веревкой, на полу, на коробках, на средней полке книжного шкафа. Отложенные владельцем до того времени, когда дойдут руки навести порядок.       На ближайшей ко мне тумбочке лежали книги с многочисленными закладками. На корешках значилось: «Дрессировка и натаска охотничьих собак», «Подготовка и обучение испорченных собак. Принципы взаимодействия», «Вожак или хозяин?».       Занятные заголовки. Не знал, что у Хайдериха есть животные.       Сам я ни собак, ни кошек не любил. Точнее, был равнодушен.       Неся в руках небольшую аптечку, Хайдерих возвращается в комнату: - Если вы не найдете нужного, я съезжу в аптеку. – Он опускает чемодан с красным значком рядом со мной. – Есть таблетки от головной боли, но я не уверен, что они вам подойдут. - Не помогут. - Отмахиваюсь я и заглядываю в аптечку. – Есть перекись и вата. Этого будет достаточно. Садись сюда.       Сощурившись, я отвожу лезущие в лицо волосы, заворачиваю прядь за ухо. - Вы принимаете медикаменты от приступов?       Перестав шуршать в аптечке, я поднимаю на него тяжелый взгляд: - Сядь, я сказал.       Череп все еще опоясывало литым обручем, выдавливая всякое дружелюбие и терпение. Копаясь в многочисленных упаковках лекарств и склянках, я пытался переключиться на обработку лица своего непробиваемо упертого, как барана телохранителя, чтобы не думать, как в мозгах пульсирует сгусток тошнотворной долбящей боли.       Поджав бледные губы, он подчиняется, выжидающе глядя как я свинчивую крышку с темного бутылька с перекисью. - Это излишне, господин. Вам нужно отдыхать, а не заниматься мной. - Сам уж как-нибудь разберусь, что мне нужно. – Недружелюбно обрубаю я, отрывая кусок от ваты и подхватывая ее медицинскими щипцами. – Наклонись.       Он наклоняется, словно подставлял шею под топор палача - обреченно и прикрыв глаза.       Я сосредоточенно обвожу промоченной в перекиси ватой его рассеченный рот. Перейдя к ссадинам на челюсти, я не выдерживаю: - На черта было терпеть? Заняться больше нечем было?       Хайдерих вздрагивает от моего голоса, что неожиданно прорезал повисшую тишину. - У Лэра вспыльчивый характер. Если бы я начал отвечать ему, диалог бы вряд ли состоялся. Мне необходимо было любым способом вытащить его на встречу с вами. - Точно. Лучше дать себя отметелить. Других кандидатов как будто нет. – Сварливо отвечаю я, зло ткнув ватой в багровый орел с кровью под кожей. Хайдерих даже не вздрагивает. - Есть. Но конкретно этот – лучший. – Спокойно говорит он, не поднимая ресниц. - И как ты представляешь, что я буду с ним работать? Да он безумец. - Господин, это он будет работать, и не с вами, а на вас. - Вот уж вряд ли. Ты сказал – любым способ. Почему? - Вы умеете произвести впечатление. – Невозмутимо отвечает он. - Ха-ха. - Господин, повторюсь, вы недооцениваете себя. – Хайдерих чуть шевелится, отклоняя лицо. - Помолчи, иначе в глаз ткну. – Я угрожающе останавливаю его телодвижения, мазнув ватой по скуле.       Он возвращается в исходное положение и покладисто замирает. - А если серьезно? - У Лэра имеется определенный вкус в людях. Если контрактник не пришелся ему по нраву, он ни за какие деньги не станет работать на него. Не могу сказать какие конкретно у него предпочтения и условия – точно не знаю. Но чаще всего это волевые люди, так или иначе схожие с ним каким-либо образом. - И я должен быть польщен? - Господин Эдвард, немного времени – и вы узнаете его лучше. Потом решите, придерживаться первого впечатления или же довериться его опыту и знанию своего дела. Вы не обязаны с ним сближаться или поддерживать хорошие отношения. Вы контрактник, он – исполнитель.       С закрытыми глазами его лицо разгладилось, стало удивительным образом холодным и невозмутимым как у вырезанной из камня статуи.       Когда я повторно прохожусь по рассеченному краю рта, он даже не шелохнулся. - Я закончил. Неси лед.       Он открывает глаза, распрямляется: - Как вы себя чувствуете? - Волшебно. А если прекратишь доставать меня этим вопросом, буду чувствовать себя еще волшебнее. – Угрюмо говорю я, смахивая с лица волосы. – Слушай, моя резинка у тебя? Или я ее в машине оставил?       Вместо ответа он смотрит на свою руку с надетым черным эластичным шнурком. Тонкая черта под округлой косточкой запястья выглядела так естественно, будто там и было её законное место. - Давай сюда.       