Самая лучшая

Ей снились лето, и океан, и побережье, и морской бриз, и его руки. И так ей там было хорошо, и так все там нравилось, что совсем не хотелось просыпаться. Она цеплялась за этот сон всеми силами своего, подточенного болезнью, организма, и поэтому, когда, наконец, она открыла глаза, то был уже день, и у неё не сразу получилось понять, где она сейчас находится и как себя чувствует. Но воспоминания о прошедшей ночи догнали её быстро, она улыбнулась и посмотрела на его половину дивана, которая уже давно была пустой и холодной. Она так привыкла за эти дни, что он всегда рядом, что сейчас совершенно не знала, куда себя деть, и чем заниматься весь остаток дня без него. Вообще, ко всему, что связано с Брагиным она всегда привыкала быстро. Еще вчера он был чужим и непонятным, а уже сегодня прожить без него, хотя бы, день абсолютно невозможно. Она поискала глазами часы, и когда она их нашла, то её глаза распахнулись от удивления. Два часа дня. Марина никогда в жизни не спала до двух часов дня. Она поднялась с дивана, и укутавшись в одеяло подошла к окну, будто ища за окном подтверждение, что это Москва, и декабрь, и два часа дня, и полно снега, и нет никакого лета и тем более океана. Когда она заскользила взглядом по припаркованным машинам и играющим детям, её размышления отвлек телефонный звонок.  — Проснулась? — Услышав знакомый голос, её сердце начало биться быстрее. - Да, только что. Смотрю в окно, там снег идет.  — Ну да. Декабрь же, Новый Год скоро. Как ты себя чувствуешь? — От его, таких непривычных для неё, мягких интонаций, по всему её телу разливалось тепло, и просыпалась нежность.  — Нормально. Я бы даже сказала, что очень хорошо, но ты же все равно не поверишь, пока сам не убедишься, правда? — Она тоже старалась говорить мягче, слишком все еще зыбко между ними.  — Правда. Я с Леной поговорил. — Последовавшая за этими словами пауза не сулила Марине ничего хорошего, и она, собрав волю в кулак, решила помочь ему.  — Говори. — Произнесла она хрипло, на выдохе.  — Ну что сказать. Завтра пойдем заявление забирать. — По его голосу Марина поняла, что разговор был не простым, и стоил ему многих сил и нервов.  — Жалеешь? — Спросила она, почему-то не ощущая никакой радости. - Да, но не об этом. — Она знала о чем он, и он знал, что она знает и понимает его, как никто.  — Скажи мне что-нибудь хорошее? — Попросила Марина, чтобы вернуть чувство радости, с которым она проснулась и которое начало потихоньку ускользать.  — Ты самая красивая в мире женщина. Ты самая любимая в мире женщина. — Он говорил так проникновенно и убедительно, что, несмотря на всю банальность сказанных слов, она поверила, и поверила сердцем.  — Я сейчас такси вызову, и к папе поеду. Ты мне ключи оставил? — Сказала она, глотая слезы, чтобы он не услышал.  — Не нужно. Дождись меня, вечером вместе поедем. Сегодня же Куликов возвращается. Ты не забыла? - Нет, не забыла. А, когда он прилетает? — Марина прикидывала, как им быть в связи с возвращением Куликова.  — Ночью. Так, что придется нам пока у тебя покантоваться. Пока Куликов себе новое жилье не найдет. — Из слов Брагина следовало, что мысль пожить отдельно, пока Куликов не разберется с жильем, он даже не рассматривал. Марина сразу поняла, и безропотно приняла эту идею, и еще она, почему-то, была уверена, что папа уже в курсе, что его дочь вернется сегодня, и еще и не одна. Закончив разговор, она сжала в руке телефон, но от окна не отошла. Её внимание привлекла картина, на которую раньше она бы не обратила совершенно никакого внимания. Маленький годовалый ребенок учился ходить, делал свои первые шаги, как говорится. Малыш был укутан во всевозможные одежки, с ног до головы, и выглядел шире, чем выше. Поддерживал его, и каждый раз ставил на ножки, огромный двухметровый мужчина, рядом с которым малыш казался просто маленьким шариком. Сделав пару неуклюжих шагов, карапуз всякий раз, оступался, но большие заботливые руки отца без конца подхватывали его, не давали больно ударяться, и возвращали в исходное положение. А в нескольких метрах от них, опираясь на коляску, стояла молодая женщина. Она держала в руках игрушечную машинку и улыбалась им. Она смотрела на них так, что было видно, что в этих двоих вся её жизнь, весь смысл и вся любовь мира были в её глазах. Марина инстинктивно положила руку на живот и задумалась, глядя на них из окна. Этой ночью, впервые в своей жизни, и впервые с Олегом, она не подумала о безопасности. Она прекрасно знала, что у Брагина есть ребенок, так сказать «по залету». Но, с первой их встречи, в отношениях с ней, он никогда не пускал ничего на самотек, всегда контролировал процесс от и до. И только сегодня ночью, он, как ей показалось намеренно, не подумал о безопасности, и сделал все, как хотел уже давно. И она, понимая это, не упрекнула его, не сделала ему замечание, потому, что в тот момент, где-то в нужной точке их желания совпали, и они поняли, что оба готовы к последствиям. Как врач она понимала, что глупо уже на что-то рассчитывать, но как женщина, она уже инстинктивно надеялась, и прислушивалась к себе, не убирая руку от живота. Интересно, каким он будет отцом? Она не сомневалась, что хорошим. Вот отцом он будет точно хорошим. И может быть, через два, или три года, она будет вот точно так же стоять, опираясь о детскую коляску и сжимая в руках игрушку, и глупо улыбаться, смотря на них. Таких любимых и таких родных.