***
Кровь застыла на лице точно маска, каждое шевеление рождало боль, каждое движение губ, глаз, каждый вздох словно по новой разрывал едва успевшие схватиться края рассеченной кожи. Она запомнила на всю жизнь серое небо, что проглядывало сквозь шапки сосен, и насмешливый голос: — Теперь, когда я добавил тебе несколько новых шрамов, никто уже не назовет тебя красивой, сука. Я заберу тебя в страну Земли, посажу на цепь, и ты будешь рожать мне маленьких ублюдков с Кеккей Генкаем. Акира собрала в кулак остатки гордости и плюнула в ухмыляющуюся физиономию. — Пошел ты! Звучная пощечина вырвала из груди сиплый всхлип. — Я трахну тебя прямо здесь, на трупах твоих товарищей и на глазах у твоего командира! — мозолистые руки поползли по телу, оскорбляя и причиняя боль, грубо разводя колени. — Да ни за что! Нет! Нет! Не-е-ет!***
Кавадзири, отделившийся от отряда, чтобы справить нужду, ничего не успел понять. Сработала печать Хирайшина, которую Сенджу установил ему на ладонь во время рукопожатия — коноховец возник перед ним буквально из воздуха, чтобы свалить наземь мощным ударом кулака, а затем перетащить в один из бескрайних лесов страны Огня, в заранее выбранную точку. Теперь Джеро ничто не спасёт. Ни одна живая душа не видела, что с ним случилось, и никто не успел засечь чакру Сенджу. — Какого хрена?! — заорал тот, отскакивая назад. Из разбитого носа сочилась кровь и капала на одежду. Тобирама немедленно извлёк из ножен катану и, не пускаясь в объяснения, бросился на него. Убивать Кавадзири сразу не хотелось, хотелось дать ему как следует испугаться, измучиться догадками — за что с ним так? Шиноби извернулся и ушёл под землю, чтобы через пару секунд вынырнуть позади него, целя кунаем в шею. Наивный. Клон развеялся с негромким хлопком, и настоящий Сенджу налетел сзади, снося ударом ноги. — Ты рехнулся, с-сука?! — он всё ещё надеялся получить ответ на вопрос. — У нас мир, твою мать!!! — С тобой — нет, — сенсор опасно сощурился и призвал водоворот. Завязалась битва не на жизнь, а на смерть. Джеро взъярился, как бешеный бык, он демонстрировал поистине мастерское владение Дотоном, каменные глыбы могли снести целую башню. Земля скрипела и выла, воздух наполнила каменная крошка и сизая пыль. Но всего этого не хватало, чтобы остановить шиноби Листа — он отбивал атаки уверенно и скоро, каждый раз сдерживаясь, чтобы не сломать противника раньше времени. Тобирама не был склонен к бесполезному насилию, но этого ублюдка хотелось проучить перед смертью. Он видел страх, бессилие и ярость в чёрных глазах и думал о том, что когда Кавадзири измывался над совсем юной девушкой, у него было совсем другое выражение лица. Самодовольное, жестокое, с кривой усмешкой. Бросок, удар — лезвие с пропущенной по нему чакрой молнии мягко прошло насквозь, наколов противника, будто жука. Он вскинул подбородок, захрипел… Сенсор глубоко дышал, прожигая взглядом кровоточащего врага. Изо рта вытекла струйка крови, а за ней — целый поток. Кашель сотряс теряющего силы Кавадзири, но он все-таки нашёл в себе силы для нескольких слов: — Она… была… плохой шлюхой… Это всё… из-за неё? Каждый заслуживает знать, из-за чего умирает, и Кавадзири не исключение. Пускай подавится этим знанием перед тем, как испустить дух. — Не из-за шлюхи, а из-за химе клана Юри, ублюдок, — Тобирама провернул клинок в ране и резко выдернул. Кровь хлынула на ноги, тело врага по инерции накренилось вперёд, горло исторгло булькающий смех, и Кавадзири рухнул навзничь. Слабак. Сенджу неторопясь вытер катану о его одежду, стянул с головы протектор. Всё было кончено.***