Он нахмуривается, одним коротким движением снимает её и протягивает на раскрытой ладони.       С непонятным, застывшим выражением в глазах, он наблюдает как я обвожу волосы на два оборота в низкий, нетугой хвост.       Уже зная, что означает этот его полный запутанных раздумий взгляд, я киваю: - Говори. - Вы ни о чем не хотите меня спросить?       Я протираю щипцы дезинфицирующей салфеткой, завинчивую крышку на перекиси, убираю в одноразовый пакет красные комки влажной ваты. Поднимаю голову и прямо смотрю ему в глаза: - Это не моё дело. - Вас это не беспокоит? - А должно? – не очень любезно переспрашиваю я.       Он неопределенно качает головой и замолкает. Весь как будто гаснет.       С громким щелчком я закрываю аптечку. - Скажем так. Не удивлен.       Он сжимает губы, смотрит на свои руки. - С твоей-то внешностью. – Хмуро добавляю я.       Со смесью удивления и недоверия он переводит взгляд на меня. - Именно поэтому я изначально и сказал: с твоим лицом тебе не место среди телохранителей. Найдется очень много желающих использовать твои данные для удовлетворения своих фантазий. – Договариваю я, до упора сдвинув брови.       Он ошеломленно моргает, раз, другой, делает глубокий вдох. Такой глубокий, словно в клетке его ребер разошелся и наполнился огненный шар. - Господин, я не…       Я втыкаюсь в него яростным взглядом, не дав договорить фразу «не доставлю вам проблем», которая так и рвалась с его изогнутого рта. - Заткнись. Лёд неси. Нужно приложить к твоему лицу. Иначе на утро будешь весь синий. Разукрашенным ты на работу не выйдешь.       Он поспешно выходит, а вернувшись, кладет на край кровати сложенное полотенце, зажав под мышкой резиновый мешок со льдом: - Ванная по коридору направо. Не переборщите с горячей водой – в вашем состоянии это только усугубит положение. Если не разберетесь как включать душ – зовите.       Я дожидаюсь, когда под моим колючим взглядом он прижмет лед к лицу, и только тогда спускаюсь с кровати, вооружившись ворсистым полотенцем. - Новая зубная щетка на раковине. – Негромко говорит он, встав посреди комнаты, не зная куда себя деть.       Спасибо хоть на еде не настаивает. И так тошнит. И не только от еды и мигрени. - Ты же знаешь, я бы не стал звонить без причины.       Приглушенный разговор в коридоре доносится до меня нечеткими обрывками. Голос собеседника Хайдериха, судя по тональности – женщины, было не разобрать, зато очень хорошо различались интонации. - Я подержу, разувайся. Конечно, без молока? Завтракать будешь? Эдвард еще спит.       Слышится тяжкий вздох Хайдериха в ответ на последовавший вопрос. - Встретились. Откуда мне было знать? Я рассчитывал на его благоразумие.       Интонации женщины были красочно нецензурными. - Идем, я поставлю чайник.       Минувшей ночью, убедившись, что я удобно устроился в его кровати, Хайдерих плотно задернул окно. Весьма предусмотрительно: утреннее солнце пробивалось сквозь тюль и зазор между не пропускающими свет шторами, пронзало затемненную спальню, роняя поперек одеяла косую, беспощадно-яркую полоску-луч с редкими плавающими пылинками. Перед уходом он оставил дверь неплотно закрытой, сказав: «На случай, если ночью вы позовете меня, я мог услышать вас».       Я выбираюсь из огромного одеяла, буквально выныривая из него как из морской толщи. Поверх лежал развернутый темно-зеленый плед. Его совершенно точно не было, когда я засыпал.       Уверенный, что в борьбе с мигренью усну только под утро, неожиданным образом я отключился практически мгновенно, стоило коснуться подушки.       Спустив ноги с крови, я накрываю фонящий затылок ладонью и морщусь.       Голову все так же обносило, но звенящий фон в затылке, лбу и висках стал глуше. Мутные позывы тошноты замолкли, перестав перекручивать желудок тугим узлом.       В принципе, можно было бы и съесть что-то.       Приглаживая взлохмаченные волосы, я проверяю телефон.       Два пропущенных: от Джейма и Ника. На имени второго я безотчетно сжимаю телефон. С абсолютным нежеланием перезванивать я откидываю его обратно в разворошенную кровать.       Судя по звукам, Хайдерих и его внезапная гостья уже переместились на кухню.       Я подхожу к стулу, на который повесил свою одежду, берусь за брюки. Ночная дилемма всплывает как наяву. - Хайдерих, одолжи мне что-нибудь из одежды. – Прошу я, расстегивая пуговицы жилета.       