Keep Out

      С вселенским облегчением Аджи выдохнул, когда поток макулатуры был тщательно проверен, подготовлен и, после повторного прочесывания юристами, разослан адресатам.       Он окрыленно запорхнул в кабинет, держа в вытянутых руках бутылку шампанского: - Босс, предлагаю отметить! – торжественно объявил он и тут же запнулся, увидев добытые Хайдерихом многочисленные папки в коричневых переплетах.       Выставив раскрытую ладонь, призывающую замолчать, я бросаю на него предупреждающий взгляд и продолжаю говорить в трубку стационарного телефона: - Да, все верно, через десять минут. Паника ни к чему. Будем только я и Вольф.       Разом скиснув, Аджи настороженно следит как я кладу трубку, сдергиваю со спинки кресла пиджак для официальных встреч. - Мы куда-то идем? - В цех. - А шампанское? – он со стуком ставит украшенную кислотно-зеленым бантом бутылку на самый центр рабочего стола.       Я обхожу своего погрустневшего секретаря: - Когда закончим. Идем.       Он обреченно идет следом, подхватывает со своего места записную книжку, ручку: - Только мы? Хайдерих не пойдет с нами?       После переговоров с Беронелли Хайдерих превратился в молчаливую мумию: говорил, только если я к нему обращался, здоровался по утрам, желал доброй ночи, высаживая у подъезда. Его немигающий взгляд в спину я чувствовал до самой двери с домофоном.       По этому лицу-маске нельзя было точно понять причину немногословности. Я не допытывался. Меня и самого частенько перемыкало - мог несколько дней подряд ни с кем не говорить, ограничиваясь перепиской. Может и ему потребовалось что-то обдумать. - Он с Джеймом занят собеседованиями. - Кратко отвечаю я, пресекая дальнейшие расспросы.       Осмотр цеха занял три с половиной часа. Аджи скрупулезно записывал за мной, в то время как я обсуждал с мастерами надвигающее перевооружение производства: необходимо было спланировать в каком объеме понадобится допоставка оборудования, сколько людей нанимать к имеющимся и многое другое от чего голова становилась квадратной.       Вопрос о достройке лабораторий я не поднимал. Если Беронелли упрётся – как-нибудь выкручусь.       Несмотря на внутреннюю готовность к свалившимся вопросам, которые необходимо было решать желательно вчера, силы и нервы стремительно истощались. Отражение в зеркале настоятельно рекомендовало спать больше четырех часов, головная боль смолкала только после виски и таблеток.       Я постоянно курил, Аджи только и успевал что проветривать кабинет. Его терпение кончилось, когда он застал меня едва не уснувшим за столом с сигаретой в руках. - Босс! – вцепился в меня одной рукой, другой яростно вминал тлеющую сигарету в забитую, дурно пахнущую пепельницу. – На выход! Чем занимается ваш телохранитель?! - Домой спровадил. Нечего ему тут делать. - С меня хватит, тут уже дышать нечем!       Я обвел его мутным взглядом, рассудив, что в принципе он прав. - Мы еще позавчера закрыли срочные задачи, с остальным разберемся когда проспитесь! – возмущенно шипел он, выпинывая из моего же кабинета. - Понял я, понял. Не ори. - Второй час ночи, кто зарплату мне будет платить, если окочуритесь тут?!       Иногда, совсем иногда, своим поведением мой секретарь напоминал мне, что был старше меня.       Следующие дни я присутствовал на собеседованиях, иногда ходил в цех. Смена обстановки пошла на пользу, я даже вырвался в BlackMail, решив покончить с нестабильной нервозностью и постоянным желанием что-нибудь разбить о стену. Я и сам не до конца понимал, отчего стал в последнее врем психовать: от работы, от самого себя, от Хайдериха, от всего вместе взятого.       Проведенная ночь с Элен и двенадцать часов крепкого сна кое-как разгрузили загнанные мозги.       Она покинула мою постель глубокой ночью, оставила на тумбочке возле кровати свой номер телефона с отпечатком ярко-розовой помады. На оборотной стороне написав наискосок: «Буду ждать тебя, Эдвард».       Еще в клубе, купив ей выпить, я заметил, как она слишком внимательна ко мне, чересчур услужлива.       «Я здесь не по работе». - Обронил я как бы между делом. Чего я никогда не собирался делать в этой жизни – так это платить за секс.        Она дотронулась до меня ладонью, с нескрываемым облегчением в правильных и красивых чертах лица опустила пушистый веер ресниц.       На следующий день я убирал её записку во внутренний карман пиджака под непроницаемым взглядом, стоявшего на пороге спальни Хайдериха.       «Машина готова, господин». – Уведомил он лаконично и склонил голову.       Я оттягивал как мог, уговаривал себя неделю за неделей, но все же, в один из поздних вечеров, скрипя зубы решился съездить к Оракулу.       Джейм ехать предсказуемо отказался. Он все еще хорошо помнил, как долго и болезненно заживали волдыри.       Хайдерих же, узнав, куда конкретно я намерен ехать, отреагировал вздрогнувшими крыльями носа и церемонным: «Я буду сопровождать вас, господин».       Я стоял напротив кованой двери и пытался упорядочить лихорадочно скачущие мысли.       Это создание действовало на меня странным образом: в её присутствии мне отказывала логика, я спотыкался о пространные фразы с двояким смыслом, в попытках расшифровать и понять смысл сказанного. Иногда она говорила так четко и кристально ясно, что я откровенно сомневался в собственном слухе – слишком сильна была привычка искать междустрочие в её словах.       Дверь открывается, ко мне выходит проводник Оракула в незапоминающемся костюме. Из нагрудного кармана свисала цепочка из черного серебра от часов-подвески. - Господин Эдвард, добрый вечер, проходите. Она ждет вас. – Он остается ждать снаружи, игнорируя присутствие Хайдериха.       Длинный путь по коридору и налево, вдоль выкрашенных в золотой цвет стен. Скошенные тени от напольных ваз с мозаичным узором падали на выложенный матовым стеклом пол цвета догорающего заката. Поворот направо, к стеклянной перегородке, расписанной серебристыми буквами и иероглифами, бесконечными, неизвестными символами, собранными со всего мира.       Я отодвигаю бесшумно поддавшуюся створку и захожу в ярко освещенное, круглое помещение с высоким, уходящими далеко ввысь потолком. Массивная хрустальная люстра в самом его центре отбрасывала радужные неверные блики на стены. Из мебели – красное кресло с высокой спинкой и стеклянный журнальный столик. Камин не горел, судя по всему, уже очень и очень давно.       Оракул стояла у намертво закрытого портьерами панорамного окна. - Жди здесь. – Негромко приказываю я Хайдериху и спускаюсь по низким ступеням.       Её хрупкое тело закрывали светлые полупрозрачные легкие одежды, очертания худых ног, бедер, спины и рук просвечивали сквозь призрачную ткань. Я останавливаюсь в нескольких шагах от неё, и она поворачивается.       Белесые прямые ресницы вздрагивают, на меня обращаются незрячие глаза, поддернутые жемчужной дымкой глубинного царства бескрайней ночи.       Я напряженно смотрю в ее бесстрастное гладкое, словно фарфор, лицо без морщин, без единого признака прожитых лет. Сквозь тонкую кожу проглядывали светло-голубые запутанные линии вен. Иссушенная рука, обнаженная до локтя, держала прозрачный бокал красного вина.       По телу разливается знакомое чувство оцепенения и неприязни перед неизвестностью.       Этим ювелирно-очерченным, улыбающимся ртом она в деталях рассказывала, как мучили маму, наживую разрезали и пытали отца. Красивым, шелестящим и вкрадчивым голосом, с лаской и нежностью она рассказывала, как насиловали моего брата. Будто рассказывала о первой, искренней любви. О первом поцелуе. О величайшем сожалении.       Я много раз просыпался посреди ночи в холодном поту после встреч с Оракулом, чувствуя, как внутри вскипают все глубоко похороненные демоны.       Она приподнимает подбородок, вытянув шею наклоняет голову в сторону, где у ступеней замер Хайдерих: - Оружие не сможет мне навредить.       Его рука была заведена за спину. Он еще не взялся за пистолет, но был близок к этому.       Я решаю не вмешиваться. В покоях Оракула царили свои законы. Не мне их менять. К тому же… я уже пробовал. - Я бы не стал стрелять. – Спокойно отвечает он, не меняясь в лице. - Стал бы. Знал бы – стал бы. – Она улыбается искусственной улыбкой куклы. - Вы человек. Не так ли?       Её пальцы скользят по бокалу неторопливым, ласкающим движением: - Так и есть, Альфонс. Всего лишь человек.       От произнесенного имени её голосом, лишенным всяких красок, во внутренностях холодеет. Она словно подчеркивала что-то, разграничивала.       Теперь, когда я пересек границу её личных покоев, в любом её слове мог быть скрыть двойственный смысл. Еще ни разу она не говорила бессмыслицы.       Не понимание слов Оракула не значило, что они лишены смысла. Это значило, что еще не пришло время для раскрытия их истины. - Значит, в независимости от того, кем вы пытаетесь прикинуться, пулю будет затруднительно пережить.       Оракул мелодично, снисходительно смеется, а после, будто успокаивая маленького питомца, произносит: - Я смирилась со своей смертью много жизней назад. Задолго до того, как ты принял свой контракт. Задолго до того, как твоя мать приняла свой.       У неё была мертвенно-белая кожа, такого же цвета губы. И золотые с медным волосы, забранные в длинную до поясницы косу из четырех прядей. Единственное пятно красок на этом изломанном, истощенном теле. Как насмешка над тем, кем она могла бы быть, будь обычным человеком. - А ты? Смирился ли ты со своей смертью, Альфонс? Морфей все еще властвует над тобой? Или, быть может, ты… - Я здесь не за этим. - Не за этим, верно. – Эхом вторит она. – В конце концов, все мы, рано или поздно, возвращаемся домой. - Мне не нужны предсказания. – Угрожающе перебивает её Хайдерих с угрозой в изменившемся голосе.       Оракул примолкает, опускает ресницы, на мгновение закрывая глаза изрезанными шрамами веками: - Длинному языку надлежит быть отрезанным.       Она возвращает слепой взор на меня, протягивает бокал с нетронутым, качнувшимся в плену стекла вином и просит: - Пей. - Господин Эдвард. – Хайдерих с тревогой шевелится за моей спиной, когда я принимаю бокал из стертых пальцев Оракула. - Пей. - Повторяет она шепотом, опустив руку вдоль тела. Она стояла как безвольная кукла, покинутая хозяином веревок.       