Акира в очередной раз обследовала защитный барьер в надежде понять, как он снимается. Но, кажется, это был тот тип преград, которую может убрать лишь сам создатель, к тому же, кроме него никто не мог в него зайти и выйти. А если бы кто-нибудь захотел навестить принцессу, то, приближаясь к барьеру, сразу вспомнил бы о неотложных делах. — Пр-роклятье, — куноичи от досады стукнула незримую стену кулаком. Запер её, как бешеную собаку! Хотя, наверное, она таковой и была. Гнев затуманил рассудок, наружу вылезло самое плохое и тёмное, что только было в ней, отравленный болью и обидой мозг не контролировал язык. Их разговор должен был быть не таким… «Сам напросился» — вдруг подумала Юри, и, запрокинув голову, вгляделась в сизое небо. Собирался дождь. Ноги понесли её в сад, за которым принцесса так любовно ухаживала. Она не чуралась грязной работы, хотя, почему работу с землёй так называют, ремесло шиноби во сто крат хуже. Акира коснулась пальцами бутонов белых роз, втянула аромат раскидистого рододендрона, и внезапно её охватила такая яростная тоска по родному дому, что захотелось всё бросить и нестись прочь, подставив лицо ветру. Уйти прочь от мыслей о его объятиях, крепких и ласковых, пьянящих поцелуев, прикосновений, никогда больше не слышать его голоса, не встречаться с ним взглядом, потому что это была не любовь. Лишь её иллюзия. «Он ведь убьёт тебя, дура!» — возникли в памяти слова, с яростью брошенные ей в лицо. Акира много раз прокручивала их в уме, хотелось бы знать их истинную подоплёку и надеяться, что они были вызваны страхом её потерять. Хотя вряд ли это так. Акира никогда не была уверена в собственной неотразимости, не считала себя достойной любви, поэтому гнала прочь глупые и сентиментальные мысли. Если ничего не ждёшь, то и не разочаровываешься, и надежды не будут развеяны по ветру, словно песок. Она прошла в комнату и стала разоблачаться. Уже двое суток Акира пребывала в заточении, но не теряла надежды выбраться и отправиться догонять Кавадзири, а сейчас… от пожара остался крохотный уголёк. Наручи и нагрудник полетели на пол, химе стала остервенело стаскивать одежду, не заботясь о её сохранности. Переступив через кучу белья, Юри голышом потопала в ванную и залезла под ледяную воду — если закрыть глаза, может показаться, будто сверху срываются струи водопада, что находится недалеко от дома. Её настоящего дома. Акира не знала, сколько пробыла в прострации, но кожа практически утратила чувствительность от холода. В зеркале отражалось осунувшееся от недосыпа и переживаний лицо, про таких обычно говорят: «Краше в гроб кладут». Растеревшись жёстким полотенцем и накинув халат, девушка собралась отправиться спать, чтобы ночные часы принесли временное забытьё, как вдруг ощутила — защитный барьер пал. Сонливость вмиг испарилась, уступив место лихорадочному возбуждению. На негнущихся ногах Юри выскочила из ванной, готовая встретиться лицом к лицу с виновником своего заточения и высказать всё, что накипело. И встретилась. Сенджу поджидал её на пороге комнаты. Он был бледнее обычного и выглядел изнурённым, а во взгляде плескалась странная пустота. Обычно начищенный до блеска доспех покрывала дорожная пыль, кое-где проглядывали царапины и бурые пятна. Акира растерялась, как маленькая девочка, слова застряли в горле. Она не знала, что сказать, не знала, как себя вести. Многие часы она представляла, как будет швырять ему в лицо фразы, полные обиды и осуждения, но сейчас её злость истаяла, только сердце больно щемило. — Вы! — беспомощно и слишком жалко воскликнула она и вперилась взглядом суровое, будто высеченное из камня, лицо. — Зачем вы так со мной? Я могу вынести всё, но это слишком больно, слишком плохо, просто слишком! Слишком, понимаете? Акира боролась с желанием броситься к нему и потрясти его за плечи, внутри, как в котле, бурлили эмоции, они грозили перекинуться через край и затопить всё вокруг. Несколько мгновений, показавшимися невероятно долгими, они смотрели друг на друга, и вот, Сенджу запустил руку в карман и извлёк какой-то предмет, а после метнул Юри, сопроводив словами: — Теперь вам легче, Акира-химе? Она чисто инстиктивно схватила холодную металлическую пластину — сердце, дрогнув, взметнулось