***
— Дяденька, дяденька, — доносился откуда-то сверху взволнованный голос. — Дяденька-а-а! Манул поморщился, приоткрывая глаза. Облизнув растрескавшиеся губы, он глухо застонал, заставив стоящего над ним пацаненка отпрянуть. Впрочем, местную шпану было не так-то и просто напугать. Заметив, что лежащий в придорожной канаве дяденька не спешит бить его, мальчонка тут же вернулся обратно загундосив: — Деденька-а-а… — Чего тебе? — рыкнул манул, обдав парнишку ненавидящим взглядом. В голове у него было непривычно пусто и как-то звонко. Тело же болело так, словно его долго и методично лупили. Еще и пацаненок этот в лицо лез, заставляя и без того пустую голову гудеть. — Вам передать просили… — мальчонка тут же по-деловому порылся по карманам, достав небольшой ножичек. Увидев его Май, мгновенно протрезвел, вспомнив, где он, кто он и что, собственно он тут забыл. Заметив нездоровый блеск просветлевших глаз «дяденьки» мальчонка боязливо отскочил в сторону. — Да не бойся ты, — рыкнул раздраженно оборотень, пытаясь встать. Сделать это оказалась не так-то и просто. Одеревенелое тело двигаться не хотело, ныли жалобно мышцы. — Помоги лучше встать, а? Пацаненок понятливо хихикнул, юрким хорьком подскочив к Маю. Уж ему-то такая работа не впервой. Не первого пьяницу из придорожной канавы вытаскивает… Опыт мальца не подвел. Май смог подняться на ноги, болезненно зашатавшись и чуть было опять не рухнув в обратно. Спас его от такого позора только юркий малец, вовремя придержавший от падения. — Ох, спасибо. Спас меня, считай… — в порыве благодарности манул не поскупился на широкий жест, потрепав мальчонку по засаленным лохмам. — А, та не переживайте, дяденька, — пацаненок отмахнулся от похвалы. — Чай не первый опыт… Парнишка поспешил отстраниться, передав Маю ножик, намереваясь дать деру. — Эй, пацан. А ты как меня вычислил-то? — манул поспешил спрятать ножик, с отвращением покосившись на собственные порванные штаны. Эх, Солоха его точно пришибет… — Мне сказали найти человека в «Наливной». Внешность описали. Я пришел, а его все нет и нет… Ну, я и прошелся. Вы как раз в канаве лежали за постоялым двором… — мальчонка охотно объяснил, вогнав Мая в краску. — Дяденька, вы того… Не пейте много… У меня вот тятька пил-пил, да и напился. Еле тело отыскали потом. С этими словами пацаненок предпочел исчезнуть, оставив Мая наедине со своей головной болью, стыдом и злостью. Выпрямившись и протянувшись, манул огляделся, почесывая всклокоченную голову. Утреннее солнце безо всякой жалости разогнало всю ночную мистику, оголив дневное обличье Северного Квартала, его кричащую бедность древних лачуг, его грязные дороги, дикость и общую неустроенность. Неподалёку же оборотень действительно заметил постоялый двор какой-то древней захудалой таверны. Спрятав ножик в карман штанов, Май, шатаясь, побрел к таверне. Душа и тело его настоятельно требовали выпить. Чего-нибудь прохладного и освежающего, а потому оборотень для начала решил навестить трактир, а уж потом идти на поклон к Солохе. Придорожная грязь неприятно чавкала в драных лаптях, щекотали кожу присохшие куски земли, а на душе было непривычно пусто. Наверное, так же, как и на улицах пресловутого Северного Квартала. Тягостные, недобрые думы обуревали манула. Думал он и о своем прошлом, все никак не отступающим, о неопределенном будущем, и даже о порванных штанах. В итоге манул с ужасом осознал, что о штанах думает даже больше, нежели о будущем. Будущее, оно далеко. А вот Солоха и ее гнев близко. Да и вообще это была его единственная пара… Погруженный в свои мысли оборотень не сразу заметил, что успел дойти до трактирчика. Лишь только жалобный скрип старых досок на входе помог Маю ненадолго отвлечься от своих раздумий. Толкнув дверь, оборотень вошел внутрь. В нос тут же ударил приевшийся запах пота и алкоголя. В темном полупустом зале цепкий кошачий глаз уловил парочку неопрятных подозрительных субъектов, а за стойкой — компанию весёлых мужичков уже с утра наворачивающих беленькую. Май поморщился, в который раз прокляв свое совершенное обоняние. Терпеть паршивую вонь было выше всех его душевных сил. Впрочем, страдать от наркотического похмелья было ещё тяжелее, а потому оборотень с заметным усилием двинулся к стойке. — Чего будешь? — стоящий за стойкой владелец таверны неприязненно скривился, пристально рассматривая заявившегося оборванца. Умудренный