Вино, горькое и пряное касается языка, прокатывается по горлу. Густой тяжелый вкус подобно огненному дурману ожогом накрывает восприятие.       Оракул подходит ближе, вплотную, переходит на слышный одному мне шепот: - Ты захочешь убить его, но не сможешь. Не в силах будешь. Впереди еще так много, позади – такая же вечность. Пей же. До дна, любимый.       Я делаю еще глоток, коротко зажмуриваюсь от омерзительного, продирающего вкуса железа и моря на языке. Гостиная накреняется, зрение смазывается. Сквозь пелену я вижу очертания её изуродованной ладони, как она дотрагивается до моего плеча. - Следуй по следам Цепеша, след в след за своей кровью, за временем, отмеренным самим собой.       Сознание опасно мигает на последнем глотке. Оракул тянется ко мне лицом, касается ледяными губами моих. - Спи. Спи и смотри цветные сны.       Её дыхание обжигает льдом и чем-то приторно сладким, тошнотворным.       Она забирает из моих слабеющих пальцев бокал, что-то нашептывает в моё угасающее сознание, пока силы стремительно покидали меня, вытекали под силой её гипнотизирующих, закручивающих в бессознательный вихрь слов.       Торопливые шаги, срывающиеся на бег, чьи-то руки ловят сзади, придерживают за затылок и спину.       А дальше – тишина. Звенящая и немая, словно кто-то наконец-то выключил приёмник, обрубив все звуки шипящих помех.       Я прихожу в себя от медленных прикосновений к шее. Легких, безотчетных движений вверх-вниз. Теплые пальцы, грубоватая кожа с отчетливыми царапающими мозолями. Открыв глаза, вижу перед собой собственное плечо, в которое уткнулся носом. В голове сквозила пустота, горло пересохло и жгло. Я сидел в кресле, под локтями угадывались объемные подлокотники, ноги укрыты пледом. Попытка сдвинуться пресекается мгновенно, без возможности сопротивляться. - Господин. Как вы себя чувствуете?       В поле зрения появляется бледное лицо стоящего на коленях передо мной Хайдериха. Ожесточившаяся линия губ, закостеневшая линия плеч и напрягшая шея делали его похожим на выжидающего животного, теряющего последние капли выдержки. Как сторожевой пёс, не знающий, что делать – охранять, или обнажать голодные клыки.       Я все еще находился в покоях Оракула. Но ни её, ни проводника не было видно. Из-за раздвинутых портьер пробивался яркий дневной свет. - Сколько меня не было? - Вы отключились на двенадцать часов. – Он обводит сканирующим взглядом мое лицо и поспешно убирает ладонь. - Верни как было. – Велю я одними губами.       Здесь было чертовски холодно. А его рука – теплой.       Он возвращает источник тепла, плотно прикладывает раскрытую ладонь к пошедшей мурашками шее, и я закрываю глаза обратно. - Объясните мне. Для чего всё это? Какая цель вашего упрямства, господин?       Померкнувшая память восстанавливается по кускам, срастаясь и складываясь разрозненными частями.       Сквозь тягостное онемение я выпрямляюсь, сажусь в кресле ровнее. - Я знаю, что делаю. Это не первый раз. - Пить неизвестный препарат, добровольно подвергнувшись гипнозу?!       От этого наивного упрека я легкомысленно смеюсь: - Ей ни к чему меня травить, и уж тем более гипнотизировать, чтобы я что-то выпил. - Конечной целью не всегда является убийство. Владея достаточными знаниями, можно покалечить нервную систему, внутренние органы, сердце, в конце концов! - Кто сказал, что оно у меня есть? - Господин Эдвард, ваши шутки! - А по-моему, очень смешные. – Я с обессиленным вздохом массирую лоб. – Достаточно. – Отстраняю от себя его ладонь и выжимаюсь затылком в спинку кресла. - Простите мою наглость, но я взял вещество на анализ. - Каким образом? Носишь с собой запас пробирок? - Настоял на предоставлении флакона и образца.       Хотел бы я посмотреть на это. Как мой телохранитель выбивает из проводника Оракула нужные ему склянки для лабораторного исследования. - Вы не ответили на вопрос. Как вы себя чувствуете? - Живым. - Вы продолжаете? - Еще даже не начинал. - Зачем вы соглашаетесь принимать подобные… препараты? Вы не доверяете самому себе? - Говоришь так, словно для меня в порядке вещей пить всё подряд. - Господин, я только начал работать на вас и должен знать, что вы относите к порядку вещей, а что нет. - С терпением поясняет Хайдерих, сводя на нет легкую провокацию поговорить о спиртном, к которому я прикладывался чаще чем обычно.       Я оцениваю его непривычно примятый вид, безотчетно поправляю заломившийся край воротника его рубашки. Он никак не реагирует на подобную вольность. - Тебя как будто озадачили её слова. - Я не верю в предсказания. – Твердо говорит он. – Вы верите?       Я разминаю затекшую шею: - Пришлось. - Господин, чтобы не говорило это, любые совпадения можно объяснить логически, рационально разложить по соответствиям и понять закономерность этих «пророчеств».       Как же много раз я говорил себе эти слова. Много раз, бесчисленное количество я говорил себе, что всё можно объяснить. Всему есть причина. Разумное толкование. У всего есть смысл, должен быть. Обязан сохраняться незримый баланс. Равноценный обмен. Иначе, для чего все это?       Внутри, там, где до сих пор слишком много жило пустоты и забытых надежд, всё больно сжимается.       Но пока что, все что произошло со мной и происходит по сей день, бьет головой снова и снова в стену из фактов, которым наплевать на логику. - …слежкой, доскональным изучением психотипа, маршрутов и распорядка дня. – Слух фокусируется на голосе Хайдериха. - Хайдерих. – Я прерываю его тихо, но он сразу замолкает, обратившись весь вниманием. – О мельчайших подробностях худшего из худших сценариев знает только тот, с кем это произошло. И тот, чьи возможности выходят за рамки логики. - Оно человек. – Непреклонно возражает он, вновь обезличивая Оракула. - Не сомневаюсь. Но полностью ли?       В ней было что-то. Что-то, что нельзя было описать какими-либо словами. - Вы имеете право на свободу своих суждений. Не в моих полномочиях навязывать вам свою точку зрения, я лишь пытаюсь… - Я не дурак, знаешь ли. И не следую воле Оракула как слепой наивный идиот. - Но без малейшего колебания приняли этот бокал. Наверняка не первый и не последний.       Вот прицепился. - И принял бы еще раз. – Отрезаю я. – Разве ты не понимаешь?       Он настойчиво сжимает пальцами меня за колено: - Вы не можете так рисковать. Не должны.       Мне делается почти смешно: - Это лучшее, что я сейчас могу сделать для своей семьи. – Так смешно, что глаза начинает жечь. – О каком риске ты говоришь? Чем я рискую? Производством? Деньгами? Жизнью? Какой? Этой что ли?       Он с усилием стискивает зубы, опускает глаза: - Не говорите так. Прошу вас.       Я отворачиваюсь: - В нашу первую встречу она сказала, что видит множество развилок и поворотов. У каждого из них своё развитие и своя конечная точка. Когда я спросил, как она может выбирать, что озвучивать, а что нет, она ответила, что и не выбирает вовсе. Она складывает. Собирает по частям все исходы. - Вы говорите о пересечениях происходящего? - «Бесконечные нити возможностей, что пересекаются, сплетаются воедино и эхом отдаются в вечности». – Цитирую я засевшие в памяти слова. Пальцы механически гладили теплый плед, которого я ни разу не видел в покоях Оракула. - У вас всегда есть выбор – верить или нет. Всегда. – С нажимом говорит Хайдерих.       Я грустно похлопываю по ладони, что все еще сжимала моё колено поверх пледа.       Следы Цепеша. Значит, следующей развилкой становилась Трансильвания.       Первый снег я застал, выйдя ранним утром из булочной возле дома. Я завороженно смотрел как полупрозрачные хлопья нерешительно и легко опускались и истаивали у самого асфальта, обволакивали город снежной дымкой.       Достав из бумажного пакета свежий, еще горячий рулет с маком, я принимаюсь торопливо откусывать его, обжигая язык и нёбо.       После визита к Оракулу Хайдерих стал приезжать за мной раньше условленного времени. Устав каждый раз выдирать себя из еще теплой постели, чтобы открыть ему дверь и слушать извинения о раннем визите, я вручил ему дубликат ключа от квартиры со словами: дверью не хлопай, не шуми и не буди меня раньше будильника. Ясно выразился?       Он посмотрел на ключ такими глазами, будто я дарил нарядно завернутую смертельноядовитую змею и просил ухаживать за ней как минимум месяц: собственноручно душить мышей и скармливать ей каждый день. Помявшись, он все же принял дубликат, церемонно опустив голову ниже обычного, пробормотав: - Я буду беречь его, господин.       Было б что.       После этого каждым утром, когда его не сменял Джейм, он готовил завтрак, с непробиваемым хладнокровием игнорируя мой тяжелый взгляд из коридора.       Проснувшись два часа назад, я с неудовольствием понял, что голоден. Выкуренная сигарета и чашка растворимого кофе положения дел не улучшили. Организм очень быстро привык к полноценной еде.       Сегодня меня должен был забирать Джейм. Чтобы он не потерял меня и за зря не ждал у подъезда, я отбил ему сообщение, что буду у булочной.       От выпечки расходился ароматный, согревающий пар. Второпях я оделся не по погоде: осеннее пальто, кожаные ботинки без утепления да красный шарф, которым уже на улице пришлось обматываться до порозовевших от холода скул.       Дни галопом неслись навстречу рождеству и новому году. Не успела кончиться осень, а улицы уже пестрели украшениями, разноцветными лампочками, праздничными ёлками и венками. Даже в такой ранний час город бурлил от жизни, не останавливаясь ни на миг. Я чувствовал себя наблюдателем, но никак не участником этого бурного, цветастого потока суеты.       Я выбрасываю опустевший пакет из-под выпечки, когда подъезжает Мерре и сажусь в машину. - Доброе утро! Отличная погода, да, босс? – он подмигивает мне в зеркало заднего вида и выруливает с парковки. - И вправду. Но будет неприятно, если пути заметет. – Замечаю я, укладывая на заднее сиденье кейс и пристегиваясь. - Господин Беронелли справится, даже если там будут километры снега, льда и щебенки. – Хохотнув, Джейм включает джазовый плейлист, регулирует громкость до приятного, приглушенного уровня.       В том, что Люк подпишет контракт я не сомневался - бумаги были готовы в полном объеме. Уже сейчас он оказывал ощутимую поддержку.       