до самого горла. Это был протектор, заляпанный кровью. Он хранил в себе чакру и запах Джеро Кавадзири. Это было как удар под дых, оледенелые пальцы разжались, и металл с символом Камня, жалобно звякнув, упал на пол. — Я мог бы принести вам его голову, но не хотел здесь все испачкать, — сообщил всё тем же глухим и спокойным голосом. — Вы убили его… — Акира вновь подняла на него взор. Руки шиноби были скрещены на груди, он смотрел с каким-то странным, непонятным выражением. — Вы его убили. Это было ясно, как светлый день, но Акира всё равно не могла в это поверить. Для чего ему нужно было это делать, зачем, и ради кого? Неужели ради неё? Неужели ради неё он не погнушался запачкать руки кровью, отомстить за чужую обиду, наказать чужого врага? Он не должен был этого делать, он не имел никакого отношения к её прошлому, и Акира чувствовала, что своим безрассудством спровоцировала его на этот поступок. Боль, которую она испытала сейчас, была даже беспощадней и сильнее той, что причинил враг. — Зачем вы это сделали, Тобирама-сан? — с горлу подкатил комок. — Он не был вашим врагом, он был моим! — Тебя бы он убил, а мне этого не хотелось, — спокойно отвечал Сенджу. Не успев подумать над последствиями, Акира в долю секунды подлетела к нему, обвила руками шею и прижалась всем телом, дрожа. — Ну зачем? Зачем? — твердила она, уткнувшись носом в доспех, пропахший грозой и дорожной пылью. — Вы не должны были этого делать… Я не хотела этого, простите меня!.. Вы не должны были брать на себя его смерть, я этого не заслуживаю! Было невыразимо стыдно и горько, она была готова отдать всё, лишь бы отмотать время вспять и забрать все глупые слова, сказанные в запале. Акира чувствовала, как напряглась каждая его мышца, слышала, как гулко стучало сердце под слоем металла и ледяного барьера, которым он сам себя окружил. — Я не хотела, чтобы вы это делали, простите! — она продолжала бормотать неразборчиво, и вдруг Сенджу, сомкнув пальцы на запястьях, оторвал руки девушки от своей шеи. «Это конец, — подумала Акира, и сердце ухнуло вниз. — Сейчас он уйдёт, не вынеся моего сумасшествия, и я останусь совсем одна». Но вместо этого Тобирама-сан, приведя её в полнейшее смятение, поднёс её ладони к своему лицу и коснулся щеки. — Твои руки никогда не должны были узнать насилия. Акира осмелилась поднять взор, чтобы встретиться с внимательным и задумчивым взглядом кроваво-красных глаз, и в них… В них была правда. Голая, ничем не прикрытая, откровенная. Такая, от которой глаза её наполнились слезами, и она бессильно выдохнула. — Я… мне… Ей нечего было сказать, все слова казались глупыми и лишними. В полнейшем смятении Акира закрыла глаза и прижалась щекой к холодной пластине лат. Сенджу выпустил её ладони, и она, до конца не уверенная в том, что имеет на это право, обняла мужчину за талию. Она сжимала так крепко, что Тобираме даже показалось — Акира хочет стать с ним единым целым, слиться, всегда быть под сердцем. Было в этом что-то бесконечно трогательное и нежное, то, что шиноби не испытывал уже много-много лет. Он сам не заметил, как одна рука переместилась на спину Акиры, а пальцы второй вплелись в волосы, задумчиво поглаживая. Это была не страсть, от которой перехватывало дыхание, как в прошлый раз, а нечто гораздо большее, важное — жест абсолютного доверия. Это ощущение было таким хрупким, казалось, тронь — и брызнет осколками хрусталя. Оно казалось более интимным и личным, чем то, что они уже переспали. В тот момент всё существо Тобирамы поглотила безрассудная страсть, а сейчас было по-иному. Более нежно, более трепетно, более честно. И в этот миг их недавняя ссора казалась какой-то детской глупостью — не больше. Наконец, Акира нехотя отстранилась и откашлялась перед тем, как произнести: — Вы так устали с дороги, пожалуйста, дайте мне о вас позаботиться, — пальцы её ловко скользнули к ремням доспехов, помогая избавиться от лишнего