опытом, он быстро оценил нового завсегдатая как последнего пьяницу, сделав знак парочке бьющих баклуши вышибал. Те мгновенно подобрались, готовые по первому приказу выгнать проходимца вон. Впрочем, пьянчужка напиваться не спешил на свое счастье. — Квасу, и похолоднее, — прохрипел Май, кое-как устраиваясь на хлипком стульчике, опираясь локтями о старую, липкую столешницу. Май горестно вздохнул, здраво рассудив, что пара новых жирных пятен никак не отразиться на общем виде загаженной рубахи. Владелец кивнул, налив в кухоль с бочки пенящегося кваса. Манул, порывшись в карманах, выложил на столешницу гнутого медяка, мгновенно успокоив трактирщика. Подобрав денюжку, трактирщик обернулся к выпивохам, продолжив, видимо, прерванный разговор: — Так что там дальше было? — Что, что, — нехотя крякнул мужик. — Ясное дело, что там было. Оно-то сразу видно, что мутное убийство. Да только ульсова шайка не спешит карты открывать. Сами понимаете, чем это грозит… Да вот только народ не так глуп, как-то принято считать. Они вот все твердят, мол, умер от сердечного приступа, а я вот думаю — убийство. Тело-то никто не видел! На похоронах в закрытом гробу хоронили… По западной традиции. Манул невольно прислушался, отложив недопитый квас. Судьба Ульса его волновала мало, но что-то в словах мужичка вынудило его слушать дальше, игнорируя даже тупую ноющую боль в голове. — А самое странное знаете что, панове? — мужчина умолк, поставив чарку. Трактирщика выжидательно подкрутил ус, второй собеседник смачно икнул. — Что же? — А то, что дохтор ейный, западный найден загрызенным в покоях ульсовых. И его личный помощник до сих пор не найден. А по всему поместью кровь, брызги… Напуганная прислуга вот вообще поседела от ужаса. Правда, молчит… Вообще, видать от страху онемела… — И что же ты сказать-то хочешь? — не выдержал трактирщик. — Что не смерть Ульса-то подкосила. Убили его, как пить дать убили… — Ну, так, у пана вашего благородия много врагов было, экая невидаль, — буркнул его собеседник. — Врагов, способных оставлять на потолке и стенах борозды от клыков и когтей? Нет, тут явно нечистый постарался. — Все ты брешешь… Уже лет эдак пятьдесят не водится тут такая нечисть, — уверено возразил трактирщик. — Всех охотники перебили. — Может, думаешь, я шучу? Али привираю? — подвыпивший мужик был готов отстаивать свою позицию до последнего. Стукнув по столешнице он привстал, чуть было, не побив пустые чарки. Завидевший такое дело трактирщик поспешил сменить тему проворчав: — Да бес с ним, с этим Ульсом. Утащила его какая пакость в Бездну, так туда ему и дорога. Может, новый пан начальник городской стражи лучше будет… — Ага, как же! Чую, поменяли мы шило на мыло. От ставленника Пузыря нечего добра ждать. Всех нас прижмет к ногтю. Нет, братцы, вы мне что хотите, говорите, а я считаю, что стабильность — залог счастливой жизни, — важно покачал головой выпивоха. — Эх, тяжкая наша доля, — икнул его товарищ, шмыгнув носом. — Что при Ульсе жилось плохо, что при этом, новом. Власть меняется, а в Северном Квартале все по-прежнему Мужики согласно повздыхали, наполнив чарки. Манул еле удержался от ехидной подколки. Ага, как же… Стабильность — залог успеха. Такое только для тупого скота подавай. Ему-то действительно, что царь- маразматик, что садист — олицетворение закона. Стаду все равно. Лишь бы своя шкура цела была, да был какой медяк на горилку. И гори оно все пропадом! — О, а слыхали про эти убийства? — тут же оживился оратор, смахивая одинокую слезинку. — А то как же, — поддержал беседу трактирщик. — Каждый день вот по нескольку трупов находят! У меня вот даже торговля на убыль пошла. Сидят вечерами дома — боятся на улицу выходить! Эх, нашёл бы я этого умельца. — А не боязно? У меня вот кум в дозоре работает. Говорит, нашли они недавно труп… Распанаханный, аки теленок на живодерне. Кишки в одной стороне — шкура в другой. Уж и не понятно вообще мужик то был, или баба. Их командира потом ещё долго рвало, говорит. — От эдакой картины и меня бы стошнило, — хохотнул нервно трактирщик. — И что, никаких следов? Никаких подозрений? — Точно! Народ как телят шинкуют, а стража и в ус не дует! Нет, положительно, при Ульсе жилось лучше… Манул резко поднялся. Слушать пьяные бредни дальше он посчитал моветоном, вразвалочку направившись к выходу. После кваса ему действительно стало легче. По крайней мере, в