Ouroboros

«Том». «Что тебе надо?» «Что это было?» «Не понимаю о чём ты. У тебя, кажется, урок? Вот и занимайся». Джинни раздраженно выдохнула, захлопнув дневник. К Макгонаггл она его, конечно же, не отнесла, но разобраться во случившемся хотела. Звучало странно, но Том был этаким другом, которому всё можно было рассказать. Вот только поддержки от него не получишь, только ехидные намеки и высокомерное отношение. Но от этого он казался лишь человечнее. Как-то раз она спросила его: не проклят ли он? Может он заколдованный волшебник? Он лишь ответил «Возможно» и больше на вопросы не отвечал. Жестокое убийство кошки Филча потрясло всех. Хогвартс не особо был богат на интересные события. Ей отрубили голову и выпустили кишки, кровью написав «Тайная Комната снова открыта». Когтевранцы, любившие историю, рассказывали, что в пару свитках встречали упоминание Тайной комнаты, но что это и зачем понадобилось убивать кошку никто не знал. Ученики перешучивались, но идя по коридорам теперь постоянно оглядывались. Парочке слизеринцев, пошутивших, что это их рук дело, сломали руки. Больше никто не шутил. Напряжение ощущалось все сильнее. В магической Британии дела тоже шли неважно. Люди стали пропадать чаще положенного и закрывать на это глаза уже было нельзя. Усилилась деятельность ненавистников магглороджденных. Часто можно было встретить висящие плакаты, доказывающие всю ничтожность магглов. Гермиона, каждый раз проходя мимо них, стыдливо опускала голову. — Джиневра Уизли? Назовите заклинание для изменения массы неодушевленных предметов. Джинни очнулась от мрачных мыслей и пустыми глазами уставилась на профессора. Она это учила, правда. Вот только всё никак не шло название. — Ээ, Зиголио? — попыталась она. — Ну, если Вы хотите превратить котел в жабу, то пожалуй, да, — холодно ответила профессор Синистр, заменяющая Макгонаггл. — Попробуйте еще раз. Уизли уставилась в учебник, тщетно пытаясь отыскать нужное. — Что ж, три балла с… Вдруг дневник резко открылся на первой странице, и посередине было выведено каллиграфическим подчерком: «Рикенис» — Рикенис! — обрадованно воскликнула Джинни, даже чуть приподнимаясь с места. Мисс Синистр оценивающе посмотрела на нее из-под очков-половинок и произнесла: — Наконец. Два балла Гриффиндору. — Но вы хотели отобрать три! Это нечестно! — воскликнул пухлый Рик Даверс, который был знаменит своим обостренным чувством справедливости. — Мистер Даверс, хотите добавить еще балл Гриффиндору? Ладно, тогда ответьте… — Ээ, нет, извините, всё честно, — пробормотал в миг остывший парень. Урок продолжился, а Джинни решила поблагодарить Тома: «Спасибо, не люблю отвечать, это напрягает» И пририсовала грустную рожицу. «Пф, если бы я был таким же глупым, как ты, то меня тоже напрягало. Отвечая на твой вопрос ранее, с Поттером было что-то не так. Потому такая реакция. Это ты понять сможешь? Удивительно, что ты чистокровка.». Джинни нахмурилась. Пока она раздумывала над ответом, урок закончился. Девушка собрала вещи и зашла в пустой класс по соседству. Предстоял долгий разговор. «Что ты имеешь ввиду «что-то не так»? И как влияет то, что я чистокровка? Сейчас разделяют волшебников на чистокровок и грязнокровок только старые идиоты, сидящие в Визангемоте.» Том часто делал подобные намеки, явно ненавидя грязнокровок. Джинни пыталась его переубедить, ссылаясь на известных магловских ученых, художников и прочих. Помогала ей с этим Гермиона, по-прежнему недоумевая насчет дневника: — Он в своем роде уникум. Ты же помнишь Говорящие тетради твоих братьев? Весь секрет в том, что они заложили в них определенные функции. Они только и делают, что отвечают положенные слова, которых не так-то много, и напоминают вовремя хозяину о важных делах. Твоя же похожа на тот эксперимент Тавриумиса, когда он перенес свою душу целиком в тетрадь. Опыт прошел успешно, но было одно но: тело должно было постоянно находиться в контакте с тетрадью. А его тело по сути стало овощем. Вот и лежала тетрадь в его руках целыми годами, пока он не умер, а вместе с ним и тетрадь. Это был весьма любопытный, но бесполезный опыт. — Почему бесполезный? — спросил тогда Рон, любивший слушать историю магии от Гермионы. — А зачем нам эта магия? Массово перевести свое сознание в предметы? И что потом с этим делать? Маги того времени пытались провести подобный опыт с перемещением животных, но те умирали. Век спустя, Широп Горавий попытался создать новый вид големов с помощью этой магии, тоже ничего не получилось, — Гермиона вздохнула и поправила волосы. — Я бы советовала тебе сжечь его, но ты так не сделаешь. Темной магии в нем я не обнаружила. Пользуйся аккуратнее, Джинни. Тома ничего не переубеждало, хоть он и прислушивался. Его аргументы сбивали Джинни с толку своей извращенной логичностью. «Эти старые идиоты — чистокровные волшебники, которые смогли добиться заслуженно высокого положения.» «Насчет заслуженного — вряд ли. Так что насчет Гарри?» — переспросила Джинни. «Не спрашивай, мне самому не понятно.» Уизли закрыла дневник и задумчиво уставилась на пыльные парты. Гарри был такой же как всегда, что с ним могло быть не так? На секунду она почувствовала вину. Почему она в нем сомневается? Лишь