Prompt Fills

      Дэдпул может регенерировать. Это довольно хорошо известный факт, что попытки убить его, будут лишь его раздражать — они могут даже не замедлить его. Питер уже видел такое; мышцы срастались, кости с треском вставали на место — иногда с небольшой помощью — кожа и вены стягивались вместе, и оставался только… Уэйд. До сих пор в шрамах, все еще сломан, но… целый. Настолько целый, насколько он только может быть.       То, что у Уэйда не может регенерировать, так это раны, которые находятся гораздо глубже. Те, которые не проявляются физически. Те, которые не имеют шрамов, но они разодраны, зияющий раны, наливающиеся болью и агонией настолько, что Питер иногда удивляется, как Уэйд продолжает идти, являясь какой-то херней с неустойчивой психикой и боксерской грушей всей вселенной.       Сказать, что у Уэйда темное прошлое — ничего не сказать, его размер заставляет у Питера дрожать колени, когда он об этом думает. Питер может взять любую ужасающую вещь: пытки, жестокое обращение, пренебрежение, суицид, депрессия, маразм, предательство, ненависть к себе, изнасилование… все это и даже больше. Уэйд сломлен, и Питер не единственный, кто видел все эти трещины и недостающий куски, и все еще любит его, Питер знает, что он единственный, кто остался. Питер не был уверен, что Слепая Эл имеет значение, пока не узнал, как она с Уэйдом познакомилась.       Несмотря на это, даже в те дни, когда Уэйд поглощается этим, он все равно встает утром. Он все еще громко и фальшиво поет в душе, все еще готовит для Питера столько блинов, сколько съесть они даже не надеются, все еще пялится в телевизор и говорит самые несексуальные глупости в постели. Он все еще продолжает идти.       Питер не знает, откуда он берет мотивацию. Голоса ему, конечно, не помогают, и пока Уэйд уверяет Питера, что они сейчас стали тише, Питер все еще видит плохие дни. Он по-прежнему видит обиду и боль, и пока он не пришел домой к крови разбрызганной по стенам, он все еще удивляется как. Конечно, бывают плохие дни, но какие дни хорошие? Как Уэйд это терпит?       Он чувствует губы на его плече и руку на бедре, тепло просачивается сквозь простыню, и Питер чувствует кожей холод везде, где нет Уэйда. Он вновь прогибается назад, в тепло тела Уэйда, заинтересованно мурлыча, пока Уэйд целует его плечо и шею.       — Доброе утро, малыш, — прощебетал Уэйд еще хриплым ото сна голосом, но не менее взволнованным даже в такую рань.       — Доброе утро, Уэйд, — бормочет в ответ Питер, прижимаясь к Уэйду и чувствуя себя пиявкой, высасывающей его тепло.       Уэйд смеется, и Питера снова осеняет мысль: «Как? Как он может быть таким счастливым, когда…»       Руки Питера обнимают Уэйда, и он думает, что пока Уэйд восхищает его, и Капитан Америка, и Железный Человек, и каждый отдельный супергерой, на которого он бы хотел быть похож, героем Питера должен быть только Уэйд. Не Дэдпул, но человек, который все еще поднимается, все еще продолжает идти.