Вакантное место на смерть

Что за черт! Как этот человек здесь оказался? Это ведь закрытое мероприятие и пресса сюда не допускается! Я, конечно, тоже представитель прессы, но я не в счет, я гость мамы. А он что тут забыл? Но Аарон Хендрикс определенно был уверен, что находится там, где и должен. Что, собственно, подтверждал и его внешний вид: смокинг, белая шелковая рубашка, идеально завязанная бабочка, уже виденные мною начищенные ботинки; черные волосы, обильно смазанные гелем для укладки, тускло поблескивая в свете люстр, аккуратно зачесаны назад. И такая кротость в глазах! Ну, прям подарок для диснеевской принцессы! Вот только откуда у этого бывшего военного врача, а ныне не самого удачливого журналиста с задатками диснеевского принца столько денег? — Прошу прощения… — еще раз бормочет Аарон, тушуясь под тяжелым взглядом Лексы. — Са… Лекса, понимаю, что я сейчас, наверное, самый последний человек в мире, кого бы ты хотела видеть. Но я прошу тебя, пожалуйста, позволь мне извиниться и все объяснить. Лекса шумно выдыхает, но вместо ожидаемой мною отповеди, продолжает молча буравить мужчину взглядом. Я нервно оглядываюсь в поисках Маркуса, но они с мамой как сквозь землю провалились и, что еще более странно, ни одна живая душа не смотрит в нашу сторону. Однако устраивать сцену и указывать, куда мистеру Хендриксу стоит удалиться, оставив Лексу в покое, я не решаюсь. Музыканты, взявшие краткий перерыв для отдыха, вновь вернули все свое внимание к инструментам, подстраивая их и создавая вокруг себя какофонию звуков. От этого странного, словно вытягивающего из-под кожи жилы звучания, захотелось съежиться, передернув плечами и втянув голову, сжаться в комок. Отчего-то кажется, что такая реакция у меня вызвана не только дисгармонией звуков, но и присутствием совсем рядом Аарона Хендрикса ака Беллами Блейка. И с этого момента он навсегда ассоциируется у меня с неблагозвучным звучанием оркестровых инструментов. — Меня не интересуют ни ваши объяснения, ни ваши извинения, мистер Хендрикс. — Наконец, цедит Лекса, собираясь отвернуться. — Саш… Пожалуйста… всего один танец. — Заламывая едва заметно подрагивающие руки, просит мужчина. Его взгляд, полный раскаянья, быстро мечется между ней и мной, и вновь возвращаясь к девушке, всматривается в прищуренные глаза. — Я готов ответить на любой твой вопрос, предоставить любую информацию, которая тебя заинтересует. Прошу… Ее кулаки сжаты так, что видны побелевшие костяшки, но она поворачивает голову и ловит мой взгляд. Что бы она ни говорила, какие бы решения не принимала — прошлое всегда и неотступно будет следовать за ней по пятам. Белые пятна неизвестности, поселившись в ее памяти, с каждым годом все больше превращались в пугающую, непроглядную темноту. Они окутывали, затягивали, причиняя острую боль. Ей не нужно было этого даже говорить. Такой неприкрытый, усталый взгляд — он рассказывал мне больше, чем все слова когда-либо слетавшие с этих губ. Яркие вспышки воспоминаний, урывками врывающиеся в ее жизнь, причиняли ту же невыносимую боль, что и последние часы жизни ее родных, навсегда оставшиеся для нее под покровом тайны. Как бы она ни пыталась убедить всех вокруг, и в первую очередь себя, что ей нет никакого дела до своего прошлого, до своей семьи — это была ложь. Лекса нуждалась в ответах! На замену отсутствующим воспоминаниям ей жизненно необходимы были иные, пусть чужие, но о ее семье, и, может быть даже, о ней самой. Чтобы жить без оглядки на прошлое, Лексе нужно было найти свои корни… И только Аарон Хендрикс смиренно ожидающий сейчас ответа подле нас, мог дать ей все, в чем она нуждалась, мог дать ей все это. До боли прикусив губу, я едва заметно кивнула. В руках Кори Тейлора, словно ожившие, струны