О чём нельзя говорить

На приём удалось попасть только с пятой попытки. Твоя новая секретарь — извини, не запомнил её фамилию — сказала что-то о плотном расписании поездок «господина фюрера» по стране, почти круглосуточном графике работы и прочее. А у меня тоже не так много времени, чтобы тратить его на обивание порогов кабинетов. Вот возьму и уеду, не попрощавшись! И в следующий раз увидишь меня лет через двадцать, когда у тебя седые усы вырастут, как у экс-фюрера Груммана. Как там старик, кстати? Ведь ты изначально попросил его занять пустующее кресло главы государства, чтобы самому не тратить время на перебирание бумажек, а заняться действительно важными делами. Например, восстановлением Ишвара. Через три года Грумман был вынужден сложить полномочия из-за болезни. Кто бы мог подумать, что этот закалённый вояка в одночасье сляжет с инсультом? Вылечился, но страной ему больше не управлять. Не то здоровье. Про «не тот возраст» промолчу. Если бы не болезнь, седовласый пройдоха спокойно правил бы нами ещё лет тридцать. После отставки Груммана пришлось срочно вызвать из Ист-Сити тебя — единственного претендента, которому выразило доверие большинство военных и мирного населения. И вот ты уже год занимаешь самый роскошный кабинет в здании заново отстроенного Штаба в Централе — с хрустальной люстрой и двумя массивными столами из чёрного дерева, установленными буквой «Т». Вдоль длинного стола стоят красные стулья с мягкими сиденьями, а за твоим — кожаное кресло с высокой спинкой. Надеюсь, призраки прошлого не посещают тебя, когда ты вечерами корпишь над кипами бумаг при свете настольной лампы? Обитые деревянными панелями и выкрашенные в кремовый цвет стены украшают портреты предшественников, занимавших кабинет до тебя, в том числе и фигура Брэдли. Почему ты не снял изображение этого гомункула со стены? А, понял. По политическим соображениям. Кинг Брэдли — всенародный любимец. Согласно официальной версии, он «героически погиб» во время бунта в армии четыре года назад. Только ты, я, да ещё несколько наших друзей знают, что на самом деле вытворял этот «герой меча и алхимии». Пройдя по алой дорожке от дверей приемной, останавливаюсь, церемонно кланяюсь, а затем, опередив твой разрешающий кивок, плюхаюсь на ближайший стул и закидываю ногу на ногу. Как тебе это, господин фюрер? Фуражка со знаками отличия лежит на краю стола. А на твоих погонах четыре звёздочки… Заважничал, товарищ по оружию. Вечно занят, не подступишься. Да шучу я, шучу, Огненный. Разве кому-то может быть непонятно, почему тебя постоянно нет в столице? В отличие от предыдущих глав государства ты действительно делаешь много полезного. Аместрийцам повезло с тобой. Всё-таки ради меня ты соизволяешь ненадолго оторваться от чтения бесконечных документов и наложения резолюций. Бумаги отодвинуты в сторону. Медленно поднимаешь голову … Мелкие пылинки кружат в солнечном свете, льющемся из ближайшего окна. Лицо с лукаво прищуренными черными глазами наклонено вбок. Ты по привычке подпёр щеку рукой и смотришь на меня с многозначительной полуулыбкой. Надо же, у тебя красивые глаза … Блин, о чём я? Самому смешно. Четыре года назад ты смотрел на меня совсем по-другому. Лучше сказать, не глядел вообще, потому что искренне полагал, будто я никогда не смогу простить тебя за использование философского камня. Но к тому времени я узнал от доктора Марко, что ты, прежде чем позаботиться о себе, вернул капитану Хавоку возможность ходить. Силы камня могло и не хватить на вас обоих… Кто я такой, чтобы осуждать тебя? Перечислить снова все мои ошибки, начиная с одиннадцати лет? Думаю, не стоит. Много времени займет. Да ты всё знаешь. «Полковник, — сказал я тогда, — вы собираетесь восстановить страну и дать ей возможность увидеть счастливое будущее. Кроме вас некому больше справиться с такой задачей. Поэтому вам необходимы глаза». «Ты не злишься?» «Почему я должен злиться? Я не парень по имени Истина, который всех судит, просиживая штаны у Врат, и воображает себя самым мудрым, но сам при этом ничегошеньки не знает ни о жизни, ни о людях». Ты улыбнулся тогда. «Спасибо, Стальной». «Стального больше нет. Я Эдвард Элрик, брат Альфонса и сын Триши». «Да, но для меня ты навсегда останешься тем, кем был…» Этот разговор состоялся за месяц до моего первого отъезда на Запад. Потом было давно назревшее объяснение с Уинри, два года, проведенные за рубежом, возвращение домой, свадьба в Ризенбуле, на которой присутствовал и ты. Спустя полгода я снова покинул страну ради продолжения своих исследований. А сейчас вернулся. — Спасибо, что зашёл. Мне старший лейтенант Брэда и капитан Хоукай передали, какие интересные исследования тебе довелось проводить. Поделишься? — Я отсортировал бумаги и оставил у капитана Хоукай. Она