Он бестолково смотрит как я снимаю с себя жилет, вешаю на спинку стула, вытягиваю рубашку из-под ремня. - А вы… - Предлагаешь спать мне в костюме? – я упираюсь руками в бока. – Любая футболка сгодится.       Я истолковываю его молчание по-своему: - Если брезгуешь, я заберу ее, постираю и верну тебе в целостности и сохранности. Или куплю новую.       Он оперативно распахивает шкаф с одеждой принимается придирчиво копаться в идеально ровных, сгиб к сгибу сложенных и тщательным образом рассортированных по цветам вещах.       Я насмешливо смотрю в его спину, расстегивая пуговицы на манжетах: - Любую. Мне все равно. Я не привередливый. - Штаны будут немного велики. – Откопав то, что нужно, он протягивает мне скрупулезно отобранную одежду. - Не на работу же. Спасибо.       В футболке я ожидаемо утонул. Штаны оказались настолько длиннющими, что пришлось подвернуть их чуть ли не до колена.       Я переодеваюсь, выправляю примявшийся воротник рубашки, оставив жилет и пиджак на спинке стула. Курить хотелось нестерпимо.       Когда я открываю дверь в ванную и включаю свет, в коридоре возникает Хайдерих. Он тревожно пробегается взглядом по всему мне с ног до головы: - Доброе утро, господин Эдвард. - Доброе. – Милостиво отвечаю я. – У тебя гости? Я не помешал? - Не говорите глупостей, прошу вас. Как самочувствие? Завтракать будете? Желаете что-нибудь особенное?       Я протираю онемевшее от сна лицо и подступаю к раковине: - На твое усмотрение. Я же у тебя гость.       Он внимательно следит за тем, как я собираю волосы в резинку, беру зубную щетку. Привалившись плечом к косяку раскрытой двери, он вдруг говорит: - Хорошо выглядите. Как спалось? Выспались? - Вроде. – Только проснувшийся мозг с трудом обрабатывал разом посыпавшие вопросы.       Я поднимаю глаза в зеркало и смотрю на него: - Что?       Пойманный врасплох, он отводит взгляд от моих волос, скользнув по не заправленной рубашке, и выпрямляется: - Вы ничего не имеете против бекона? - Не имею. – Я прищуриваюсь на него.       На нем были явно домашние, истертые джинсы, светло-серая кофта с длинными рукавами. Один рукав, подтянутый до локтя, открывал крепкое запястье и рельефное предплечье. Верхняя, одна из трех пуговиц была расстегнута, обнажая округлое углубление между косточек ключиц.       Он выглядел очень и очень непривычно.       Совсем как человек из другой жизни.       Я подхожу к нему вплотную и склоняю голову набок. - Господин? – он сглатывает от моего приближения, задерживает дыхание. - Уходи.       А затем выпихиваю его за дверь, игнорируя запоздалое растерянное сопротивление.       Сюрприз – не иначе.       Я уставляюсь на девушку, находящуюся на кухне моего телохранителя.       Зеленые, как стебли свежесрезанных роз, густо подведенные черным глаза с азиатским разрезом устремляются на меня. Крутые чернильно-черные кудри доходили до середины белоснежной шеи.       Я оторопело пялюсь на нее. - …Иарэн? – память услужливо подкидывает едва не забытое имя девушки, которой я заказывал такси с места аварии.       Она поднимает длинные, загнутые на концах ресницы и тепло улыбается: - Доброе утро.       Я смотрю на Хайдериха, на Иарэн, обратно на Хайдериха, не понимая ровным счетом ничего.       Натянув на лицо всеобъемлющую церемонность, не отвлекаясь от сервировки завтрака, он приглашает за стол: - Садитесь, господин Эдвард. – Таким тоном, что лучше б рта не раскрывал. - Будет тебе, Альфонс. - Одергивает она моего телохранителя, а после обращается ко мне. – Прошу вас, присаживайтесь.       Она наклоняется к внушительному рифленому кейсу, приставленному к стене. Тот самый кейс, который она вместо стандартной дамской сумочки первым делом вытащила из разбитой машины.       Я нацеливаюсь на нее ничего хорошего не предвещающим взглядом: - Кто вы?       Она ухватывает кейс за рукоять, обходит меня, укладывает кейс на край стола, набирает длинный шифр в кодовом замке. - Меня пригласил Альфонс. Он сообщил, что у вас в последнее время наблюдаются проблемы со здоровьем. – Она откидывает крышку тыльной стороной ко мне. – Я здесь, чтобы решить эти проблемы.       Я резко перевожу вспыхнувший взгляд на молчаливого Хайдериха. В заледеневшем лице ни капли раскаянья, одно упрямство и готовность столкнуться со всеми возможными последствиями неудовольствия.       