пределах средней паршивости. В таком состоянии он уже был морально готов ко встрече с Солохой. Выйдя, оборотень глубоко вздохнул, потянувшись до хруста в суставах, оглядев еще раз округу. За время его отсутствия ничего не поменялось: улица все так же напоминала обитель голытьбы и бедноты, в свете солнца казавшейся просто вымершей. Оживляло картину только заливистое щебетание какой-то птички. Певунья выводила такие рулады, что заставила приостановиться даже манула. Май неожиданно побледнел, как-то внешне ссутулившись. Незамысловатые трели птички-синички напомнили ему прошлое. Зло прикусив губу, оборотень резко развернулся, побредя совсем в другую часть Белграда. Всплывшие воспоминания накатили удушающей волной, заставив наскоро пересмотреть свои планы. Пожалуй, Солоха могла подождать еще немного…***
К полудню солнце закрыли невесть откуда набежавшие тучки, принеся с собой резкие порывы холодного ветра. Он сорванцом гонял по узеньким городским улочкам, катая по дороге всякий мелкий сор, разнося по окрестностям въедливые запахи гнили и помойки. Подкрадывался со стороны, нападая на зазевавшихся прохожих, забираясь под плащи, покусывая носы и уши, заставляя даже самых суровых мужиков из городской охраны стирать невольные слезы. На пустыре ветер задувал еще агрессивнее, нежели среди обветшалых лачуг Северного Квартала, гуляя размашистой походкой по старинным надгробиям, пригибая к земле стебли чахлых травинок. Пытался затронуть он и одиноко бредущего вдоль могил путника: забирался под полы расхристанной рубахи, трепал грязную паклю волос, обмораживал своим дыханием кожу. Однако никакие его ухищрения не могли совладать с уверенной, ровной походкой окончательно оклемавшегося манула. Оборотень задумчиво оглядывал окрестности, все еще не понимая, почему вдруг решил прийти сюда. За последний год тут так ничего не изменилось: все такое же запустение и ровные ряды братских безымянных могил, где покоился прах сотен, если не тысяч убитых. Сюда свозили тела умерших воинов, тут хоронили крепостных, сюда сбрасывали трупы умерших бедняков… Тут нашел свое место и Плакса. Май безошибочно определил нужную ему развилку, остановившись у старого, полуразрушенного холмика. Никаких опознавательных знаков он не имел, но Маю они и не требовались. — Вот я и пришел, — прошептал он тихо, стыдливо рассматривая пыль под своими ногами. Ответил Маю лишь ветер, дунувший обижено в лицо. Очередная тучка проплыла величаво дальше, к морю, освобождая ненадолго солнце. — А у тебя по-обыкновению тихо, — продолжил манул. — Иногда, я даже завидую тебе. Твой сон крепок и безмятежен. Солнцу не долго суждено было сиять на небосклоне. Очередная серая туча закрыла собой светило, угрожающе громыхнув молнией. — Интересно, встретился ли ты на небесных дорогах со своей матерью, знаешь ли, что наш дом разрушен, что наши семьи убиты… — манул замолк. Ему на лоб упала первая холодная дождевая капля, предвосхищая скорый ливень. Следом за ней на иссушенную дорогу прилетело еще парочка. А за ними еще и еще… Небо посерело окончательно, но манул и не подумал уходить. — Простишь ли ты меня, узнав, что я позорно сбежал, наблюдая, как он убивал Клару? — переведя дыхание, спросил оборотень, с силой сжав кулаки. Прорвавшиеся когти впились в кожу, оставляя на ладонях кровавый след. Май зажмурился, вспоминая ее. Матушка Плаксы - Клара была золотой женщиной. Простой, трудовой. Воспитавшей не только семерых своих сыновей, но еще и приютившей барского выродка. Ее отчаянный предсмертный крик все еще преследовал манула в его кошмарах. И никогда ему не забыть своего предательства. — Сможет ли моя месть искупить ее смерть? - прошептал оборотень, открывая глаза. Ответом ему стала разыгравшаяся стихия. Дождь полил как из ведра, окатив Мая с ног до головы холодной водой. Оборотень затрясся от холода, схватившись руками за плечи. Контрастный душ не только умыл его, но и немного прояснил голову. — Что ж, отдыхай, мой старый друг. Отдыхай и не держи на меня зла. Я обязательно искуплю свой грех. Со словами ушла и тягостная грусть. Выпрямившись и подставив лицо струям дождя, Май блаженно прикрыл глаза. Ему пора было уходить к тем, кого он тоже неосознанно называл друзьями. Развернувшись, оборотень медленно ушел прочь, вскоре скрывшись за плотной водяной завесой. Его провожал только взволнованный шепот дождя, звучащий подобно тихим голосам умерших…***