груза. Принцесса избегала его взгляда и выглядела абсолютно смятённой и растерянной. Она пыталась сосредоточиться, но руки всё равно подрагивали. Сенджу улыбнулся краем рта. — Почему ты нервничаешь? — обратился к ней без ненужного официоза и почувствовал себя так… правильно? — А? — Юри посмотрела на него широко раскрытыми глазами и помотала головой. — Я спокойна. Спокойна, так спокойна. Пусть говорит, что угодно, он-то видит правду. Наконец, злосчастный доспех был снят, и шиноби остался в стандартной чёрной униформе. Акира коснулась прохладными пальчиками его руки: — И вы, наверное, проголодались. Давайте я вас накормлю, — она резко отвернулась, смутившись своих слов, и зашагала в сторону кухни. Сенджу ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Непривычно было видеть Юри-химе в домашней обстановке, без нарядного кимоно или тренировочного костюма, с влажными волосами, ниспадающими до поясницы. И она была такой искренней в своём желании позаботиться — Тобирама никак этого не ожидал. — Не обессудьте, я никак не ждала гостей, да и хозяйка из меня не очень, — Акира поставила перед ним тарелку мисо. — Я редко готовлю. — Это не самое страшное. Вкус, кстати сказать, был неплох — зря она на себя наговаривала. Тем временем, химе куда-то выбежала и вернулась только минут через пять, за это время голодный шиноби успел опустошить всю тарелку. Девушка опустилась на стул и, переплетя пальцы, выжидательно уставилась на Сенджу, а он понял, что все слова, которые собирался сказать, были какими-то глупыми и пустыми. Для чего они нужны? Заключив её прохладные ладони в свои руки, Тобирама притянул их ближе к себе и с удивлением подумал, что они, должно быть, сейчас походят на какую-то семейную парочку за ужином. — Во время моего отсутствия ничего странного не происходило? Акира наморщила брови, вспоминая. На долю секунды показалось, будто она раздумывает — говорить или не говорить? — Нет. — Акира, — с нажимом произнёс шиноби. — Я ведь всё равно узнаю от АНБУ, поэтому тебе лучше сразу признаться. Чакра была неспокойной, однако принцесса напустила на себя самое беззаботное выражение. — Тобирама-сан, вы, как всегда, в своём репертуаре. Допрос — тюрьма — допрос — тюрьма. Может, она и права? Сенджу привык быть строгим с подчинёнными, а то совсем ведь разболтаются, и неосознанно переносил этот тон на химе. — Юри, хочу тебе напомнить, что твоя жизнь находится в опасности. Да, мы разгромили штаб организации, на которую работали отступники и поймали зачинщика, — вспомнился дрожащий от страха Горо, и Сенджу брезгливо поморщился. — Но я чую, на этом дело не кончится. Акира попыталась высвободить руки, но шиноби не дал ей этого сделать, лишь крепче сжал пальцы. — Кажется, с этим как-то связан Мицу Араши. Во взгляде мелькнуло удивление, и на кратий миг — беспокойство. — Мицу? Тобирама, решив, что скрывать нечего, во всех подробностях поведал ей об операции и о своих подозрениях. Когда он дошёл до того момента, когда сын Бьякурена интересовался принцессой, глаза его гневно сощурились. — Таким образом, этот выродок знает, что ты пробудешь в Конохе неопределённо долгое время. Казалось, Акира не до конца понимала величину нависшей над ней угрозы либо пребывала в абсолютной уверенности своей неприкосновенности. Это злило. — Но вы сами сказали, что логово их уничтожено, толпа шиноби перебита, значит, они оправятся ещё не скоро. Но в любом случае, я глубоко признательна за заботу. Я знаю, что вы заботитесь обо мне, как бы вы не пытались это скрыть, — куноичи улыбнулась открыто и солнечно, как в тот день в саду клана Юри. — Даже когда упекли меня за решётку. Сенджу устало качнул головой, он до сих пор не выпустил из плена её руки. — На самом деле ты заслуживала гораздо более сурового наказания. — Вы и без того меня очень жестоко наказали. Раздосадованный тон и опущенный взгляд свидетельствовали о том, что девушка имеет в виду