Я делаю глубокий медитативный вдох носом. - Мисс. - Просто Иарэн. – В противовес моему сухому тону она отвечает искренней улыбкой на подкрашенных вишневым губах. - Господин, в прошлый раз я не представил вас должным образом.       Об этом я еще поговорю с тобой. - Это Агияра Иарэн. - Агияра? Вы жена Лэра? – озадачено спрашиваю я, почему-то чувствуя себя полнейшим дураком, который спрашивает сколько будет дважды два.       Она прикрывает глаза, от чего на её тронутые легким румянцем щеки падает тень от веера густых ресниц: - Нет. Я его мать. Прошу вас, присаживайтесь.       По моим меркам Лэр был примерно одного возраста с Хайдерихом: около двадцати семи, может восьми лет. А ей – от силы двадцать пять. Или я чего-то не понимаю, или женщины слишком непостижимый вид, чей возраст определить можно было только попросив паспорт.       Я заторможенно сажусь, рассудив, что сейчас не самое лучшее время для повторного выяснения отношений с вконец обнаглевшим телохранителем.       Иарэн копалась в бездонном кейсе одной рукой, другой ощупывала лицо Хайдериха, параллельно задавала вопросы мне: о частоте приступов, степени боли по десятибалльной шкале, чувствую ли я их приближение, как долго длятся.       Хайдерих выворачивается из неожиданно ловких и цепких как вездесущие лозы пальцев Иарэн, ставит передо мной пиалу с фруктовым салатом. - Постойте. Вы медик?       Высунув розовый кончик языка, она поднимает над собой ампулу с двухслойным веществом, встряхивает её меж двух пальцев и сощурившись, пристально рассматривает поведение содержимого. Не удовлетворившись увиденным, она поправляет очки и запихивает ампулу обратно в недра кейса. - Предпочитаю просто «врач». - У Иарэн несколько лабораторий за границей и большой опыт нелегальных экспериментов. – Хайдерих садится справа, между мной и стоявшей Иарэн, ставит кружку свежесваренного кофе, добавляет щедрую порцию сливок, корицы и тертого шоколада. - Скажешь тоже. Не слушайте его. У Альфонса предвзятое и крайне некомпетентное отношение к медицине.       И я тут же вспоминаю, откуда было то смутное ощущение, что я где-то еще её видел. Её фотография была в одном из досье, чей титульник я бегло посмотрел, не обратив внимание ни на имя, ни на специализацию.       На той фотографии её лицо было гораздо старше и злее. На кухне Хайдериха на меня смотрела девушка в обтягивающем, в цвет к помаде, вишневом платье, с длинным разрезом от середины бедра.       Я с подозрением кошусь на Хайдериха: - А Вебер? - Альфонс считает меня страховкой. – Она поджимает губы, выкладывает из кейса несколько пузырьков.       Судя по тому, как естественно она обращалась к Хайдериху по имени, они знали друг друга порядочно. Странное дело, ее обращение не вызывало отторжения. - В таком случае, страховкой от чего вы будете? - От кого. От моего сына. – Она произносит это как нечто само собой разумеющееся. – Можно на «ты». - Зачем мне страховка от Лэра? – я беру вилку, втыкаю зубцы в кусочки груши. - На всякий случай. - Что за всякий случай? – теряя терпение я скриплю зубами. Совсем как у Хайдериха, у неё была раздражающая манера выражаться кратко и ёмко. Так ёмко, что переспрашивая, я снова чувствовал себя дураком. - Господин Эдвард. - Я хочу значит причину, по которой не только ты, Хайдерих, но и его собственная мать так опасается. За кого именно, только не пойму – за меня или за Лэра.       Она хлопает ресницами, словно я спрашивал очевидные вещи. - С ним бывает сложно. - Сложно. – Повторяю я. - Именно так. - А ты собираешься мне упростить работу с ним? – Следуя предложению, я отхожу от формального тона.       На этот раз Хайдерих не вклинивается. Иарэн нервно поправляет и без того идеально сидящие очки. - Предотвратить проблемы. - Вот как. Значит, я могу сделать вывод, что нанятый мной чистильщик не способен сам решить свои проблемы, а мои и подавно.       Я видел его всего раз, впечатление о нём сложилось скверное. Но не настолько же, чтобы относится к нему как к мяснику, за которым глаз да глаз.       Но, видимо, Хайдерих и Иарэн думали именно в таком ключе. - Это не так.       Я со звоном откладываю вилку, так и не притронувшись к салату, перевожу на нее заострившийся взгляд: - Как тогда? Он маньяк? Бесконтрольный псих? Он нуждается в надзоре, или быть может в смирительной рубашке? В таком случае я не буду подписывать с ним контракт.       