Не изменишь

      Чонгук, наверное, обходит большую часть универа, но Чимина нигде нет. Тот, скорее всего, ушёл куда-нибудь с друзьями, и появится перед конкурсом, а это немного даже обидно. Впрочем, он сам виноват. Тогда они поговорят потом, пока что ему нужно хотя бы забрать свою гитару, портфель и все принесённые вещи. Тэхён его решением и удивлён, и вроде горд одновременно, но это явно не то, на что он, вообще-то, намекал.       Чонгук возится в гримёрке, закрывает рюкзак и подхватывает гитару, собираясь комнату уже покинуть, пока толпа участников не навалила сюда, но тормозит, оглядывается по сторонам, проверяя, всё ли забрал, и еле успевает от открывшейся двери отскочить. Чимин заходит забрать микрофон, а Чон радуется этому очень, выдыхает облегченно и делает шаг навстречу, деликатно покашливая и обращая на себя внимание. — Чонгук? — у Пака в глазах на секунду одно обычное удивление, но оно сменяется ехидством за считанные секунды. — Струсил? Я как услышал, что ты с конкурса снялся, не поверил. — Так поверь, я ухожу из соревнования. — Ты редкостный дебил, Чонгук. — Пак хмыкает, но во взгляде ни грамма сожаления. — Слабак. — Ну, теперь победа твоя, радуйся. — Она бы и так была моей. — Вот видишь. — Это очень глупый поступок, святоша. Я честно не ожидал от тебя такого маразма. Остался последний день, нужно было хотя бы выступить. Ты творишь какую-то херню, но мне, если честно, всё равно. — Я всего лишь расставил приоритеты, Чимин. И этот конкурс оказался мне не нужен. — И что тебе нужно? — Ты. — Чимин дёргается, смотрит непонимающим взглядом и собирается бросить в ответ уже какую-нибудь колкость, посмеяться и уйти, но Чонгук хочет попрощаться по-нормальному. — Ты оказался важней, всё просто. — Что за херню ты городишь. — Мы с тобой встречаемся, вообще-то, Чимин. По крайней мере, встречались. Сейчас мы забыли о существовании друг друга из-за какого-то обычного конкурса. Ну, мне вовремя напомнили, и я сделал свой выбор, Чимин. Я не хочу здесь побеждать, не хочу терять тебя, для меня это всё не так уж и нужно. Несбывшаяся мечта ранит меньше, чем потеря любимого человека… Только я не уверен, что я сейчас не теряю всё сразу.       Чимин смотрит ошарашенно, молчит и не знает, что говорить и как себя вести. Такие вещи не обрушивают на голову, когда все твои мысли заняты другим. Их обычно замечают, а не упускают из вида, как делали это они. Чимин в полнейшей растерянности, у него не сходятся планы, поступки и собственные мысли. Чимин не понимает, чего хочет он сам.       Чонгук следит за ним пристальным взглядом и то, что он видит, ему не особо нравится. Это тот самый вариант, о котором он и думал: слишком поздно спохватился. Чонгук, конечно, проверит, но исход проверки ему очевиден. Он подходит к Паку вплотную, мягко прислоняет ладошку к щеке и наклоняется, собираясь Мина поцеловать. Но тот от поцелуя увиливает, голову отворачивает и отходит на шажок, поднимая на Гука растерянный взгляд. Чонгук хмыкает: он этого и ждал. Все его худшие опасения подтвердились. — Я понял тебя, Чимин. — Чон улыбается слабо и с грустью в уголках губ. — Пока ты будешь выступать, я заберу свои вещи, ок? Когда вернёшься, меня уже не будет. Удачи тебе, Мини. Я не сомневаюсь в том, что ты добьёшься всего, о чём так мечтаешь. — Чонгук… — И я люблю тебя, Чимина. Как бы глупо это сейчас не звучало, но всё ещё. Действительно удачи тебе.       Финальная улыбка выходит гораздо более уверенной и даже искренней, ведь Чонгук желает Мину только самого хорошего, без издёвок и насмешек, от самого сердца и души. Чонгук не хочет, чтобы их последняя встреча оставила в его памяти что-то плохое, он хочет чувствовать всё то, что к Паку питал ранее с примесью горечи от расставания. Чонгук не хочет портить моменты.       Он негромко хлопает дверью и уходит, смазано улыбаясь Хосоку, который пришёл их, вообще-то, поддержать, и покидает зал, оставив многих в недоумении. Вслед ему сыплются шепотки и непонимающие взгляды, но Чону всё равно, он для себя решение принял.       А вот Пак без понятия, что ему делать и как поток мыслей на нужной остановить. Чимин оседает на кушетку и глубоко вздыхает, растерянным взглядом окидывая помещение. Слова Чона до сих пор звенят в голове, а сердце гулко бьётся о рёбра, и отчего-то больно, хотя Чимин знает отчего.       В гримёрку забегает ведущий, просит быть готовым через пару минут и желает удачи, Чимин лишь кивает в ответ и шумно сглатывает. Если он артист, то должен в любом состоянии выйти на сцену. А если просто студент, который пытался и теряет кого-то в своей жизни, то… Чимин встаёт со своего места и дёргает дверь на себя, выходя к остальным участникам и пристраиваясь сзади. Он просто должен, нет смысла думать над решением, оно на самом деле только одно.