Оставалось полюбовно разрешить вопрос с Ником. Пассивно-агрессивная конфронтация затянулась настолько, что всё, чего я хотел – это просто разорвать остатки отношений и перестать зацикливаться на высасывающем чувстве вины. - Джейм. Как сын?       Несколько недель назад он брал два срочных отгула: старший попал аварию.       Мерре серьёзнеет, сжимает руль жестче: - Лучше. - Если нужно – воспользуйся услугами Франческа. Он лучший хирург, что я когда-либо знал.       Он благодарно кивает: - Спасибо, босс. - Полагаю, ты уже отобрал у него ключи от байка? - Глупый мальчишка, - ворчит Мерре, глядя на дорогу, - полез в гараж сразу, как из гипса распаковали. - Напомни, сколько ему? - В январе будет семнадцать. - Не без гордости отвечает Мерре. - Благодари Небо, что он не залез в твой джип. – Фыркаю я. - Уже и до сих пор. Эмили чуть удар не хватил, как узнала. Думал, прямо в больнице ему голову оторвет. А когда приехали стиснула его как курёнка и давай рыдать. – Продолжал беззлобно ворчать Джейм. – Щенок. Взгрел бы его. А он бубнить начал, извиняться. Ну как такому затрещину выписывать? – Он сокрушенно качает головой. - Он не надумал куда поступать? - Босс, - Джейм со всей тяжестью отцовской ноши вздыхает, - вы же знаете, трудно понять, что в голове у молодежи твориться.       Я невольно вскидываю брови от выбора его слов. Несмотря на имеющуюся разницу в возрасте, я ни разу её не ощущал в разговоре с ним. А теперь Джейм говорил так, будто мы были одногодками. - Путешествовать? – предполагаю я, а он тяжко вздыхает еще раз. Похоже я угадал. - «Надоел этот город. Хочу увидеть мир, хочу обогнуть земной шар». Чем ему столица не угодила? Вон – путешествуй да изучай сколько влезет. Рядом с матерью. - А чем он увлечен? Быть может, от этого стоит оттолкнуться. Франческ в молодости машины разбирал.       С ранних лет и до интернатуры он разбирал и собирал в мастерской всё что не приколочено: от мотоциклов до большегрузов. Последние были его безумной страстью: его шальные глаза загорались маниакальным блеском, а руки принимались волнительно подрагивать от предвкушения разборки. - Сложно сказать. Он то за что-то берется, то бросает, мечется то к одному, то к другому. - Был бы очень кстати метод от противного. - Заведомо неподходящее направление, чтобы понять куда хочется? - Почему нет? Так у него будет хоть какая-то основа. Юридическое, техническое, любое другое образование, которое не даст умереть с голоду. А там уже пусть сам решает. Плюс – вычеркнешь затраты на его творческие прыжки. Метания у подростков бесконечные и требуют вложений. - Инвестирование. – Джейм кивает. - Если он не может определиться сейчас, рано или поздно определится потом. Сейчас в университетах не такая качественная программа, но даже она позволяет расширить кругозор. А это важнее оценок и корок. - Звучит разумно, - он качает головой, - для нас. Босс, а вы с чего начинали? - С подработки и большой кучи книг. – Я хрипло посмеиваюсь, вспоминая как не вылезал из литературы, подработок и курсов.       На последние уходили все заработанные деньги до последней копейки. Совсем немного оставалось на еду, жил обычно на местах подработок, на которые помогал устроиться Франческ.       С поступлением в университет стало легче: появилась комната, где проблемой был только излишне активный и общительный сосед, вечно лезущий с расспросами и советами.       Потом появилась возможность выбивать гранты на обучение и личные исследования.       А после мне позвонили из банка: еще до моего рождения отец открыл счет, на меня и отдельно на брата. Открытие собственного Штаба было вопросом времени.       Со своего счета я снял только треть, остальное внес на счет Ала и больше не прикасался к этим деньгам.       Образование я получал в ускоренном темпе, друзьями не обзавелся, выпустился досрочно, с глубочайшим облегчением закрыв за собой блеклую дверь студенчества, отчетливо не понимая ажиотажа вокруг университетской жизни. - Звучит тоскливо, босс.       «Чудесное» студенческое время. - Так и есть. Не было времени задумываться о веселье.       Мерре примолкает, сосредотачиваясь на дороге.       В смене темы он не был мастером как Аджи или Хайдерих. Вместо этого он умел замолчать когда нужно.       Неоценимое качество, редкий человек так умел.       Сидя в превосходно отрегулированном, новом кресле, я поворачиваюсь лицом к окну, отпиваю кофе и просматриваю список новых людей, прошедших отбор в Штаб: водители, дополнительная охрана на периметр, мастера, сборщики, несколько людей в бухгалтерию, в «Основной» и в «Резерв. Два последних раздела были составлены Хайдерихом от руки. Он включал в себя незнакомые имена, каждое из которых было помечено индивидуальным символом с цифрой.       Попытки разгадать тайный смысл пометок прерывает заглянувший после стука в дверь Аджи: - Босс, здесь Хайдерих.       Не отвлекаясь от списка, я показываю рукой чтобы он пустил его. Хайдерих бесшумно проскальзывает внутрь, бросает взгляд на новую мебель: - Поздравляю с окончанием ремонта, господин.       Я разворачиваю кресло, смотрю как он сводит ладонью по спинке нового, еще пахнущего заводской краской темно-зеленого дивана: - Только вчера поставили. - Прекрасный цвет. – Он одобрительно кивает. - Будем надеяться, что больше с этим этажом ничего не случится. – Я с удовольствием откидываюсь лопатками и коротко прижмуриваюсь.       От временного кресла поясница уже ныла каждый вечер. Еще немного, и я бы точно выкинул его в окно. - Хорошо, что ты зашел, я как раз хотел у тебя спросить по поводу составленного тобой списка людей. - Господин, если позволите, сперва рассмотрите моё предложение. - Говори. – Я откладываю бумаги, сплетаю пальцы в замок и обращаю к нему внимательный взгляд.       Уже ставший привычным, сегодня внешний вид Хайдериха отличался. Я никак не мог понять чем. Тот же костюм, рубашка, ремень, ботинки, та же непроницаемая маска вместо лица, выражающая сосредоточие вежливости и профессиональной отстраненности. - Большинство кандидатов, которых мы с господином Мерре отобрали, привыкли к работе в определенных условиях. – Начинает он осторожно, остановившись у рабочего стола. - Продолжай. - Необходимы нагрузки и тренировки для поддержания физической формы.       В Штабе было только стрельбище, помещение для отбора телохранителей и полигон для проверки партий оружия. Я никогда не задумывался что для отдела безопасности нужно что-то дополнительное. - Помещение для тренировок? - Так точно, господин. Желательно, с зонами для спарринга и точечного контроля навыков. В идеале – лабиринт. Это место, имитирующее сложную местность, где кандидаты смогут тренироваться. – Поясняет он в ответ на мой недоуменный взгляд и слегка ослабляет галстук.       Я допиваю кофе, прослеживаю движение его ровных пальцев, задерживая задумчивый взгляд на отличии от его привычного вида.       Первый раз вижу его в галстуке. На сегодня не назначено никаких встреч, весь день я планировал провести в Штабе, наслаждаясь небольшим затишьем перед встречей с Ником. Что, конечно, не отменяло того, что у Хайдериха после работы могла быть назначена встреча.       Заметив, Хайдерих закладывает руки за спину.       Еще и волосы уложены тщательнее обычного.       Ладно. Меня не касается куда и к кому он едет вне работы в таком виде. - Я не против. Ты мог сразу обговорить это с Мерре. Сколько этажей понадобится? - Достаточного одного или двух. Также потребуется шумоизоляция, укрепление стен, пола, потолка и бронебойное покрытие на окна. - Хорошо. Планировку и необходимое оборудование обсуди с Джеймом и Аджи. Они будут только счастливы поиграть в конструкторов. - Благодарю вас. - Вернемся к отобранным тобой кандидатам. Расскажешь мне о них?       Он почтительно склоняет голову: - Разумеется. Кто вас интересует?       Я надеваю очки и вслух зачитываю: - Софи Кварц. Однофамильцы? - Вы работаете со Стивеном Кварцем, верно? - Так и есть. Он один из основных инструментов по рассмотрению патентов и наложению права собственности на разработку. Сестра? - Дочь. Младшая. – Редкостно миролюбиво информирует он.       Я выкапываю из стопки папок в коричневых переплетах личное дело девушки и просматриваю заглавную информацию: - Стажировка в Испании, Южной Корее… Африке? - Мисс Софи по душе разносторонние направления. Она специализируется на дипломатических переговорах. - Ты определил её в «Резерв». Поясни, что за «Резерв»? – Я поднимаю на него глаза поверх очков, ожидая услышать развернутый ответ. Вместо этого получаю довольно емкую формулировку. - Мы с господином Мерре планируем сформировать его как универсальный отдел для помощи вам. Мы все еще работаем над эти. Пока что это вся имеющаяся у меня информация, достойная вашего внимания,       Я показательно выгибаю бровь: - Вот как. Буду признателен, если в будущем ты посвятишь меня в какие-либо новости о работе в моем Штабе.       Его рот вздрагивает в натянутом подобии улыбки: - Господин, здесь нет никакой тайны. Просто мы с господином Мерре решили не докучать вам излишними деталями. - Мы? Или ты? Ладно, - отмахиваюсь я, не желая продолжать бессмысленные расспросы, - как скажешь.       Мне ничего не мешает прямо спросить у Джейма. Если это было их совместное решение, то нет нужды туда соваться. Однопрофильникам виднее. Тем более Джейму было не свойственно умалчивать о проблемах. - Далее. Рафаэль-Коста-Рика. - Специализация – рукопашный бой. Отлично подойдет для тренировок. Слегка своенравен и жёсток в методах, но, уверяю вас, он пригодится. – Как-то поспешно добавляет он. - Как скажешь, - рассеянно повторяю я, - Кай Вебер, «Ткач». – И безотчетно хмурюсь. – Немец? - Так точно.       Я просматриваю его дело. От послужного стынет кровь: военный хирург, прошедший через горячие точки, включая Афганистан и Ирак. Эта папка была самой толстой и напечатанные в ней буквы не вмещали и десятой части всей той крови, что прошла через руки кандидата. - Господин. Это мой бывший напарник. – Нарушает повисшую тишину Хайдерих.       На приложенной фотографии был запечатлен человек с пронзительным и острым взглядом, с широкими скулами, массивными плечами. Резкие складки пролегали около рта и между бровями, разрастаясь паутиной морщин. Очки в прозрачной оправе никак не смягчали лицо привыкшего смотреть на зверства войны. - Что здесь найдет доктор с армейским прошлым? – я перелистываю фотографии баз, в которых служил Вебер.       