Она пристыженно смотрит на свой раскрытый кейс: - Ничего такого. Просто…       Я подпираю костяшками висок, внимательно слушая, что она ответит.       Она встряхивает тугими кудрями: - Так мне будет спокойнее. - С этого и надо было начинать. Не сложно, не правда ли?       Иарэн сплетает хрупкие пальцы на уровне живота: - Позвольте мне работать в качестве вашего личного врача. – Тихо просит она.       Я ухватываюсь за кружку кофе, делаю несколько глотков, не сводя с Иарэн взгляда. Она так и стояла, возвышаясь над раскрытым кейсом.       Все же. Что-то в ней было знакомое. Я совершенно точно видел её второй раз в жизни. Совершенно точно не знал ее. Но необъяснимое щекочущее чувство заставляло сводить на нет всё недовольство от ситуации.       Я принимаюсь за салат, прикончив половину, говорю: - Позволю. Если устроит минимальная оплата. - Устроит. – Тут же отвечает она, просияв.       К чему такая радость, я не понял.       Расширение и перестройка изрядно ударили по финансам, мягко говоря. Выплачивать полный объем зарплаты я не мог не только ей. По крайней мере в ближайшие несколько месяцев точно. И вот они оба – что Вебер, что Иарэн, были согласны на оклад, едва ли на треть покрывающий их стоимость на международном рынке.       Может, Хайдерих, все-таки, собирает людей чтобы тихонько меня убить, и вырваться из рабского контракта раньше времени?       Длинные, с округлыми костяшками пальцы забирают пустую тарелку из-под салата, меняют на тарелку с омлетом.       Я уставляюсь на сложенный полукругом, украшенный зеленью и крохотными помидорами воздушный омлет, на аккуратные полоски румяного, поджаристого бекона. На краю тарелки лежал золотистый тост с маслом и ломтиком сыра с дырочками.       Ну, или закормить до смерти.       Заметно оживившись, Иарэн склоняется к кейсу обратно: - Тогда, продолжим! Босс, сколько времени вы уделяете работе?       Я вскидываю брови от обращения. Такого порывистого и настоящего, будто она сдерживала себя с момента, как я появился на кухне. - Её много, так что прилично. – Я откусываю от тоста кусок, боковым зрением видя, как Хайдерих следит за тем, как я ем.       Не отвлекаясь от тоста, я раздраженно указываю ему указательным на его тарелку, приказывая есть, а не глазеть по сторонам. Он послушно берет вилку.       Нет, он точно выглядит непривычно. Еще и сидит близко.       Я угрюмо кошусь на него, пытаясь понять, что меня больше беспокоит – его пальцы, между которых лежала вилка, или его одежда. - Рекомендую сократить это время. - Требовательный голос Иарэн отвлекает от разглядывания Хайдериха, который как ни в чем небывало, следовал приказу - ел свой завтрак. - И кто же будет выполнять за меня мою работу? - Босс, ключевое слово в вашей ситуации – деллегирование. Вы перегружаете организм, мало спите, много курите, пьете, должным образом не питаетесь…       Я с крайним возмущением прожигаю взглядом профиль невозмутимо молчавшего Хайдериха.       Все доложил, да?       Довольный теперь сидит, как чертов енот. -… Ваш организм не справляется, отсюда приступы мигрени с весьма тяжелой аурой, кратковременные обмороки и потеря сознания.       Иарэн кладет на стол длинный блистер с выпуклыми, наполовину фиолетовыми таблетками. - Обезболивающее на мне не сработает. – Хмуро сообщаю я ей.       С ними у меня сложились паскудные отношения. Я злоупотреблял ими сразу же, стоило начать их принимать. Руки сами тянулись за таблетками. Было проще выпить их, даже если приближающийся звон в ушах был ложным. - Это для поддержания вашего здоровья. - Уведомляет Иарэн изменившимся голосом.       Она больше не улыбалась, в изумрудных глаза промелькнул стальной блеск, пресекающий дальнейшие споры и отказ от приема лекарств. - Начнем пока что с этого, а после, как только вы пройдете обследование, включающее все анализы, я решу, что с вами делать дальше.       Договорив, она внезапно прижмуривается, срывает обертку с зажатого в руке предмета и молниеносно, так, чтобы Хайдерих не сориентировался, от души залепливает угол его разбитого рта прозрачным пластырем, почти как пощечиной.       Потеряв дар речи, я немею.       Хайдерих поджимает губы, не произносит ни слова.       От выражения его лица я силой удерживаю подскочившие края рта. - Босс, - она лучезарно улыбается и с грохотом захлопывает кейс. Кодовой замок с мелодичным звуком блокируется, - вы больше не злитесь? - А я злился? – как бы ни старался, я ухмыляюсь. – Садись, пей кофе – он чудесный.       