Омертон

      Гермиона остановилась у большого арочного окна и прислонилась лбом к стеклу. На витраже теснились изящные изогнутые стебли с оранжевыми цветами и зелёными листьями на бледно-жёлтом фоне. Стебли ожили и зашевелились, пытаясь дотянуться до появившегося рядом с ними человека. Соприкосновение с холодным стеклом принесло временное облегчение. Нервный жар, охвативший всё её тело, медленно отступал. Сначала остудился лоб, потом прохлада опустилась на веки и перетекла на скулы, но руки всё равно предательски дрожали, в горле застрял тугой ком, а между лопаток появился холодный липкий пот. То, что она собирается сделать, вернее сказать, своему преподавателю, хоть уже и бывшему, выходило за рамки её благоразумия. То есть, выбирая между двумя вариантами: спрыгнуть с табуретки или с очень высокой скалы — она выбрала второй. Неблагоразумный. Скалу. И собиралась положить голову в пасть Вельзевула. О том, как произнести то, что она собиралась сказать, Гермиона долго не раздумывала. Это было самое простое в её плане; сложная часть состояла в том, чтобы решиться. Она просто спустится в подземелья, пройдёт в его кабинет, встанет напротив и скажет. Ничего сложного. Нужно разрубить этот не дававший ей покоя эмоциональный узел одним махом. Выслушать его брань, хотя, скорее всего, её выкинут из кабинета раньше, и покинуть школу со спокойной душой и разбитым сердцем. Засевшее в ней чувство раздирало её изнутри, и, возможно, если выговориться, станет легче. Ну хотя бы немного.       Чувство… Честно говоря, Гермиона долго пыталась понять, когда оно появилось в её сердце; прокручивала свои воспоминания, анализировала, но так и не смогла уловить момент его зарождения. Абсолютно точно не до их путешествия по лесам с Гарри и Роном. Тогда она была увлечена именно Роном. Хотя «увлечена» — это не совсем верное определение её чувств. Война перевернула всё с ног на голову. И любовь к другу, который со временем стал и братом, воспринималась как любовь к мужчине. Но мирное время сразу расставило приоритеты по местам. И не только для неё, Рон тоже понял — они друзья.       Тогда когда? Когда её накрыли чувства ко взрослому мужчине, к её преподавателю? Когда она вернулась за телом, а нашла его ещё дышащим, с еле-еле теплившейся жизнью? Когда тащила его к Помфри или когда они с Поттером отбивали его у авроров? Когда не отходила от него в Мунго? Откуда взялась эта любовь, если, сколько она себя помнила, ничего, кроме уважения, к этому магу не испытывала? Снейп прогнал её, как только очнулся, и в следующий раз Гермиона увидела профессора только на своём восьмом курсе. Может, тогда?       Весь год он сторонился их с Поттером как прокажённых, лишь один раз удостоив Гарри разговора — и всё. С ней он вообще, кроме тем, касающихся своего предмета, ничего не обсуждал, и даже такое общение было редкостью. Что же щёлкнуло в ней, запустив столь сильные эмоции, что она, вопреки здравому смыслу, следила за Снейпом, ловя каждое его движение, каждое слово и взгляд? Гермиона медленно вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. Какая разница, когда сам факт уже не подлежит сомнению? Любит и всё, вопреки себе и всему. Незачем тянуть. Будет, конечно, неприятно, в этом она не сомневалась, но раз решила, то нужно пойти и сделать. Пластырь с раны следует сдирать одним движением, а не растягивать удовольствие. Спустившись в подземелья, Гермиона постучала в тяжёлую дубовую дверь. Тихое «войдите» почему-то прозвучало как приговор. Глубоко вздохнув, чтобы хоть немного унять бешеное сердцебиение, она потянула дверную ручку.       — А, мисс Грейнджер. С чем пожаловали? — на лице Снейпа промелькнуло удивление, но Гермиона была так занята своим страхом, что не заметила этого.       — Я хочу вам кое-что сказать, сэр, — ответила она дрогнувшим голосом.       — Разве вы не должны собирать вещи, чтобы, наконец, покинуть это заведение?       — Мои вещи уже собраны.       — И это не может не радовать. Я удивился, когда вы вернулись на восьмой курс, но, слава Мерлину, мы пережили и это. Ну, давайте, удивите меня на прощание, — равнодушно протянул он.       — Я люблю вас.       Гермиона смотрела на Снейпа, следя за выражением его лица.       Северус же сидел с абсолютно отсутствующим видом. Казалось, ещё немного, и он начнёт зевать, — до того ему скучно и неинтересно.       — Повторите?       — Я люблю вас, — громко произнесла Грейнджер.       — Занятно. То есть вместо того, чтобы в компании своих дружков спешить к поезду, который, наконец, увезёт вас отсюда в удивительный взрослый мир, вы решили спуститься сюда и осчастливить меня?       — Нет, сэр.       — Тогда что? Может, вы рассчитываете, что я сейчас расчувствуюсь, брошусь к вашим ногам и буду клясться в ответных чувствах? — Снейп откинулся на спинку стула и окинул её безразличным взглядом.       — Нет, сэр.       — Я не могу всё время задавать вам наводящие вопросы. Всё пройдёт намного быстрее, если вы перейдёте к полным ответам, выскажетесь и закроете дверь с той стороны. Но я попробую ещё раз. Зачем вы здесь? На что вы рассчитывали? Или вы думали сразить меня своей неземной красотой? Уверяю вас, это бесперспективно. Смотреть абсолютно не на что.       Гермиона сцепила руки за спиной, чтобы Снейп не заметил, как сильно они дрожат. На светлые эмоции с его стороны она не рассчитывала, но и к ядовитым замечаниям не готовилась, потому что не думала, что диалог состоится. Да и в принципе к ядовитым комментариям подготовиться невозможно. Противоядия от его сарказма не существует. В мыслях она представляла, что после фразы «я люблю вас» её просто выкинут за дверь. Но, видимо, Снейп решил развлечься за её счёт. Он откровенно травил её. Причём позволял себе намного больше прежнего. Реплики относительно её внешности — это уже не просто переход на личности, это удары ниже пояса. Его больше не сдерживало правило «учитель — ученик», он был свободен от школьного устава, а значит, мог бить в любое место и с той силой, какой хотел. Хотя, вспомнив свои бобровые зубы и его комментарии, Гермиона поняла, что он и раньше не особо придерживался устава. От каждого его слова сердце болезненно сжималось, а ведь он, судя по всему, только начал проходиться по ней.       — Я надеюсь, — продолжал он, — что за этим нелепым признанием не последует ничего большего? Боюсь, я не переживу, если вы вздумаете облагодетельствовать меня собой. Что же вы молчите? — участливо поинтересовался Снейп.       — Я не… — Гермиона запнулась. — Я не собиралась предлагать вам себя.       — И слава Мерлину! Брать там всё равно нечего.       — Перестаньте! Прекратите поливать меня своим сарказмом! — Гермиона никогда не прятала голову в песок, но сейчас её впервые в жизни посетило такое желание.       — Это не сарказм, мисс Грейнджер, а плохо скрытое презрение. На что вы рассчитывали, спускаясь ко мне? Чтобы привлечь мужчину, мозга недостаточно. Внешняя красота тоже должна присутствовать, грудь не помешала бы. — Его взгляд мазнул по груди ведьмы и опустился ниже. — Бёдра… В конце концов, элементарная женственность! А у вас в наличии только угловатость шкафа. Но вы продолжайте, любите вы меня, и что дальше? — Снейп поставил локти на стол и положил подбородок на сцепленные пальцы. — Пригласить, может, куда хотите? Свиданий? Интима? А может, вы в своих фантазиях уже до узаконенной ячейки общества дошли с проживанием в уютном коттедже? Вынужден вас разочаровать, за последнюю неделю вы пятая, кто, обмазавшись розовыми соплями, клянётся мне в любви. Я не могу с каждой соплячкой семью строить!       Гермиона поморщилась. Контролировать свою мимику, как делает это Снейп, она не умела. Она ни на что не рассчитывала; нужно быть полной идиоткой, чтобы действительно что-то там напридумывать себе. Она пока не полная, а просто идиотка, потому что решилась прийти… Гермиона почувствовала небольшой прилив храбрости, видимо, открылись какие-то доселе неизвестные ей резервы: вряд ли он сможет сказать ей что-нибудь ещё более ужасное, чем то, что она уже услышала о себе.       — Я просто сказала вам о своих чувствах. Каждому человеку приятно знать, что его любят.       — Да что вы говорите? — Снейп изобразил на своём лице неподдельное удивление.       — Я у вас ничего не прошу, ни на что не рассчитываю. Я просто хочу, чтобы вы знали: на этой земле есть человек, которому вы небезразличны. К которому вы можете прийти, если у вас что-то случится, и вас, по крайней мере, выслушают… и помогут, — добавила Гермиона.       — Мисс Грейнджер, если у меня что-то случится, обещаю вам, вы будете последней, к кому я обращусь. И забудьте тот бред, что вы себе напридумывали. Вы слишком юны, чтобы знать, что такое любовь. Не нужно выплёскивать свои детские фантазии на ни в чём не повинных людей. К тому же у меня есть принципы: например, я никогда и ни за что не связываюсь с гриффиндорскими соплячками.       — Я не ребёнок. Война заставляет рано взрослеть, сэр. А принципы нужны, чтобы их нарушать, иначе какое от них удовольствие?       — Давайте без патетики? То, что вы с дружками год шатались по лесам, не делает вас взрослой. И доказательство тому — ваше присутствие здесь и ересь, вылетающая из вашего рта. С этим идите к Поттеру и Уизли. Я смотрю, ваш первый испуг прошёл, вы решили, что можете завести со мной дружескую беседу и раздавать детские советы. Если это всё, закройте дверь с той стороны.       Гермиона закусила губу. Возможно, это глупо и неуместно, возможно, она выглядит нелепо и её слова кажутся ему детскими, но она только что поняла — это не всё! К его сожалению, ещё не всё. В конце концов, она только что пережила довольно большое унижение, и теперь ей нужна компенсация. За каждое его уничтожительное слово.       — Есть ещё кое-что, профессор.       — Я больше не ваш профессор.       — Есть ещё кое-что, мистер Снейп, — поправилась она.       Чёрная бровь Северуса взлетела вверх. Конечно, удивление было притворным. Гермиона прекрасно осознавала, что вся эта ситуация его не трогает: она даже не удостоилась его знаменитого раздражения; даже оскорбляя её, он был предельно безразличен.       — Ну давайте, попробуйте удивить меня ещё раз.       Голос был всё таким же скучающим.       — Долг жизни, — чётко произнесла она.       — Решили напомнить, как вытащили меня из Визжащей хижины, или хотите, чтобы я погасил его?       — Второе.       Что-то такое промелькнуло на его лице… Похоже, ей всё-таки удалось, пусть всего на миг, но озадачить Снейпа. Но он быстро взял себя в руки, видимо, не ожидая от неё ничего сверхъестественного. Действительно, что может попросить зубрилка Грейнджер — ученичество? К сожалению, нет, это не то, что её интересовало. Снейп встал из-за стола, подошёл и остановился напротив Грейнджер.       — Однако! Очень интересно, на что вы сейчас его потратите. Надеюсь и уповаю, что не попросите меня дефлорировать вас. Лучше сразу умереть.       — Не волнуйтесь, сэр, жить будете.       — У меня даже от сердца отлегло. Ученичество у меня?       — Нет.       — Мне стало ещё немного легче. Я весь внимание, мисс Грейнджер.       — Поцелуйте меня.       Гермиона попыталась мило улыбнуться, но должного эффекта не произвела.       Следующие несколько секунд она находилась под расстрелом его взгляда, полного праведного и молчаливого возмущения. Снейп долго и беззастенчиво разглядывал её, словно испортившийся ингредиент, ни на что больше не годный. Насколько она понимала, её просьба переходила все границы дозволенного относительно его личного пространства; даже своим признанием в любви она вторглась в него не так далеко, как сейчас.       — Как вам будет угодно, — просто ответил Снейп, удивив её тем, что не стал спорить. — Однако, хочу заметить, вы могли найти моему долгу лучшее применение.       Гермиона приблизилась к Снейпу, встала на цыпочки и, положив ладони ему на плечи, прикоснулась своими губами к его сухим, тонким, поджатым губам. На это действие ей потребовались все внутренние резервы самообладания, храбрости и безрассудства одновременно. Отступить сейчас было бы трусостью — не перед ним, перед собой. Иначе зачем было сносить всё, что было сказано в её адрес десятью минутами ранее?       Притянув Грейнджер к себе, Снейп запустил пальцы в её кудри и вовлёк в поцелуй. Вторгаясь языком в её рот, он нещадно сминал её губы. В этом поцелуе не было и намёка на нежность, он лишь давал то, о чём его просили, терзая податливый рот. Гермиона еле стояла на ногах, от нахлынувших эмоций колени подгибались, и ей приходилось крепко цепляться за плечи Снейпа, чтобы не упасть. Анализировать, почему он так легко согласился, она будет потом. Сейчас Гермиона ловила каждое его движение и прикосновение, стараясь сохранить их в памяти.       Почувствовав, что Грейнджер не хватает воздуха, Северус отстранился, с интересом разглядывая стоящую перед ним ведьму: глаза широко распахнуты, щёки горят, дрожащие пальцы теребят припухшие губы. Девчонка явно не ожидала добиться своего и теперь не знала, как реагировать.       — Долг погашен?       — Да, сэр.       Развернувшись на каблуках, Гермиона покинула класс, аккуратно прикрыв за собой дверь.       Услышав мягкий щелчок замка, Северус устало провёл ладонями по лицу: «Глупая ведьма. Нашла, кому вручить сердце. Ничего, жизнь ума прибавит и полечит от детских иллюзий».