Его личное дело было вдоль и поперек испещрено черными маркерами секретности. Не представляю, что надо сделать, чтобы достать документы такого уровня и доставить адресату без доступа. За один клочок с грифом могли бы быть серьезные проблемы с военными – армейские псы чрезвычайно ревностно охраняли свои тайны. - Он ушел в отставку. Господин Эдвард, у него крепкие нервы, он способен быстро оценивать ситуацию и… - Хайдерих, - севшим голосом я прерываю его, – я не на войну собираю людей. Человек с подобным прошлым через неделю работы в офисе с ума сойдет от тишины.       Прошедший через такое количество боли и зверств, он не сможет протянуть и дня в четырех стенах. Я не был готов брать на себя ответственность за военного в отставке и за то, что он мог натворить среди обычных людей. - Я не могу принять его. – Я откладываю личное дело Вебера в другую стопку.       Хайдерих останавливает мою ладонь, занеся сверху свою: - Прошу вас. Ничего кроме тишины он не ищет.       Я сжимаю губы, глядя в его замерзшие синие глаза: - Как давно ты его знаешь? - Достаточно, чтобы поручиться за него. – Уверяет он. – Прошу вас.       Выдохнув носом, я отвожу руку: - В таком случае, я хочу с ним встретиться лично, - и кладу папку туда, куда изначально планировал.       Хайдерих опускает глаза, распрямляется: - Благодарю вас, господин. Я свяжусь с ним.       Я сверяюсь со списком и зачитываю дальше: - Братья Грасс и Эберт. Почему они обведены как один? - Это три механика. Работают исключительно вместе. Считайте их выводком чрезвычайно любопытных цыплят.       Я хмыкаю на сравнение: - Отлично впишутся в новый цех. Берта Вюйар и Анастасия Бодлер. Тоже обведены. Их тоже считать любопытными цыплятами? - Не советую. Весьма эксцентричные, но в то же время одаренные женщины. Специализируются на режиме безопасности, видеоконтроле периметра и отладке соответствующей техники.       Я рассматриваю две фотографии. Обе девушки светловолосые, у обеих серые, замутненные глаза. Миловидную внешность слегка оттеняли надменно сжатые губы у одной и извилистый, похожий на неудачную попытку снятия скальпа, шрам через весь лоб у другой. – Резерв? - Так точно, господин. - Хайдерих, - я отодвигаю документы, дойдя до конца списка, - у тебя есть право использовать моё согласие на прием, но я был бы счастлив, если впредь решение о принятии людей, прошлое которых схоже с прошлым Кая Вебера обговаривалось со мной.       У меня и без того головной боли было достаточно со Штабом, не хватало еще ходить и проверять за собственным телохранителем. - Я подумал, что мой метод позволит вам быстрее добиться желаемого количества и качества состава людей, необходимого для поиска. – Объясняется он негромко. - В стенах моего Штаба ценится инициативность. Но конкретно тебе иногда лучше поменьше думать, и слушать своего хозяина. – Отсекаю я. – Я не собираюсь менять направленность в угоду личной нетерпимости и смешке. - У вас есть полное право на то, чего вы хотите. – С видимой покорностью он опускает веки. - Говоришь так, словно лучше моего знаешь, чего я хочу. Достаточно, - я скидываю ладонь, когда он открывает рот в очередной раз, чтобы возразить. – Прав ты или нет, я в любом случае не собираюсь рисковать людьми. Поэтому, сначала – должный отбор людей, их проверка, подготовка, а уже потом – Трансильвания.       В противовес только что озвученным собственным словам, я хотел взять билеты, бросить в чемодан минимум вещей, пару пистолетов, коробку с патронами, паспорт и сорваться на самолет, не задумываясь о том, чего могло стоить затягивающееся выжидание, подготовка и отбор людей. Мне и моему брату.       Если я просижу здесь еще один месяц, неделю, день, час. Может не к кому будет уже лететь. И искать уже будет нечего. И вся эта затяжная подготовка будет как насмешка до конца жизни. - Врач вам в любом случае понадобится. - Хайдерих, - с угрозой начинаю я и поднимаюсь из-за стола, – я сказал, что лично встречусь с Вебером. Только после этого я приму решение. Ты понял меня?       Неужто так сильно хочет пропихнуть своего бывшего напарника? - Да, господин. – Вместо церемонного кивка он смотрит на меня прямым ярким взглядом. Он явно хотел что-то добавить. Не ясно для чего – проверить реакцию или и правда что-то сказать, но прежде – оценить моё состояние. - Если ты что-то хочешь сказать – говори. – Хмуро тороплю я.       Он четким движением одергивает лацканы пиджака, набирает побольше воздуха, отчего вздрагивают крылья носа: - Прежде чем я продолжу… Я бы не хотел быть превратно понятым. - Начал – говори. – Тяжело бросаю я, берясь за пачку сигарет.       Я выбиваю из неё сигарету, щелкаю зажигалкой. - Господин Эдвард. Я предлагаю вам нанять чистильщика.       Вот так я и застываю со вспыхнувшим пламенем у конца сигареты.       Я слышал об этой «должности» достаточно, чтобы понимать, чем конкретно занимается человек, зовущий себя таким образом. В прямых обязанностях – разрешать вопросы и проблемы, когда обычные методы прекращают свою жизнеспособность.       Чаще всего это отдельный человек, в исключительных случаях – небольшой отряд, подчиняющийся напрямую хозяину, отчитывающийся только перед ним. - Мои методы не затрагивают данную область. - Господин. Они будут и им придется затрагивать эту область. – С нажимом говорит Хайдерих. – Обдумайте мое предложение. - Уже обдумал. И говорю, что мне не нужен такой человек. – Даже произносить это слово было неприятно. Слоги вязли на языке и горле, оставляя неприятное ощущение липкой грязи. - Господин Эдвард, – непреклонно продолжает он, – у вас должен быть человек, занимающийся зачисткой. От этого напрямую зависит ваша безопасность. Я всегда возле вас и, если потребуется, я буду находиться рядом и в вашем доме круглые сутки. Но есть ситуации, когда необходима подстраховка. Чистильщик не наемный киллер, или неразборчивый убийца, наведенный сведеньями и деньгами. Вы будете лично контролировать его, а он в свою очередь будет работать на вас, слушать ваши приказы, просчитывать и предугадывать ходы ваших противников.       От этого я в жизни не отмоюсь.       Связываться с чистильщиком, контролировать его, приказывать ему.       Это больше подходило Нику - он не брезговал платить, чтобы за него пачкали руки. И делал это крайне умело. - Как только вы закончите набор людей, вы отправитесь в Трансильванию. Кого вы планируете брать с собой, помимо меня? Господина Мерре?       Я уязвленно мотаю подбородком в сторону.       Эмили не переживет, если с Джеймом что-то случится. У него двое сыновей. Той безумной поездки в Грецию его семье хватит на всю жизнь. Чудо, что он выжил.       Перед глазами как никогда ярко вспыхивают воспоминания прошлых лет.       Белоснежная страна, залитые красным ступени, жаркое, сухое лето.       Джейм перекидывает простреленную стальную руку себе через плечо, тащит за собой. Не слушающиеся ноги еле поспевают. Ушедшие в мясо пули туманят рассудок. - Возьмете с собой видимую охрану, оружие. Что будете делать, когда на вас нападут? Если будет несколько человек, я справлюсь. Что будете делать в случае засады? Вы не можете предугадать сколько людей встанет у вас на пути, откуда и когда они придут, какие методы используют. Уверен, их качества не столь благородны как ваши.       Он говорил отрывисто, жестко и очень настойчиво, нацелившись в меня зазубренным взглядом. - Ваша опрометчивость наивность и нежелание прибегать к более серьезным мерам сыграет с вами злую шутку. С вами и вашими людьми. Со всеми теми, кто согласился работать на вас. В отличие от вас, все эти люди прекрасно знают, с чем им, рано или поздно, придется столкнуться.       Я откладываю не начатую сигарету, со стуком кладу зажигалку на стол и опираюсь ладонью о стол.       Не хочу думать об этом.       Хайдерих кладет свою ладонь рядом с моей: - Господин Эдвард.       Опустив голову, я беспомощно смотрю на груду папок в коричневых переплетах.       Ткач, Софи, три брата, Анастасия и Берта, Рафаель и еще много людей, до чьих досье еще не дошли руки. Чье время еще не пришло.       Ответственность за них будет лежать исключительно на мне. Вне зависимости от того, какое решение я приму – будь оно правильным или ошибочным.       С самой юности я старался воспринимать людей не более чем инструменты - ресурс, которым я должен пользоваться, чтобы найти брата. Отвлекаться на честолюбивые принципы непозволительная роскошь. - Я прошу вас обдумать мои слова. Знаю, это не те методы, которыми вы привыкли пользоваться. – Он замолкает, не договаривая.       И так понятно, что он имеет в виду.       Как можно гнаться за прошлым, не имея решимости и готовности заплатить за это. Совестью, если потребуется. - Я понял тебя. – Я сдавленно выдыхаю ртом и поднимаю лицо. – Если у тебя есть претендент на эту должность, то я хотел бы встретиться с ним. Досье или… - Я осекаюсь, не зная, возможно ли вообще какое-то наличие записей на таких людей. – В общем, сначала я бы хотел встретиться с ним.       Я огибаю кресло, убираю руки в карманы и отворачиваюсь к окну.       На что я был готов пойти?       Я развивал производство, чтобы не было проблем с деньгами, которые необходимы на постоянные не прекращаемые поиски. Я искал исключительного телохранителя, людей, которые смогут закрывать мне спину.       Чтобы в случае чего, я больше не был вынужден убегать, оставляя позади самое драгоценное в своей жизни.       Чтобы бы смог сражаться и не проиграть.       Выдрать из этой чертовой жизни то, что было частью меня.       Глядя на белеющую, засыпанную ранним снегом улицу снаружи, я стискиваю зубы.       До левого локтя дотрагиваются пальцы подступившего со спины Хайдериха: - Это лишь предложение. Пожалуйста, забудь о нём, если это неприемлемо. – Доносится до меня негромко. Так, как если бы он уже пожалел о том, что поднял этот вопрос.       Я усмехаюсь: - Которое соответствует реальности. Она именная такая, какой ты её сейчас обрисовал. - Эдвард. - Он тянет меня за локоть, аккуратно заставляя повернуться к себе.       