гитары доверительно зашептали, наполняя затихший, погрузившийся в легкий полумрак зал первыми аккордами Taciturn (Stone Sour). Ведомая Аароном Хендриксом, Лекса, чье платье в приглушенном освещении смотрелось ярким ореолом чистой невинности, покорно шла следом в самый центр танцпола. Они выглядели идеальной парой. Это стало понятно, как только Хендрикс, притянув девушку ближе, уверенно положил руку ей на талию и закружил в танце. Высокий, статный красавец и хрупкая, словно точенная, ослепительной красоты богиня, с обжигающим огнем в глазах. Их тела, соединившись в танце, казались двумя кусочками единого пазла; и это поражало, удивляло, и пугало, но оторвать взгляд от этой потрясающей красоты было невозможно. Они медленно кружились под хрипловатый голос певца и одиноко стенающие струны, словно капли дождя хмурого неба в сиротливое окно, пока на припеве, к плачущему в руках Тейлора инструменту, тонким голоском не присоединились скрипки. В этот момент Хендрикс, сделав шаг, замер, закружив Лексу — и яркие всполохи белого огня окончательно привлекли внимание всех, кто находился в зале. «Across the world for you…» С новым куплетом напряженно, едва светящий свет в лампах затрепетал, и звучащую музыку дополнило пианино, с редкими вздохами безграничной грусти иногда вступали виолончели. Пара легко и свободно двигалась по танцполу, не стесняемая соседями; один за другим люди, забывая о своем танце, уходили в сторону, как завороженные наблюдая за этими двумя. И если Лекса, даже поднимая глаза на мужчину, казалась, была не здесь, всецело погрузившись в свои мысли, то Аарон смотрел на нее с нескрываемым обожанием, восхищением, благоговением. В этом танце Лекса была его бриллиантом, а он — огранкой. «Give me a sign…» С надрывом, полный отчаянья, молил Кори и зал, взорвавшись светом, до краев заполнился богатыми переливами звуков. Аарон с Лексой, погруженные в музыку, словно сами став ее частью, с упоением кружили по паркету, едва его касаясь. Что бы я не чувствовала в этот момент, о чем бы не думала весь вечер, но не наслаждаться этим танцем я не могла… Когда необузданная ярость звуков смолкла, в гордом одиночестве, проронив свои последние слезы, затихли струны… на несколько долгих мгновений зал погрузился в тяжелое полотно тишины. А потом взорвался аплодисментами! Спрыгнув со сцены, улыбающийся Кори Тейлор подбежал к Лексе и Аарону. Перекинувшись с ними парой слов, он поцеловал ее запястье и быстро обменялся рукопожатиями с Хэндриксом. С трудом сглотнув, осушаю свой бокал вина, и, не дожидаясь официанта, тут же наполняю его снова. Медленно пробираясь через окружившую их толпу, Лекса и Хендрикс двигались к главному столу вечера, за которым все еще сидела я. Почти каждый человек на их пути стремился высказать девушке свое восхищение и, завидуя, потрепать мужчину по плечу. — Лекса, спасибо за танец. У тебя такое же врожденное чувство ритма, как и у твоей сестры. — Аарон, довольно улыбаясь, галантно выдвинул для девушки стул и приобняв за талию, пропустил ближе к столу. — Кос великолепно двигалась. Она словно парила и ты… Он запнулся на полуслове, когда молчаливая Лекса схватив со стола свой бокал, мигом выпила его, а следом еще и мой. Стоило ей обернуться, как мужчина поспешно отступил назад, тушуясь под свирепым взглядом. — Прости… Я говорю совсем не то. Я должен извиниться. — Пробормотал он, пытаясь найти в зеленом пламени ненависти, хоть каплю дружелюбия. — Лекса, я действительно, очень искренне сожалею о своем поступке. Мне не стоило писать ту статью. Дело в том, что мой психотерапевт, помогая справиться с последствиями моей службы в армии, сделал некое предположение, и я, не верно его истолковав, пришел к выводу, что таким образом смогу все исправить… Я