Она убирает кейс со стола, плавно опускается на стул, складывает ногу на ногу, обнажая аккуратное, словно выточенное из гладкого жемчуга колено. - Босс. – Облокотившись о столешницу, она подбирает кулачками подбородок, обращает на меня хищно-ласковый взгляд из-за толстых стекол очков в черной пластиковой оправе. – Таблетки необходимо принимать каждый день: утром, с приемом еды, по одной штуке. -…понял.       Под пристальным надзором я выковыриваю из блистера таблетку.       Что хуже, когда тебя закармливают до смерти, или лечат до смерти?       Хайдерих провожает Иарэн, набрасывает на её плечи плащ из черной, блестящей кожи и желает доброй дороги.       Дождавшись, когда он закроет за ней дверь, я скрещиваю руки на груди: - Ты мог предупредить, что мне предстоит очная ставка с врачом. На хрена мне личный врач? Почему ты ничего не сказал, когда мы встретились с ней на том перекрестке? Понравилось делать из меня дурака? - Господин, меня беспокоит состояние вашего здоровья. Вы плохо питаетесь, слишком много проводите времени за работой, практически не бываете на воздухе, за исключением клубов, разумеется. - Хайдерих! – выкрикиваю я, разозлившись.       Он прикрывает глаза, обманчиво покорно склоняет голову. Я уже успел выучить этот кивок. Он значит, что последнее слово все равно не за мной. - Кто ты такой, чтобы читать мне морали? В сотый раз сообщаю тебе: ты не моя сиделка. – Раздельно, подрагивающим от гнева голосом цежу сквозь зубы. - Господин Эдвард, вас злит, что я прав в этой ситуации?       Задохнувшись от возмущения, я выкрикиваю: - Меня злит, что ты не слышишь, что тебе говорят и как баран продолжаешь гнуть своё! - Вы не рациональны. Ваша безответственность к собственному здоровью скажется на вашей работе. – С выбешивающим упрямством в темнеющих глазах он как недвижный привратник стоял на своем. - Да кто ты, мать твою, такой? Ты не мой партнер, ты мне никто, а ведешь себя как будто имеешь право лезть в мою жизнь! - Как угодно. Но вы должны понимать, что я прав. - Засунь свою правоту знаешь куда? Чтобы я больше этого не слышал! Ты понял меня?!       Он склоняет голову ниже и не отвечает. Решив продавить тяжеловесным, несогласным молчанием. - Ты отвечать будешь? – стиснув стальные пальцы, не дождавшись ответа, я резко обхожу его и отрывисто бросаю. – Отлично.       Я обуваюсь, хватаю ключи от машины, сдергиваю с вешалки пальто и шарф. В кармане угадывалась пачка сигарет, только зажигалка осталась в пиджаке во внутреннем кармане.       Черт с ним, на улице у кого-нибудь стрельну. - Господин, куда вы? – он хватает за локоть, я раздраженно сбрасываю его руку. - В Штаб. Пока ты совсем меня не доконал своей маниакальностью! – рассерженно шиплю сквозь зубы, впиваясь в замок входной двери. Открыть удается с третьей попытки – незнакомый механизм не желал поддаваться вот так запросто. - Господин, я отвезу вас.       Растеряв всю свою закаменевшую неподвижность, он впрыгивает в кроссовки, стоящие рядом с офисными черными ботинками.       Я захлопываю дверь у него перед носом, выскакиваю на лестничную клетку. Сбегая по ступеням вниз, надеваю не слушающимися от злости руками пальто.       Всего три этажа. Сяду в машину и Штаб. - Эдвард! – гулкое эхо от окрика Хайдериха разносится по подъезду, подгоняет спускаться быстрее. – Эдвард, подожди! - Иди к черту! – рявкаю я в ответ и выскакиваю на улицу.       За спиной слышаться тяжелые, нагоняющие шаги.       Не оглядываясь, я снимаю блокировку с машины: - На сегодня ты свободен! Понянчился и хватит! Чтоб больше я тебя не видел сегодня!       От повышенного голоса начинают гореть уши и мелко подрагивать пальцы.       Я распахиваю дверь машины со стороны водительского места.       Появившаяся передо мной бледная ладонь с оглушительным звуком захлопывает её обратно, так, что машину коротко дергает. До вздувшихся вен на тыльной стороне, ладонь упирается в стекло. - Вы не сядете в машину. – Низкий голос раздаётся прямо надо ухом.       Его вторая ладонь стискивает за левый локоть, не причиняя боли, но наглядно демонстрируя, что, если я захочу вырваться, придется помогать автомейлом. - Убери руки. Я с казал – отцепись от меня! – я отпихиваю вставшего за спиной Хайдериха, окончательно взбесившись, и разворачиваюсь лицом. – Что за долбанная привычка руки распускать?! В глаза мне смотри, а не кивками своими отделывайся!       