Я с досадой одергиваю плечом, оставаясь на месте: - Эти люди... их жизни будут зависеть от моих действий и решений. Я, черт возьми, не хочу, чтобы по моей вине с ними что-то случилось. Если найм чистильщика повысит шансы выбраться из всего это дерьма живым – в таком случае я найму его. Хоть чистильщика, хоть Дьявола, хоть кого. - Эдвард. – Во второй раз за сегодня он обращается ко мне по имени, наплевав на субординацию. – Посмотри на меня.       Я упрямо смотрю на осыпающийся за окном снег, игнорируя его пониженный голос. - Ну же. – Он настойчиво сдавливает плотным хватом за локоть, слегка встряхивает. – Посмотри на меня.       Бросив попытки отгородиться, я с вызовом вскидываю на него подбородок.       Он обводит моё лицо долгим, нанизывающим как на иголку взглядом, заговаривает только убедившись, что я не отвернусь обратно: - Контракт с чистильщиком не означает что вы убийца. Используйте его как личный ресурс для предотвращения любых форс-мажорных обстоятельств, будь то утечка информации или спланированное нападение. Он будет отчитываться только перед вами, о его задачах будете знать только вы. Вы и никто другой будете контролировать его.       Со вздохом поражения я смотрю ему в центр зрачков, а затем в сторону: - Ты прав.       Такой ответ его явно не устроил - он ощутимо вдавливает пальцы в сгиб локтя со внутренней стороны, заставляя посмотреть на себя снова. - Я не хотел тебя задеть. Прошу прощения за свои грубые слова. - Это излишне. – Я разрываю зрительный контакт, достаю руку из кармана и отвожу его ладонь от себя.       Смотреть ему в глаза с такого близкого расстояния было необъяснимо трудно. - Пересмотр методов не худшее из представляющихся перспектив.       Он ловит мои пальцы, мягко удерживает за самые кончики. Покалывающее тепло от прикосновения растекается по ногтям, костяшкам, пробирается до запястья. - В следующий раз я буду аккуратнее в своих словах. – Его большой палец чертит замысловатую линию во внутренней стороне моей дрогнувшей ладони, отпечатывая обещание там, где изгибалась самая длинная и глубокая линия жизни. - Отчего же. Твои замечания всегда чрезвычайно ценные. – Усмехаюсь я без улыбки. - Это сарказм? – Он приподнимает брови.       Я опускаю взгляд на его ладонь, уже обнимающую моё запястье: - Ты всегда такой настойчивый, когда доказываешь свою правоту?       Заиндевелые глаза неуловимо теплеют: - Только когда мне позволяют это. - Судя по всему, тебе часто это позволяют.       Он склоняет голову набок, с заинтересованным видом прослеживая мой взгляд на свой галстук, уложенные волосы. - Господин, - с отчетливыми смешинками произносит он, - вам не о чем беспокоиться.       Я упираюсь в него мрачным взглядом, призывающим заткнуться.       Официант приносит заказ, вежливо уточняет, указав на опустошенную чашку кофе, нужно ли подать еще один. - Благодарю вас, мне хватит. – Я вооружаюсь вилкой, вдыхая ароматный запах, исходящий от запеченной рыбы с картофелем.       Он кивает, забирает пустую посуду и растворяется в просторном зале.       Хайдерих занял место у бара, небрежно облокотившись о барную стойку и, казалось, был всецело поглощен разговором с барменом. Он развернулся в пол-оборота к залу и входу, так, чтобы поле зрения охватывало максимальный периметр. Сам я был лишен возможности наблюдать главный вход: резная перегородка закрывала угол обзора.       Я механически поглощаю поздний обед и смотрю в телефон. Оставалось ровно семь минут до назначенной встречи с Вебером. Столик находился у окна - чтобы у бывшего напарника Хайдериха была возможность увидеть меня уже с улицы.       Действительно ли Кай Вебер искал тишины, как утверждал Хайдерих, мне предстояло только узнать. И, честно говоря, я надеялся, что, увидев меня, он передумает работать на меня.       Я убираю телефон во внутренний карман пиджака в тот момент, когда к столику подходит человек, которого я несмотря на то, что видел только на фотографии, сразу узнаю: гладко выбритое лицо, очки в прозрачной тонкой оправе, проницательный и острый как лезвие взгляд, армейская стрижка, сбритые виски. Его широкие плечи обтягивал темно-бордовый, без единого катышка свитер с высокой горловиной. - Господин Эдвард Элрик?       Я поднимаюсь, протягиваю стальную руку: - Добрый день, он самый. Вы пунктуальны, Кай. - Благодарю вас за то, что согласились встретиться со мной. – Ткач отвечает на рукопожатие и садится напротив.       У стола материализуется официант, забирает пустую тарелку, приборы: - Приветствую, - обращается он к Веберу, - могу предложить вам второе меню или желаете заказать сразу? - Двойной эспрессо, пожалуйста.       Официант бросает быстрый оценивающий взгляд на Вебера, и с большей обходительностью кивает, явно занервничав: - Как пожелаете.       Ткач дожидается подачи заказанного кофе, что официант подает с молниеносной скоростью, и только потом начинает говорить. - Не ожидал, что вы выберете такое место.       Я складываю руки в замок на столе обмеривая собеседника внимательным взглядом: - Неформальная обстановка лучшее место, где я могу точнее узнать о целях и причинах работы на меня. - Альфонс говорил, что вас беспокоит моё армейское прошлое. – Отвечает он ровно.       По спине проносится волна знакомого колкого мороза, такого же, как при первом представлении Хайдериха. - Раз он упоминал об этом, то возможно он так же упоминал и о том, что мой Штаб не находится в военном положении.       Вебер отпивает абсолютно точно горячий кофе и кивает: - Упоминал. Вскользь и не вдаваясь в подробности. – Запотевшие на несколько мгновений стекла очков скрывают его взгляд. - Мистер Вебер, ваш уровень опыта превосходит мои требования. Но это не единственная причина, по которой я не могу вас нанять. - Вот как. – Он отставляет чашку, над которой завивался пар, не уделяя внимания поданной к эспрессо воде. – Если возможно, расскажите подробнее. - Штаб претерпевает обширную перестройку, крупное увеличение штата. Ваш послужной список предполагается оплачивать должным образом. Чего я не могу себе позволить на данный момент, так это излишних и неоправданных трат.       Он отвечает не сразу, тщательно обдумывает мои слова, глядя в темную зеркальную поверхность кофе. - Господин Эдвард, - переходит она на официальный тон, - я умею обращаться с оружием – это так. Знаю, как вести себя в полевых условиях. Адекватно оцениваю ситуацию и действую согласно приказам, не отклоняясь на импровизацию и вольности.       Вебер с осмотрительностью сапера подбирал каждое слово, сидел идеально ровно, недвижный как скала: - Я прошу вас нанять меня в качестве полевого хирурга, а не солдата, на случай, если вы или кто-либо из ваших людей попадет в неприятности. Уверяю вас, лучше иметь под рукой человека, который знает, что делать с огнестрельным. Наймите меня в качестве полевого хирурга, это втрое меньше, чем за боевую единицу. Я не гонюсь за деньгами. - У каждого свои цели. За какими гонитесь вы?       Он сжимает и разжимает рот, поправляет очки: - Тишину. И достойного человека, на которого я смогу работать, не опасаясь за свою совесть. - Гарантировать абсолютную тишину я не могу. Никто не может.       Он вдруг улыбается, словно услышал нечто знакомое, тянущееся корнями из прошлого и давно позабытое: - Из двух зол я выбираю меньшее. Меня полностью устраивают ваши условия. – И потому его ответ был незамедлителен.       Не зная, что на это сказать, я постукиваю большими пальцами друг о друга.       С фотографии на меня смотрел человек, которого не пощадили ни время, ни служба.       Напротив меня сидел человек угрожающей внешности. С чрезвычайно живыми глазами, сквозящими отчетливой надеждой и уверенностью. - Я не приемлю обсуждение за спиной, но… - он неопределенно качает головой, - Альфонс ни о ком так не отзывался, как о вас.       Я растерянно моргаю, а уголки его рта приподнимаются, отчего возле глаз собираются морщинки: - Вы удивлены, что он говорил о вас? Не сочтите за сплетни вне работы – он был крайне немногословен, но решителен в своих словах. Для меня этого было достаточно, чтобы сесть в самолет на следующий же день, после того как он вышел из моей квартиры, и вылететь первым же рейсом.       Говорил обо мне? Хайдерих?       Вебер оценивает произведенное впечатление и неожиданно мягко смеется, прищуриваясь.       Еще больше растерявшись, я озвучиваю свои мысли: - Вы… не такой, каким я себе представлял.       Он понимающе кивает: - Это нередкое явление. Зачастую первое впечатление оказывается лишь отчасти соответствующим истине. Особенно когда дело касается таких людей как я.       Чем дольше я сидел за небольшим столиком напротив Вебера, тем меньше бросался в глаза его облик: огромный рост, массивный разворот плеч, мощная шея, жесткая линия челюсти, за годы службы, в которую, вросла манера жестко стискивать зубы. Руки одним своим видом показывали, что способны переломить кусок толстой арматуры если того потребуют обстоятельства.       Всё это отошло на задний план, сгладилось неторопливой, немного скрипучей речью, ровными интонациями и крайне живой, открытой мимикой лица. - Более того. Я благодарю вас за то, что вы сказали это вслух. – Искренне говорит он, вкладывая столько признательности, что я озадаченно вскидываю брови: - Что у меня сложилось неверное впечатление о вас? - Именно так. – С веселыми искрами в глазах он кивает еще раз. – Вы второй такой человек за всю мою жизнь, кто не побоялся сказать это мне в лицо. А людей я повстречал изрядно. - Поблагодарите меня, когда я подпишу контракт. - Вы не пожалеете, господин. – Загустевшим голосом отзывается он.       Я хмыкаю, поняв, что уже получил статус контрактника. Который, видимо уже был у меня еще до встречи. А сейчас, обрел озвученную форму. - Прежде чем я попрошу Хайдериха передать вам контракт, ответьте на один вопрос.       Странное ощущение при разговоре с ним только усиливалось от того, как Ткач смотрел на меня, как слушал, как реагировал на некоторые фразы. Как его взгляд словно проваливался в никуда. Такими глазами человек смотрит на фантом прошлого.       И этот фантом до сих пор жил с ним: стоял за его спиной, в сокрушительные моменты жизни держал бесплотную ладонь на плече, в ледяные одинокие ночи безмолвно слушал исповедь, что предназначалась ему одному.       Как наказание.       Как благословение. - Откуда вы узнали обо мне? Помимо известного нам обоим источника.       