***

      Чонгук возится в вещах и старательно складывает свои. На самом деле торчать тут он не видит смысла, вот только не хочется так быстро эту квартиру покидать. Здесь было столько всего, что оставить невозможно, но и с собой забирать нельзя. Все воспоминания, моменты, их нежность, ссоры и страсть. Здесь был их маленький мир на двоих, и Чон должен оставить от него ключ и покинуть молча и без лишних истерик.       Люди расходятся. Чонгук понимает это, в конце концов, эти отношения у него не первые, Чон знает про расставания и чувствовал их боль на себе. Но сейчас… Нет, его не разрывает, не сжимается больно сердце и плакать не хочется совсем. Чонгук просто не чувствует себя. Он всё ещё в этом мире, собирает себя по кусочкам и готовится выйти. Чимина там уже нет, а Чонгуку нельзя его подождать.       Он откровенно говоря чувствует себя опустошённым. Ощущение, что всё происходит во сне, что всё это неправда, что… Так много причин. Чонгук не хочет этого всего, но у него нет, к сожалению, выбора. Нет, он, конечно, мог бы Чимина насильно с собой утащить, устроить разборки и постараться в нём что-нибудь вызвать, но зачем заставлять? Он просто решил разойтись мирно, к чему причинять больше боли близкому для тебя человеку. Да и принуждать Чимина к тому, что тот сам не хочет, нет смысла.       Чонгук складывает вещи в чемодан, с грустной усмешкой замечая, что их тут столько, что возвращать их обратно к себе не хочется. Им тут самое место, рядом с теми, которые принадлежат Чимину, на этих самых полках, вешалках и шкафах. Они должны тут висеть. И эта мысль настолько тяжёлая и тянущая, что Чонгук готов их просто тут оставить, не желая нарушать созданную идиллию. А ещё они всё в таком же порядке. Вероятно, Чимин их складывал на полки и следил за тем, чтобы ничего лишнего не было. Он, кажется, осознанно или нет, но заботился, и это тоже очень грустно. Чонгук не понимает, как мог так ослепнуть на время.       Не в его характере прощаться с мебелью, но Гук сожалеющим взглядом окидывает их кровать, проводит рукой по спинке дивана и долго стоит на кухне, не понимая даже, что тут ценней. Здесь столько много их самих. Тоска накрывает с головой, Чонгуку начинает тут находиться всё тяжелее, а моральное состояние пошло в минус. Стоит побыстрее всё собрать и уже уйти. Так не может больше продолжаться.       Чонгук вроде всё основное забрал, остались лишь мелочи, которые, кажется, забрать было бы хуже всего. Но он хочет ничего не оставить: это будет Паку мешать жить дальше. Ему бы тоже мешало, но у него дома из Чиминовых вещей только, кажется, забытая футболка и всё. Странно, что он это помнит. Чонгук идёт снова на кухню за своей чашкой — не стоит, наверное, оставлять и этого тоже. Она ему не дорога, но это тоже может что-то да испортить.       Чонгук зависает на время, снова что-то вспомнив, и пропускает щелчок двери, совсем погрузившись в мысли, отчего вздрагивает, когда оборачивается и видит Пака, облокотившегося об косяк. Чонгук виновато улыбается, чувствует усилившуюся тяжесть, и собирает все мысли, быстрее возвращаясь в реальность. На кухне почти темно, лишь свет от улицы, но видно всё равно. Эмоции Чимина, может, не совсем, но тут явно не вина света. — Я почти всё, Чимин. Ещё пять-десять минут и я уйду. — Можешь не торопиться. — Фестиваль уже закончился? — Нет ещё. — Тогда что ты тут забыл? — Мы можем поговорить? — Можем. О чём ты хочешь? — О нас? — выходит неуверенно. Чимин попросту не знает, что теперь между ними, чтобы отвечать за слова. Может, за свои только, но они плохо опишут ситуацию. — О нас? — Чонгук, кажется, удивлён. — Нас больше нет, Чимин. — Есть. Если ты не уйдёшь, то будет. Мы существуем. — А ты хочешь, чтобы я не ушёл?       