ту самую ночь. Эта неловкость и недосказанность висели над ними, точно облако. — Ты думала, что я просто тобой воспользовался? Акира прерывисто вздохнула и закусила губу. Тобирама никогда не считал себя выдающимся оратором, был чужд сентиментальности, поэтому просто сказал, что думал: — Я не желал причинить тебе боль, извини, — он крепче стиснул пальцы. — Иногда я бываю грубым и бесцеремонным, но знай, — он подчеркнул последнее слово, — я всегда буду защищать тебя. Она слушала, затаив дыхание и сосредоточив взор на гладкой поверхности стола. Сенджу видел, как кожу принцессы заволакивает огненный румянец, чувствовал, как бушует её чакра — это волнение не могло не заражать! Наконец, Юри произнесла полным смятения голосом, будто хотела убежать, спрятаться: — Тобирама-сан… кхм… там ваша ванна, наверное, уже набралась. Вы ведь так устали… «Нашла время!» — признаться честно, шиноби ожидал немного других слов, но все-таки поддался. Отмокая в горячей воде, Сенджу думал, думал, думал, а потом просто откинул голову на бортик и закрыл глаза. Мышцы наполнила приятная расслабленность, а разум стал очищаться — должно быть, действовал витавший в воздухе аромат лаванды и мяты. Всё казалось таким нереальным, обманчиво спокойным и до ужаса нелепым. Сенджу и Юри. Пфф… кто бы мог подумать? Это невозможно, и всё же… И всё же. Обмотав вокруг бёдер полотенце, Тобирама бесшумно вышел из ванной и сразу же увидел перед собой химе. Она сидела на полу, спиной к нему, скрестив ноги и бережно полируя его катану. Движения были чёткими, уверенными и профессиональными, а в углу был сложен уже вычищенный доспех. При виде этой картины что-то щёлкнуло внутри, защемило, и Сенджу понял — этого не хватало ему долгие годы. Возвращаться не в пустой дом с холодными стенами, где каждый угол напоен мёртвой тишиной, а туда, где кто-то ждёт, сидя у огня. Она казалась такой одинокой, но гордой и упрямой — это читалось в изгибе спины, развороте плеч, наклоне головы. Он аккуратно сел позади Акиры, подогнув ноги под себя, и накрыл её руку своей. Только сейчас мужчина заметил, какая маленькая, по сравнению с его, у неё ладонь. — Не надо, я сам. Химе легонько вздрогнула, но не обернулась и пальцы с рукояти не убрала. — Это прекрасное оружие, Тобирама-сан, разрешите мне позаботиться и о нём, — Юри пыталась говорить спокойно, однако вибрации чакры выдавали с головой. Волосы девушки были перекинуты на грудь, и взору открывалась полоска кожи над воротом халата, на которой из-за дыхания Тобирамы высыпали мурашки. Хотелось прикоснуться губами и ощутить её вкус, но шиноби не стал торопиться. — В этом нет нужды, — не резко, но уверенно, он забрал оружие и, отложив катану в сторону, завладел уже обеими руками Акиры. Пальцы были холодными, словно куноичи пришла с мороза. Сенджу услышал нервный выдох и, желая, чтобы зажатость Юри ушла, принялся перебирать их, то и дело сплетая со своими. Это занятие казалось таким медитативным, что сенсор подумал — этим можно заниматься вечно. Когда Акира прогнулась в спине и откинулась назад, положив затылок ему на плечо, Тобирама осторожно поднёс девичье запястье к губам, оставил поцелуй там, где пульсировали артерии, спустился к ладони и медленно, по очереди, коснулся губами подушечек пальцев. Его обнажённая грудь прижималась к спине принцессы, даже сквозь ткань халата он чувствовал жар — чуткий, зовущий, живой. Акира сделала глубокий вдох и с шумом выдохнула, заёрзала, словно в нетерпении. И когда Сенджу опустил веки, любые слова показались лишними, остались лишь чувства с ощущениями, такие острые, что бывалого воина прошила нервная дрожь. Не зная, что делать с этим, Тобирама просто сгрёб девушку в охапку и уткнулся лбом в основание тонкой шеи. Он обнимал её так крепко и сильно, будто она была последним, что держало его в этом мире. Акира наслаждалась чувством абсолютного счастья, пусть даже оно казалось хрупким и