Он не меняется в чертах, словно с самой первой секунды этой встречи ждал, когда я спрошу. - У меня был контракт с Ваном Хоэнхаймом. Очень, очень давно.       Я проглатываю вставший в горле ком, не позволяя ни единому мускулу дрогнуть. Имя отца жаром охватывает ребра, вышибая все последующие вопросы, что до этого момента множились в голове.       Ткач кладет раскрытые ладони на стол перед собой, слегка наклоняется ко мне: - Вы имеете полное право на недоверие. Никому не верить кроме себя это один из путей добиться желаемого. Но он один из, но никак не единственный.       Он что-то достает из потрепанного бумажника, кладет на стол и придвигает мне: - Номер моего телефона. Он есть в моем личном деле, но я бы хотел, чтобы он был у вас лично и всегда с собой.       Я беру оставленную визитку, бездумно уставившись на нее. - Господин Эдвард. – Мягко зовет Кай и продолжает, когда я поднимаю голову. – Благодарю вас, за то, что согласились встретиться со мной. Надеюсь, мои слова не обременили вас.       Мы встаем из-за стола практически одновременно. Он протягивает вместо правой руки левую, и когда я протягиваю свою в ответ, он крепко сжимает её обеими ладонями, сухими и горячими. - Рассмотрите мою кандидатуру. Вы не пожалеете. – Он оставляет деньги за кофе и уходит.       Я некоторое время смотрю в его удаляющуюся спину и опускаюсь обратно на стул.       Беронелли. Теперь Ткач. Как так вышло, что уже у двоих из тех, что предложил Хайдерих, нити прошлого тянулись от моего отца?       Я подзываю официанта и прошу счет. Хайдерих отвлекается от бармена, ждет, когда я расплачусь. - Как всё прошло? – он подает пальто с вешалки, помогает надеть, одевается следом сам. - Ты знал, что он хочет выплатить долг моему отцу?       Хайдерих открывает передо мной дверь, пропуская вперёд: - Я бы не стал называть это таким образом. - Хайдерих. Ты знал? - Я останавливаюсь у пешеходного, дожидаясь, когда загорится зеленый. Вдалеке, всего в нескольких кварталах, виднелось возвышающееся, многоэтажное здание Штаба. - Знал ли я, что много лет назад Ткач работал на вашего отца? Да, господин, знал. Но о выплате долга не было и речи.       Я с неудовольствием выдыхаю ртом: - А о чем была речь? О том, что меня беспокоит его прошлое?       Идти на встречу с человеком, который всерьез опасается за стабильность твоей психики, решив по нескольким строчкам текста и фотографии - я бы не стал. - Этика телохранителя не приемлет обсуждения действий контрактника. - Возражает он. – Я предложил Ткачу возможность и уточнил, что его прошлое может быть неудобным для вас.       Неудобным.       С какими мыслями Вебер заходил в кафе?       И что конкретно Хайдерих говорил обо мне? Не только ведь из-за связи с моим отцом Вебер был так решительно настроен?       Ни о ком не отзывался, как о вас.       Светофор загорается зеленым, я кошусь на Хайдериха, идущего на пол шага позади.       Вряд ли он ответит, если я спрошу напрямую. А если спрошу, то ограничится излюбленными ёмкими формулировками. Откровенничал он исключительно только тогда, когда я выходил из себя.       Провоцировать его, что ли, каждый раз?       Я решаю сменить тему: - Что-нибудь выяснил из анализа вещества Оракула? - Высокая доза галлюциногенов, вино, белладонна и кровь.       Ого, даже кровь была. Значит, вкус меня не обманул. - Повторюсь, вы поступили крайне опрометчиво, выпив состав. Даже на секунду не задумались о возможных последствиях.       Зато каждый раз спал как убитый. - Как видишь – живой и даже хожу. - Господин Эдвард, вы не смешно шутите. - А ты продолжаешь нудеть у меня над ухом. - Ваша безопасность превыше всего. - Да-да. – Тяну я и сворачиваю в переулок, подальше от многолюдной улицы. - Пожалуйста, не игнорируйте мои слова.       Не найдя знака о запрете курения, я останавливаюсь под аркой, достаю пачку сигарет: - Мы уже закрыли эту тему. Хватит об одном и том же!       Зажигалка выскальзывает из кармана вслед за пачкой и летит на асфальт. Вот именно поэтому всегда старался убирать её во внутренний – карман пальто был глубоким, но недостаточно чтобы уместить в себе и сигареты и увесистую зажигалку. На литом корпусе уже кое-где остались следы от моей забывчивости.       Хайдерих стремительным движением ловит серебристый корпус практически у самой земли и выпрямляется. - Спасибо. - Бормочу я, мысленно уже представив еще один полосивший след на зажигалке.       Он откидывает крышку, закрывает ладонью огонь от ветра и подносит к моему лицу: - Пожалуйста. - Очень ровным голосом отвечает он, неотрывно следя как я достаю сигарету, зажимаю ее губами и тянусь подбородком, чтобы прикурить.        Я затягиваюсь, когда он продолжает: - Я связался с чистильщиком. Согласны ли вы встретиться с ним?       Вот уж что Хайдерих хорошо умел – так это выбрать идеальный момент для новостей. Прямо-таки лучше не придумаешь. - Когда? - Через три часа. – Он с щелчком закрывает зажигалку. - Оперативно работаешь, - у меня вырывается смешок с дымом, - хорошо хоть поесть успел. - Прошу прощения за спешку. Я договорился о встрече, когда вы разговаривали с Ткачем. – Без капли раскаянья объясняется он.       Любопытно, когда только успел. Всё то время что я был с Вебером, Хайдерих был всецело поглощён барменом – как не посмотрю, прямо не отлипали друг от друга. - Господин, позвольте вопрос.       Я несколько раз взмахиваю пальцами с зажатой сигаретой, поторапливая его продолжать. - Какое впечатление у вас сложилось о Ткаче? – он явно переживал о том что я думал о его бывшем напарнике.       Я некоторое время обдумываю его вопрос. - Спокойное. Чем-то напомнил тебя. Манерой речи, наверное. – Я затягиваюсь и выдыхаю дым в сторону, но он все равно задевает лицо Хайдериха. - Извини. – Я сконфуженно отмахиваю от него сигаретный дым. - Не беспокойтесь. – Мягко просит он, не шелохнувшись. - Ты сможешь передать ему нужные документы для заключения контракта? - Разумеется, господин. – Хайдерих склоняет голову. Его лицо светлеет, когда я озвучиваю исход изначально нежелательной для меня встречи. - Теперь, расскажи мне о следующей кандидатуре. - Это… необычный человек, - с небольшой заминкой отвечает Хайдерих, - во всех смыслах. - Начни с простого. Имя, характер, какой он? Что за человек? - Агияра Лэр, урожденный японец. Превосходно ориентируется в любой непредвиденной ситуации, имеет внушительный опыт внедрения под чужой личиной. – С непроницаемым взглядом докладывает он. - Дальше. – Я смутно припоминаю, что где-то уже видел эту фамилию, вспомнить бы где. - В рамках выполнения задания использует все доступные ресурсы и методы для достижения цели любой ценой. Обладает высочайшим уровнем манипулирования, обширной сетью связей по всему миру. Иногда… не знает меры. В силу своего возраста - точно не знаю сколько ему - может быть импульсивен. Своеволен, нагл. Всегда выбирает сам, на кого работать. - Ни черта себе, - ошеломленно выдавливаю я, - «Вы и никто другой будете контролировать его», ты шутишь?       Теперь, когда Хайдерих чуть подробнее описал этого человека, я представить не мог каким именно образом я смогу управлять им. Это явно не мой уровень. И уж точно не моя лига. - Он лучший из лучших. - Ровно отвечает он, как будто это разом упростит мне жизнь.       Лучший из лучших. Практика показывала, что как раз с такими и выходило куда больше проблем чем с обычными людьми. - Не много толку будет от того, что он лучший, если я не смогу работать с ним! – огрызаюсь я. - Он будет работать не с вами. А на вас, господин. – Невозмутимо корректирует он, не обращая внимания на мои сверкнувшие глаза.       Я нервно докуриваю, меряю шагами узкий переулок. Хайдерих, недвижный как каменное изваяние, стоял на одном месте. - Господин, вы ничего не потеряете, только встретившись с ним. Примете решение на месте.       На это я хмыкаю: - За просмотр денег не берут? Ха… - я выдыхаю ртом и останавливаюсь перед ним. - В последнее время я только и делаю, что соглашаюсь со всеми твоими предложениями. Ну и куда меня это заведет?       Хайдерих протягивает мне раскрытую ладонь с зажигалкой, которую всё это время держал у себя: - Я рад, что вы прислушиваетесь к моим советам.       Я пристально смотрю в непроницаемое лицо своего телохранителя, забираю серебристый корпус, теплый от объятий его пальцев. От того, как долго я смотрю на него, он со всем вниманием наклоняет ко мне лицо: - Господин? - Все эти люди собираются в моем Штабе благодаря тебе. – Я никак не обозначиваю – упрек это, вопрос или обвинение. - Только потому, что я показал, что вы не затворник и нуждаетесь в хорошо подготовленных специалистах. – Его черты смягчаются, будто он услышал что-то наивное. - Затворник? Враньё! – Вскидываюсь я. Вот что-то, а конкретно этот слух расходился с реальностью. - Господин Эдвард, я шучу. – Он вдруг негромко смеется от моего взъерошенного вида, отчего я невольно засматриваюсь на его на несколько мгновений озарившееся лицо.       Совершенно другой человек. - Не смешно. – Бормочу я под нос. - А мне показалось, что вам шутка показалась забавной. - В уголках его глаз собирается россыпь морщинок. - То, что я круглосуточно на работе, не значит, что я затворник, знаешь ли. И вообще, Штаб-то мой. Тогда уж раб, а не затворник.       Я хрипло смеюсь и откидываю бычок: - Ладно, пошли.       Хайдерих как-то выжидательно смотрит себе под ноги, одергивает рукав куртки, а затем спрашивает: - Господин. Что вы делаете в вечер этой пятницы? - Дай подумать. Все встречи назначены на утро и день, насколько я помню. Нужно уточнить у Аджи. Кажется, он предлагал собрать всех новых сотрудников и поприветствовать их в официальной форме. Почему ты спрашиваешь? - Я бы хотел познакомить вас кое с кем. Так вы свободны?       Еще один кандидат? Надеюсь, в этот раз это будет обычный человек. - Вечером – да. – Я вздергиваю ворот пальто до скул. - Хорошо. - Кивает он и больше ничего не добавляет. - А поподробнее? – Я сощуриваюсь на него. - Я сообщу вам ближе к дате. – Уклончиво произносит он. Явно не собираясь посвящать меня в детали.       Я выразительно смотрю на него, показывая, что думаю обо всей его немногословности, и выхожу из-под арки.       