Чимин внезапно молчит, смотрит непонятным взглядом, и Чонгуку это молчание делает ещё хуже. Он усмехается как-то совсем грустно, ставит чашку на стол и лохматит волосы, отвернувшись. Он, кажется, совсем разбит, а Чимин непонятно зачем издевается. Либо нервы Чона просто накалены до такого состояния, что всё воспринимается болезненней, а Чимин тут совершенно не при чём.       Чонгук кидает взгляд в окно позади, как вдруг его талию обвивают чужие руки, крепко сжимая и прижимая к телу. Голова Чимина упирается ему в спину, специально наклонённая, а пальцы захватывают и ткань одежды, вцепляясь как-то совсем отчаянно. Чонгук не понимает, что происходит, но это селит какую-то надежду прямо в эту секунду, и, черт возьми, пусть он не ошибётся в ней. — Чимин? — Чонгук, послушай, — его голос, кажется, дрогнул. Вместе с ним дрогнуло всё внутри Чонгука тоже. — Давай не совершать ещё больше ошибок? Мы наделали глупостей, почему бы их не исправить, так? — Ты хочешь их исправить? — А ты нет? — Чимин отстраняется, даёт Чону развернуться в своих объятиях и боится, как и хочет одновременно увидеть эмоции на лице Чона. Тот смотрит внимательно и осторожно — боится понять его неправильно, — и не разворачивается полностью, упуская руки Чимина, съехавшие вовсе. — Скажи мне, Чимин, ты жалеешь? — О чём? — О прошлом. — Уточни, каком именно. — Есть то, что тебя устраивало? — Меня устраивал ты, но я чуть не лишился этого сам. — Чимин улыбается грустно, но взгляд не отводит, смотрит уверенно и не даёт Чонгуку что-нибудь не нужное сказать. — Пожалуйста, не уходи никуда, Чонгук. Не оставляй меня, я прошу тебя.       У Чонгука все механизмы в голове напрочь отлетают, распадаются на шестерёнки и больше не работают, а вместе с ними и тормоза. Чонгук вдруг наступает, делает пару шагов к Паку, успевшему чуть отойти, и встаёт вплотную, смотря сверху вниз в отчаянные глаза напротив. Интересно, у него такие же? Чимин видит все те эмоции или вместе с механизмами отрубило и их? Чонгуку больно, и он это не пытается скрыть. — Ты действительно хочешь, чтобы я остался? — Чонгук вдруг говорит шепотом, когда некому было бы подслушивать, но слова слишком ценные и ранимые, чтобы обращаться с ними небрежно. — Больше всего на свете, Чонгук. — Уверен? — Как никогда. — Я тоже не хочу никуда уходить, Чимина.       Чонгук наклоняется, тормозит на секунду, встречаясь взглядом с чужим, и накрывает своими губами позабытые им, вроде неторопливо и на пробу, будто целуются они в первый раз, но стоит Чимину ответить, как Чонгук чувствует горький привкус отчаянья, которое немедленно хочется смыть. Чонгук целует напористо, кладёт руки на бока Пака и подталкивает к стенке, прижимая шатена к ней. Чимин чувствует атмосферу и сам, обвивает руками шею парня и прижимает теснее к себе, хотя, кажется, что больше и некуда.       Они соскучились.       Чонгук не знает, как себя остановить, когда губы напротив, кажется, не целовал вечность, родное тело не прижимал к своему столько же, а про ответные чувства и забыл вовсе. Чонгука редко когда переполняет столько эмоций одновременно, но сейчас его буквально разрывает от них. Он жадно целуется, бесцеремонно скользит руками по телу и пробирается пальчиками под одежду, чувствуя, как нетерпеливо Чимин жмётся ближе.       