иллюзорным. Но зато горячее дыхание было настоящим, сильное тело — тоже, и, вспоминая обещание Сенджу, отчего-то хотелось плакать. Когда объятия чуть ослабли, Юри ужом извернулась, чтобы оказаться лицом к лицу. Ладони сами по себе опустились на его плечи, влажные от стекающей с волос воды, скользнули вниз, к локтям, а потом снова вверх. Мужчина следил за ней, слегка сощурившись, и это выражение делало его похожим на большого хищного кота. Не отрывая взгляда от его лица, химе с огромной нежностью провела подушечками больших пальцев по татуировкам на скулах, и ресницы её смущённо опустились. — Сегодня в ваших глазах я прочла ответы на все свои вопросы, — Акира говорила осторожно и тихо, будто чего-то боялась. — Вы просто мастер прятать эмоции, а ещё меня лгуньей называли. Тобирама-сан хотел что-то ответить, но она не позволила — прильнула к твёрдым и сухим губам. Она целовала его несмело, будто ступая по зыбкой почве, пыталась распробовать перед тем, как выпить залпом. Тепло обволакивало, разбегалось мурашками по телу, пробиралось под кожу, вынуждая прижиматься друг к другу сильней и сильней. Сенджу не выдержал, затянул её к себе на бёдра и, блуждая ладонями по гибкой спине, перехватил инициативу в поцелуе. Нравилась его уверенность, нравился напор, но в то же время он был нежным, словно боялся причинить боль неосторожным движением. Шиноби провёл языком по нижней губе, запустил пальцы в волосы и вынудил Акиру запрокинуть голову, чтобы проложить на шее дорожку из поцелуев. — Мне нравится, когда ты называешь меня просто по имени, — произнёс он низким голосом. Он желал её до умопомрачения — это сквозило во вздохах и касаниях, в том, как нетерпеливо он стискивал её в объятиях, а после, будто бы извиняясь, ласково целовал. Юри улыбалась, продолжая оглаживать пальцами его лицо, касаться влажными губами то скул, то губ, то спускаясь к крепким плечам. Водила кончиками пальцев по груди, ласкала живот, руки, спину — куда только могла дотянуться. Он отвечал жарко, сильно, а от прерывистого мужского дыхания кружилась голова и, внизу живота разливался жар. Акира прильнула к нему, обвила руками шею и снова впилась в губы, как будто умирала от голода. Переплетая свой язык с его языком, упёрлась коленями в пол и нетерпеливо потёрлась о ставший ощутимо заметным бугор под полотенцем. Она прекрасно знала, к чему идёт дело, и знание того, что это обязательно случится, сводило с ума. Хотелось слиться с ним как можно скорее, сейчас, но, с другой стороны, взаимные ласки распаляли желание ещё сильнее, до дрожи. Теряя остатки самообладания, шиноби задрал подол и прошёлся ладонями по гладким бедрам, комкая ткань. Внезапно Юри оттолкнула его руки, чуть отстранилась и дёрнув пояс, распахнула халат, а затем и вовсе откинула шёлковую ткань в сторону. Под халатом ничего не было, и девушка увидела, как расширились зрачки Тобирамы, а в следующее мгновение он медленно провел пальцами вдоль позвоночника, расположил ладони на ягодицах и, сжимая их, сильней прижал к своей плоти. Юри беспомощно раскрыла рот, а потом застонала и откинула назад голову, потому что вынести все нахлынувшие ощущения было невозможно. Он покрывал поцелуями её грудь, дразня и издеваясь, будто хотел услышать просьбы и мольбы. Как будто знал — долго она не продержится. — Ну же!..- прошептала Акира, закатывая глаза и яростно сжимая плечи мужчины. Хотелось сорвать с него это проклятое полотенце и получить долгожданную разрядку, но это был порог, преступить который она сама не решалась. Только с его помощью. Он дотянулся до её уха, прикусил мочку и запустил пальцы между бедер, вырвав первый беспомощный вскрик, а следом тихий стон. Было так болезненно горячо, непозволительно сладко… И так хорошо, словно кроме них двоих никого больше не существовало, и время обещало остановиться, чтобы навечно запечатлеть краткие мгновения счастья. Обнимая за шею, она позвала его по имени и