Пока мы стояли в переулке, снег усилился. И теперь он стремительно облепливал со всех сторон, лез в лицо и уши, покрывал белоснежными комьями макушку и плечи. К Штабу мы подходили как два снеговика. - Пока не забыл, прежде чем вы встретитесь с Агиярой, вы должны кое-что знать. У нас с ним небольшой конфликт. - Чего не поделили? - Контракт. Я увел у него нанимателя.       На ходу я удивленно поворачиваю к нему голову. Сжав губы, он отвечает виноватым взглядом сквозь заснеженные ресницы.       Любопытно. Не думал, что и такое бывает среди подобных людей. - Поэтому, думаю, мое присутствие на этой встрече повлечет за собой определенные действия с его стороны. Я предупреждаю вас для того, чтобы вы не вмешивались, что бы не случилось. - Даже и не думал, - фыркаю я, словив ртом порцию снега, - всегда рад быть наблюдателем на встрече двух давних приятелей.       Аджи встречает меня и Хайдериха в приёмной. В одной руке он держал чашку какао, другой пульверизатор, которым обрабатывал свежий букет рот в вазе кремового цвета. - У нас поклонник? – цветов с утра не было.       Я охлопываю пальто, стряхивая с себя остатки подтаявших снежных хлопьев. - С возвращением, босс. – Аджи надувается от важности. – От господина Беронелли за помощь с документами.       Хайдерих помогает снять пальто, искоса бросает взгляд на пышный букет.       Похоже, позволять ему помогать с верхней одеждой входит уже в привычку.       Что ж, не буду препятствовать. Временный автомейл хоть и функционировал, но все же был не основным. Из-за того работать пальцами было несколько неудобно. - Как погода? – Аджи с весельем смотрит на мою голову и отпивает из чашки, едва не утыкаясь носом в горку белых пружинистых кусочков в форме сплюснутых кубиков.       Я стряхиваю с макушки прилипший снег, который так развеселил Аджи, пересобираю промокшие волосы в гладкий, тугой хвост: - Чудесная. Как видишь – превратился в сугроб. Это что зефир? - Маршмэллоу, босс. Будете? Вместо перца, для разнообразия. – Хитро жмурится он. - Предложи лучше Хайдериху, я только что поел. – Я хладнокровно игнорирую его игривый тон.       Я так и не нашел аналога кофе, который по утрам варил мне Хайдерих. У Аджи ни разу не получилось так же здорово. - Ты сам-то обедал? – обращаюсь я к снимающему куртку Хайдериху. Он вешает верхнюю одежду на вешалку рядом с моей и смешивается, не ожидая подобного вопроса: - Не успел, господин Эдвард. - Ну так иди. – Я указываю ему на дверь. - Хотите, сходим вместе? – с просиявшим лицом Аджи подпархивает к Хайдериху.       Ко всем в Штабе он обращался на «ты». При мне к Хайдериху он обращался исключительно в уважительной форме.       Я вытаскиваю магнитный ключ-карту от кабинета: - Прекрасная мысль. Сходите на перерыв.       Хайдерих напряженно смотрит на то, как я открываю дверь. - У нас же назначена встреча, - я смотрю на него в ответ, - если ты не забыл. Иди. Мне нужно сделать несколько звонков.       К слову, я никогда не интересовался, успевает ли он в моём плотном графике урвать время на перерыв на обед. А учитывая сколько было времени, это уже был бы скорее ужин. Телохранитель не должен ходить голодным. Достаточно меня одного.       Он сдержанно опускает подбородок: - С вашего позволения, господин Эдвард.       Аджи прячет пульверизатор, оставляет недопитую чашку и устремляется вслед за Хайдерихом. Тот открывает дверь приёмной, чтобы пропустить моего секретаря вперед.       Только я опускаюсь в кресло, как стационарный телефон начинает звонить. - Слушаю. - Эдвард, а я всё жду и жду, когда ты соберешься и позвонишь мне, чтобы сообщить что взял на работу мою дочь! - Стивен, - я вздыхаю, - и тебе доброго дня.       Несмотря на его редкие опоздания и переносы встреч, меня полностью устраивало и даже нравилось взаимодействие с ним. Он был хватким, до трясучки въедливым и настырным в рабочих вопросах. И в той же степени надоедливым, и суетливым. Я старался минимизировать личный контакт и по возможности работать с ним дистанционно.       А если уж быть честным с самим собой до конца, я наделся, что после того, как мы согласуем условия патентной заявки, он на некоторое время скроется с горизонта. - Ей всего двадцать два, Эдвард! Двадцать два! - В двадцать один год в Америке человек считается полноправным, взрослым и несущим за себя ответственность. Какие к черту двадцать два года? - Что ты ей предложил? Деньги? - Против её воли я не стал бы её нанимать.       Я раскрываю ноутбук, планируя проверить почту, а заодно и камеры.       После реорганизации, Джейм настоял, чтобы на моем рабочем ноутбуке был доступ к видеокамерам на территории Штаба. - И да, людям, что работают по официальному трудовому договору, принято платить деньги, Стив. Ты не знал? - Твои шуточки, Эдвард! – оглушительно рявкает он в трубку.       Сегодня прямо день оценки чувства юмора. - Софи разве не сообщила тебе о том, что подала резюме?       От вопроса он запинается, сипло кашлянув. - Упоминала.       Ну да. Конечно. - Мы планировали всё обсудить! - Видишь, как складно всё выходит. Обсуждаем теперь мы с тобой. Слушай. Я только закончил подписывать контракты, буквально на днях. Официальная встреча будет утром в эту пятницу. Если ты хочешь встретиться со мной или дочерью, приходи, конечно. Я предупрежу Аджи или Джейма и они тебя встретят. Если нужно – отправлю машину за тобой. Ну? Что скажешь?       Он на секунду замолкает, не ожидая от меня такого расположения. - С ней всё будет в порядке?       Я переключаю вкладки камер, от нечего делать просматриваю подключенные к обзору помещения: - Что с ней сделается в стенах Штаба? Военная подготовка у нее имеется, приставлю её к Джейму или Хайдериху. Приезжай в пятницу и обсудим это должным образом. - Я приеду. – Сумрачно обещает он и кладет трубку.       Я возвращаю трубку на базу и подпираю ладонью щеку.       Излишняя отцовская опека рано или поздно сыграет с ним злую шутку.       Впрочем, не мне судить.       Бездумно переключая изображения с камер, я задерживаю взгляд на том, что из столовой на первом этаже.       Аджи и Хайдерих как нарочно сидели практически под вмонтированной в угол под потолком камерой.       Каждый из них был прекрасно осведомлен о том, где на территории Штаба установлена слежка, где слепые пятна, какова протяженность и угол обзора.       Я с веселым изумлением наблюдаю, как вот мой секретарь заговорщицки, совсем ненавязчиво, наклоняет голову к уху Хайдериха, что-то говорит, трет кончик своего острого носа.       Он мог вытянуть информацию из любого. Его очаровательные, большие, кристально чистые глаза развязывали язык не хуже алкоголя или пыток. Ложь застревала в горле, запутавшись под легкой, обезоруживающей улыбкой и доверительной манерой поведения.       Хайдерих подается к нему в ответ, очень внимательно слушает, изредка кивает, с чем-то соглашаясь. С Аджи у него была примерно такая же разница в росте как со мной.       Что бы там ни было, о чем бы Аджи не узнал, информация в любом случае дойдет до меня.       Не отрываясь от изображения Хайдериха на экране, я безотчетно отстукиваю пальцем по столу. С того момента, как я попросил его устроить мне встречу со своим наставником прошло уже несколько недель. Больше эта тема в разговоре не поднималась.       В работе я никогда не стоял над душой у подчиненных, не контролировал процесс, старался лишний раз не дергать. Мне был важен только результат, его качество и соблюдение сроков.       Но конкретно в этой ситуации, должен ли я периодически спрашивать у него о том, как продвигаются поиски?       Рука сама тянется к высокой, аккуратно сложенной стопке из коричневых папок, снимает самую верхнюю, принадлежавшую Веберу. Я расеянно пролистываю зашелестевшие страницы, вобравшие в себя так много, что кожу на кончиках пальцев стирало наждачкой.       Череда из на первый взгляд выверенных, но при близком рассмотрении поспешных контрактов, реорганизация, переоборудование цеха, смена поставщика.       А теперь и чистильщик. Три часа как запас времени, на случай если я передумаю встречаться лицом к лицу с человеком, который будет делать за меня грязную работу. Решать «дипломатические» вопросы.       Ограниченный объем информации от Хайдериха, никаких документов, точного места встречи.       Я со вздохом откидываюсь в кресле, продолжая смотреть на непринужденно беседующих моих секретаря и телохранителя.       Недолго раздумывая, я поднимаю с базы трубку, набираю нужный добавочный код. - Босс? – Джейм принимает звонок практически сразу, отчего я растерянно некоторое время молчу, продолжая отстукивать бессвязный ритм по столу уже костяшкой. - Джейм, - я натужно прочищаю горло, - имя Агияра Лэр тебе о чем-нибудь говорит? - Непривычно слышать вас с рабочего. Агияра Лэр? Так сходу ничего не припоминаю. Какая специализация?       Я облокачиваюсь о стол, сжимаю переносицу и медлю с ответом. Боковым зрением заметив, как на экране Аджи и Хайдерих поднимаются из-за стола с подносами, я озвучиваю предполагаемую должность: - Чистильщик. - Гм. – Судя по шороху он записывал имя себе в блокнот. - У нас смена курса? - деловито спрашивает он. Так просто, без капли эмоций, что от сердца отлегает. - Меры предосторожности. - Сожалею босс. Среди мои информаторов нет таких каналов. Но даже если бы и были… - Джейм замолкает, обдумывая, кто из его людей, мог бы предоставить нужную информацию. – Будет нелегко откопать хоть что-то. Они сами себе: и корректор, и ручка. Насколько это срочно? У меня есть время? - Срочно. Есть. - Понял. Как что-то найду – сообщу. - Джейм. – Я сжимаю пальцы, обрывая нервное постукивание. – Не лезь дальше отмеренного.       Кто знает, какие последствия могу быть у стороннего подкопа.       В трубке слышится басовитый смешок: - Так точно, босс.       Выбор был не велик.       Довериться Хайдериху и плыть по течению.       Довериться Джейму – и также плыть по течению.       Положив трубку, я переключаюсь на другую камеру, следя за перемещением Аджи и Хайдериха.       Я никогда не нанимал людей вслепую. Но сейчас, хотел я того или нет, меня ждала именно слепая встреча.       Та скудная информация, полученная от Хайдериха, рисовала в голове крайне поганые перспективы. У меня не было опыта взаимодействия с чистильщиками, я понятия не имел как с такими людьми обговариваются условия контракта, какой именно заключается контракт, заключается ли он вообще.       