Пака быстро подхватывают под бёдра и приподнимают, заставляя ногами талию обвить. Чимин и не против, делает то, что нужно, и смотрит чуть смущённо, стоит Чону вдруг внезапно отстраниться и своим лбом к чужому прижаться, заглянув в глаза. Чонгук всю страсть не растерял, просто, кажется, что-то надумал, раз следит за Паком и вдруг совсем мягко по щеке пальцами скользит, вызывая в чужой груди нежный трепет. — Я тут подумал, что очнулись мы как никогда вовремя. — Чонгук, сейчас определённо время ахуительных выводов, ты прав. — Чимин хмыкает, а Чон смеётся, понимая, что да, невовремя он, кажется, просто вдруг захотелось сказать. — Ну извини. — Лучше просто заткни меня поцелуем и продолжи то, на чём ты остановился, и я тебя за всё прощу.       Чонгук усмехается, тянется специально медленно, зато целует жарко и глубоко, проникая своим язычком в чужой рот. Чонгук в мгновение заполняет собой всё, забирает мысли и концентрирует внимание только на себе. Чимин плавится под горячими поцелуями, скользящих по его шее губами, и руками на своей заднице, периодически с силой сжимающие на ней пальцы.       Чонгук от стены отрывается, тянет Пака за собой и аккуратно доносит ценную тушку до спальни, укладывая на кровать и нависая сверху. Чимин нетерпелив, кажется, ещё больше, чем он, потому что тут же тянет мешающую футболку с тела, с удовольствием скользя после пальцами по коже, вспоминая всё то, что чуть не решил позабыть.       Чонгук целует много, постоянно, осыпает все открытые участки кожи, терзает губы и чувствует, как бешено колотится сердце. У Чимина, собственно, оно колотится точно так же, и осознание того, насколько они сильно нужны друг другу, рвёт все обиды. Это было так глупо. Зато теперь им хорошо, и оба приняли, кажется, одинаковое решение.       Чимин остаётся без одежды быстро — Чонгук не тянет с прелюдиями, — и игриво кусает губу, стоит Чону приподняться и отвлечься на секунду, ища в тумбочке вроде как всё ещё лежащий лубрикант. Чимин время не теряет, лежать, не двигаясь, не собирается, отчего быстро вжикает ширинкой на чужих джинсах и проникает пальчиками под резинку трусов, обхватывая возбуждённый член парня и принимаясь ласкать его рукой. Чимин добавляет поцелуи в шею и мешает Чону концентрироваться, то ли издеваясь, то ли радуя одновременно. Чонгук шумно дышит, мечется между тем, чтобы забить и шаловливого Пака повалить обратно, и тем, чтобы просто дать себе насладиться. Только Чимин наглеет и нарывается явно, и Чонгук всё меньше чувствует обладания над собой.       Когда пальцы перерывают всё содержимое и нужный тюбик всё же находят, Чонгук облегчённо вздыхает и Чимина обратно всё же валит, но тот играться прекращать не собирается, лубрикант отбирает и выдавливает содержимое, приспуская бельё и скользя мокрыми пальчиками по органу. Чонгук тихо стонет, а Пак утягивает в тягучий поцелуй, посасывая губы и доставляя удовольствие своими пальчиками.       Чонгук бы и дальше наслаждался, но от ласк Чимина его член просит разрядки и войти в Пака, а не довольствоваться лишь этим. Чонгук руку Чимина отстраняет, переворачивает его на живот и приподнимает, ставя на колени. Чимин елозит, устраивается удобнее и пытается расслабиться, зная, что так будет приятнее и быстрее. — Не возись долго с растяжкой, Чонгук. — Ты уверен? Чимин, у тебя секса не было со мной сколько? — Я уверен. Просто трахни меня уже побыстрее.       Чонгук ласково целует в бедро и проникает пальчиками в сжатое колечко мышц, сразу двумя, чувствуя, как Чимин напрягается от этого. «Не возись долго с растяжкой», конечно. Чонгук не любит потом смотреть на то, как Пак охает, стоит ему на свою пятую точку облокотиться. Пускай с растяжкой он действительно возиться не особо любит.       