всегда знал, кто ты, и хоть мы и не породнились, но считал тебя частью своей семьи. Я должен был защищать тебя, этого бы хотела Кос. Мне искренне жаль, что меня не было рядом столько лет, но я бы хотел надеяться и готов… — Если вы еще раз приблизитесь ко мне, заговорите со мной или напишите какую-либо статью, — грубо оборвав излияния мужчины, холодно процедила Лекса. — Я обращусь в суд и потребую запретный ордер на ваше имя. Какие бы отношения вас не связывали с моей сестрой, вы не имеете никакого права считать, что вас что-то связывает со мной. И если у вас действительно имеется хоть какая-то важная информация о моей семье, свяжитесь с моими адвокатами и передайте ее им. — Она на мгновение замолчала, переведя взгляд с ошарашенного и растерянного Хендрикса на приближающегося к нам губернатора с женой. — И я советую вам убраться с моих глаз, как можно скорее, иначе я позову охрану. Аарон Хендрикс выглядел так, будто его молния поразила. Причем не единожды и прямо в макушку и до самых пят. Побледнев, он во все глаза потерянно смотрел на Лексу, сжавшиеся в кулаки руки мелко подрагивали, но звезда, словно за один взмах своих ресниц забыв о его присутствии, улыбнувшись, приветливо помахала губернаторской чете и, усевшись с ними за стол, завела светскую беседу. Не будь Аарон Хендрикс тем, кем он был, и не причини он Лексе столько боли - из-за своих психологических проблем, я бы, наверное, даже испытала к нему некое подобие жалости. Просто человек с поломанной судьбой. Он жил прошлым, хотя вполне мог двигаться дальше, но он был слаб. Слабее, чем шестилетний ребенок, переживший кровавую бойню в своем доме и, несмотря на все невзгоды, вставший на ноги и наладивший свою жизнь… Наверно поэтому, когда Хендрикс перевел на меня свой озадаченный взгляд, он наткнулся на презрение и полное непонимание, почему он все еще не выполнил требование Лексы и не оставил нас в покое? Нервно мотнув головой, мужчина, резко развернувшись на каблуках, скрылся в толпе. Однако легче мне после того, как он ушел, не стало. Лекса, казалось, забыла не только о Хендриксе, но и обо мне. Никогда прежде я не чувствовала себя столь лишней, как в этот момент, пока все сидящие увлеченно разговаривали о чем-то и только я, не замечаемая ни кем оставалась за границами этого общения. Спустя несколько минут, когда терпеть весь этот фарс больше не было сил, я, наконец, увидела приближающихся к нам Маркуса и Эбби. Хвала Небесам! Где их черти только носили?! Но стоило мне вскочить с места, как железная хватка тонких пальцев стиснула мне запястье, удерживая на месте. Извинившись перед своими собеседниками, Лекса поднялась, выпуская мою руку так же быстро, как и схватила. — Они проверили списки — его нет в числе приглашенных. — Негромко выдохнул Маркус, подходя к нам. — Я попросил охрану вышвырнуть наглеца, но его нигде нет. — Не важно. — Зачем ты вообще пошла с ним танцевать? — Захотела почувствовать себя Золушкой на балу. — Огрызнулась Лекса и, метнув быстрый взгляд на остановившуюся за Маркусом Эбби, вновь посмотрела на мужчину. — Выйдем. Я хочу позвонить Линкольну. Кивнув, Кейн повернулся к маме и, извинившись, пообещал, что как только уладит возникшие срочные дела, обязательно найдет ее, и они выпьют обещанный бокал вина. Пока ее агент распинался перед моей мамой, Лекса, чуть повернув голову и склонив ее вперед, позволила своим волосам, соскользнув с плеч, упасть так, чтобы ее лица не могли видеть те, кто смотрел бы с боку; ее взгляд, скользнув по мне, поспешно добрался до глаз и замер. В неверном свете люстр, из-под длинных темных ресниц, переполненные печалью, как драгоценные камни сверкали зеленые глаза. В безграничном море грусти по родным, на самом дне, в самой глубине своего взгляда она