из-за слов какого-то дневника? Какой бред, Господи. Джинни почувствовала себя ужасно одинокой. «У нас кошку Филча, завхоза, убили. Написали ее кровью: «Тайная комната снова открыта.» — написала Уизли, чувствуя, что ей нужно хоть чем-то с кем-нибудь поделится, пусть это даже был странный дневник. «Ты знаешь, кто это был». Дверь в класс открылась, а Джинни выронила дневник. — Джинни? *** — Джинни, что ты тут делаешь? — спросил Гарри, заходя в класс. — Эм, сижу, — тупо ответила Уизли, разглядывая дневник, лежащий на полу. Гарри странно посмотрел на нее. — Мне просто надо было побыть одной, — начала оправдываться девушка. — Понимаешь, вроде ничего не произошло, но все равно это всё так… — Угнетающее? — понимающе подхватил Поттер, мягко улыбаясь. — Если хочешь, я могу уйти. Еще одно несомненное качество Гарри, которое так ценила Джинни (ладно, она всё в нем ценила), было понимание желания побыть одной. В семье Уизли на подобное часто оскорблялись, ошибочно принимая на свой счет. Но Гарри всегда чутко относился к настроениям других. — Ты мне сбил весь настрой, так что, так и быть, можешь остаться, — фыркнула Джинни, насмешливо махнув на соседний стул. Поттер присел рядом и, взметнув облако пыли, чихнул. Потом поправил очки и рассеянно спросил: — А чего — как его там, Том? — дневник валяется? — Просто. — Оу, ладно. Настала неловкая тишина. Гарри прикрыл глаза и откинулся на спинку стула. Джинни внимательно разглядывала его. Что в Гарри, таком привычном и родном, могло быть странным? Да, он носил странные футболки с магловскими рок-группами, которые постоянно дарил ему Сириус. С непонятным дружелюбием относился к Малфою (даже самого Малфоя это пугало). У него было много вещей и привычек, которые не были очень уж приглядными. Но он всё равно оставался обычным подростком, который постоянно просыпал, не делал домашнюю работу и искал себе приключения на задницу. Ничего странного. Но Джинни доверяла Тому, чтобы просто так отбросить сомнение. Джинни услышала одобрительный шепот. Она повернулась к Гарри, но тот спал. *** — Гермиона! Ты как алмаз для нъерглихха, как ночь для вампира! Так же любима и прекрасна! — Ты же знаешь, что вампир вполне переносит дневной свет? Забавно, что в фольклоре волшебников нет как таковых рассказов о вампирах, вы переняли эти байки у магглов. Списать не дам. Рон вздохнул и грустно пошел донимать других гриффиндорцев. На завтра надо было написать эссе по Зельям и Трансфигурации. А также перечислить все свойства камелии, если использовать ее в Чарующем эликсире. Рон не сделал ничего. Гермиона снова открыла книгу «Пятьдесят семь способов понять, что перед вами лепрекон» Эрлиха Коффендофера. Лепреконы ее не интересовали, но в книге был любопытный рассказ, как с помощью магловской химии, объединенной с Простейшими Чарами, автор смог вычислить лепрекона и заставить его отдать всё золото. При желании, если узнать, что именно Эрлих позаимствовал из химии, можно было бы видоизменить формулу, попытаться вплести заклинания посложнее, конечно, ей надо немедленно подтянуть уровень химии, и тогда, возможно, что… — Гермиона Грейнджер? Извините, вы не знаете, где Гермиона Грейнджер? Первокурсница с огромными перепуганными глазами прижимала к себе школьную сумку и взволнованно спрашивала про Гермиону Грейнджер. Гермиона снова вздохнула и оторвала взгляд от книги. Поднявшись с удобного дивана, она подошла к девчушке. Но та вдруг резко вышла из комнаты. Решив, что это своеобразное приглашение пойти за ней, Гермиона вышла из гостиной Гриффиндора, равнодушно разыскивая первокурсницу. — Грейнджер. Девушка повернулась. — Малфой. Удивительно, что ты знаешь моё имя. Драко усмехнулся, вальяжно облокотившись на стену. — Как не знать самую… — Где девочка? — спросила Гермиона, не настроенная выслушивать пылкие речи слизеринца. Малфой нахмурился, не привыкший, что его могут перебивать. — Я ее попросил тебя привести. Мне нужно, чтобы ты кое-что выполнила для меня, — высокомерно произнес он. Девушка устало прислонилась к стене. Этот день однозначно утомлял ее. — С какой стати, я должна помогать тебе? Я не благотворительный центр для нуждающихся. Малфой еще больше задрал подбородок. Еще чуть-чуть и его голова просто откинется назад: — Мне не нужна помощь. Мне нужна услуга. Я могу заплатить тебе, Малфои всегда щедро вознаграждают. — Я не нуждаюсь в деньгах. Услуги незнакомым людям не оказываю. Просто признай, что ты нуждаешься в помощи, — насмешливо произнесла Гермиона, рассматривая внимательнее слизеринца. Он явно похудел, а волосы потеряли прежний блеск. Малфой стал блеклой тенью. Правда, сейчас он был злой блеклой тенью, с раздражением смотря на Грейнджер. — У тебя комплекс мессии? Помогаешь только юродивым, вроде твоего рыжего дружка? Гермиона молча повернулась к двери в гостиную. Ей не хотелось помогать этому мелкому ублюдку. — Подожди! Хорошо, — прикрикнул Малфой, останавливаясь в трех шагах от девушки, и молча раздумывал, яростно сжимая кулаки. — Мне нужна помощь. Я извиняюсь, что оскорбил этого рыжего идиота . Но это дело, обещаю, будет интересно, в первую очередь, и тебе. Грейнджер развернулась к Драко. Ее проблема была в излишнем любопытстве.