Чимин сладко стонет, стоит Чону по простате пройтись, и бедрами подвиливает, начиная постепенно насаживаться сам. Чонгук знает, что это очередная провокация, на которую очень и очень сложно не повестись, но он старается. Честно. Терпит ещё немного и пальцы с хлюпаньем вынимает. Чонгук бережно обхватывает за бока, пристраивается сзади и входит не спеша, давая Чимину привыкнуть. Всё же они действительно давно не спали друг с другом, чтобы сейчас на это всё наплевать.       Вот только Чимину не терпится, он начинает двигаться почти сразу, морщится от ощущений, но продолжает, тут же получая шлепок по своей заднице и усмехаясь. Чонгук меняет угол, входит медленно, специально дразня, и срывает с пухлых губ протяжный стон. Чимину не очень удобно стоять, облокотившись на локти, зато очень удобно вцепиться пальцами в подушку от ощущений и прятать там лицо.       Чонгук целует его в спину, скользит губами по линии позвоночника и не прекращает двигаться, постепенно ускоряясь. Но быстрые толчки сменяются глубокими, чередуются с рваными и сводят Пака с ума. Чонгук, кажется, решил долго развлекаться, не давая им кончить так быстро. Чимин стонет, подаётся навстречу и просит Чона не останавливаться. Лишь бы это извращенье продолжалось. Ему приятно, ему очень хорошо, а Чонгука он давно не чувствовал так, и от ощущений сейчас мурашки по всему телу и эйфория по венам.       Чонгук, конечно, развлекался бы всю ночь, но один заход можно будет превратить во второй или третий, а сейчас дать себе кончить. Напряжение давит и так и просит разрядки. Чонгук больше не хочет это терпеть. Он ускоряется, вбивает Чимина в матрас и входит резко, с пошлыми звуками и сжавшимися пальцами на бёдрах. Чимин громко стонет, умоляет ещё и ещё и тянется рукой к собственному ноющему члену, собираясь помочь себе пальчиками.       Чонгук вовремя выходит, помня, что собирался на одном разе не останавливаться, и тихо шепчет имя Пака, вызывая толпу мурашек у шатена и смущённо закушенную губу. Чимин почти на пределе сам, но Гук его руку убирает и, не меняя положения Мина, просто пролезает под ногами и обхватывает губами набухший член. Чимин этого не ожидал, отчего давится стоном, и двигается сам, шумно дыша и кусая губы. Чонгук заглатывает глубоко, даёт Паку процессом руководить и лишь подстраивается под темп, язычком лаская орган и желая Пака до разрядки скорее довести.       Чимин долго и не держится, кончает со всхлипом и изначально хочет из мокрого рта выскользнуть, но Чонгук не даёт, глотает сперму полностью и довольно облизывается, смотря на Пака горящим взглядом. Чимину неловко и до дрожи приятно одновременно, он падает на спину в сторону и ждёт, пока Гук подтянется, чтобы прижаться к нему и долго так лежать. В нём борется лёгкое смущение за все свои поступки в прошлом и провокации сейчас, но Чонгук мысли пресекает, прижимает к себе крепко и целует в макушку так привычно и тепло, что Пак думает, что отказаться от него было бы идиотизмом. — Ты не расслабляйся. — В смысле? — Прощение надо заслужить. И тебе, и мне.       Чонгук хмыкает, а у Чимина огонь разгорается внутри вместе с желаниями. Он хитро щурит глаза и скользит пальчиками по торсу парня, спускаясь к всё ещё лишь приспущенным джинсам, и недовольно хмурится. — Предлагаю тебе всё с себя до конца снять. — Предлагаю тебе меня раздеть. — Неплохая идея, — Чимин атмосферу чувствует прекрасно, Гука под себя подминает и готов играть дальше. Но сначала, — Я люблю тебя, Чонгуки. — И я тебя, Минни. Прости за всё, пожалуйста. — Прощаю. — Чимин улыбается счастливо и нагибается за поцелуем, шепча в приоткрытые губы и ответ тут же принимая. — Ты тоже, Гуки, простишь же?       Они оба чувствуют, как, кажется, всё налаживается, а все старые вопросы больше не терзают. Возможно, те самые огонь, воду и медные трубы они преодолели. Потому что больше, кажется, не страшно уже ничего.