Он вздрагивает, взгляд его темнеет, сужается. Стиснув зубы до проступивших желваков, он делает стремительный шаг вперед и вбивает меня лопатками в машину, заставляя замолчать.       Удар не сильный, но разом выбивает весь воздух из легких так, что от неожиданности я зажмуриваюсь, проглатывая все рвущиеся выкрики.       Неотвратимый как лезвие гильотины он нависает надо мной, железной хваткой удерживает за оба локтя, придавливая к корпусу, не позволяя дернуться. - Не понимаю причины вашего недовольства. – Хрипло произносит он с поднимающимся предостережением в пониженном голосе. – Что не так?       Игнорируя эту давящую, расходящуюся вокруг него ртутной сферой без просветов угрозу, я с вызовом вскидываю на него подбородок: - Я тебе что, собака, который нужен надзор? Которую нужно кормить, купать, лечить, выгуливать? А? Нужен мне врач или нет, я сам решу! Сам, понял? - Вы рискуете своим здоровьем. - Далось оно тебе! Моё здоровье, что хочу, то и делаю! – ору я на всю улицу, вспугивая с заснеженного дерева у подъезда стайку взъерошенных воробьев. - Я не могу этого принять. – Упрямо цедит он, вминая пальцы поверх пальто. - Что ты можешь, а чего не можешь я тебе сообщу! Взялся за меня решать? Не много на себя берешь? Ты обычный телохранитель, а не жена моя! Да убери чертовы руки от меня, что ты прицепился?! – яростно взвиваюсь я, бешено выдергиваясь из его хватки.       Он так внезапно разжимает ее, что на несколько секунд я теряюсь, а в следующее мгновение он судорожно обхватывает меня обеими руками за спину, притискивает к себе, вдавливая в свою тяжело поднимающуюся грудь.       Я ошалело моргаю, уткнувшись в него. Щекой я отчетливо чувствовал, как сумасшедше и панически билось его сердце, скрытое ребрами, плотью и мышцами. - Не садись за руль. – Выдыхает он едва слышно. – Прошу тебя. Если хочешь уехать, позволь мне отвезти тебя. Только не садись за руль.       Что он привязался к этой машине, не пойму. Не стал бы я ничего делать с ней. - Прекрати решать за меня! – я делаю попытку отстраниться.       Он рывком, с ощутимой дрожью в широких, отчетливо замерзших ладонях на моей спине, притискивает к себе сильнее. - Эдвард. Пожалуйста.       Как должно быть дико все выглядит со стороны. Распсиховавшийся я, и он, в одних джинсах да тонкой кофте. В такой ветер только в кофте и разгуливать.       Он сгорбливается, утыкается лбом мне в плечо, выглядя настолько беспомощно, что вспыхнувшая ярость отступает, будто на нее плеснули ледяной водой. Такой же ледяной как его глаза.       Он делает поверхностный вдох, сглатывает. - Мне тяжело смотреть, как ты губишь себя. Просто смотреть и ничего не делать – я больше не могу так. Не могу просто смотреть. Позволь мне быть частью твоей жизни. Пожалуйста, просто позволь. Доверься мне.       Его шепот, колкий, низкий, с трудом выдавленный из сердца, проникал в кожу, входил в основание шеи.       Обезволивающий, неотвратимый, захватывающий каждую клетку, он вытеснял собой яростное желание сопротивляться, пробиваться с боем, если понадобится.       Человек аномалия.       Непостижимый, возмутительно наглый с вопиюще аристократичным лицом.       Он застывает в ожидании моего ответа, не оставляя ни единой прорехи, сквозь которую мне удалось бы сбежать и не отвечать.       Я коротко вдыхаю, раз, другой, так и оставшись на месте с опущенными вдоль тела руками, чтобы: - Позволю.       Что говорят люди на приветственных мероприятиях для новых сотрудников?       Именно с этим вопросом в голове я стоял в коридоре, ровным счетом не имея ни малейшего понятия о том, что буду говорить.       Дома я битый час стоял у зеркала, пялясь в свое отражение, высматривая, подходит ли мой внешний вид для вступительной речи или лучше надеть обыкновенную рубашку, жилет и джинсы, и затолкать этот светло-серый костюм вместе с темно-зеленой водолазкой под горло куда подальше.       Костюмы имели обыкновение крайне плохо сидеть на мне. Я надевал их исключительно в тех случаях, когда того требовала ситуация.       В последнее время я и так слишком зачастил носить пиджак и брюки. К первому я успел привыкнуть и даже стал находить удобным, тогда как брюки… Перспектива регулярного отглаживания капризной ткани не прельщала.       