бережно баюкала боль растревоженных и вновь вскрытых душевных ран, отчего зелень лишь темнела, становясь не изумрудной и не нефритовой, словно избирая для себя свой собственный, смешанный оттенок цвета — цвета предштормового моря. Боже Всемогущий, если бы только я могла понять, о чем молили эти глаза! Что так сильно хотела сказать мне Лекса? Но это был лишь краткий миг. Гордо вскинув голову, эта непостижимая для меня девушка, в чьих уголках глаз всего мгновение назад были готовы засверкать слезинки, взяв Маркуса под локоть и извинившись перед Эбби, растворилась среди гостей бала. Час спустя уставшая Эбби, вымученно улыбалась соседям по столику, вынужденная поддерживать разговор за нас обеих. Безучастно крутя в руках бокал, я никак не решалась сделать глоток, чувствуя, что вино превратилось для меня в уксус. — Лекса просила передать, — шепнул появившийся Кейн, мягко приобняв меня за плечи и наклонившись к самому уху. — Что они проедут два квартала в сторону отеля и остановятся. Иди, такси уже ждет тебя. Линкольн привычно снимает пентхаус с сигнализации и неторопливо обходит все комнаты первого и второго этажей. Мне хочется поскорей покончить со всем этим. Пожелать Линку с весело трещащей у меня над ухом Октавией хорошего вечера и, выпроводив их из квартиры — обнять Лексу. Мне это нужно. И я знаю, что она в этом нуждается не меньше… Всю дорогу она так тиха… И я не отхожу от нее ни на шаг, стоя рядом в коридоре, пока они обмениваются с парнем уже ставшими традицией фразами: — Не забудь поставить на сигнализацию. — Как только закрою дверь… — Едва слышно выдыхает она свое обещание. Но стоит замку щелкнуть, как Лекса так и замирает прижимаясь к дверному полотну лбом. Мои руки сами собой тянутся к ней, обвивают талию. Я прижимаюсь к ее спине так, чтобы между нами не осталась и самого воздуха. Я вдыхаю аромат ее жасминовых духов и привычно целую в волосы. Тишина разливается по квартире. Если бы только слова облегчали боль. Если бы только прикосновения унимали пылающие в душе пожары. — Я устала… — Знаю, малыш… пойдем. Душ и спать. — Иди. — Мягко скользнув ладонью по моим рукам, тихо просит она. — Включу сигнализацию и приду к тебе. Еще одно тесное объятие, еще один поцелуй в волосы: — Не задерживайся. На ходу сбрасываю босоножки. Туда же на пол следует ремешок от платья. Расстегнув молнию, выскальзываю из наряда и, замешкавшись, все же аккуратно укладываю его на кресло. Включив струи воды в душевой, закалываю волосы и, избавившись, наконец, от нижнего белья, с благоговением отдаю свое тело в ласкающие объятия теплых струй воды. Блаженно выдохнув, под быстрые капли подставляю лицо, а после, щедро выдавив гель для душа, неспешно разминаю уставшее тело. Животворящая сила душа делает свое дело и сама того не замечая, я начинаю негромко напевать какую-то незамысловатую мелодию. Звук застревает в горле, а я испуганно замираю, вдруг понимая, что Лекса до сих пор не пришла. Выключив воду, я распахнула стеклянные двери: — Лекса? Тишина. Выскочив, наскоро обтираюсь и, накинув халат, спешу в спальню. У изголовья кровати горят включенные мною настенные бра, и полог одеяла откинут, а на кресле лишь мое платье. Лекса сюда так и не зашла. Выбежав из спальни, испуганно застываю на пороге, потерянно моргая и привыкая к полумраку пространства. — Лекса? В сгущающемся сумраке, мой напряженный голос, эхом разлетаясь по пентхаусу, затихает, натыкаясь на безмолвие темных силуэтов мебели, меж которых словно призрак сейчас прячется мой страх. Чувствуя, как сердце заходится в панике, я сделала осторожный шаг вперед, машинально оглядываясь на единственный небольшой источник света: два тусклых торшера в коридоре возле столика. А на нем ярким пятном — букет голубых и желтых гербер.