вам их передаст, когда вы освободитесь. А если коротко — я привез проекты машин, которых нет в Аместрисе, а также описания современных строительных материалов. Пусть ваши конструкторы озаботятся воплощением этих проектов в жизнь. Честно говоря, я не вникал, меня больше интересовала западная алхимия. — И как на Западе обстоят дела с алхимией? — с неподдельным любопытством спрашиваешь ты. — По мнению жителей Запада, это лженаука. У них развиваются физика, химия, медицина, математика, география, но алхимия исключена из описанного ряда. — Странно. — Их некому было учить. К ним не приходили ни «Мудрец с Востока», ни «Мудрец с Запада». — И ты не показал им ничего нового? — Каким образом? — Прости, забыл. Мне до сих пор трудно представить тебя обычным человеком… Я задал нелепый вопрос. — Верно, — усмехнулся я. – Вы, может, и стали фюрером, но остались болваном, мой полковник! — Ах, ты заср… Да ну тебя, Стальной. Ведёшь себя, как ребёнок. Едва приметно улыбаешься, и мне почему-то так хорошо, что не хочется вставать и уходить, но времени остается все меньше. Пора на вокзал, а тебе — продолжать пыхтеть над устрашающей башней из документов. Ничего, успею хотя бы спросить о мадам Брэдли и Селиме. Кто знает, может, ты скрываешь истинное положение вещей, чтобы не поднимать панику? На вопрос об этих двоих, ты отвечаешь, что за ними до сих пор присматривают твои подчиненные. Пока ничего настораживающего за Селимом не замечено. Твоим словам можно верить, и я окончательно успокаиваюсь: — Выходит, с гомункулами покончено? Хорошо. Грид — единственный, кому стоило бы выжить. Они с Лингом составили неплохой тандем. Без них мы бы с Брэдли не справились. — Точно, — ты хмуришь брови и задумчиво потираешь подбородок. — Послушай, когда тебе после долгих странствий захочется осесть в Аместрисе… Не сейчас, а лет через двадцать, на меньший срок я не рассчитываю … Хочу предложить тебе работу в Штабе. — И чем я смогу быть полезен теперь, когда от Стального осталось только прозвище? — А твои знания? Станешь моим советником, будешь помогать в научных вопросах. Если захочешь проводить исследования, выделю тебе большую лабораторию, лучших ученых и назначу хороший оклад. Я громко хохочу, даже слезы на глазах выступают. Ты поджимаешь губы и кисло смотришь на меня. — Чего смешного? — Да я не над вашими словами … Помните, пятьсот центов? — Пятьсот двадцать, Стальной. — У вас отличная память. — Не жалуюсь. И что? — Мне вернуть деньги сейчас, или подождем, пока Ишвар будет полностью восстановлен? Ты начинаешь улыбаться. — Давай подождем, когда не только восстановим Ишвар, но у тебя и у меня родится по наследнику. Годится? Я удивлённо усмехаюсь, затем встаю, протягиваю руку и крепко пожимаю твою, протянутую в ответ. — Уговор. Теперь у нас обоих есть цель. Интересно, кто раньше станет мамой: моя Уинри или капитан Хоукай? Здорово, если ты уже сделал ей предложение! Капитан Хоукай любит тебя с тех времен, когда сама была лейтенантом. Нет, еще раньше: когда ты пришел к ее отцу обучаться алхимии. Капитан — проницательный человек. Однажды, беседуя со мной, она вдруг догадалась, что я влюблён в Уинри. Для меня самого тогда это явилось открытием. А ведь Хоукай-сан оказалась права: я любил эту талантливую девушку с золотыми волосами. Мой собственный брат был моим соперником, когда мы оба под стол пешком ходили … Кстати, надо рассказать, что Альфонс месяц назад сделал официальное предложение принцессе Ксинга! Если Мэй Чан согласится, а я в этом уверен, то люди Аместриса в некотором смысле породнятся с людьми Ксинга. Пусть Мэй не стоит у власти, но она — одна из двоюродных сестер Линга Яо, ныне правящего императора, а поэтому имеет непосредственное отношение к главе государства. К нам из Ксинга новости доходят долго: ведь чтобы привезти письмо, его надо отправить с караваном через пустыню. Возможно, мы однажды наладим телефонную связь, но это будет не скоро. Хотя, как знать. Знания с Запада могут помочь мне изобрести что-то… Пусть я вне сферы алхимии мало что умею, но мне лишь двадцать. Буду учиться и постараюсь сделать как можно больше полезного для Аместриса. Расставаясь, мы жмём друг другу руки. Ты обещаешь посмотреть мои записи, а я даю слово обязательно вернуться с новыми разработками, либо изобрести что-то самому. Через пару лет мы встретимся. Я тебя не подведу, но и ты не подведи. Мы договорились, что Ишвар к моему следующему возвращению должен быть восстановлен. Это вопрос чести для тебя. Выйдя из приёмной, осознаю с немалым изумлением, что если бы мы не встретились, я бы, наверное, уехал с тяжёлым сердцем. Вот что значит — долгое время работать с кем-то бок о бок. Ты для меня стал больше, чем просто командиром. Но зачем об этом говорить? Ты и так знаешь, Огненный.