подавалась навстречу пальцам, которые будто знали, где и как надо касаться, чтобы принести наибольшее наслаждение. — Акира… — горячий выдох в самое ухо заставил ее затрястись, и она судорожно вцепилась в край полотенца, дернула, избавляя их от этой бесполезной детали. Он сам был уже на пределе, поэтому напрягся, когда девичьи пальцы коснулись его там. Робкие, осторожные движения вырвали тяжёлый выдох из груди шиноби, заставляя желать большего. Юри видела, как взбухли вены на шее, как глаза заволокло влажной дымкой, и, не медля больше ни секунды, Сенджу стиснул ягодицы девушки ладонями и опустил её на себя. Она подстроилась под движения мужчины, повинуясь глубоким толчкам, доверилась сильным рукам и, запуская пальцы в волосы, стала покусывать, втягивать, касаться языком его губ. Он дышал жадно, часто, словно позади осталась изнуряющая битва, и пот катился по его спине. Она знала — Тобирама отдается ей не меньше, чем она ему, радостно и сладко было ощущать его в себе. Позволять руководить собой, тонуть в чужой уверенности, было приятно, но что, если она возьмет на себя больше инициативы? Перехватив его взгляд, Юри надавила на могучие плечи, заставила лечь на спину. Она упиралась коленями в пол, гнулась в пояснице, откидывая назад голову и щекоча волосами его бёдра, потом наклонялась вперёд, чтобы целовать его нежно-нежно. Тяжело дыша, Сенджу обрисовал большим пальцем контур её губ, и девушка, перехватив его, коснулась влажным языком подушечки, прикусила фалангу, а потом облизала, прикрыв веки от нахлынувших эмоций. — Аки… ты что делаешь?.. — хриплый голос с придыханием едва не свёл с ума. Ей хватило нескольких плавных движений, чтобы по телу пробежала горячая волна, и ресницы вновь стали мокрыми. Она почти легла ему на грудь, вздрагивая и накрывая потоком шелковистых волос. — Так хорошо… — шепнула она, пылая от удовольствия и смущения, и коснулась губами щеки, а Сенджу довольно улыбнулся и вскоре присоединился к ней. Разомлевшая от любви, куноичи перекатилась на бок и, закинув на Тобираму ногу, уткнулась носом ему в грудь. Они лежали на голом полу, но сейчас это не имело никакого значения. Он глядел в потолок, задумчиво поглаживая девичье плечо, слушая её тихое дыхание. На дворе стояла глубокая ночь, и комнату освещало только слабое мерцание лампы. — Тобирама… — позвала она и поднялась на локте. — Ммм? — шиноби посмотрел на неё из-под полуопущенных век. — Ты помнишь про желание? — Акира всё ещё немного стеснялась обращаться к нему на ты, но после случившегося «выкать» было уже странно. Широкая ладонь переместилась Юри на талию. Он удивлённо изогнул бровь. Сенджу сейчас выглядел таким беззащитным, человечным, без всей своей напускной серьёзности. — Ну, я весь во внимании… — Мне бы очень хотелось провести с тобой вдвоём хотя бы один день, — Акира облизнула губы и вдруг разволновалась. — Хотя бы день, чтобы просто разговаривать… чем-нибудь заниматься… не надо так смотреть! Я не то имела в виду, — принцесса опустила ресницы. — Ведь мы так хорошо поняли друг друга, когда говорили ночью в саду. Сенджу внимательно поглядел на неё и кивнул. — Это всё, чего ты хочешь? — А разве можно желать большего? Они одновременно потянулись друг к другу, соприкоснувшись губами. Поцелуй был длинным, томным, как жаркий летний день, и Юри вдруг вспомнила, что Тобирама одним разом не ограничивается… Отчего вдруг про это подумала? Словно прочтя её мысли, шиноби подхватил Акиру на руки и перенёс на футон, навис над ней, опираясь на руки. Получив молчаливое согласие, Сенджу провёл ладонью по бедру куноичи, коснулся губами колена — принцесса вцепилась пальцами в простынь и крепко зажмурилась. Протяжно выдохнула и задрожала, когда он двинулся выше. Ощущения, которые дарил ей Сенджу, были новыми, ни с чем не сравнимыми. Сегодня они занимались именно любовью, выпивая друг друга до дна и никуда не спеша. До рассвета было ещё далеко.