Люди

Я люблю наблюдать за людьми, вглядываться в серовато-пепельные от страха быть одинокими лица. Люди едут в метро, пряча друг от друга глаза. Люди прячут нос в чашку кофе, прячут руки, поджимают под себя ноги, втягивают голову. Они хотят сокрыться от назойливой толпы. Но одиночества бояться. Странные они — эти люди. Они всегда нацелены на то, что их обманут, предадут, разобьют их хрустальные сердца. Они сами торопятся прийти к этому страшному заключению, ничего не выясняя и не уточняя, потому что доверять другому — страшно, если доверяешь — становишься уязвимым. Само слово «доверие» кажется им глупым. Но верить людям безумно хочется, особенно женщинам, поэтому они отдаются таким же одиноким прохожим, хватаясь за хрупкую соломинку счастья, отдаются на несколько часов, чтобы почувствовать лихорадочно бьющееся в груди сердце и гул крови в ушах. Словом, люди хотят чувствовать жизнь. Только вот странно они ее ощущают. Я смотрю на прохожих, вдыхаю, впитываю щекочущие нос ароматы: женских духов, недопитого, утреннего кофе, мятного чая, детского смеха — и спрашиваю себя, почему, потерпев одну неудачу, люди не делают второй попытки. Ведь если они поведут себя во второй раз иначе, то и прошлого проигрыша могут избежать. Но человеку, потерпевшему поражение, проще сказать себе: «я так и знал» — и вернуться в свою надежную, безопасную раковину одиночества и недоверия. Люди не знают счастья, да они вообще ничего не знают. Допустим, что счастье — это способ восприятия окружающего мира. Тот самый пресловутый оптимизм, когда всегда есть куда хуже. Когда в любом негативном событии ты способен найти положительную сторону. Только не путайте оптимизм с прикладным идиотизмом. Не надо притворяться живым, когда лежишь на кафеле с перерезанным горлом. Маленькие, униженные человечки прячутся в коконы и бояться этих самых коконов-склепов. Они сами себя делят на «шахматистов» и «пешек». А пешки от чего-то бояться попробовать стать шахматистами своей жизни, поставив своему прошлому «шах и мат». Люди очень трусливые существа — создают внутри себя чудовище и всю жизнь его смертельно бояться. Люди не умеют жить без приказов. Обидели — обижаются, разозлили — злятся, радуют — радуются… покорно исполняют любые команды извне. Безропотно позволяют окружающему миру насиловать свои сердца и принимают это насилие как нечто само собой разумеющееся. Душа человеческая от такого обращения истрепывается в лохмотья. Может ли быть счастливой грязная рваная половая тряпка? Если тряпка не может — душа тем более. Но, будучи детьми, эти существа умеют жить и любить: ловят полураскрытым ртом леденящие и сладкие на языке снежинки, топают в новых сапогах по лужам, дуют от обиды губы, заливисто смеются и говорят правду. А еще… Эти маленькие люди много мечтают. Быть великими, сильными, счастливыми.. А потом они становятся взрослыми, которым почему-то вредно мечтать. Они становятся большими людьми-пешками, которыми управляют умные боги-шахматисты. Так пронзительно горько — вырывать надежды и чувства и взамен вкладывать раскалённые угли в скорлупе прекрасных планов, угли, которые им вручила взрослая жизнь руками очередного управляющего жизнями божка. Я не хотел бы, чтобы люди росли, потому что в детстве они живые и от них пахнет мечтой, а не страхом. Я хотел бы крикнуть им: — Чего вы боитесь?! Вас же много, вы сильные! Почему вы боитесь верить? Но я не могу крикнуть. Потому что у воздуха нет голоса, потому что они все равно не захотят услышать. Люди бояться самих себя. И спастись могут лишь сами.