В роскошном обеденном зале было тихо. Даже в обеденный час никто из слуг не смел беспокоить покоя великого диргинаала. А потому свидетелем пузыревой трапезы стал только дождь, монотонно барабанящий по дорогому, заморскому стеклу. Громыхнуло. Окна задребезжали. Пузырь отложил вилку, оторвавшись от трапезы, обернувшись к окну. Погода разыгралась не на шутку. Сквозь запотевшее стекло было отчётливо видно танцующие вдалеке молнии и кромку взволнованной морской глади. Потемневшие волны её неспешно, но угрожающе наказывались на берег, унося в морскую пучину мелкие лодочки, забытые в спешке сети и прочую мелкую рухлядь. Пузырь поежился, покрепче закутавшись в теплую шаль. В очередной раз громыхнуло. На этот раз так, что задребезжали не только окна, но еще и посуда. Пузырь поспешил встать, зашторив окна. В комнате потемнело. Единственными источниками света остались только восковые свечи в массивных подсвечниках, рассеивающих тьму у стола. — Вот так-то лучше, — пробормотал мужчина, присаживаясь обратно. Грозу Пузырь не любил. Даже побаивался. И это была одна из его немногих слабостей. В остальном же диргинаала было не так-то легко и запугать. — Не думал, не гадал, что великий князь всея Северного Квартала боится грозы… — раздался у двери насмешливый голос вошедшего Икара. Наемник был единственным, кто мог беспрепятственно беспокоить Пузыря даже во время трапезы. Пламя свечей дернулось, и в тот же момент Шлында оказался сидящим напротив Пузыря. — Смотрю, твой синяк уже сошел, — ввернул свою подколку и Пузырь, краем глаза подметив, как напрягся его наемник. Волноваться ему было не о чем, однако Пузырь все равно покрылся мурашками глядя на побелевшее лицо убийцы. — А вы как всегда обо всем осведомлены, — проскрежетал недовольно Икар. — Естественно. Мне еще в ту ночь доложили о великом умельце из Приграничья навалявшем тебе по первое число. Я был очень зол, Шлында. И твое счастье, что я тогда был занят кое-чем другим, — диргинаал быстро взял себя в руки, как ни в чем не бывало продолжая трапезу. — О да, я осведомлен о ваших приключениях, — Икар помрачнел. — Стоило ли так все усложнять? Не проще ли было мне самому разделаться с Ульсом? — Каждая крыса в этом городе знает, что ты работаешь на меня. А мне сейчас совсем не выгодно, чтобы скоропостижную смерть начальника городской стражи приписывали мне. — Ранее вас это не так беспокоило. — Раньше я не занимал пост Верховного Диргинаала, Икар, — усмехнулся Пузырь, подумав о том, что ранее он действительно мог позволить себе гораздо больше. — Иногда мне кажется, что с принятием этого сана вы совсем себя ограничили… — Икар не дожидаясь разрешения, налил в пустой бокал вина. — Иногда, мне тоже так кажется. Но я уже привык к этому, — Пузырь промокнул губы салфеткой, поднявшись. - Иногда, чтобы добиться большего полезно себя в чем-то ограничить. На улице снова громыхнуло. Пузырь недовольно передернул плечами под тихий смешок наемника. — Раз уж ты пришел, то поручаю тебе небольшую работенку: поможешь моим охотникам изловить и окончательно упокоить Ульса, ясно? — Куда уж яснее, — хохотнул Икар, тоже поднявшись. Вино было действительно хорошим, но наемник все же предпочитал что-то покрепче. — И еще, не оставляй без внимания этого наемника с Приграничья. — Даже не думал, - улыбка Икара заставила Пузыря поежиться. И ему стоило огромного труда вспомнить, что кровожадность этого монстра успешно контролировал контракт. — Я сказал не оставлять без внимания, а не убить, — сурово рыкнул Пузырь. — Очень может статься, что он мне еще пригодится. — Даже если его суть противна Ирриилу? — Икар хитро прищурился. — Ирриил далеко, а недруги наши близко, — жестко оборвал его Пузырь. В отличие от охотников, он вполне лояльно относился к нечисти. Будучи человеком не глупым, он отлично осознавал всю полезность чернобогова племени. И будь его воля, он бы и вовсе прекратил преследования нечисти. Жаль, что такая идея шла вразрез учению Ирриила, а потому была попросту неосуществима. — Все, сгинь с глаз моих. Я хочу отдохнуть. — Как вам будет угодно, — Икар поклонился, растворяясь во тьме. Диргинаал остался один, отхлебнув вина. Гроза вновь напомнила о себе, заставив Пузыря нервно задрожать. Бокал накренился, и рубиновое вино пролилось прямо на дорогую шаль мужчины. Пузырь грязно выругался, направившись за прислугой. Пить ему резко расхотелось.