Чего я точно не собирался делать – так это спрашивать у Хайдериха.       После того, как я озвучил сжирающие меня сомнения после встречи с его бывшим любовником, он упрямо заявил, что я накручиваю себя. Какими бы комплементами он ни сыпал в ту ночь, я ясно ощущал: аргументация Хайдериха была предвзятой, подпитанной непонятным интересом лично ко мне, а не как к контрактнику.       Джейм не сможет найти нужную мне информацию такого уровня так быстро. Не с теми связями, что сформировались за последние года.       Я сомневался, что смог бы и Ник.       В углу экрана появляется уведомление о новом письме от Франческа. Я достаю очки, щелкаю на уведомление.       «Заезжал Ник, выглядел ужасно злым и взбешенным. Утешил как мог, больно жаль его стало, так и норовил то ли слезу, то ли мне кровь пустить.       Две недели вычищал косяки в сборке, похоже, мне понадобится дозакупка материалов, мои – всё.       Перепаял несколько соединителей: должно решить проблему с амортизацией.       Корпус и сердцевину заменил: автомейл стал легче (будет непривычно, смотри не размахивай, как ветряная мельница, ты быстро привыкнешь), внутреннюю полость покрыл дополнительным слоем защитного состава, ударопрочность оценишь не сразу (знаю я, как ты любишь ловить правой рукой пули и ножи).       Обмер не нужен (все еще веришь, что человек растет до двадцати семи включительно?). На состыковку приезжай в субботу, лучше утром, лучше с едой – моя закончилась, лучше не один, ок?       P.S. Захвати немецкую овчарку, ок?       P.S.S. Разбил телефон, пока запаивал запястье. Это не намек.       На веки твой, Франческ-Солнышко».       Ну наконец-то.       Я с удовлетворением перечитываю сообщение еще раз.       Из-за временного автомейла я отказался от стрельбища – запястье без должного укрепления не справлялось с крупным калибром, которым я пользовался на постоянной основе.       Два-три дня на восстановление, плюс день в качестве запаса – и можно будет спокойной использовать руку не боясь, что отдачей вывернет плечевой сустав.       Я владел обеими руками в равной степени, но стрелять все же предпочитал преимущественно с правой руки. В левой было недостаточно силы для крупнокалиберного.       Вернувшись, Аджи традиционно заглядывает в кабинет, коротко постучав перед этим в дверь: - Босс, мы вернулись. Сделать чего-нибудь? Кофе? - Не нужно, спасибо. – Я смотрю на время и закрываю ноутбук. – Что выбрал?       Он с готовностью улыбается, открывает дверь шире и принимается перечислять.       Ему нравилось, когда я интересовался о том, что он выбирал из еды: он чрезвычайно вкусно рассказывал, подробно перечислял, что было в меню и выглядел при этом так воодушевленно, что я не мог сдержать улыбки.       Слушая, сколько всего он берет за раз, я тихо удивлялся его худому, почти изящному телосложению и узкой талии.       Хайдерих терпеливо маячил за спиной Аджи, выжидая, когда я выйду. - И как в тебя столько умещается? - Разве это много? – он округляет глаза. - Когда-нибудь ты лопнешь. - Зато лопну сытым и счастливым!       Я фыркаю и стучу себя по скуле: - Аджи, у тебя на щеке рис.       Он подскакивает к своему столу, впивается в зеркало: - Какой еще… О боже! - Что, интересно, тебя так увлекло, что ты вернулся весь в еде?       С тихим мучительным возгласом он с остервенением оттирает подсохшие остатки: - Что, что, еда! Я поздоровался со столькими людьми, и никто мне слова не сказал! – жаловался он.       Хайдерих старательно делал вид, что сам только что заметил. - Развлекайся. Я уехал. Все звонки до завтра, если что-то срочное – переводи на мой личный. И еще. Закажи Франческу новый телефон. Утром в субботу я еду на сборку.       Вооружившись влажной салфеткой Аджи утвердительно бурчит под нос, не отвлекаясь от зеркала.       В машине Хайдерих бросал на меня прощупывающие взгляды в зеркало заднего вида, а стоило посмотреть в ответ, как сразу же делал вид, что сосредоточен на дороге. - Спрашивай уже. - Господин, - поняв, что его поймали, все же подает голос, - у вас часто случаются диверсии? - Нечасто. - Похоже, вы успели привыкнуть к ним. Вы нейтрально отреагировали на недавний подрыв в Штабе. – Поясняет он. – Ваш кабинет едва уцелел. - Хм. – Я отвлекаюсь от планшета. – Я не один год знаю Комеручи и знаю, что от него можно ожидать. Он вспыльчивый, звереет с полуоборота, но при всех своих недостатках его темперамент не перечеркивает того факта, что я долгое время успшно работал с ним.       Ко всему прочему, мне предстояло сообщить ему, что я разрываю наше партнерство в одностороннем порядке.       Неразрешенный конфликт в прошлом привел к нас обоих к взаимной неприязни. - Я не защищаю его. - Я ничего не сказал, господин Эдвард. - И не нужно было – у тебя на лице всё написано. – Я устало перевожу плечами, разминаю ватную шею. – Отвечая на твой вопрос: любому терпению приходит конец. - Почему вы не упомянули о подрыве, когда разговаривали с ним?       Я блокирую планшет: - А был смысл? – на короткий миг я обдумываю, что хотел сказать дальше.       Так ли уж важно, говорить об этом? - Он не был таким раньше. Но так вышло, что теперь ему проще рубить с плеча.       Такие люди как Ник прямому, откровенному разговору предпочтут молчать до самого конца, экранируясь от внешнего мира агрессией и высокомерной гордостью. - Так что, считай, что я привык к диверсиям.       Он был заинтересован, был вовлечен, целиком и полностью разделял мою цель и стремления.       Я знал это, когда подписывал партнерство, когда долгими ночами до самого утра обсуждал с ним совместные планы на дальнейшее развитие производства, увеличение поставок, повышение процента его акций.       Глядя в его серо-зеленые, проницательно-насмешливые глаза обходительного мерзавца, я костями чувствовал, что это мой человек.       Надменный, беспринципный, он обладал тем самым качеством, что я так ценил и уважал. Он был несгибаемым и волевым упрямцем. Несмотря на его дерьмовый характер, Ник был человеком слова.       И в конечном итоге всё привело к тому, что между нами выросла стена отчуждения.То я, то он норовили укусить друг друга побольней, больше не размениваясь на душеспасительные диалоги за бутылкой виски. - Господин Эдвард, как вы познакомились?       Я утыкаюсь отсутствующим взглядом на проносящиеся за стеклом заснеженные улицы: - Наткнулся на него во время стажировки в Висконсине. Услышал, как он скандалил с продавцом в сырной лавке, - я криво улыбаюсь, - мне стало любопытно, приезжий он или уроженец.       Залитая горячим солнцем узкая улочка, чистейшее небо без единого облака. Чужой город, погруженный в буйную, пышную зелень деревьев, источающий душный запах нагретых цветов и травы.       Маленькие, слегка вытянутые к внешним уголкам глаза сверкали возмущенным гневом, длинная линия высокомерно изогнутого рта, шляпа-федора, отглаженный костюм, не подходящий для носки в жару, а в руках – огромный черный медведь, перевязанный вокруг пушистой шеи алой атласной лентой, подрагивающей от слабого порыва ветра. - А я говорю, что запах должен быть каким угодно, но не таким! Взгляните! Да у вас все куски потемнели с краю! - Уважаемый клиент, как вы смеете, да еще и при покупателях! Я настаиваю, товар исключительно свежий! Что за манера у туристов, не разбираясь сразу клеветать?!       Тучный продавец, судя по возмущенно побагровевшему лицу, являлся хозяином небольшой лавки. На его пухлой, влажной от скатывающегося с лица пота, шее пробивалась пульсирующая вена. Он едва сдерживался, чтобы не накинуться с кулаками на дерзкого «туриста». Открытую дверь с колокольчиком подпирал стул. Их бурные крики расходились по всей тесной улице. - Да что вы говорите? Я прекрасно знаю, как должен пахнуть и выглядеть «исключительно свежий» кусок конкретно этого сорта! Дурака из меня делать не надо!       Затихающее эхо прошлого растворялось в реальности, оставляя после себя горький след воспоминания.       Тогда всё было по-другому.       Совершенно всё.       Проглотив ком в горле, я был не в силах продолжать.       У него была дочь четырнадцати лет. Рыжеволосое, голубоглазое нечто, вечно лезущее под руку и выпрашивающее больших медведей на каждый день рождения. А за те года, что еще говорить и осознавать себя не умела, она выпрашивала двойную компенсацию.       Ник любил её больше жизни, и когда её забрала болезнь, он стал другим человеком.       Я же не смог его поддержать, облегчить хоть сколько его горе. Он не позволил, а я не сумел найти способ, побоялся лезть не в свое дело, решил, что он справится, как справился когда-то я.       И сейчас я сделал то же самое, что несколько лет назад. Я просто заменил его на Беронелли, в очередной раз побоявшись встретиться с проблемой лицом к лицу.       Я не хотел провоцировать очередные вспышки ярости у Ника, не хотел выяснений отношений. Хотелось, чтобы всё было просто и понятно, как тогда, в Висконсине. - Слышал, он потерял близкого человека, члена семьи.       Я трудно киваю, в горле подобно рыбной кости стояли не выговоренные слова. - Вы никак не могли повлиять на это, господин. – С мягким спокойствием говорит Хайдерих. – Если это стало причиной вашего разлада, вы не смогли бы повлиять на естественный ход жизни и времени.       Так ли это?       Я был на похоронах, я предложил свою помощь, я не лез с соболезнованиями. Меня с горчащей желчью на языке мутило от одной только фразы «Мои соболезнования».       Я не настаивал, когда он отказывался от помощи, не названивал ему, не стоял под дверью. Терпеливо пережидал, когда он в беспамятной ярости до кровавой пелены в глазах лупил меня кулаками в плечи и грудь, а потом затихал, вцепившись обеими руками в свои волосы.       Я ждал, когда его отпустит.       И оказался законченным идиотом, который был уверен, что Ника когда-нибудь отпустит. Что он сможет взять себя в руки, как это когда-то сделал я, вырвав из себя кусок живой плоти.       Вместо ярких, насмешливо-наглых глаз я видел остывшую, холодную усмешку, человека, которого отныне заботили только деньги.       Я глубоко вдыхаю, выдыхаю, возвращаюсь к планшету.       Его горе от потери переросло в жгучую ненависть и отторжение. Я был согласен стать для него тем, на кого он мог направить свою ярость.       Хотя бы так, у него будет стимул продолжать жить.