Фаустовский контракт.

Институт Ксавьера для одаренных. Шестью годами позднее. Зольф Дж. Кимбли прошел к своему месту в классе, прислушиваясь к мелодиям умов и желаний полутора десятка юных существ разных возрастов. У кого-то мутация была внешне едва заметна, некоторые походили на химер. Отторжение, страх быть теми, кого заслужено опасаются, горечь утраты столь дорогого для них доверия человечеству, потеря право быть обывателем с жизнью мирной, заурядной, бездумной и такой хрупкой. Дребезжащая струна в холоде и сырости. Не хватало, ему мучительно не хватало натяжения ярости, непонимания, бессильного гнева. О, тогда бы они напоминали застигнутых карателем ишваритов. Но нет. Отсутствие возмущения всё безнадёжно портило. Они действительно отличались от людей. И обладали силой. Ах, и конечно же, звонкое мелодичное саднящее в сердце и резонирующее чувство, пусть не оформившееся, по инерции детское, местами забитое, но любопытство. Преподаватель алхимии облизнулся. Несмотря на то, что среди солдат он слыл психопатом, мечтающим взорвать все и вся, на деле Зольф был циничным и расчётливым профессионалом. Последовательность. Гибкий ум сам по себе ещё не даёт тактических преимуществ. Как и способность мгновенно принять и понимать чужую точку зрения. Они очень хорошо помогают находить решения. И замечать именно то, что желают скрыть. Смотреть и слушать, принять, изменить, действовать. Ему поручили задание. Обучать детей. Такого он никогда не делал. Он благодарен за новый опыт и предоставленную возможность немного покрасоваться. Он разглядел и услышал, что ж, он принимает их и их мнение. Уважает, а потому вправе изложить свою. Однако размышления были прерваны, а настрой сбит. От одного принятого им решения манера поведения учеников быстро изменилась. Как будто то, что их признали уже делает не только счастливы, но и защищёнными. Как же наивно. Хороший враг достоин почтения и смерти. А они радуются и готовы довериться. Почему, кроме Хоуллет и Ксавьера в этом мире так мало умудрённых людей? Лара и Зольф познакомились, когда девушка сама угодила в камеру через стенку к той, где содержался Багровый. От собеседника, перед которым не нужно было одевать личину политкорректного приверженца мнений большинства, дабы удостоиться права осуждать общеизвестное, алхимик получил свежий глоток восхитительно новой информации. Но по её разговорам и поведению нельзя было предположить, что её мир настолько другой. Даже её дети, которые кроме цвета глаз, ничем не отличались от аместрийцев, были разумнее в свои пять и шесть лет. Ввиду особой одарённости мальчики оказались зачислены к нему в группу. Полагают, у этих двоих огромный потенциал. Возможно. В любом случае они уже знают больше, чем все помимо них здесь присутствующие. Они были первыми - помимо профессора Чарльза Ксавьера и еще нескольких преподавателей, кого он здесь видел - встретил их на подходе в школе. Они поздоровались, всё как надо, вежливо. Но старший придвинулся к маме. А младший очень предусмотрительно выказал обезоруживающее детское восхищение, если обмануть такое, то будет очень противно, ниже всякого достоинства, вне зависимости от того, умышлено к тебе применяют сей приём или нет. Багровый позволил себе волноватья: использовать знания и преподавать. Эти процессы различны. Если честно, присутствовал даже азарт. Всё же риск присутствовал. Кимбли сам был не мало удивлен, узнав о своем зачислении в преподавательской состав, а когда он спросил об этом у Чарльза, телепат ответил: - Мисс Хоулетт помнит, что война сделала с ней и ее братом. И этой судьбы она совершенно вам не желает. Спасибо, Лара, удружила. Но вот Багровый открыл рот и... лекция началась сама собой. Оказывается, формулы и вычисления, прочитанных в книгах по алхимии еще в юности, в сочетании с собственной памятью вполне уложились в голове, и осталось только передать их напрямую в тетрадки старательно записывающих учеников. Зольф говорил увлеченно, не останавливаясь, и разошелся настолько, что к концу урока вовлек всех и каждого в классе и не сразу заметил, что время урока уже истекло...