Аджи назначил общее собрание на позднее утро, сказав, что если я в официальной форме представлюсь и «хоть немного поговорю» с новыми сотрудниками, то это пойдет на пользу дальнейшим деловым отношениям.       «Это называется – small talk, босс. От вас не требуется ораторского искусства. Просто поговорите».       Что, черт возьми, я должен говорить? Учитывая, что собравшиеся люди находились абсолютно на разных уровнях специализации и отвечали за диаметрально противоположные задачи: от мастера цеха, до чистильщика международного уровня.       «Здравствуйте, меня зовут Эдвард Элрик, теперь я буду вашим новым руководителем. Пожалуйста, не переубивайте друг друга в очереди в кафетерии, будьте вежливы и доброжелательны». Этого будет достаточно?       Теребя в пальцах чехол со сложенными в нем очками, я принимаюсь нервно мерить коридор отрывистыми шагами.       Состав людей вырисовывался пугающе разношерстным: бывший военный, наемники, чистильщик, врач с неясными и явно не лицензированными экспериментами.       Я не собирался брать Трансивальнию штурмом, все чего я хотел – это найти моего брата. И уж точно не питал такого же воодушевления, что Аджи. Приток новых людей заставил его стряхнуть с себя пыль от работы и обратить внимание на новых водителей и сотрудников безопасности. Точнее на их тренированные как на подбор фигуры.       В зале слышатся приглушенные разговоры, помехи микрофона, который старательно настраивал Аджи, скрип придвигаемых стульев.       Я продолжал мерить коридор шагами, начиная откровенно паниковать.       Мне нечего бояться, все эти люди будут работать на меня. Так ли уж важно, что я скажу. Просто поздороваюсь, представлюсь и…       Смятенные мысли прерывают неторопливые шаги за спиной. Я оборачиваюсь. - Тебя уже заждались, босс. – Агияра убирает руки в карманы и вальяжно останавливается.       Насколько я знаю, у азиатов принято тщательно разграничивать общение по многочисленным уровням обращений: младший, старший, вышестоящий, друг, близкий друг, семья. Конкретно этот японец похоже плевать хотел на свои корни. - Что ты здесь забыл?       Он выдерживает паузу, нахально оглядывает меня, улыбнувшись змеиной улыбкой. Насмотревшись, как бы вскользь замечает: - Отлично выглядишь. Даже очень.       С момента подписания контракта Агияра, казалось, стал менее агрессивным. А вот бесцеремонная дерзость, кажется, обострилась. То и дело выпрыгивал из штанов.       После стандартного, прощупывающего диалога с ним, Аджи вернулся ужасно злым, в негодовании выпалив: «Это. Невозможно. Босс».       Я указываю Агияре подбородком на дверь: - Иди в зал. Тебе здесь нечего делать. - А как же напутствие на удачу? – с невинным выражением, так дико смотревшемся на его злом лице, он расплывается в еще более широкой улыбке.       Я качаю головой: - Только пожеланий удачи мне от тебя не хватало.       Крадучись, он подступает поближе, склоняется: - Знаю один способ, как переключить досадные мыслишки, чтоб твои ладошки больше не потели.       Едва удержавшись от того, чтобы закатить глаза, я почесываю ухо выставленным мизинцем: - Исчезни, или я тебя огрею. - Ауч, зачем так жестоко? Я же в самых лучших кристально чистых побуждениях. – Он притворно смеется, сокращая дистанцию больше. Его лицо приобретает хитрое выражение.       Он был чуть ниже Хайдериха и примерно такой же комплекции. Последний был шире в плечах, и когда так же близко подходил заполнял собой практически все пространство, как монолитная, гранитная скала. И потому, от отсутствия впечатления, на которое, судя по всему, так рассчитывал Лэр, подойдя вплотную, я безотчетно ухмыляюсь. - Лэр, ты хочешь, чтобы я уделил тебе свое время? Если так, будь добр – вернись в зал. И если будешь хорошо себя вести – то так и быть, я найду в своем графике небольшое окошко персонально для тебя.       Он с подозрением прищуривается: - Я запомнил. - И хорошо. Это значит, что у тебя все прекрасно с пониманием человеческой речи и памятью. Давай, - я машу в сторону двери, - иди, пожалуйста, не нервируй меня.       Я смотрю в его удаляющуюся спину, с трудом подавляя желание кинуть чем-нибудь в неё.       Так себя чувствуют люди, когда берут на попечение непослушное, дикое животное, то и дело норовящее укусить?       Несмотря на этот странный диалог, я заметно успокоился – нервозность от предстоящей речи ушла, вытесненная защитной реакцией на комментарии Агияры.